Septimum miraculum

29 ноября 2012 - Максим Василенко

 «Кто бы мог подумать, что нашу великую детскую шалость будут помнить, лишь как одно из семи чудес этого мира?!»

Джордж Лонгармс,

Второй архитектор

«Несомненно, эра AI для обыденности человека – это, прежде всего, время гаджетов»

Нагаи Кукинаму,

председатель совета директоров 5 (Тихоокеанского) Сервера

«Мы заплатили слишком большую цену за то, что называем «Неакерви», что бы иметь наглость не пользоваться ею»

Юрий Кхангрдзливимкави,

президент международного благотворительного фонда «Наше будущее»

 

- Итак, господа! Подытожим! - сутуловатый, скромно одетый, но с видом истинного аристократического изящества, мой отец напоминал короля, заглянувшего в палату лордов... Если бы не очки.

В нём меня всегда поражало одно. Что бы и как долго не говорили прочие, он мог сказать двумя-тремя простыми фразами, понятными для самого тупого. К примеру, для меня. Вернее, в моём случае – тупой. Потому что я ровным счётом ничего не поняла из пространной лекции господина Окуваю Окашикодомо и тем более, какой то сбивчивой скороговорки господина Юозаса Калбуса. Полтора часа этих господ уложились в три фразы отца.

Мой отец – метис. Константин Тимурович Маметбаев. Бабушка, Софья Павловна, в честь которой я названа, встретила дедушку, учась на третьем курсе Международного университета 2 (Северо-Атлантического) Сервера, где Темир-ага проходил стажировку. Мы, я и трое моих братьев, всегда называли их именно так – Софья Павловна и Темир-ага. Я – единственная, которая, вопреки законам генетики, приобрела большее европеоидных черт, чем Нурлан, Сергей и Тимур-младший. А потому, сравнительно безболезненно пережила тот факт, что в одночасье мои родители стали так знамениты. Но вот чем?!

...- Скажите, доктор Маметбаев, вероятно, Вашей самой любимой книгой в детстве, был «Властелин колец»?

Большая онлайн-конференция в «AINew's» начиналась именно с этого вопроса.

- Нет, я больше как-то к сказкам попроще тяготел, - после того, как онлайн-зал стих, доктор улыбнулся, и поменял позу в кресле. – Ну, колобок, например... Хотя я смотрел все девять серий Питера Джексона. Меня уже тогда всерьёз заинтересовал символизм числа девять... (снова улыбка)

Второй вопрос прозвучал на казахском языке... И доктор включил гаджет «Interlingua». В нашей семье предрасположенность к языкам, почему то выработалась только у меня. Но никто бы всё равно не заметил заминки, потому что для отца было свойственно сидеть полусгорбившись и нажимать на гаджеты. Ведь доктором его называли лишь тогда, когда не хотели называть более привычно – мистер Гаджет. 

Очки, ручка, само кресло, с которого он весьма редко слезал (разве что для того, что бы взгромоздиться на велодорожку). Всё были сплошные гаджеты. Вся моя жизнь, с рождения до сего дня была похожа на старый мультсериал, где роль инспектора играл мой отец.

Вот и сегодня, прежде чем подытожить, он взял в руку волшебную палочку стимула и, пролистав на визоре несколько страниц, пристально посмотрел на общий вид того, о чём так долго и нудно говорил господин Окашидомо. Речь, конечно же, шла о новом гаджете. Гаджете, который разработал проектный консорциум «Фуджи», возглавляемый господином Окашидомо. Инспектором от Бюро выступал профессор Калбус. А я – просто сидела рядом с отцом и смотрела. Я осталась с ним в кабинете, после того, как все выключили свои визоры. Вернее, всё это время только я и была с ним в кабинете... Последние три года, он вообще редко выходил из своего кабинета... Большого, полупустого на сто сорок четвёртом этаже конусообразной свечи под громким названием «AIImperia» в самом центре семьсот двадцать девятого модуля Альянса «Астана».

- Не могу поверить... - улыбнулась я, поймав его взгляд.

