Помочь сайту
Поздравления
37. Как на царском на балу на гулеваньи...
9 декабря 2015 -
Владимир Радимиров
Глава 37. Как на царском на балу на гулеваньи получил Яван последнее заданье.
Где-то через полчасика, по пустынным уже улицам слегка попетляв, выехали они на широкую площадь, посреди которой стояло огромное, колонное, преярко освещённое здание, которое Яван досель не видал, так как в местности этой ещё не бывал. К зданию то и дело подъезжали шикарные, в сравнении с Ужавловым, экипажи, и услужливые служаки роскошно одетых господ и дам встречали и угодливо их в широко открытые двери провожали.
Ужавл с Яваном едва поодаль нашли место, где была возможность самоходку их приткнуть. После этого они маски на себя натянули и двинули тут же в проход в обществе дам тех важных и господ. От услуг служак они отказались, ибо сами на себя более полагались.
Вошли они. Огляделись. И на интерьер помещения загляделись...
Зал был просто огромным, просторным и необъятным, но находиться в нём почему-то было неприятно.
Да ясно же почему – по кочану!.. Краски внутреннего убранства и всего палатного пространства отличались сочной мрачностью, словно напитаны они были ядом, и росписи многочисленные с барельефами не прекрасным образам посвящалися, а всяко-разным гадам: драконам летучим, змеям ползучим, и прочим свирепым созданиям, украшавшим изнутри сиё здание.
Прямо впереди, по тускло мерцающим плитам пола, в странном танце скользили попарно пышно и странно разодетые господа и дамы, все в причудливых таких масках и ярких да пёстрых костюмах маскарадных. Играемая же мелодия более походила на некую пародию: брякающая она была, звякающая, квакающая, резкая – вроде бы как даже детская.
Публика же чертячья соответственно музону сему забавному и танцевала, словно не всерьёз она себя вела, а дурковала. Танцоры смешно друг перед дружкою расшаркивались, в такт рваного ритма прыгали, ногами прикольно дрыгали, по полу каблуками притопывали, по задам себя и других прихлопывали, как по команде визжали, кукарекали, ржали, хрюкали и мекали...
Никто на вошедших внимания никакого не обращал, хотя Яван своим одеянием от остальной компании заметным образом отличался.
Ну а те судари и сударыни, кои не танцевали, по окраинам просторной залы степенно себе гуляли, хрустальные бокалы с рубиновоцветным кроваром со столиков многочисленных брали, неспешно его попивали и тары-бары оживлённо растабаривали.
– Вот это, я тебе скажу, Яван, общество! Истая знать!.. – воскликнул в воодушевлении Яванов провожатый. – Не менее, чем главыри и начальники здесь по чину. Какие прекрасные женщины! Какие вельможные мужчины! Несравненная для меня честь, что я присутствую здесь! О-о, колоссально!..
– А где же княжна Борьяна? – перебил Ужавлово славословие Яван.
А тот в ответ лишь плечами пожимает и небрежным тоном Ване отвечает:
– Ангел её маму знает, где прожига эта шныряет...
И ещё чего-то пробормотал нелицеприятное, да тут Яван к нему решительно повернулся, и чёртик в момент брехать тормознулся.
– Ой, – он, егозя, заганул, – я чего-то не то сболтнул. Я хотел сказать, что уважаемая невеста ваша Борьяна попозже сюда, видать, прибыть изволят-с. По-своему обыкновению, наверное, своеволят-с.
И Чёрного Царя нигде не было видно. Тоже запаздывал, очевидно. В заднем конце зала пустой трон на возвышении самоцветном стоял, диамантами весь играя, но никто на нём не сидел – не отошёл до сих пор государь от дел, где-то себе ещё шлялся и на бал-маскарад не являлся.
Прошлись Яван с Ужавлом повдоль расписных стен, между гигантских мерцающих колонн туда да сюда продефилировали, пряными ароматами, источаемыми висячими курильницами, вдоволь подышали и невдалеке от сверкающего трона встали. Ужавл к тому времени дармового кровару добрую толику уже тяпнул, борзости да спеси набрался, расхрабрился, распушился, распоясался и, Явахе по плечу музданув, рассмеялся.
– Ну, я теперя точно в гору пойду! – заявил он вальяжно. – И впрямь, может статься, дойду до чина начальника... Ха! Начальник Ужавл!.. Да! А чё? Вполне даже возможно. Ну а может, – и он принял гордую позу, – и того повыше даже взгромоздюся – ранга властителя велеможного добьюся! Хе-хе! А то! О-о-о!..
И бедный Ужавл так размечтался, что казалось, даже сквозь маску непроницаемую самодовольное выражение его рожи наружу проявилося.
– Да что там какой-то властитель – тьфу!.. – продолжал гнать он пургу. – Может... и в самые предстоятели супервлиятельные я влезу ещё! А что! Не зря же меня, простого надзыря, сюда пригласили. Значит, оценили, уважили, посчитали, что я годящий. Ага! Ха-ха-х!
– Ну и глупый же ты, Ужавл, – осадил захмелевшего чёрта Яван. – Мечтай, мечтай, да от яви не отрывайся! А то дворовая собака как-то в волки рядилась, да домой отчего-то не воротилась.
– Э-э! Что ты можешь в наших делах понимать! – заносчиво отвечал его провожатый. – Ты же профан, Яван! Может, чего-то тут и замечаешь, да только вряд ли до истого смысла догоняешь... Да и вообще, позволю себе сказать, что ты оттого чушь часто несёшь, что кровару нашего не пьёшь. Да, да, не усмехайся! Кто сего чарующего напитка не пьёт, тот просто-напросто дурак и идиот! Уж, Вань, не взыщи...
Ну, Яваха бредни чертячьи слухать не стал, враз отвлёкся и на публику окружающую поглядел повнимательнее. И видит он нечто занимательное: некоторые посетители ему походя кланяются почтительно и, пляша и скача, ручками ему машут, но близко ни один из них не подходит и разговора с ним не заводит...
– Это кто ж такие? – спрашивает он своего наклюкавшегося приятеля, будущего, возможно, предстоятеля. – Вроде как они меня знают – ишь машут да кивают...
– А-а-а! – тот нехотя отвечает и небрежно рукою махает. – Навные это гости, существа без плоти и кости. Из другого явилися измерения. Хэ! Все сплошь повесы, пустомели и балбесы. Ишь, паразиты, веселятся! Мрази радые! У-у, ангелы!
– А чем они тебе не по нраву-то? – удивляется Ваня.
– Как это чем? – Всем!..
И более Ужавл объяснять не стал – мол, и так своим ответом вопрос исчерпал.
