Праздник
Весеннее утро в этот день
выдалось на редкость тихим и солнечным. Ни одного облачка не появилось на небе,
хотя ещё вчера над головой всё было затянуто серыми тучами, и, казалось, на
следующий день дождя не избежать. Солнце уже поднялось довольно высоко, но ещё
не настолько, чтобы с ратушной площади его можно было видеть – светило скрывали
городские стены. Через них поток яркого оранжевого света пока ещё только как бы
перетекал, заставляя сверкать остроконечные
шпили собора и делая ещё более красной черепицу на крыше городской ратуши.
Сюда, на широкую площадь, примыкающую к
крепостной стене и окружённую с остальных трёх сторон величественным зданием
собора, ратушей и рынком, стекались по узким улочкам потоки горожан. Люд,
заполнявший площадь, был самым разношёрстным. Здесь были ремесленники,
оставившие свою работу, чтобы поглазеть на предстоящее зрелище, торговцы, что
не стали занимать в это утро своих насиженных мест на рынке, потому что ими
безраздельно овладело любопытство, студенты с весёлыми молодыми лицами в
засаленных и залитых чернилами и вином камзолах, с удовольствием променявшие
скамьи аудиторий на места на площади,
женщины с вертлявыми младенцами на руках, вездесущие мальчишки в латанных
штанах и таких же курточках, нищие – непременные участники любой толпы,
благородные дворяне со своими семействами и ровные шеренги солдат, закованных в
железо, с длинными копьями и щитами в руках. Над всей этой людской массой на
длинном балконе двухэтажного здания ратуши разместился со своей молодой женой
герцог, одетый по-праздничному в фиолетовые бархатные одежды, расшитые золотом.
Его голову украшала великолепная шляпа с перьями, из-под которой падали на
плечи вьющиеся локоны чёрных волос. Аккуратно постриженная, не по годам пышная,
борода была к лицу молодому правителю. Жена герцога своими нарядами ничуть не
уступала своему мужу. Окружавшая их свита тоже выделялась изысканностью одежд,
соответствующей предстоящему мероприятию. Герцог смотрел на разноликую толпу,
шумевшую под балконом, и о чём-то оживлённо переговаривался с женой. По его
виду было заметно, что настроение у него приподнятое, соответствующее
предстоящему действу. Гирлянды разноцветных флажков, развешанных над площадью
по его приказу, оставались ещё от предыдущего праздника, после которого прошло
всего несколько дней. Флаги на длинных древках развевались над бойницами
крепостной стены на лёгком утреннем ветерке. Всё это радовало горожан, и среди них не было того, кому бы
вид празднично украшенных площади и стены над ней не пришёлся бы по душе. В
предвкушении зрелища люди в толпе оживлённо беседовали друг с другом, включая
молоденьких девиц и дородных матрон.
- Что ни говори, а молодец наш новый герцог
Карл. Не успел занять трон своего покойного отца, а сколько уже принёс радости
своим подданным! – с воодушевлением высказывал своё мнение лавочник с копной
рыжих волос рядом стоящему полному мужчине, по виду зажиточному мещанину. –
Двадцать бочек вина из дворцовых запасов на Пасху! Кто ещё может похвастать
такой щедростью кроме нашего благородного Карла? Не успел народ протрезветь
после святого праздника, как ему новая радость по прихоти молодого герцога –
рыцарский турнир! Вот уж во истину широкая благородная душа! Да продлит Господь
дни его правления! Не прошло и недели, и опять есть на что поглазеть.
- Вы совершенно правы, герр Бауэр, - закивал
головой толстяк. - Народу необходимы развлечения. После крестовых походов на
Святую землю людей что-то должно встряхивать, чтобы жизнь не напоминала болото.
Высокий
и тощий, как жердь, молодой мужчина в кожаной безрукавке с меховым воротником и
в помятой куцей войлочной шляпе, до этого с интересом молча слушавший беседу
двух стоящих рядом с ним зрителей, вклинился в разговор.
