У Иваныча появился новый, хороший друг Андрей. Ростом Андрей был чуть пониже
его, но более плотного телосложения. Видать в детстве не обременял себя голодом.
Возраста, они были с ним, одинакового.
А самое главное, что нравилось в нём
Иванычу, он был не ленив. Все тяготы и лишения, которые приходились на долю
охотника – промысловика и рыбака переносил, молча, без нытья.
В экспедиции он занимал должность агронома. А для чего эта должность нужна
была в экспедиции, никто, включая самого Андрея, объяснить, не мог. Да и, в
общем – то, всё это, не так важно…. Главное, что человек он был общительный,
и по интересам сошлись с Иванычем.
Собрались они как – то, в первых числах сентября, когда гнус уже исчез куда –
то на зиму, в выходной от работы день, поехали порыбачить и пострелять
боровой птицы, в Савину Курью. Находилась она от Туруханска, вверх по Енисею
– батюшке, в пределах тридцати километров. Место для рыбалки отличное. В сети
попадает и осетрина, и нельма, и таймень. А вообще на Енисее, куда бы ни
кинул крючок с наживкой - всюду клюнет!
Идут они на лодке под мотором «Вихрь -30», дышат вольным, чистым воздухом Енисея.
Дойдя до ухвостья Монастырского
острова, перешли через Енисей на его левый песчаный берег. Здесь лодка пошла
быстрее – течение медленнее, чем на фарватере. Небо чистое – ни одного
облачка. Полный штиль! В зеркальной глади воды отражались пролетающие птицы и
пассажирский самолёт Як - 40, который уже через минуту пойдёт на посадку в
аэропорту. Погода не предвещала ничего дурного, и ехали с хорошим бодрым
настроением.
И вот уже вышли в створ с речкой Мироедиха. Она впадала в Енисей на двадцать
четвёртом километре от ухвостья острова Монастырского. Когда – то, обживаясь,
переселенцы из России поставили здесь небольшую деревушку – станок по – старинному,
всего на несколько семей. На Северах, все небольшие поселения, зовут
станками. Теперь на каменистом берегу осталась только одна скособоченная
избушка, в которой жили две немолодые женщины.
Одна из
них, Настя, была русских кровей. Её подругу звали Олимпиадка. Она осталась
одна из своего рода эвенкийских охотников. Отца задрал медведь – шатун, а
мать утонула в сильный шторм на Енисее. Её обласок перевернуло как щепку и, вдобавок,
ударило по голове. Нашли её случайно, на правом берегу Енисея, выброшенную за тридцать
километров от поселения. Настиного мужа тоже забрал в свои обьятия Енисей –
батюшка. В конце – концов из
нескольких семей здесь остались только две женщины, которые и не думали
никуда переселяться. И что только их заставляло здесь жить вдали от
цивилизации? Видимо охотничья страсть. Да к другой жизни они бы и не
приспособились. Доживали здесь свой век. Детей у них не было. Так вот и
похоронят их здесь, изредка заезжающие к ним рыбаки – охотники.
Как – то с другом Борисом, который позднее утонул на Северной реке, Иваныч,
по воле случая заночевал у них. Охотились весной на другой стороне, в
заливной пойме Енисея, и у них сломался мотор. На веслах перешли в Мироедиху
и попросили приюта на ночь. Это была не ночь, а дурдом. Ещё попозже,
отдыхающие от забот, пьяные менты завалились к ним. Спали на оленьих шкурах.
Спали беспокойно – то клопы с блохами кусают, то пьяный мент печь - буржуйку,
дрыгая ногами, перевернул. Чуть не задохнулись было от огня и дыма. Уже под
утро уснули, когда блохи успокоились,
напившись человеческой кровушки, а
менты отрубились, в полубессознательном состоянии.
А ещё доходили дурные слухи об этом месте. Олимпиадка, по наследству от отца,
получила дар шаманства. Она очень не любила когда кто – то находился в их охотничьих
угодьях, без разрешения. Несколько человек, любителей отловить там соболей,
пропали с концами. Два года назад, осенью, приехала семья из трёх человек
набрать брусники. Они приткнулись лодкой в берег, чуть повыше домика, и пошли
в лес брать ягоду.