Тогда Яван на другую породу местных кутил внимание своё обратил. Те действительно видом своим внушительным от прочих особ отличались немало: огромными такими были, солидными, степенными и спесивыми. Рогов на лбах у них не было, и масок они практически не носили: так, повязочками с прорезями для глаз обходилися, и всё.
– Ну, а это кто? – Явану узнать то неймётся. – Вона, такие здоровые, без рогов ещё которые?
– О, это совсем другое дело! – уважительно отвечал Ужавл. – Демоны с других планет. Представители, так сказать, и посланцы... Крутые ребята, не то что навные засранцы.
Вспомнился тут Явану спасённый им Дивьявор, заколдованный дракон с острова Ловеярова, но он об нём с Ужавлом не стал гутарить и о навных татях опять стал его спрашивать.
– Хе! – усмехнулся он. – Да ты, я гляжу, навных-то не дюже любишь. А всё ж интересно, за что?
– А ты что ли их любишь, а?! – взвился Ужавл.
– Да я-то не в счёт. Я и вас, чертей, не уваживаю, а про этих господ то скажу, что я у них не так давно вдоволь погостевал, сладкий мёд неги попил там в достатке, да оттудова тягу дал. А почему – не скажу. Сам догадайся.
– А-а-а! Чего там ещё догадываться! – отмахнулся чертяка. – И так ведь ясно, что всё у них снаружи лишь прекрасно, а по сути-то фуфло, видимость одна и барахло. Они, хитрюги сучьи, и из нас, чертей, соки-то сосут, окуная в свои дрёмы липучие. Было бы, конечно, лучше от этих мразей подальше держаться – да вишь нельзя. Как говорится, грязью играть – руки марать, а мы ведь при помощи нави слаживаем со своими врагами и жертвы свои делаем дураками... В общем, навью отъявленной хитроумно сражаемся, но и сами от её чар заражаемся.
– Кстати, – добавил он, – коли ты, Яван, в нави гостевал, то должно быть всех обитателей тама знавал, а?
– Ага.
– Так вот, царица-то нави, старуха противная Навиха, крепкого маху дала: от козней собственной внучки зело она пострадала. Та-то, змеюка, её околдовала и незримою силою сковала, а сама из нави прочь убежала... Неслыханное доселе дело, чтобы навная царевна посветлела!.. А старуха сейчас в дикой ярости, говорят, пребывает, цепи невидимые грызёт да своих жертв пока не пасёт. Вот!..
Не стал Яван далее на сей счёт распространяться, и ничего Ужавлу он не сказал, вспомнив красавицу дивную Навьяну да денёчки свои беспечальные в той нави пьяной, и ещё раз силе прави он подивился, коя душу его из морока того гиблого извлекла и на прямой путь её возвернула.
А пока Яваха о сих загадочных материях размышлял да башку свою бычью чесал, Ужавл о ту пору времени даром не терял. Ухватил он со столика ядрёного кровару бокал, залпом его осушил, явно этак приободрился и совсем уж тут распетушился.
– Уй, до чего здеся дамочки-то шикарные! – весь передёрнувшись, он бравым голосом гаркнул. – Дюже, скажу тебе, гарные! До того я их всех хочу, что натурально, признаюсь, уже торчу. И-э! Красотулечки вы мои!.. Особливо же одна крыса рыжая, сиськоватая такая, толстомясая, по виду главырша или познатнее даже вельможа – в обморок дерябнуться можно, до чего у этой заразы клёвая рожа! Я сейчас к ней подойду, и шуры-муры с ней разведу – вот моя мечта стародавняя и исполнится. Хе-хе-хе!
И не дав Ване даже опомниться, с места в карьер с подпрыгом он припустил, в толпу шумную с разбегу себя вонзил, и вот – след его уже и простыл. Видимо, дико окобелел наш пострел, чересчур накроварился, вконец обнаглел и зело раззабавился.
Яваха же на месте остался стоять, продолжая Борьяну поджидать терпеливо.
Так. Ждёт он, значит, пождёт, а жены его любимой всё нету и нету. И Ужавл, собака, никак не возвращается – всё, видать, где-то чалится...
Вот уже с четверть часа прошло, потом ещё столько же протянулось лениво, и стало Ванюше на чужом сём балу как-то тоскливо. Он-то, хотя и был парнем бодрым и резвым, но ведь совершенно же трезвым, а эти черти окаянные от кровару были ж все пьяные, поэтому и гуляли они напропалую и веселилися дюже рьяно.
Наконец, надоело Ваньке ждать и столба какого-то из себя изображать. Порешил он хотя бы пропавшего Ужавла разыскать, и только было с места своего он сошёл, как непредвиденное событие вдруг и произошло. Послышалось из гущи толпищи какое-то шумление более звучное, чем обычно, поскольку к визгу истеричному да хохоту гомеричному Ванюха уже стал привычный.
А тута куда как с большим-то напором смех да ор!
Он в ту сторонушку глядь – чёртову твою мать перегнуть через коромысло! – а то ж его Ужавлище из толпы появился! Да не один, а с какой-то рыжегривою профурою, собою по виду отнюдь не дурою.
То была высокая и статная девица, ярая, как словно тигрица, телом своим спелым дебёлая и почти что совсем, значит, голая. Вся её хитрющая рожа и белая, как молоко, прочая кожа рисунками затейливыми оказалась покрыта, а непотребные места жалкими ошмётками и яркими блёстками были не дюже целиком прикрыты. В странной разнузданной позе с Ужавлом сцепившись, эта чёртова баба по залу кругами носилась, а бедный ухажёр вроде как силился из её страстных объятий вырваться, но тщетно – та притянула его до себя плотно. Окружавшая же их чертячья орава ну очень даже весело хохотала, по полу натурально от смеху каталася и криками да гиками драла себе горло. А несоразмерные между собою танцоры лихо под визгливую разухабистую музыку плясали и выкидывали затейливые антраша, всё это удалое сборище до невозможности смеша...
Партнёр был на голову почти партнёрши своей пониже, да и фигурою явно пожиже и выглядел рядом с нею, словно перед кошкою мышь. Бедняга Ужавл весь дрожал, губы сжал, побледнел, точно мел, вытаращенными от ужаса глазами на эту ведьму смотрел и взора, казалось, отвести от её лица не смел.
Тут они ещё чуток покружились и, наконец, в середине круга остановились. Зелёными немигающими глазищами бестия рыжеволосая на партнёра своего недорослого игриво воззрилась и... под гром рукоплесканий в похолодевшие его уста страстно губами красными взасос впилась!..
Смотрит на эту сладкую парочку Яван и не верит своим глазам: Ужавлишко-то начал вдруг раздуваться, будто шар, и... вскоре действительно стал круглым совершенно шарищем на потеху хохотливым чертищам!