- Да, да, господа, походы, несущие слово
Господне и цивилизацию варварам и еретикам, просто необходимы. Я вот слышал от
свояка, что Тевтонский орден намеревается в ближайшее время пойти на Русь, и
будут набираться добровольцы.
- Не удивлюсь, если так и будет, - согласился
толстяк. – Во-первых, Господу всегда угодно, чтобы слово его утверждалось на
землях еретиков, а во-вторых, возможно, не зря на днях магистр ордена посещал
нашего герцога. Я вот всегда считал, что наша вера и наша культура должны
распространяться не только на юг к сарацинам, но и в восточные земли. Западная
Европа это центр мировой цивилизации. Я первым запишусь в войско, когда будет
набор. Доводилось мне слышать, что у русичей богатства несметные и девы их
хороши собой.
- Что правда, то правда, - поддакнул высокий и
худой собеседник, - эти же слова говорил мне один заезжий купец прошлой осенью.
В
ожидании зрелища горожане судачили на разные темы, и над площадью стоял гул из
человеческих голосов. У всех было праздничное настроение, и на горбатого
юродивого, проливающего слёзы и размазывающего их по грязному лицу, никто не
обращал внимания. Да, разве он стоил чьего-то внимания? Безумец, он и есть
безумец. Женщины тоже обменивались мнениями между собой, только темы их не
касались политики. Они больше обсуждали внешний вид тех, кто возвышался над
толпой по своему положению, иногда зло подшучивая в полголоса над кем-нибудь из
них. Не оставили без внимания их острые языки и главного участника и
исполнителя грядущего представления известного каждому горожанину Гуго, одетого
в свой балахон.
- Вы только посмотрите, соседка, какое пузо
отъел на герцогских харчах этот великан! - сказала на ухо толстой тётке
молоденькая девица в покрывающей голову простенькой шапочке, из-под которой,
как поток, лились на спину длинные белые волосы. – Сколько себя помню, столько
помню и Гуго. Интересно, сколько ему лет?
- Сколько ему лет? У него нет возраста, Герта.
Гуго не может состариться. Он пережил нашего герцога Фердинанда, да будет земля
ему пухом, прослужив ему верно многие годы, переживёт и его сына Карла. Помяни
моё слово. Если бы ты питалась, как он, человеческими душами, ты сохранила бы
навсегда свою молодость.
Девица
несколько раз перекрестилась.
- А насчёт пуза ты права, детка. Но Гуго ведь
не рыцарь, чтобы на коне скакать, и доспехов ему не носить. Брюхо ему не
помеха.
Обе
женщины негромко рассмеялись.
- Вот нашему красавцу герцогу такой бочонок
под камзолом был бы в тягость. Он ещё совсем недавно свою удаль показывал на
рыцарских турнирах, и поверь мне, скоро затеет какую-нибудь войну.
Тут
над толпой прокатился возбуждённый рокот. Это из-под арки, отделяющей узкую
улицу от площади, выехала повозка, запряжённая парой белых лошадей. На ней
стояла, гордо держа голову, героиня сегодняшнего дня жена мясника Роза. Когда
кучер остановил лошадей, она, вся в белых одеждах, сошла лёгкой поступью на
шлифованные камни мощёной площади. Люди из толпы начали выкрикивать какие-то
фразы, адресованные героине дня, они старались перекричать друг друга и,
казалось, рвались к женщине. Но солдаты, образовав собой коридор, не давали
возможности живому человеческому морю, разделённому на две части, слиться и
поглотить ту, ради которой это самое море разлилось ранним утром на ратушной
площади.
- Ей бы крылья, и вылитый ангел в белой
рубахе, - крикнул один студент другому, стараясь перекричать толпу.
- Хороша, чертовка! – ответил ему товарищ. –
При виде её восстаёт всё моё мужское естество.
