Я очнулся от ощущения, будто меня загребли бреднем и с натугой потащили со дна бездны наверх, к свету. И вот он, свет, больно хлестнул по моим векам, родив ворох радужных кругов, в затылок торкнулась боль и растеклась по всей голове.
Надо мной кто-то дышал, обдавая смесью запахов. Пересиливая боль, я, наконец, решаюсь, приоткрыть глаза. Первое что вижу: тревожное лицо Ятны, её влажные, точно нежные зелёные листочки в росе, очи.
- Вернулся! - радостно встрепенулась мавка, глянула куда-то влево, повторила: - Он вернулся!
Я скосил глаза: на лавке у стены на шкурах лежал Пракша, бок его залеплен какой-то буро-зелёной "кашей". У изголовья сидел, нахохлившись, лешак. Весть о моём возвращении, похоже, не очень его обрадовала.
В следующую секунду я обнаруживаю, что тоже лежу на шкурах, совершенно нагой, с головы до ног залеплен такой же "кашей".
- Что случилось? Где мы?
- В заброшенной охотничьей избе, - Ятна ещё больше оживилась. - Ничего не помнишь? Случилось…и плохое и хорошее. На вас напали песеглавцы, взяли в полон…
И вдруг меня точно плетью стеганули: Истома!
- Лежи, лежи, - Ятна с силой упёрлась ладошками в мою грудь, заставив вернуться на ложе. - Ты ещё не восстановился. Не помнишь? С высоты упал, не подоспей вовремя Шух, расшибся бы насмерть. Спрашивай, что хочешь узнать.
Я вспомнил, чётко и ясно, до момента, когда падал, потом всё чёрно и вязко, будто дёгтем замазано.
Ятна присела рядом со мной, принялась старательно рассказывать о том, что для меня было скрыто за дегтярной завесой.
Оказывается, падая, успел я позвать мавку на помощь. Видимо, решив, что погибну, подумал о друзьях: кто их освободит из пут? Ятна успела вовремя: огонь уже подступал к связанному Скиму. Впрочем, как и лешак Шух успел смягчить моё падение: целый курган из листвы и травы соорудил. Вообще-то, Шух получил свой заветный гвоздок ещё до рассвета: я вернул сразу, как выяснилось, что заночуем в веси. Шух мог убираться на все четыре стороны. Поначалу он так и решил: забраться в дальние дебри, найти свободный участок, обосноваться, ибо здесь о его дурной славе уже разнеслась весть. Однако Шух далеко не ушёл: что-то неясное беспокоило и тревожило лешака, мысли невольно устремлялись к нам. Помаявшись, Шух решил: это я, возвращая ему гвоздок, наложил на него чары, и теперь гвоздок велит быть поодаль чародея. И Шух повернул назад, а вскоре почуял беду: о ней сигнализировал лес. Поспел вовремя. Несмотря на "подстилку" я ударился так, что зашиб внутренности и долго не приходил в сознание. Тут подоспела мавка и вдвоём с Шухом они прежде справились с огнём, а уж потом занялись пленниками. Скима легко освободили. Осмотрев Пракшу, мавка сообщила, что жизнь в нём почти ушла, но её можно завернуть. Нужна трава такая-то. Ским забыл о своих болячках, вызвался принести ту траву. С ним отправился Шух, направлять поиск.
Мавка тем временем освободила от верёвок Истому, а вот с цепью, на которой висела Таля, справиться не удалось. Тогда за дело взялась Истома: она подхватила топор с обгоревшей ручкой и обрубила сук, на который была намотана цепь. Приняв падавшую подругу на руки, Истома быстро опустила её на траву и поспешно отпрянула, залившись слезами. Мавка подступилась с вопросом, не болит ли у неё что, но козатаврица мотала головой и ещё горше плакала. Наконец, сквозь слёзы выдавила:
- Грязная я…грязная…
Таля кое-как освободилась от цепей и попыталась успокоить подругу, обнять, но та отшатнулась.
Тут вернулись Ским с Шухом, принесли охапку нужной травы. Мавка велела всем её жевать. Ским сказал, что недалеко отсюда они обнаружили заброшенную избу, лучше перебраться туда, а то это место с жареными пёсеглавцами угнетает.
Меня бесчувственного осторожно перенесла Таля, а далее уже моим телом занялась мавка. Таля вернулась за Пракшей. Истома продолжала плакать и держалась поодаль.
Вскоре ворох травы превратился в горку "каши",(в основном, конечно, постаралась Таля) которой Ятна щедро обмазала меня и Пракшу.
Чуть в стороне от избы стояла довольно крепкая ещё банька и студенец рядом. Таля решительно занялась баней, а Ским с Шухом вновь отправились в лес, на этот раз добыть чего-нибудь съестного. Всё, что было у нас припасено в дорогу, сожрали песеглавцы. Охота на пару удалась на славу: Шух вывел Скима на кабанью семью, затем устроил меж них невообразимый переполох, а лис воспользовался этим и завалил жирненького кабанчика.