Пнула тогда злодейка веселящаяся ножищею заколдованный сей мяч, и понёсся он по залу да по головам вскачь. Яван же так этому чертоболу поразился, что даже не сообразил сперва, что в данной ситуации ему делать и как быть, дабы несчастному своему провожатому пособить. Попытался он даже мячище необыкновенный споймать, когда тому после очередного пинка рядышком довелось пролетать, да только некий проныра его опередил и мячину в сторону поотбил.
Увидал вблизи Яваха Ужавлов живой глазище, расширенный от страха невероятно, а также растянутый до ушей в крике немом его рот, а сделать-то ничего и не смог.
Да уж, приняло сиё дутое дело худой для датого надзыришки оборот!
Вдосталь попрыгал по залу волшебством образованный ужавлобол, получая немилосерднейшие весьма тумаки и удары от недружественных рук, ног и голов, пока под конец вниз он не опустился и по полу гладкому не покатился. И толечко он уже вроде недалече от Ваньши остановился, как откудова ни возьмись, огромный и грузный чертяка вдруг и появись. Подскочил он, пузатая сволочина, к зачарованному чертомячине, подпрыгнул в вышину сколько было возможно да толстым своим задом на него – хоп!
Л-л-л-о-п-п!!! Взорвался, гадким повесам на радость, живой этот чудо-шар, а вернее ошаревший от злых чар Ужавл, и превратился моментально в сотни маленьких шариков – в крохотных этаких кругленьких ужавликов. Вертясь и кружась, они на воздух тут же взвились и под гогот и хохот над толпою замельтешились. А эта рыжая колдунья щёки тут же надула, да вдруг на рой сей как дунет!
Все до единого шарики от дуновения гневного смерчем заверченным подхватилися, в открытое окно понеслись и в темноте ночи скрылись.
– Брысь! Брысь! – взвизгнула эта крыса. – Поделом тебе, жалкий червь, угощение! А неча нахальному надзырке на саму властительницу похабно зыркать!
И под восторженные рукоплескания в кружении танца она быстро-быстро закрутилась и в толпе обожателей в тот же миг сокрылась.
«Тьфу ты!.. – в сердце своём озлился Яван. – Кому горе да мучение, а этим жизнерадостным тварям весёлое, видите ли, развлечение! Наверное ад чужим мукам только и рад!..»
С немалым отвращением оглядел он клокотавшее вокруг него столпотворение, и стало ему от сего зрелища лицезрения довольно тошно.
«Далее здесь оставаться невозможно, – промелькнула у него в голове мысль несложная. – Ни царя тут не наблюдается, ни Борьяны, а теперь вот и Ужавл как есть стало быть пропал. Называется, пригласили на бал!..»
И вдруг в этот миг печальный, когда Яваха собирался уже оттуда отчаливать, прегромкий голос откуда-то сверху прозвучал:
– Я вижу, гостенёк мой дорогой слегка у нас заскучал!
«Что это ещё за фигня?!», – удивляется немало Ваня. А ведь голос-то не кого-нибудь, а без сомнения Чёрного Царя...
Только самого его по-прежнему нигде было не видать. Зато тутошняя чертячья рать как по команде перестала тут орать да плясать, и на Явана вдруг уставилась пылко, пряча под масками свои ухмылки.
От такого всеобщего и скоропалительного внимания сделалось нашему Ване как-то не по себе, а голос невидимого царя продолжал между тем себе:
– А ну-ка, черти, чего стали, как перед смертью?! Побольше хочу видеть веселья!.. Али мало у нас веселящего зелья?! Али душ наших затухли костры?! Али на выдумку мы не востры?! А ну-ка скажите – чего вы хотите?
На мгновение повисла тишина, а потом визгливый женский голос её разорвал:
– Жертвы! Жертвы хотим! Жертвы!..
– Да! Да! Жертвы желаем!.. – подхватило сей клич множество лужёных глоток, и их ярый ор слился в единый хор: Жертве – да! Жертве – да! Жертве – да!..
– Ха-ха-ха-ха! – рассмеялся громоподобно незримый царь. – Добро! Жертва – это хорошо! Это весело! Это нормально. Значит, так... В салки адские сейчас сыграем и одного... нет, двоих, среди нас невезучих самых, разыграем!..
Вздох ужаса непритворного по толпе пронёсся, теряясь в шелестящем вале одобрения и азартного какого-то предвкушения. Все бывшие в зале явно заволновались, нервно заозирались, чего-то меж собою забормотали – точно сию чертовскую смесь в бутыли громадной собрали и с силою немалою тама взболтали.
– Тихо! – взгремел Чёрный Царь. – Всем молчать! Я начинаю вызывать...
Ропот моментально прекратился, словно за глотку толпы некто великий крепко рукою схватил.
– О, ангел гнева, смерти и зла! – чеканя слова, прогрохотал голос царя. – Явись! В тело палача – вселись! Волею Световоровой разрешаю тебе себя воплотить и двух несчастных рыбок для казни ужасной здесь отловить! Итак – раз, два, три – все сюда смотри!..
Ш-ш-шах-х! Что-то с треском посередь зала затрещало, блеснуло, вспыхнуло, взорвалось – и светящееся ярким огнём пятно в воздухе над полом образовалось. Посмотрел туда Яван и видит, что из комочка огневого повалил вдруг светящийся дым, который через время недолгое очертания кого-то огромного и человекоподобного принял.
Этот адский туман всё уплотнялся, уплотнялся, и вот – на месте том некий одетый в чёрное образовался монстр!
Ахнули черти, попятились, и скоро вокруг пришельца зловещего сделалось совсем пусто, зато поодаль от него – густо. Страшная и гнетущая музыка сама собою вдруг заиграла, точно чудовищный грозный смерч прошёлся лениво по залу. Призрак же уплотнённый царственно неподвижно стоял, и чёрный саван с нахлобученным на голову капюшоном, тварь эту загадочную от взоров любопытных скрывавший, словно на морском ветру полоскался и трепетал...
Глянул Яван на стоявшего невдалеке от него «ангела смерти» и, хотите верьте, хотите не верьте, до глубины души от вида его зловещего он похолодел, хотя ничего вроде явно угрожающего в облике его и не увидел. Лицо существа было недвижное, подобное некой маске, светящейся фосфоресцирующей бледно-зелёной краской, нос был огромный, очень крючковатый, рот широкий и плотно сжатый, а очи чёрными веками были закрыты. Всё же остальное его тело, включая и руки, в просторные рукава упрятанные, от посторонних глаз было сокрыто.
В это время какая-то невыдержанная чертовка истерически на весь зал завизжала, и после этого голос Чёрного Царя призраку жуткому властно приказал:
– Иди! И ищи! Лови! И казни!