- Да, - кивнул он, закрыв глаза, и протягивая мне гаджет, - мечты сбываются, Софа.

- Значит, ты врал?.. – вновь улыбнулась я, рассматривая желтоватый ободок у себя на ладони.

- Кому?

- Тому, кто задал первый вопрос?

- Ах, этому рыжему! – отец улыбнулся. – Выходит, врал! Причём бессовестно!

- Да, - закивала я. – Подумать только! Мой отец – бессовестный лгун.

- А всё девятки!.. – вновь улыбнулся отец.

- О-о! Только не надо мне про гениев! !!

В кабинете отца висело три портрета гениев – тех, кого он считал таковыми! Пифагор, Леонардо да Винчи и Яков Перельман. Очки, что отец носил, он называл на иначе как OP – окуляры Перельмана.

- Хорошо! Будем не про гениев, - кивнул отец. - Хотя, кое в чём мне помог и Доджсон с Менделеевым.

Отец не знал родного языка, зато всё знал об Архимеде, Пифагоре, да Винчи, Перельмане, о Доджсоне, Пуанкаре, Ферма, Ломоносове... Когда была жива мама, они долго спорили по этому поводу. Но сыновья пошли за отцом, а осталась с ним я. Та, что всегда брала сторону мамы.

«Есть только один универсальный и вечный язык! » - восклицал в этих спорах отец. - «Язык числа! Не загружай детей мёртвым знанием... Сейчас мы говорим на русском, только потому, что ты... – русская! Если бы ты была гречанкой, мы говорили бы по-гречески»

Впрочем, отец любил маму. Какой то невероятно-трепетной, старомодной любовью. И эти споры, я знаю, обоим лишь прибавляли седин. Споры о религии, литературе, философии, истории. В нашей семье они могли идти неделями. Они всегда уподоблялись академическим диспутам. Нам, детям совершенно не понятным, но завораживающим и зрелищным. В ход шло всё: от случайного листа до обращения в архивы и к базам данных! Отец потом любил говаривать, что львиная доля его изобретений – продукт этих споров. Мама же больше таяла.

Мы тогда ещё не знали, на чём на самом деле держится её хрупкая и нежная душа. Подумать только... Отец мог сделать всё! Кроме того, в чём он сам так нестерпимо нуждался. В то время он часто разговаривал с доктором Мининым. Странным человеком. В семье говорили, что Минин был другом и руководителем самого Темир-ага. И его приезда всегда ждали, с каким-то суеверным трепетом и волнением. Словно от одного его слова зависело нечто важное. На самом деле, в моём детском ощущении возникала некая двойственность: с одно стороны мне представлялся важный Доктор Минин, с другой, совершенно непохожий на этот титанический образ, коротко стриженый седой, как лунь... не старик, но уже и не молодой... В общем, я не могла определить ни его возраст ни суть. Он пугал и завораживал одновременно. Все ждали от него слов, будто от пророка. Возможно, так и было.

Когда он приезжал, академических споров не велось. Как и не было вообще ничего, что хоть на миг могло бы бросить тень на непростые отношения между отцом и мамой. Мы словно оказывались в другом мире... Нет! В этом мире тоже находилось место и гаджетам отца и старомодности мамы, и многому тому, что было присуще миру до него. Но доктор уезжал, а с ним уезжало и то, что сейчас, уже ставшая взрослой я называю равновесием. К нам будто из недр страны тростника поднимался Осирис, что бы в один миг снизойти вновь в своё странное царство.

- О чём ты задумалась? – спросил вдруг отец.

- Так, вспомнила... - тихо отозвалась я.

- Кого? Маму...

- Да... нет... Вернее, и маму тоже... Но почему то доктора Минина.

- Первого архитектора? ! – удивился отец. – Хм, и почему?

- Нет, просто интересно, что сказал он...

- О-о! Минин! Он мог бы и ничего не говорить! Что бы ни было между нами, я бы дорого заплатил за то, что бы он оказался б на этом совещании. Он, и, пожалуй...

- Мама?