Женщина
медленно ступала босыми ногами в направлении лестницы, что была впереди, и,
казалось, не обращала внимания на беснующуюся толпу по обе её руки.
- Ты видишь корзиночку, что у ног Гуго? –
дёрнул соседа за плечо худощавый старик. – Он сам выбрал её на днях среди моего
товара. А Гуго, должен тебе сказать, разбирается в этих вещах. Только это уже
он обмотал красной лентой ручку для торжественности.
Тем
временем женщина в белом поднялась по ступеням на деревянный помост,
построенный плотниками за прошедшую ночь по случаю сегодняшнего мероприятия.
Там уже стоял рядом с Гуго глашатай в нарядном длинном камзоле, отороченном по
подолу мехом. Он торжественно развернул бумажный свиток и долго и нудно читал
собравшимся о причинах, по которым именно Роза стоит сегодня перед ними, но
толпа шумела, и ей не терпелось, чтобы чтение поскорее закончилось. Люди
жаждали зрелища. Глашатай закончил и сошёл с импровизированной сцены, оставив
взорам собравшихся мужчину и женщину, каждый из которых должен был сыграть в
это утро свою роль.
Когда
Роза сделала первый шаг, толпа затихла, так как приближался момент
человеческого перевоплоще-ния, будоражащего кровь, ради которого все эти люди
собрались добровольно в это весеннее утро на городской площади. Хотя Роза была
женой мясника, в эти торжественные минуты она заставила толпу не сводить с неё
глаз и следить за каждым её движением. Женщина сложила руки на груди и вознесла
взор к чистому синему небу. Её губы беззвучно шептали молитву, но каждый в
толпе слышал слова. Опустив руки, Роза шагнула к центру деревянных мостков, и Гуго - второй участник зрелища, двинулся
следом. Люди замерли, над площадью нависла тишина, и даже птицы, встречавшие
солнце весёлым щебетаньем, замолкли. Наступала кульминация, и каждый невольно
подался вперёд. Мальчишки изо всех сил тянулись на цыпочках, стараясь заглянуть
через плечи взрослых и не пропустить момента, ради которого они здесь в такую
рань. В центре мостков женщина остановилась, ещё раз подняла глаза к небу и
стала медленно оседать. Когда её колени коснулись деревянных досок настила, она
закрыла глаза, как бы засыпая, и подалась вперёд. В этом немом зрелище
казалось, что Розу одолел сон, и она беспечно опустила голову на деревянную
тумбу. Над умиротворённой женщиной возвышался, расставив ноги, великан Гуго. К
этому времени солнце уже поднялось над городскими стенами и залило своим светом
площадь, толпу, деревянные подмостки и двух людей на них – женщину и мужчину.
Последний, стоявший до этого неподвижно, медленно поднял обе руки вверх.
Напряжение в толпе возросло на несколько мгновений, и воцарилась гробовая
тишина, в которой можно было услышать свист опускавшегося топора. Голова
несчастной Розы, жены мясника, отравившей своего престарелого супруга,
приговорённой судом к смерти, упала в корзину с красной лентой.
- А-а-х! – выдохнула толпа и опять затихла,
осознавая перевоплощение живого человека в покойника, только что произошедшее
на её глазах. Зрелище взбудоражило кровь каждого присутствовавшего на казни,
смерть человека дала толчок к жизни, и серые будни теперь уже не казались
такими серыми.
Палач
Гуго держал над собой корзину с окровавленной головой несчастной женщины, стоя
на эшафоте и возвышаясь над толпой. А под ним расходились заниматься своими
делами горожане: торговцы и ремесленники, благородные и простолюдины, мужчины и
женщины, старики и дети. Они расходились, оживлённо обсуждая сегодняшнее
зрелище, как это делали они несколько дней назад, возвращаясь по домам с
рыцарского турнира. Площадь опустела, и на её камнях остался только лежать
свернувшийся в маленький комок рыдающий юродивый карлик. Но что взять с дурака?