И он пошёл...
Медленно и плавно ступая и глаз своих не раскрывая, точно некий слепой урод, двинулся призрак вперёд.
И вдруг он в сторону потянулся, как бы кого-то намереваясь схватить или коснуться. Небыстро, правда, словно замедленно, но и это его неловкое движение чертей в панику настоящую повергло. Спотыкаясь и ругаясь, друг на друга в суматохе натыкаясь, не переставая визжать и кричать, кинулись они кто куда, стараясь объятий чудовища во что бы то ни стало избежать.
А он по залу принялся плутать, направление движения то и дело резко меняя да пустоту, образовавшуюся вкруг себя, щупая и хватая.
Сначала-то юркие и ловкие черти легко уходили от рук «ангела смерти», поскольку ухваткам его не доставало быстроты, а всему этому игрищу – остроты. Но потом ловец явно в скорости передвижения прибавил и с каждой минутой действовал всё ловчее и ловчее, точно сужал на незримой сети своей ячеи…
Однажды он упавшего толстого чёрта чуть было не словил, но тот вовремя успел на ноги подскочить и чудом каким-то просто спасся. Яван видел, как тот весь от пережитого страха трясся, уже на безопасном расстоянии от монстра находясь – рад был несказанно сей мощный амбал, что поимки на сей раз избежал.
А вскорости призрак смерти точнёхонько на Явана двинулся, но не дойдя до него самую чуть, неожиданно изменил свой путь: в сторону резко свернул и назад быстро повернул.
Только мертвящим холодом на Ваню пахнуло, будто в жаркий полдень зимней стужей на него повеяло.
Напряжение в зале, превращённом в площадку непонятной игры, всё накалялось, всё зрело. Призрак уже не шагал по полу, не скользил даже, а скорее летал в развевающихся своих одеждах, по-прежнему не размыкая собственных вежд. Только удачей для лавливаемых можно было объяснить, что никого до сих пор не удалось ловцу прихватить. Да и черти, конечно, не лишены были сноровки: как кошки они были ловки.
Но предрешённому всё же произойти, как ни крути, а надлежало! Так уж получилось, что одна молодая чертовочка позамешкалась, с дороги монстра не успела уйти, споткнулась и упала. Правда, быстрей быстрого она на ножки встрепенулася, после чего в сторону шустро нырнула стройная её фигура и уже, казалося, что пронесло, да только призрак тут к ней метнулся молниеносно и обоими опахалами жертву свою ухватил.
И в тот же миг отчаянный, душераздирающий вопль палаты просторные огласил!
Не стал преследователь девицу уловленную удерживать, бросил он её, да и к чему было добычу ту держать, когда она не в силах стала оттоль убежать. Точно замороженная, сия чертовочка в выгнутой позе на полу застыла и не кричала уже, не выла. Льдинно заколодело её стройное тело и, как Явану издаля показалося, даже заиндевело.
Паника и ужас в игре сей реальной достигли к тому времени уже потолка: невероятная колготилась везде сутолока!..
Один лишь Яван никуда и ни от кого не бежал: он широкую спину свою к стене прижал и всеобщей беготни и толкотни легко избежал. Призрака он, так как прочие, не боялся и в эти жестокие игры с ним не игрался.
А тут вскорости это пугало и вторую себе жертву поймало. На сей раз это был хорошо сложенный чёрт, полом мужчина, тоже весьма молодой и видимо не самого высшего чина. И он в невидных лапах призрака сразу же потерял способность двигаться, ужасающим криком взорвался и недвижно на полу распластался. И как только это событие важное настало, моментально чертячья братия в ужасе орать и бегать перестала. Вся игровая компания, как по команде, остановилася и, к большому недоумению Ваниному, исторгла из сотен глоток вопль ликования. Видимо, игроки радовались, что не пойманными они остались и в лапы жуткого засальщика не попались.
Сразу же и музыка изменилась. Чуть ли не бравурная откуда-то она полилась. А «ангел смерти» воздушный поцелуй окружающей публике послал, а потом к поверженной им парочке оборотился и, не мешкая, из одеяния своего просторного разоблачился: вместе с маскою чёрный сей клобук через голову он стянул и далеко в сторону от себя его отшвырнул.
И оказалось, что – не угадаете, нет! – то был страшенющий человекообразный скелет, очень рослый, совершенно чернокостный, как головня, лишь зубы у него были красные да в глубине провалов глазниц горели сгустки красного же огня!
Музыка смолкла, сменившись тишиною подспудно тревожною. Черти стояли как вкопанные и смотрели на этого некрозверя как завороженные. Даже Яван всеобщему напряжению ожидания поддался и вперёд невольно подался. А чудовище костлявые руки по направлению к лежащим жертвам простёрло и зашипело, как тысяча змей.
И в тот же миг парализованные пленники неведомой силою на воздух вознеслись и на вытянутых руках, точно на невидимых крюках, повисли. Тогда зловещий сей скелет – никакой он был, конечно, не ангел, нет! – крадущейся хищной походкой к обездвиженным чарами чертям подошёл, изгибаясь и ломаясь, будто принюхиваясь к их телам, обоих плавно обошёл и, открыв красную зубастую пасть, на девицу дунул.
Та сразу будто ожила и, диким воем вопя, в путах своих колдовских заколотилась. То же самое и с её товарищем по несчастью произошло, когда хладное дыхание смерти на него изо рта гада лютого изошло.
Скелет, очевидно, жалости совершенно не ведал. Вот он повёл над собою костлявою рукою и, неведомо откуда, оказался в ней зажат ужасный кнутище разящий, чёрным огнём весь горящий.
Толпа ахнула.
А скелетина кнутищем своим взмахнул и со свистом висящую девушку им полоснул!
Та истошным криком аж зашлась и, словно рыбина на крючке, судорожно забилась. По телу же её белому рубленая полоса прошла и до самых костей глубина разрубания дошла. Куски мяса, жесточайшим ударом от младой плоти оторванные, и брызги алые крови полетели дождём во все стороны.
Неистово взревела вся чертовская банда, как будто экзекуции этой она была зело рада. Скелет же, как видно, раздухарился и ещё несколько раз несчастную чертовку волшебным огненным кнутом ударил, после чего на вздыбленного чёрта своё хищное внимание направил.
И того немилосердно посёк он весьма усердно.
После работы сего мастера кнута и плётки всё вокруг лобного того места оказалось покрыто кровью и растерзанной плоти ошмётками.
Яван даже растерялся сначала, когда смертоносный монстр принялся жертв своих жестоко мочалить. Потом он с духом собрался и к Чёрному Царю гневно воззвал, чтобы тот прекратил это мерзейшее избиение, которое – невероятно, но факт! – доставляло собравшимся чертям очевидное и немалое наслаждение...