- Да, - кивнул отец. - Я бы очень хотел узнать мнение мамы об SM... Хочешь на воздух?

- Да, - ответила я и мы прошли к двери балкона. Отсюда, с нашего балкона Старая Астана, как сказала бы мама, была видна, как на ладони. Мы простояли так несколько минут, и вдруг отец промолвил:

- Знаешь, - усмехнулся он, указывая ладонью на шар Бай-Терека, - во второй раз я встретил твою маму тогда, когда они с её этими, ревнителями древностей, делали живую стену вокруг этого «чупа-чупса». И вот же, стоит до сих. Лишний раз напоминая мне о ней. Говорят, раньше внутри него был помещён слепок руки первого президента... М-м..

- Казахстана. Раньше эта земля называлась поэтично – Ка-зах-стан, - усмехнулась я, поняв, к чему клонит отец.

- А теперь там есть рука и твоей мамы. И всех четырёхсот двадцати семи человек, принявших участие в акции...

- Здесь! - уточнила я.

- Здесь! - кивнул отец.

- Знаешь, я всегда поражался тому, как люди порою пестуют свои заблуждения, Софа.

- В чём же было заблуждение мамы?

- Нет! - мотнул головой отец. - Тогда она просто поддалась чужой воле. Да и эти юношеские бредни... "Сохраним", "первозданность"... Чушь!

Он поморщился. Затем посмотрел на небо. Я так же устремила туда взор. Производствення платформа величаво выплывала, огромным облаком загораживая часть пространства. Вдали полышался шум канонады. Так бывало тогда, когда распылители Метеослужбы не справлялись с циклоном. С платформы отстыковался флаер, похожий на большую хищную птицу... 

- Прометей, конечно, был велик! Но Пандора стала женой Эпиметея, - улыбнулась я, вспомнив рассказ мамы.

- И кому они нужны, эти подарки из шкатулки? - фыркнул отец. – Таким вот «чупа-чупсом» сыт не будешь!

Он повернулся и зашагал прочь. Отец постарел. Но всё так же был упёрт и бесконечно далёк. Он всю жизнь спорил с...

- Мама бы сказала, что и твой подарок из той же шкатулки! !! - крикнула вослед я.

Он повернулся. Распрямил плечи. Долго молчал. Потом вновь осунулся.

- Да, ты права! - ответил он, наконец. Потом подошёл ко мне. И пристально посмотрел мне в глаза:

- Знаешь, Софа, когда доктор Минин привёз мне её, я был рад. Я был счастлив. Мне не важно было, что она – это его очередной эксперимент, это... даже не робот... Не человек! Она всегда была больше, чем человек! Рядом с ней я и сам был божеством. И все эти гаджеты, все эти мои изобретения... И эти споры... Она подарила мне жизнь... Саму суть жизни!.. Ты права... Это я был не тем, не Эпиметеем!.. Тем горше её смерть.

Он вновь замолчал. Я отвернулась. Он едва слышно ушёл.

Я ещё долго смотрела на старый, мёртвый город, скрытый под гигантским прозрачным саркофагом, превратившим его в невероятных размеров курган. Я пыталась запомнить его странные очертания, такие далёкие от современного супрематизма.

Возможно, это и хорошо, что люди переселились на летающие платформы и иглообразные модули, террасами поднимающиеся вверх, к небу. Люди и впрямь стали небожителями. Они оторвались от земли, оставив ей очищенную от самих себя природу. И кто знает, может, недалёк тот момент, когда последний модуль пристыкуется к орбитальным платформам с тем, что бы навсегда покинуть нашу колыбель.

И мы уже никогда не вернёмся...

Впрочем, вернёмся! Но не мы! А те из нас, кто не вспомнят истинную цену, заплаченную за то, что стали богами.

Я вернулась в кабинет. Отца уже не было. На чёрном гладком, графитном столе одиноко лежал ободок SM. Я взяла его, повертела на ладони, затем надела на указательный палец и... исчезла.