Пока топилась баня, Таля осмолила и разделала трофей "охотников", затем, нанизав тушку на жердь, подвесила её над костром. Истома перестала плакать, но продолжала сидеть отрешённая в сторонке. Ским попытался привлечь её к сбору хвороста, но Таля попросила пока оставить козатаврицу в покое.
И тут внезапно вскрикнув, заметался как телок одолеваемый оводами, Шух. У него пропал заветный гвоздок. Ским живо откликнулся на его беду, предложил поискать.
Шух так же внезапно замер, поник, его голос слёзно дрожал:
- Канул бесследно…
Шух был уверен, что потерял гвоздок ещё на поляне, когда укрощал огонь, а раз он не чует гвоздка, значит, он сгорел. Лешак пригорюнился, совсем замолчал, он, как и Истома, решил в одиночку переносить удар судьбы.
Для лешего потерять свой заветный гвоздок, значит лишиться всех своих способностей, стать как обычный людской дедушка. Гвоздок можно вернуть, но для этого нужно сделать семь добрых дел для Леса, и чтобы эти дела подтвердили все лесные жители, что по правде совершал, не ловчил. Для Шуха это было вдвойне сложнее: дурная слава завсегда тяжелее, перетянут ли её семь добрых дел? Да и обиженных немало, что как не простят и выскажут своё противное слово? И человеку-извергу жизнь несладка, а уж лешему и того горше: Лес не примет изверженного, а хуже этого и представить невозможно. Что леший без Леса? Как речка иль озеро без воды.
Ятна помолчала, осторожно разравнивая "кашу" на моей груди.
Итак, хорошее - это то, что мы все остались живы после такой передряги. По заверениям мавки, к исходу дня я восстановлюсь, а Пракша ещё денёк понедужит. Плохое - это потерянный гвоздок Шуха и мы ничем не можем ему помочь. Даже я своей волшбой. Плохое и то, что в Истоме, по всему, что-то сломалось. Не телесное, а душевное. Тут я тоже бессилен. Впрочем, я мог бы наложить на неё чары забвенья, но нет уверенности, что я верно вспомню нужные слова. Могу ещё хуже сделать. Одна надежда на Талю: она вынесла такие же издевательства и унижение, судя по рассказу мавки, держится молодцом. Значит можно преодолеть эту беду.
Остаётся ещё одно плохое: как себя лишить памяти о случившемся? Как смотреть на девчонок и не думать о том, что поганые выродки чинили над ними насилие? Как?
[Скрыть]Регистрационный номер 0407275 выдан для произведения:Глава 24(рассказывает Фурсик)
Я очнулся от ощущения, будто меня загребли бреднем и с натугой потащили со дна бездны наверх, к свету. И вот он, свет, больно хлестнул по моим векам, родив ворох радужных кругов, в затылок торкнулась боль и растеклась по всей голове.
Надо мной кто-то дышал, обдавая смесью запахов. Пересиливая боль, я, наконец, решаюсь, приоткрыть глаза. Первое что вижу: тревожное лицо Ятны, её влажные, точно нежные зелёные листочки в росе, очи.
- Вернулся! - радостно встрепенулась мавка, глянула куда-то влево, повторила: - Он вернулся!
Я скосил глаза: на лавке у стены на шкурах лежал Пракша, бок его залеплен какой-то буро-зелёной "кашей". У изголовья сидел, нахохлившись, лешак. Весть о моём возвращении, похоже, не очень его обрадовала.
В следующую секунду я обнаруживаю, что тоже лежу на шкурах, совершенно нагой, с головы до ног залеплен такой же "кашей".
- Что случилось? Где мы?
- В заброшенной охотничьей избе, - Ятна ещё больше оживилась. - Ничего не помнишь? Случилось…и плохое и хорошее. На вас напали песеглавцы, взяли в полон…
И вдруг меня точно плетью стеганули: Истома!
- Лежи, лежи, - Ятна с силой упёрлась ладошками в мою грудь, заставив вернуться на ложе. - Ты ещё не восстановился. Не помнишь? С высоты упал, не подоспей вовремя Шух, расшибся бы насмерть. Спрашивай, что хочешь узнать.
Я вспомнил, чётко и ясно, до момента, когда падал, потом всё чёрно и вязко, будто дёгтем замазано.
Ятна присела рядом со мной, принялась старательно рассказывать о том, что для меня было скрыто за дегтярной завесой.