Никто – ни царь, ни все прочие твари Явана, конечно, не послушали – внимания даже на призывы Ванины не обратили и страданий жертв избиваемых, само собою, не прекратили.
Дальше – больше. Черти и, особенно, чертовки принялись вдруг, стеная и визжа, возле места казни ползать и сладострастно кровь с гладких плит слизывать. Некоторым даже от черноогненого кнута чувствительно досталось, когда разошедшийся вовсю страшный костяк им размахивался. Те-то с воплями оттуда уползали, раны полученные зажимали и уж более плоть своих ближних жрать не дерзали. Зато прочие до того были до крови жертв охочие, что на полу, будто отвратительные упыри, копошились и урвать себе большую долю вовсю стремились...
Тут уж Яван не выдержал. Подскочил он проворно к этому костлявому палачу, да и оттолкнул его на фиг к чертям собачьим!
Тот видно такого приёмчика от кого бы то ни было не ожидал, на ногах не устоял, в толпищу осатанелую врубился и целую кучищу зрителей презренных собою повалил, при том многих ещё и поморозив.
Ну и Яваха чуть было руки себе не отморозил, когда этой невестькакусторонней твари коснулся: жуткий ведь хлад исторгал этот гад!..
Моментально весь нездоровый ажиотаж вокруг места казни прекратился, и по толпе ропот возмущения негодующего прокатился. Пресмыкавшиеся на полу каннибалы живёхонько кто куда уканали, а изуродованные жертвы затихли и совершенно обессилено на дыбах своих повисли.
– Прекратите это подлое мучилище! – зычным голосом гаркнул Яван и его призыв в наступившем затишье точно гром прозвучал. – Как вам не стыдно!..
Взрыв хохота издевательского был ему ответом.
А монстр молчаливый этот с пола не торопясь поднялся, решительно развернулся и… на Явана угрожающе двинулся!
И его кошмарные глаза выплеснули из себя струю бешеного зла.
– Бей его, бей! – заорали из толпы азартно.
– Кнутом его огрей!
– Исхлещи ему бока!
– Убей этого быка!
– А ну давай его на крюк!
– Коровьему сыну каюк!..
Взял тогда Яван, маску бычью с себя сорвал и прямо в пламенно-магнетические окуляры своего врага глянул. Холодную непреклонную силу он в них узрел: силу стали, силу хлада, силу пламени и ада...
Тут чёртов скелет кнутищем своим колдовским как взмахнёт да по Ваньке им как хлестанёт!
Едва-едва успел богатырь руку над собою вскинуть, и бич сей разящий перехватить. Но свою порцию невозможно представить какой жгучей боли он всё-таки по руке, плечу и спиняке получил сполна. Правда, броня небесная и тут не сплоховала: тело Ванино от удара не распалося и кожа с мышцами целыми осталися. Только рука от лютого холода занемела. Поэтому не сумел Яван вдарить этого злопыхателя как хотел – лишь кнут из рук его вырвал и прочь его отбросил.
А скелет не растерялся. Раскрыл он свои костлявые объятия да Ваньку поперёк тулова-то – хвать! И стиснул богатыря с силою невероятною!..
Ощущение Яван испытал мало сказать что неприятное: чуть насквозь его не пронзила адского холода злая сила! Ни рукою, ни ногою не смог Яваха двинуть и ни капельки не мог он себя от лютых чар защитить: застыл глыбою ледяной досель парень горячий да молодой.
И совсем уж было наступили ему тама кранты, да только вишь ты – нашла вдруг коса на камень: немыслимо жуткий хлад натолкнулся внутри Явана на неожиданно жаркий пламень!
А то ж сердце Яваново от воздействия окаянной стужи оказалося вдруг разбуженным! Точно солнце там у него внутри разгорелося, и пошло оно себе пылать да жарить и холодину энту треклятую шпарить!..
Быстро Яванушка наш оттаял. Вновь он силушку богатырскую во всех членах своих могучих ощутил, да, оклемавшись, изверга этого костлявого в охапищу и прихватил. Дёрнулся было тот, от жару негаданного спасаясь, да куда там – зашипел только и... начал вдруг плавиться.
Отчаянно он тогда забился и пуще своих жертв костями чёрными заколотился в обхваточке Ваниной медвежьей – да безнадежно! Яваха палача сухощавого держит и не пущает, а скелет-то всё тает да тает... Зашкворчели вскорости его кости, как шкварки сала на сковородке, каплями чёрного пота сплошь они покрылися, а затем скоренько так в чёрный же пар и превратилися.
Пропал, исчез посланец смерти безо всякого следа, словно и не было его там никогда!
– Где Борьяна, царь?! – рявкнул рассвирепевший от пережитых испытаний Яван. – Слушай ты, изверг рода двуногого – я не шучу: или ты мне сей же час Борьяну приводишь – или я...
И он торбу свою из-за спины набок рванул, руку туда быстро засунул, и кнопочку на шкатулке заветной уж нажать было думал.
– Ну ладно, ладно, Яван, – поспешил с ответом голос царя, – Уймись! Не кипятись... В игры наши ты, я гляжу, не играешь, веселья нашего не понимаешь – ходишь тут, бродишь да всё подряд ругаешь. И в придачу ещё скучаешь явно... Ну, хорошо. Приведут к тебе твою невесту – сейчас это, я полагаю, будет к месту. Но учти – ежели не угадаешь, которая из семи невест твоя истая, то уж не взыщи – другую супружницу себе тогда поищи!
«Вот оно, третье задание!.. – обрадовался услышанному Ваня. – Добро. Пожалуй, соглашусь. Уж Бяшу-то свою я узнаю, не обмишурюсь».
– Согласен! Веди, царь, сюда невест! – воскликнул он после раздумья, наконец. – Только перед тем одно моё условие сполни!
– Какое ещё там у тебя условие? – проворчал раздражённо голос. – Ну!..
– А вот какое! Ты этих бедолаг, – и Яван на всё ещё висящих в беспамятстве истерзанных подопытных указал, – с крюков-то невидимых сними да отсель их унести повели. Лечение им дай, какое возможно, а нет, так в новые тела их души всели. И вообще... кровь эту убрать прикажи, а то тут не бал, а вроде как подвал пытальный... Уважь, твоё велико, в просьбе мне не откажи – я ведь твой гость, а гостю дают чего он ни попросит.
Пробурчал что-то невидимый царь, точно гром вялый под сводами дворца пророкотал, а потом откашлялся и сказал сурово:
– Всё исполнить! Этих убрать! Новые тела им дать! И на полу прибрать! Живо!..