© Copyright: Максим Василенко, 2012

Регистрационный номер №0097479

от 29 ноября 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0097479 выдан для произведения:

 «Кто бы мог подумать, что нашу великую детскую шалость будут помнить, лишь как одно из семи чудес этого мира?!»

Джордж Лонгармс,

Второй архитектор

«Несомненно, эра AI для обыденности человека – это, прежде всего, время гаджетов»

Нагаи Кукинаму,

председатель совета директоров 5 (Тихоокеанского) Сервера

«Мы заплатили слишком большую цену за то, что называем «Неакерви», что бы иметь наглость не пользоваться ею»

Юрий Кхангрдзливимкави,

президент международного благотворительного фонда «Наше будущее»

 

- Итак, господа! Подытожим! - сутуловатый, скромно одетый, но с видом истинного аристократического изящества, мой отец напоминал короля, заглянувшего в палату лордов... Если бы не очки.

В нём меня всегда поражало одно. Что бы и как долго не говорили прочие, он мог сказать двумя-тремя простыми фразами, понятными для самого тупого. К примеру, для меня. Вернее, в моём случае – тупой. Потому что я ровным счётом ничего не поняла из пространной лекции господина Окуваю Окашикодомо и тем более, какой то сбивчивой скороговорки господина Юозаса Калбуса. Полтора часа этих господ уложились в три фразы отца.

Мой отец – метис. Константин Тимурович Маметбаев. Бабушка, Софья Павловна, в честь которой я названа, встретила дедушку, учась на третьем курсе Международного университета 2 (Северо-Атлантического) Сервера, где Темир-ага проходил стажировку. Мы, я и трое моих братьев, всегда называли их именно так – Софья Павловна и Темир-ага. Я – единственная, которая, вопреки законам генетики, приобрела большее европеоидных черт, чем Нурлан, Сергей и Тимур-младший. А потому, сравнительно безболезненно пережила тот факт, что в одночасье мои родители стали так знамениты. Но вот чем?!

...- Скажите, доктор Маметбаев, вероятно, Вашей самой любимой книгой в детстве, был «Властелин колец»?

Большая онлайн-конференция в «AINew's» начиналась именно с этого вопроса.

- Нет, я больше как-то к сказкам попроще тяготел, - после того, как онлайн-зал стих, доктор улыбнулся, и поменял позу в кресле. – Ну, колобок, например... Хотя я смотрел все девять серий Питера Джексона. Меня уже тогда всерьёз заинтересовал символизм числа девять... (снова улыбка)

Второй вопрос прозвучал на казахском языке... И доктор включил гаджет «Interlingua». В нашей семье предрасположенность к языкам, почему то выработалась только у меня. Но никто бы всё равно не заметил заминки, потому что для отца было свойственно сидеть полусгорбившись и нажимать на гаджеты. Ведь доктором его называли лишь тогда, когда не хотели называть более привычно – мистер Гаджет. 

Очки, ручка, само кресло, с которого он весьма редко слезал (разве что для того, что бы взгромоздиться на велодорожку). Всё были сплошные гаджеты. Вся моя жизнь, с рождения до сего дня была похожа на старый мультсериал, где роль инспектора играл мой отец.

Вот и сегодня, прежде чем подытожить, он взял в руку волшебную палочку стимула и, пролистав на визоре несколько страниц, пристально посмотрел на общий вид того, о чём так долго и нудно говорил господин Окашидомо. Речь, конечно же, шла о новом гаджете. Гаджете, который разработал проектный консорциум «Фуджи», возглавляемый господином Окашидомо. Инспектором от Бюро выступал профессор Калбус. А я – просто сидела рядом с отцом и смотрела. Я осталась с ним в кабинете, после того, как все выключили свои визоры. Вернее, всё это время только я и была с ним в кабинете... Последние три года, он вообще редко выходил из своего кабинета... Большого, полупустого на сто сорок четвёртом этаже конусообразной свечи под громким названием «AIImperia» в самом центре семьсот двадцать девятого модуля Альянса «Астана».

- Не могу поверить... - улыбнулась я, поймав его взгляд.