Весеннее утро в этот день
выдалось на редкость тихим и солнечным. Ни одного облачка не появилось на небе,
хотя ещё вчера над головой всё было затянуто серыми тучами, и, казалось, на
следующий день дождя не избежать. Солнце уже поднялось довольно высоко, но ещё
не настолько, чтобы с ратушной площади его можно было видеть – светило скрывали
городские стены. Через них поток яркого оранжевого света пока ещё только как бы
перетекал, заставляя сверкать остроконечные
шпили собора и делая ещё более красной черепицу на крыше городской ратуши.
Сюда, на широкую площадь, примыкающую к
крепостной стене и окружённую с остальных трёх сторон величественным зданием
собора, ратушей и рынком, стекались по узким улочкам потоки горожан. Люд,
заполнявший площадь, был самым разношёрстным. Здесь были ремесленники,
оставившие свою работу, чтобы поглазеть на предстоящее зрелище, торговцы, что
не стали занимать в это утро своих насиженных мест на рынке, потому что ими
безраздельно овладело любопытство, студенты с весёлыми молодыми лицами в
засаленных и залитых чернилами и вином камзолах, с удовольствием променявшие
скамьи аудиторий на места на площади,
женщины с вертлявыми младенцами на руках, вездесущие мальчишки в латанных
штанах и таких же курточках, нищие – непременные участники любой толпы,
благородные дворяне со своими семействами и ровные шеренги солдат, закованных в
железо, с длинными копьями и щитами в руках. Над всей этой людской массой на
длинном балконе двухэтажного здания ратуши разместился со своей молодой женой
герцог, одетый по-праздничному в фиолетовые бархатные одежды, расшитые золотом.
Его голову украшала великолепная шляпа с перьями, из-под которой падали на
плечи вьющиеся локоны чёрных волос. Аккуратно постриженная, не по годам пышная,
борода была к лицу молодому правителю. Жена герцога своими нарядами ничуть не
уступала своему мужу. Окружавшая их свита тоже выделялась изысканностью одежд,
соответствующей предстоящему мероприятию. Герцог смотрел на разноликую толпу,
шумевшую под балконом, и о чём-то оживлённо переговаривался с женой. По его
виду было заметно, что настроение у него приподнятое, соответствующее
предстоящему действу. Гирлянды разноцветных флажков, развешанных над площадью
по его приказу, оставались ещё от предыдущего праздника, после которого прошло
всего несколько дней. Флаги на длинных древках развевались над бойницами
крепостной стены на лёгком утреннем ветерке. Всё это радовало горожан, и среди них не было того, кому бы
вид празднично украшенных площади и стены над ней не пришёлся бы по душе. В
предвкушении зрелища люди в толпе оживлённо беседовали друг с другом, включая
молоденьких девиц и дородных матрон.
- Что ни говори, а молодец наш новый герцог
Карл. Не успел занять трон своего покойного отца, а сколько уже принёс радости
своим подданным! – с воодушевлением высказывал своё мнение лавочник с копной
рыжих волос рядом стоящему полному мужчине, по виду зажиточному мещанину. –
Двадцать бочек вина из дворцовых запасов на Пасху! Кто ещё может похвастать
такой щедростью кроме нашего благородного Карла? Не успел народ протрезветь
после святого праздника, как ему новая радость по прихоти молодого герцога –
рыцарский турнир! Вот уж во истину широкая благородная душа! Да продлит Господь
дни его правления! Не прошло и недели, и опять есть на что поглазеть.
- Вы совершенно правы, герр Бауэр, - закивал
головой толстяк. - Народу необходимы развлечения. После крестовых походов на
Святую землю людей что-то должно встряхивать, чтобы жизнь не напоминала болото.
Высокий
и тощий, как жердь, молодой мужчина в кожаной безрукавке с меховым воротником и
в помятой куцей войлочной шляпе, до этого с интересом молча слушавший беседу
двух стоящих рядом с ним зрителей, вклинился в разговор.