Оказывается, падая, успел я позвать мавку на помощь. Видимо, решив, что погибну, подумал о друзьях: кто их освободит из пут? Ятна успела вовремя: огонь уже подступал к связанному Скиму. Впрочем, как и лешак Шух успел смягчить моё падение: целый курган из листвы и травы соорудил. Вообще-то, Шух получил свой заветный гвоздок ещё до рассвета: я вернул сразу, как выяснилось, что заночуем в веси. Шух мог убираться на все четыре стороны. Поначалу он так и решил: забраться в дальние дебри, найти свободный участок, обосноваться, ибо здесь о его дурной славе уже разнеслась весть. Однако Шух далеко не ушёл: что-то неясное беспокоило и тревожило лешака, мысли невольно устремлялись к нам. Помаявшись, Шух решил: это я, возвращая ему гвоздок, наложил на него чары, и теперь гвоздок велит быть поодаль чародея. И Шух повернул назад, а вскоре почуял беду: о ней сигнализировал лес. Поспел вовремя. Несмотря на "подстилку" я ударился так, что зашиб внутренности и долго не приходил в сознание. Тут подоспела мавка и вдвоём с Шухом они прежде справились с огнём, а уж потом занялись пленниками. Скима легко освободили. Осмотрев Пракшу, мавка сообщила, что жизнь в нём почти ушла, но её можно завернуть. Нужна трава такая-то. Ским забыл о своих болячках, вызвался принести ту траву. С ним отправился Шух, направлять поиск.
Мавка тем временем освободила от верёвок Истому, а вот с цепью, на которой висела Таля, справиться не удалось. Тогда за дело взялась Истома: она подхватила топор с обгоревшей ручкой и обрубила сук, на который была намотана цепь. Приняв падавшую подругу на руки, Истома быстро опустила её на траву и поспешно отпрянула, залившись слезами. Мавка подступилась с вопросом, не болит ли у неё что, но козатаврица мотала головой и ещё горше плакала. Наконец, сквозь слёзы выдавила:
- Грязная я…грязная…
Таля кое-как освободилась от цепей и попыталась успокоить подругу, обнять, но та отшатнулась.
Тут вернулись Ским с Шухом, принесли охапку нужной травы. Мавка велела всем её жевать. Ским сказал, что недалеко отсюда они обнаружили заброшенную избу, лучше перебраться туда, а то это место с жареными пёсеглавцами угнетает.
Меня бесчувственного осторожно перенесла Таля, а далее уже моим телом занялась мавка. Таля вернулась за Пракшей. Истома продолжала плакать и держалась поодаль.
Вскоре ворох травы превратился в горку "каши",(в основном, конечно, постаралась Таля) которой Ятна щедро обмазала меня и Пракшу.
Чуть в стороне от избы стояла довольно крепкая ещё банька и студенец рядом. Таля решительно занялась баней, а Ским с Шухом вновь отправились в лес, на этот раз добыть чего-нибудь съестного. Всё, что было у нас припасено в дорогу, сожрали песеглавцы. Охота на пару удалась на славу: Шух вывел Скима на кабанью семью, затем устроил меж них невообразимый переполох, а лис воспользовался этим и завалил жирненького кабанчика.
Пока топилась баня, Таля осмолила и разделала трофей "охотников", затем, нанизав тушку на жердь, подвесила её над костром. Истома перестала плакать, но продолжала сидеть отрешённая в сторонке. Ским попытался привлечь её к сбору хвороста, но Таля попросила пока оставить козатаврицу в покое.
И тут внезапно вскрикнув, заметался как телок одолеваемый оводами, Шух. У него пропал заветный гвоздок. Ским живо откликнулся на его беду, предложил поискать.
Шух так же внезапно замер, поник, его голос слёзно дрожал:
- Канул бесследно…
Шух был уверен, что потерял гвоздок ещё на поляне, когда укрощал огонь, а раз он не чует гвоздка, значит, он сгорел. Лешак пригорюнился, совсем замолчал, он, как и Истома, решил в одиночку переносить удар судьбы.
Для лешего потерять свой заветный гвоздок, значит лишиться всех своих способностей, стать как обычный людской дедушка. Гвоздок можно вернуть, но для этого нужно сделать семь добрых дел для Леса, и чтобы эти дела подтвердили все лесные жители, что по правде совершал, не ловчил. Для Шуха это было вдвойне сложнее: дурная слава завсегда тяжелее, перетянут ли её семь добрых дел? Да и обиженных немало, что как не простят и выскажут своё противное слово? И человеку-извергу жизнь несладка, а уж лешему и того горше: Лес не примет изверженного, а хуже этого и представить невозможно. Что леший без Леса? Как речка иль озеро без воды.
Ятна помолчала, осторожно разравнивая "кашу" на моей груди.
Итак, хорошее - это то, что мы все остались живы после такой передряги. По заверениям мавки, к исходу дня я восстановлюсь, а Пракша ещё денёк понедужит. Плохое - это потерянный гвоздок Шуха и мы ничем не можем ему помочь. Даже я своей волшбой. Плохое и то, что в Истоме, по всему, что-то сломалось. Не телесное, а душевное. Тут я тоже бессилен. Впрочем, я мог бы наложить на неё чары забвенья, но нет уверенности, что я верно вспомню нужные слова. Могу ещё хуже сделать. Одна надежда на Талю: она вынесла такие же издевательства и унижение, судя по рассказу мавки, держится молодцом. Значит можно преодолеть эту беду.
Остаётся ещё одно плохое: как себя лишить памяти о случившемся? Как смотреть на девчонок и не думать о том, что поганые выродки чинили над ними насилие? Как?