- Да, - кивнул он, закрыв глаза, и протягивая мне гаджет, - мечты сбываются, Софа.

- Значит, ты врал?.. – вновь улыбнулась я, рассматривая желтоватый ободок у себя на ладони.

- Кому?

- Тому, кто задал первый вопрос?

- Ах, этому рыжему! – отец улыбнулся. – Выходит, врал! Причём бессовестно!

- Да, - закивала я. – Подумать только! Мой отец – бессовестный лгун.

- А всё девятки!.. – вновь улыбнулся отец.

- О-о! Только не надо мне про гениев! !!

В кабинете отца висело три портрета гениев – тех, кого он считал таковыми! Пифагор, Леонардо да Винчи и Яков Перельман. Очки, что отец носил, он называл на иначе как OP – окуляры Перельмана.

- Хорошо! Будем не про гениев, - кивнул отец. - Хотя, кое в чём мне помог и Доджсон с Менделеевым.

Отец не знал родного языка, зато всё знал об Архимеде, Пифагоре, да Винчи, Перельмане, о Доджсоне, Пуанкаре, Ферма, Ломоносове... Когда была жива мама, они долго спорили по этому поводу. Но сыновья пошли за отцом, а осталась с ним я. Та, что всегда брала сторону мамы.

«Есть только один универсальный и вечный язык! » - восклицал в этих спорах отец. - «Язык числа! Не загружай детей мёртвым знанием... Сейчас мы говорим на русском, только потому, что ты... – русская! Если бы ты была гречанкой, мы говорили бы по-гречески»

Впрочем, отец любил маму. Какой то невероятно-трепетной, старомодной любовью. И эти споры, я знаю, обоим лишь прибавляли седин. Споры о религии, литературе, философии, истории. В нашей семье они могли идти неделями. Они всегда уподоблялись академическим диспутам. Нам, детям совершенно не понятным, но завораживающим и зрелищным. В ход шло всё: от случайного листа до обращения в архивы и к базам данных! Отец потом любил говаривать, что львиная доля его изобретений – продукт этих споров. Мама же больше таяла.

Мы тогда ещё не знали, на чём на самом деле держится её хрупкая и нежная душа. Подумать только... Отец мог сделать всё! Кроме того, в чём он сам так нестерпимо нуждался. В то время он часто разговаривал с доктором Мининым. Странным человеком. В семье говорили, что Минин был другом и руководителем самого Темир-ага. И его приезда всегда ждали, с каким-то суеверным трепетом и волнением. Словно от одного его слова зависело нечто важное. На самом деле, в моём детском ощущении возникала некая двойственность: с одно стороны мне представлялся важный Доктор Минин, с другой, совершенно непохожий на этот титанический образ, коротко стриженый седой, как лунь... не старик, но уже и не молодой... В общем, я не могла определить ни его возраст ни суть. Он пугал и завораживал одновременно. Все ждали от него слов, будто от пророка. Возможно, так и было.

Когда он приезжал, академических споров не велось. Как и не было вообще ничего, что хоть на миг могло бы бросить тень на непростые отношения между отцом и мамой. Мы словно оказывались в другом мире... Нет! В этом мире тоже находилось место и гаджетам отца и старомодности мамы, и многому тому, что было присуще миру до него. Но доктор уезжал, а с ним уезжало и то, что сейчас, уже ставшая взрослой я называю равновесием. К нам будто из недр страны тростника поднимался Осирис, что бы в один миг снизойти вновь в своё странное царство.

- О чём ты задумалась? – спросил вдруг отец.

- Так, вспомнила... - тихо отозвалась я.

- Кого? Маму...

- Да... нет... Вернее, и маму тоже... Но почему то доктора Минина.

- Первого архитектора? ! – удивился отец. – Хм, и почему?

- Нет, просто интересно, что сказал он...

- О-о! Минин! Он мог бы и ничего не говорить! Что бы ни было между нами, я бы дорого заплатил за то, что бы он оказался б на этом совещании. Он, и, пожалуй...