- Да, да, господа, походы, несущие слово
Господне и цивилизацию варварам и еретикам, просто необходимы. Я вот слышал от
свояка, что Тевтонский орден намеревается в ближайшее время пойти на Русь, и
будут набираться добровольцы.
- Не удивлюсь, если так и будет, - согласился
толстяк. – Во-первых, Господу всегда угодно, чтобы слово его утверждалось на
землях еретиков, а во-вторых, возможно, не зря на днях магистр ордена посещал
нашего герцога. Я вот всегда считал, что наша вера и наша культура должны
распространяться не только на юг к сарацинам, но и в восточные земли. Западная
Европа это центр мировой цивилизации. Я первым запишусь в войско, когда будет
набор. Доводилось мне слышать, что у русичей богатства несметные и девы их
хороши собой.
- Что правда, то правда, - поддакнул высокий и
худой собеседник, - эти же слова говорил мне один заезжий купец прошлой осенью.
В
ожидании зрелища горожане судачили на разные темы, и над площадью стоял гул из
человеческих голосов. У всех было праздничное настроение, и на горбатого
юродивого, проливающего слёзы и размазывающего их по грязному лицу, никто не
обращал внимания. Да, разве он стоил чьего-то внимания? Безумец, он и есть
безумец. Женщины тоже обменивались мнениями между собой, только темы их не
касались политики. Они больше обсуждали внешний вид тех, кто возвышался над
толпой по своему положению, иногда зло подшучивая в полголоса над кем-нибудь из
них. Не оставили без внимания их острые языки и главного участника и
исполнителя грядущего представления известного каждому горожанину Гуго, одетого
в свой балахон.
- Вы только посмотрите, соседка, какое пузо
отъел на герцогских харчах этот великан! - сказала на ухо толстой тётке
молоденькая девица в покрывающей голову простенькой шапочке, из-под которой,
как поток, лились на спину длинные белые волосы. – Сколько себя помню, столько
помню и Гуго. Интересно, сколько ему лет?
- Сколько ему лет? У него нет возраста, Герта.
Гуго не может состариться. Он пережил нашего герцога Фердинанда, да будет земля
ему пухом, прослужив ему верно многие годы, переживёт и его сына Карла. Помяни
моё слово. Если бы ты питалась, как он, человеческими душами, ты сохранила бы
навсегда свою молодость.
Девица
несколько раз перекрестилась.
- А насчёт пуза ты права, детка. Но Гуго ведь
не рыцарь, чтобы на коне скакать, и доспехов ему не носить. Брюхо ему не
помеха.
Обе
женщины негромко рассмеялись.
- Вот нашему красавцу герцогу такой бочонок
под камзолом был бы в тягость. Он ещё совсем недавно свою удаль показывал на
рыцарских турнирах, и поверь мне, скоро затеет какую-нибудь войну.
Тут
над толпой прокатился возбуждённый рокот. Это из-под арки, отделяющей узкую
улицу от площади, выехала повозка, запряжённая парой белых лошадей. На ней
стояла, гордо держа голову, героиня сегодняшнего дня жена мясника Роза. Когда
кучер остановил лошадей, она, вся в белых одеждах, сошла лёгкой поступью на
шлифованные камни мощёной площади. Люди из толпы начали выкрикивать какие-то
фразы, адресованные героине дня, они старались перекричать друг друга и,
казалось, рвались к женщине. Но солдаты, образовав собой коридор, не давали
возможности живому человеческому морю, разделённому на две части, слиться и
поглотить ту, ради которой это самое море разлилось ранним утром на ратушной
площади.
- Ей бы крылья, и вылитый ангел в белой
рубахе, - крикнул один студент другому, стараясь перекричать толпу.
- Хороша, чертовка! – ответил ему товарищ. –
При виде её восстаёт всё моё мужское естество.
Женщина
медленно ступала босыми ногами в направлении лестницы, что была впереди, и,
казалось, не обращала внимания на беснующуюся толпу по обе её руки.