Моментально все черти пришли в суетливое движение. В большинстве-то они так само зашныряли, безо всякой цели туда да сюда озабоченно забегали да заносились, а несколько дюжих мужчин к исказнённым проворно подскочили, на плечи себе их опустили и скорёшенько прочь унесли. Потом откуда-то сквозь толпу прикатился вскачь некий полосатый мяч, на две половинки сам собою он раскрылся, и одна половина, по спирали двигаясь, весь искровяненный пол будто облизала, а вторая за то время испоганенный воздух в себя всосала. Затем обе половинки снова в одно целое сложилися, через образовавшиеся поры благоуханные струи некоего ароматизатора в воздух испражнилися, и это чудо техники восвояси укатилося.
– Ну как? – спросил царь. – Сойдёт?
– Ничего. Подходяще. К приёму невест готов! – заявил Ванька, котомку обратно за спину отправляя и сбившиеся волоса руками поправляя.
Как по заказу и музыка в зале заиграла. Не то что прежняя зловещая, а Яванову вкусу потакая, развесёлая такая. И откуда вдруг ни возьмись – из толпищи расступившейся, кажись – появились, к вящему удивлению Ваниному… семь одинаковых совершенно Борьян!
Почесал себе репу Яван. Вот таки да, думает себе с неудовольствием – вот тебе и ерунда. Невест сих друг от дружки ни в жисть ведь не отличить, ага!
Хреновая петрушка получается...
Выстроились эти Борьяны в ряд. Неподвижно эдак пред Ваней стоят. И на жениха вроде не глядят – будто бы дали некие запредельные обозревают: ни вздрогнут, ни моргнут, бровью даже ни поведут...
Прошёлся ошеломлённый Яван повдоль девичьего ряда, возле каждой Борьяны вдоволь постоял, в неподвижные их очи повглядывался, изо всех сил угадать стараясь – а определить истую-то и не может! Ну, абсолютно же все меж собою похожи! И рты, и щёки, и носы, и очи...
Угадать прямо нету мочи. Каждый волос буквально в волос! Где настоящая-то его жёнушка?
Гм. Вопрос...
Вот тут-то Яваха растерялся по-настоящему. Ходил он, ходил, смотрел-смотрел – не может выбрать и всё! Ажно даже вспотел от волнения. И чем дольше он так назвать свою суженую не решался, тем сильнее смех в толпе чертей поднимался. Стало, видите ли, этим гадам потешно от Яванова гадания неуспешного...
«Ах же я и балда! – посетовал горько на себя Яван. – Ещё и обещание тирану этому дал. Нипочём мне Бяшку-то не отгадать! Эх, придётся видно здесь пропадать!..»
И пока он так в душе своей печалился и уж совсем без веры в очах на невест этих пялился, а тут вдруг глядь – что такое! – у середнего-то экземпляра Борьяны, из выставленных, значит, для показу, ма-а-ленькая слезиночка выкатилась внезапно из глазу. По щёчке затем румяной она покатилася – фьють! – и без следа испарилася.
У Вани ажно сердце в груди колотнулось.
– Вот она! – вскричал он браво. – Вот моя Бяша! Удача, царь, не ваша!
И в то же мгновение, как по палочки волшебной мановению, пропали все прочие видения прочь, и осталась тама стоять одна, настоящая Борьяна, жена венчанная Явана, Чёрного Царя любимая дочь, прекрасная собою и чёрная как ночь!
И представить себе даже было нельзя, как сильно Яван Борьяне обрадовался. Бросился он к ней, аки барс, крепко-накрепко её приобнял, в воздух легко приподнял, да и ну её вовсю-то кружить. И Борьяна ему шею стиснула изо всех сил, покуда Яваха мельницею её крутил. Потом они, не стесняясь, жарко и пылко поцеловались, и Яваша ладошечку Бяшину взял, к щеке своей нежно её приложил и ласковым голосом с суженою своею заговорил:
– Здравствуй, Борьянушка, душа моя дорогая! – сказал он ей сердечно. – Где же ты так долго была? Казалось – вечность! Я без тебя здесь тосковал...
А та ему отвечает:
– И ты здравствуй, свет очей моих Яванушка! Держал отец меня в затворе, не пущал он меня на волю. Двавл, подлец, ведь сбежал – не смогли отцовы слуги его схватить. А перед тем пригрозил он меня, не шутя, жизни лишить.
– Ничего, не бойся, Бяша, радость моя, – Яван её утешает, – Я тебя в обиду не дам! И Двавлу этому по заслугам воздам.
– А я и не боюсь, Ваня. Отец боится – вот и держит меня взаперти в светлице.
– А где ж он сам тогда? Голос царский я слыхал, а самого его нигде не видал...
Рассмеялась Борьяна, рукою вокруг повела и таково отвечала:
– Это его любимая на балах игра. Здесь он где-то скрывается, под личиною чужою укрываясь. С кем-нибудь сейчас пляшет, а всё-то видит, всё знает и ничегошеньки из происходящего не упускает...
А в это время как раз такая лихая и раздолбайская музычка заиграла, и под её звуки квакающие до того залихватски вся банда вдруг заплясала, что глядеть без удивления на это действо скоморошье никак было нельзя.
«Вот же негодяи! – подумал с возмущением Яван. – Только что своих собратьев они тут зверски пытали, а теперь как ни в чём ни бывало резвятся и веселятся. Ну и твари!..»
А чертям было по барабану! Пляшут, скачут и орут. И вовсю баклуши бьют. Бабы сиськами да задами трясут, мужики похабно вертятся да страстно извиваются. На полную катушку, гады, отрываются! А один прыткий и гибкий чёрт такую хуццацалу на виду у всех сбацал, что Яван даже усмехнулся. А вдруг, пришло ему на ум, это и есть сам Чёрный Царь? Ишь вон какой ухарь!..
– А Управор где же? – снова он вопрошает. – Тоже тута стебается?
– Нет, – Борьяна головою качает, – по приказу царя он Двавла везде ищет. Да разве такой идиот его найдёт? Плохой кот и в чулане мышь не сыщет, а Двавл ведь не мышь, а хищный змеище. Его, хитрого гада, никто не найдёт.
– Да уж, – согласно кивнул Ваня. – Здесь ты пожалуй права: Двавл – это голова... Правда, чересчур уж умная да, к сожалению, слишком мало разумная. Чёрная душонка!
– Лютый и злой он чёрт! – сощурив глаза, Борьяна с неодобрением произнесла. – Одна надежда у меня на тебя, Ваня – иначе я точно пропала...
– Жизни своей не пожалею, а тебя, Бяша, спасу! – решительно воскликнул Яван. – Не видать тебя этому подлецу!.. А-а-а! Чего мы всё об этой заразе? Давай уйдём отсель разом!