- Мама?

- Да, - кивнул отец. - Я бы очень хотел узнать мнение мамы об SM... Хочешь на воздух?

- Да, - ответила я и мы прошли к двери балкона. Отсюда, с нашего балкона Старая Астана, как сказала бы мама, была видна, как на ладони. Мы простояли так несколько минут, и вдруг отец промолвил:

- Знаешь, - усмехнулся он, указывая ладонью на шар Бай-Терека, - во второй раз я встретил твою маму тогда, когда они с её этими, ревнителями древностей, делали живую стену вокруг этого «чупа-чупса». И вот же, стоит до сих. Лишний раз напоминая мне о ней. Говорят, раньше внутри него был помещён слепок руки первого президента... М-м..

- Казахстана. Раньше эта земля называлась поэтично – Ка-зах-стан, - усмехнулась я, поняв, к чему клонит отец.

- А теперь там есть рука и твоей мамы. И всех четырёхсот двадцати семи человек, принявших участие в акции...

- Здесь! - уточнила я.

- Здесь! - кивнул отец.

- Знаешь, я всегда поражался тому, как люди порою пестуют свои заблуждения, Софа.

- В чём же было заблуждение мамы?

- Нет! - мотнул головой отец. - Тогда она просто поддалась чужой воле. Да и эти юношеские бредни... "Сохраним", "первозданность"... Чушь!

Он поморщился. Затем посмотрел на небо. Я так же устремила туда взор. Производствення платформа величаво выплывала, огромным облаком загораживая часть пространства. Вдали полышался шум канонады. Так бывало тогда, когда распылители Метеослужбы не справлялись с циклоном. С платформы отстыковался флаер, похожий на большую хищную птицу... 

- Прометей, конечно, был велик! Но Пандора стала женой Эпиметея, - улыбнулась я, вспомнив рассказ мамы.

- И кому они нужны, эти подарки из шкатулки? - фыркнул отец. – Таким вот «чупа-чупсом» сыт не будешь!

Он повернулся и зашагал прочь. Отец постарел. Но всё так же был упёрт и бесконечно далёк. Он всю жизнь спорил с...

- Мама бы сказала, что и твой подарок из той же шкатулки! !! - крикнула вослед я.

Он повернулся. Распрямил плечи. Долго молчал. Потом вновь осунулся.

- Да, ты права! - ответил он, наконец. Потом подошёл ко мне. И пристально посмотрел мне в глаза:

- Знаешь, Софа, когда доктор Минин привёз мне её, я был рад. Я был счастлив. Мне не важно было, что она – это его очередной эксперимент, это... даже не робот... Не человек! Она всегда была больше, чем человек! Рядом с ней я и сам был божеством. И все эти гаджеты, все эти мои изобретения... И эти споры... Она подарила мне жизнь... Саму суть жизни!.. Ты права... Это я был не тем, не Эпиметеем!.. Тем горше её смерть.

Он вновь замолчал. Я отвернулась. Он едва слышно ушёл.

Я ещё долго смотрела на старый, мёртвый город, скрытый под гигантским прозрачным саркофагом, превратившим его в невероятных размеров курган. Я пыталась запомнить его странные очертания, такие далёкие от современного супрематизма.

Возможно, это и хорошо, что люди переселились на летающие платформы и иглообразные модули, террасами поднимающиеся вверх, к небу. Люди и впрямь стали небожителями. Они оторвались от земли, оставив ей очищенную от самих себя природу. И кто знает, может, недалёк тот момент, когда последний модуль пристыкуется к орбитальным платформам с тем, что бы навсегда покинуть нашу колыбель.

И мы уже никогда не вернёмся...

Впрочем, вернёмся! Но не мы! А те из нас, кто не вспомнят истинную цену, заплаченную за то, что стали богами.

Я вернулась в кабинет. Отца уже не было. На чёрном гладком, графитном столе одиноко лежал ободок SM. Я взяла его, повертела на ладони, затем надела на указательный палец и... исчезла.

 
Рейтинг: 0 297 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!