- Ты видишь корзиночку, что у ног Гуго? –
дёрнул соседа за плечо худощавый старик. – Он сам выбрал её на днях среди моего
товара. А Гуго, должен тебе сказать, разбирается в этих вещах. Только это уже
он обмотал красной лентой ручку для торжественности.
Тем
временем женщина в белом поднялась по ступеням на деревянный помост,
построенный плотниками за прошедшую ночь по случаю сегодняшнего мероприятия.
Там уже стоял рядом с Гуго глашатай в нарядном длинном камзоле, отороченном по
подолу мехом. Он торжественно развернул бумажный свиток и долго и нудно читал
собравшимся о причинах, по которым именно Роза стоит сегодня перед ними, но
толпа шумела, и ей не терпелось, чтобы чтение поскорее закончилось. Люди
жаждали зрелища. Глашатай закончил и сошёл с импровизированной сцены, оставив
взорам собравшихся мужчину и женщину, каждый из которых должен был сыграть в
это утро свою роль.
Когда
Роза сделала первый шаг, толпа затихла, так как приближался момент
человеческого перевоплоще-ния, будоражащего кровь, ради которого все эти люди
собрались добровольно в это весеннее утро на городской площади. Хотя Роза была
женой мясника, в эти торжественные минуты она заставила толпу не сводить с неё
глаз и следить за каждым её движением. Женщина сложила руки на груди и вознесла
взор к чистому синему небу. Её губы беззвучно шептали молитву, но каждый в
толпе слышал слова. Опустив руки, Роза шагнула к центру деревянных мостков, и Гуго - второй участник зрелища, двинулся
следом. Люди замерли, над площадью нависла тишина, и даже птицы, встречавшие
солнце весёлым щебетаньем, замолкли. Наступала кульминация, и каждый невольно
подался вперёд. Мальчишки изо всех сил тянулись на цыпочках, стараясь заглянуть
через плечи взрослых и не пропустить момента, ради которого они здесь в такую
рань. В центре мостков женщина остановилась, ещё раз подняла глаза к небу и
стала медленно оседать. Когда её колени коснулись деревянных досок настила, она
закрыла глаза, как бы засыпая, и подалась вперёд. В этом немом зрелище
казалось, что Розу одолел сон, и она беспечно опустила голову на деревянную
тумбу. Над умиротворённой женщиной возвышался, расставив ноги, великан Гуго. К
этому времени солнце уже поднялось над городскими стенами и залило своим светом
площадь, толпу, деревянные подмостки и двух людей на них – женщину и мужчину.
Последний, стоявший до этого неподвижно, медленно поднял обе руки вверх.
Напряжение в толпе возросло на несколько мгновений, и воцарилась гробовая
тишина, в которой можно было услышать свист опускавшегося топора. Голова
несчастной Розы, жены мясника, отравившей своего престарелого супруга,
приговорённой судом к смерти, упала в корзину с красной лентой.
- А-а-х! – выдохнула толпа и опять затихла,
осознавая перевоплощение живого человека в покойника, только что произошедшее
на её глазах. Зрелище взбудоражило кровь каждого присутствовавшего на казни,
смерть человека дала толчок к жизни, и серые будни теперь уже не казались
такими серыми.
Палач
Гуго держал над собой корзину с окровавленной головой несчастной женщины, стоя
на эшафоте и возвышаясь над толпой. А под ним расходились заниматься своими
делами горожане: торговцы и ремесленники, благородные и простолюдины, мужчины и
женщины, старики и дети. Они расходились, оживлённо обсуждая сегодняшнее
зрелище, как это делали они несколько дней назад, возвращаясь по домам с
рыцарского турнира. Площадь опустела, и на её камнях остался только лежать
свернувшийся в маленький комок рыдающий юродивый карлик. Но что взять с дурака?
Нет комментариев. Ваш будет первым!