Улыбнулась Борьяна как-то печально и головою своею прекрасною опять покачала:
– Не могу я уйти отсюда, Ванюша. Заказан мне из чертога этого путь, ибо опутана я незримыми путами...
– Да как же так?! – возмутился не шутейно Яван. – Я ж третье задание выполнил? – Выполнил! Тебя угадал? – Угадал! Так что ты теперь по праву моя!
А жена его опять ему возражает:
– Царь ведь о третьем своём задании ни словечка не говорил. Нет, Ваня – третье задание у тебя ещё впереди, и будет оно, по всей видимости, истым для тебя мучением и невозможным донельзя приключением... А эта угадалочка так... их царского величества развлечение было, пустяк...
Тут уж и Яван малёхи огорчился. Он-то думал, что всё у него как надо уже получилося, а то ж была никчёмная всего-навсего задачка. Вот же, думает он, и незадача...
Да ладно, встрепенулся он вскоре душою – чего тут зазря нюниться да кисло горюниться! – и не из таких переделок выход он с Божьей помощью находил. Найдёт и впредь – надо лишь смело вперёд смотреть...
К этому моменту и пляска как раз закончилась. Музыка поменялась на совсем другую: плавную, мелодическую такую. Публика возбуждённая и от танца вспотевшая кроварчиком стала тешиться да лясы точить.
А Яван на них со вниманием поглядел, и вот о каком подумал он деле:
– Слушай, Борьяна, – он снова к жене своей с вопросом обращается, – скажи мне, пожалуйста, отчего черти и чертовки такие собою видные, молодые, здоровые и прекрасные, а я бился и сражался всё больше с чудовищами какими-то безобразными: циклопами всякими там, змеями да крабами неприличными? Отчего это такое различие? Ведь и те себя сыновьями Чёрного Царя называли, и многие из этих... Если можешь, пожалуй ответь, а!
Улыбнулась Борьяна снисходительно, к Явану поближе прильнула и, взявши руками за лицо его, кожу снаружи глаз ему слегка натянула.
– А это оттого, Ванечка, – она сказала, – что наши с тобой глаза не полностью зрят душ образа. Зашорены очень наши очи и так устроены, что обмануть их проще простого – они ведь главного не отличают от пустого. А всё это потому, что видимая предметов и форм внешняя муть не даёт нам узреть глубинную их суть.
– А вот не хочешь через штучку эту взглянуть? – через паузу она сказала.
И она стёклышко какое-то плоское из-за пояса извлекла и на ладошке его Ване преподнесла.
– А что это такое? – вопросил заинтересованно Ванёк.
– Это стекло волшебное, непростое. Оно много чего может и истую сущность тел и душ увидеть тебе поможет. К глазу, Ваня, его приложи – вот так – и о своих впечатлениях мне потом доложи. Ага?..
Взял Ванюша стекло то волшебное, в пальцах чуток его покрутил, да к глазу правому и приложил. И видит он – мама родная! – до неузнаваемости изменилося вдруг всё собрание это благородное.
«Вот так фокус! – он поразился. – Это надо же, какие сути стали мне видные!..»
И что же углядел наш Ваня через средство сиё для повидания?
А вот что. Пропали куда-то из палат роскошных без следа прекрасные видом дамы и лощёные господа, а вместо них везде ползали, ёрзали и копошилися одни сплошные чудовища отвратительные: змеищи со многими и одною головищами, ящеры какие-то чешуйчатые, циклопы и великаны рогатые, крылатые грифоны, безобразные драконы и некие юдовища ещё черепахобронные...
Только в одном-единственном месте висела чёрного туману плотная завеса, и не видно было того, кто за этою ширмою скрывался.
Вот же Ваня диву и дался! Ну, думает он, какова у чертей этих коварных истинная суть – прямо жуть! Оболочка-то у многих из них к себе располагающая, красивая и завидки даже вызывающая, зато начинка нутряная – самая что ни есть пресмыкающаяся...
И как бы в подтверждение сему наблюдению началося внезапно в среде этих тварей брожение: с яростью неподдельною они друг на дружку защерились, силами меж собою замерились, в сборище лютующих одиночек распались и с ожесточением неимоверным каждый со всеми прочими задрались. Вой, рёв и шипение, клокоча, враз достигли кипения!
Отнял Яван стекло от глазу – всё в свой прежний вид вернулося сразу: кавалеры с дамами галантно ворковали, ручки томно у них целовали, один перед другим расшаркивались и возле высоких вельмож вились. Всё было благопристойно, чинно и солидно, и истого их к прочим отношения вовсе не было видно.
И от всего им увиденного разобрало вдруг Ванюху любопытство. Он тогда, недолго думая, и на Борьяну сиё стекло направил с волнением, потому как одолело его внезапно сомнение: а если, мыслит, и моя жена только телом мне видимым мила, а снутри она, не приведи боже, какая-нибудь там страшная рожа или кикимора?..
Сердце ретивое у него в груди забилося, когда он волшебным тем стеклом к глазу своему приложился. Окинул он девицу смуглолицую тревожным сначала взором – и весьма доволен остался призором: Борьяна-то ничуточки, оказывается, не переменилася.
Оказалася прежнею его красавица! Глядит она на него и улыбается.
Ну, Яваха по ходу дела и на себя посмотреть поспешил: а может, подозревает, и он на самом деле не человек, а страшила? На ноги перво-наперво взгляд он перевёл – фу-у! – и от сердца у него отлегло, потому как не лапы он там узрел и не копыта, а обыкновенные свои босые ноги, кои, шагая, ходят по дороге.
– Ну как, Яванушка, впечатление? – спросила Борьяна, мужниным наслаждаясь удивлением.
– И не спрашивай, Бяша! – тот, стекло от глаза не отнимая, ей отвечал. – Это твоё стёклышко дорогого стоит. Ужас-то какой! Вот, значит, каковы чертячьи отродья: сплошные они змеи ядовитые да гадкие всякие уроды!..
– Так, Ванюша – да не совсем-то так, – отвечала ему Борьяна. – А ты стёклышко-то поверни, да с другой стороны на всё тут взгляни – может, так окажется, что тебе по-иному сиё место покажется...
Так и сделал Яван. Стекло он живо повернул и с другой стороны на бальчик этот взглянул.
И видит – мама дорогая! – открылася ему картина другая: чуда-юда оттоль бесследно пропали, и на их месте огнём слепящие и чадким дымом дымящие человекоподобные силуэты заполыхали!
Как огненным объектам и полагается, они были не застывшие, а то и дело очертания свои меняющие: то укорачивающие себя, то удлиняющие, то утолщающие, то утоняющие... Весь огромный зал точно жаркий пожар объял, только, странное дело, ничего от сих живых костров не загорелось. Видно, не настоящим был тот огонь чадящий.
«Надо же – опламеневшие души!.. – шибанула Ваньке в башку мысля. – Вот, значит, отчего мир они делами своими рушат! Ишь как дымят, полыхала копчёные, зло творить шибко учёные!..»
Пригляделся опять Яван и видит, что в центре зала всё тот же непроницаемый туман стоит – этакое облачко невеликое, навроде копны, и от окружающего пламени окружающего ему было хоть бы хны – ну ни хрена сквозь-то не было видно!
Ещё пуще принялся Ваня на это загадочное явление глядеть, стараясь хоть что-то в нём углядеть, а тут смотрит – ба-а! – высовывается из того тумана в чёрной перчатке одетая рука, сжимается затем она в кулак, и вроде как Явахе специально дулю кажет весьма нахально, покручивать даже ею принимается, а потом плавно и неспеша назад скрывается.
«Это кто ещё там надо мною насмехается?» – удивляется наш герой и на Борьяну любопытствующий взгляд переводит. И видит он, что и Борьяна оказалась вся светлым пламенем объята, только не красноогненным и чадящим чёрным дымом, а светло-пресветло-голубым – до того прекрасным и ярким, что глядеть на него Явану показалось истым подарком. Ну, прямо ярче солнца свет от фигуры её исходил, и лишь кое-где струились в глубине огненного Борьяниного тела какие-то уплотнения, затемняя её несколько, словно чистую веру, бывает, темнят сомнения...
«Ишь ты! Ну и красотища! А глазам-то не больно...» – отметил Ванюха довольно.
Конечно, и над собою он не замедлил произвесть наблюдение, и оказалося, что и он ярчайшим светом лучится, только не как у Борьяны голубоватым, а этаким бело-желтоватым, словно Ваня солнцем был чреватым.
– Послушай-ка, Борьяна, – снова кинул вопрос Яван, – а что это там за туман? И стекло через него даже не берёт. Прямо чёрт его разберёт!..
– Да, Ванюша, не берёт, – она согласно ему кивает, – потому что сам Чёрный Царь за этим туманом себя скрывает. И никто из нас толком не знает, что на самом деле это существо из себя представляет.
Посмотрел наш удалец ещё разок на то туманное место, а потом стекло от глаза отнял и... самого вроде обыкновенного чёрта там увидал. Стоял он себе поодаль, к ним обернувшись спиною, и о чём-то беседовал с красивою превесьма чертовкою. И едва только Яван местонахождение царя обнаружил, как в тот же миг он медленно в их сторону повернулся и рукою им помахал вполне дружески. Ничем этот кавалер от прочих, там бывших, не отличался: ни ростом своим, ни статью, ни одёжей. Только маска у него на голове была особенная: смеющаяся весело юношеская рожа.
– Добро пожаловать, Яван, на наш, так сказать, балаган! – прежний голос откуда-то с потолка тут сказал и громко затем рассмеялся.
После этого рассекреченный зубоскалящий чёрт, походкою степенною и гордою прошествовал по направлению к трону, а подойдя, тут же на него уселся, назад откинулся и ногу на ногу закинул. Тотчас все присутствующие, за исключением Вани и Борьяны, почтительную покорность владыке пекла оказали: в поклонах они склонилися низких, а кое-кто так и вовсе униженно рухнул вниз и распростёрся пред царём ниц.
– Подойди сюда, гость мой дражайший Яван! – непреклонным тоном царь приказал.
Ну что ж, Ваня к Борьяне повернулся, стёклышко волшебное ей вернул, руку ободряюще ей пожал да к трону и зашагал. Подойдя же к нему довольно близко, он остановился и не шибко низко царскому величеству поклонился. Спину пред ним ломать да ваньку валять он не стал, ибо весь этот бал-маскарад во уже как его достал.
– Поравита тебе, царь! – Ваня лишь сказал.
Ничего не ответил ему Черняк. Спокойно и неподвижно он на троне своём сидел и со смеющейся не к месту рожей на Ваньку глядел. Потом он несколько приосанился, позу неспеша поменял, руки к голове поднял и... маску дурацкую с себя снял.
И огненно-страшные очи царя полоснули жутким взглядом Явана!
Тот чуть было назад даже не отпрянул – до того был поразительным контраст между его величеством в маске и без маски. Бледное, точно у мертвеца, худое, презлое предстало пред расейским богатырём лицо царя не очень молодое, и столько в нём читалось ненависти, ярости и яда, что выдержать этот взгляд мог, наверное, один лишь Говяда.
Теперь уже все без исключения черти в страхе и ужасе на пол повалилися, а Черняк за подлокотники руками взялся, вперёд несколько подался и... начал вдруг расти.
Вместе со всем своим троном...
Совсем скоро стал он преогромным, так что пришлось Явахе даже голову назад запрокидывать, чтобы новоявленного великана взором окинуть.
– Так слушай же, дерзкий человек Яван, моё третье и последнее задание! – громообразно грозный тиран пророкотал. – Иди сей же час туда, не знаю даже я куда, и принеси мне то, не знаю даже я что!
Засмеялся царь тут раскатисто – даже стёкла в узорчатых окнах от этого задребезжали – и вдобавок этак рукою он от себя отмахнул: мол, давай-ка отсель канай, да задание моё живо выполняй!
Повернулся Яван спиною к царю отважно и поплёлся назад довольно обескураженный.
– Да смотри поспешай, нахальный ты прохвост – не тяни зря кота-то за хвост! – подзадорил сзади Яваху Черняк. – Даю тебе на всё дело одни сутки, а то мне ждать недосуг. И без незнамочего не вздумай возвращаться!.. На всякий случай уже сейчас можешь с невестою своею попрощаться.
Черти тут с пола в момент повскакали, заулюлюкали на Ваню, обидное чего-то ему заорали, ногами громко затопали, руками захлопали...
Злорадствовали зело видно, гады, что на сей раз попух Говяда.
Ну а Ваня на ихнее хрюканье, вопли и верещание внимания особого не обращал – он ведь к жене своей венчанной шёл прощаться. Подошёл и видит, что та стоит, плачет, головою печально качает и мужа своего победителем увидеть, наверное, не чает. Взял Яван Борьяну за плечи, в глаза ей ободряюще заглянул, потом к себе её притянул, обнял крепко-крепко, в губы алые жарко поцеловал да, от себя отняв, таково ей слово сказал:
– Ничего, дорогая Борьяна – я ведь Яван Говяда, и всё у нас будет как надо! Жди меня – и я вернусь и с неправдой – разберусь!
Повернулся он и пошёл вон из сего злого чертога прямою своею, как всегда, дорогой.
Рейтинг: 0
412 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