Через несколько минут мать с девочкой исчезли. Отец кричал им, стрелял в воздух,
но никто не откликался. Тогда он побежал по берегу к женщинам в домик, и стал
у них просить помощи. Настя, узнав в чём дело, побледнела, и влепила
увесистую затрещину Олимпиадке, и что – то сказала ей на её языке. Та,
оправдываясь, выскочила из избушки, взяв в руки свой шаманский бубен, и впав
в транс, стала что – то выкрикивать гортанно, одновременно издавая, какие –
то не совсем ритмичные звуки, на бубне. Затем, в изнеможении упала на траву и
забилась в конвульсиях. Мужчина, доселе ни разу не видевший обряд шаманства,
чуть сам не впал в транс от испуга, но тут через минуту показались выходящие
из леса мать с девочкой. Хорошо, что всё закончилось благополучно. Больше
туда никто не осмеливается ходить. Иваныч тоже старается стороной обходить
Мироедиху.
Восемь километров, от Мироедихи до Савиной Курьи, пролетели незаметно.
Навстречу попался один плотовод с лесом. Тянули в Игарку на
деревоперерабатывающий комбинат. А потом, ровненькие, в пакетах доски,
отправляли на экспорт, за границу.
Прошли две самоходки, загруженные по ватерлинию, создав высокие волны, по
которым ребята прошли, чуть сбавив
скорость, чтобы не разбивать лодку. Груза тогда много на Север везли. Шло
освоение северных богатств. И нового люда тоже много, в те годы, ехало на
Север. Кто за длинным рублём, кто испытать себя, кто алименты зарабатывать
хорошие. Жизнь кипела! Интересно очень было!
И вот Савина курья. Перешли через Енисей и причалили у самого ручья. Вытащили
лодку подальше на берег и привязали бечевой за валун. Волны, от проходящих вниз судов,
могут слизнуть плохо укреплённую лодку, как корова языком. Натянули тент на
лодку, попили чайку. Взяли ружья с патронташами, и пошли вверх, вдоль ручья,
по кочкарнику. Андрей подстрелил две утки, а Иваныч утку не стрелял – потому,
как не любил её запаха. Он умудрился в ручье оглушить выстрелами в упор два
ленка. Ленок это сибирская форель. Мясо хоть не красное, как у форели, но
очень вкусное. Перешли всю пойму ручья и упёрлись в коренной кряжистый берег.
Решили обратно не возвращаться по кочкам – до того тяжело прыгать с одной на
другую – эквилибристом можно стать. Пошли вдоль коренного берега обратно.
Шли часа два. Странно! Уже давно должно быть начало резкого поворота Курьи, а
её и в помине не видать…
.
- Слушай Андрей!? А ведь мы уже давно должны были выйти к пойме. Какая – то
странная тишина, теплоходов не слышно и небо всё тучами затянуло. С чего бы
это? Давай я на дерево залезу и посмотрю, может, мы не туда вовсе идём.
- Как не туда? Это же коренной берег и никаких поворотов мы не делали! Ну,
давай, я подсажу тебя, чтобы тебе легче забраться на лиственницу, с неё хорошо и далеко видать
всё будет.
Ухватился Иваныч за крепкий сук, подтянулся и с помощью Андрея залез на
первую толстую ветвь. Далее уже не составило труда залезть выше – ведь если
верить теории Чарльза Дарвина, то наши предки несколько тысячелетий назад
только этим и занимались. Но Иваныч без восторга смотрит на его спорную, и не
совсем доказанную теорию.
Укрепился на очень крепких ветках и стал вглядываться по сторонам вдаль.
Секунд десять он молчал – потерял дар речи.
- Ну что ты молчишь, Иваныч? Далеко – ли нам ещё идти?
Иваныч, через минуту вернулся из заоблачной дали и изрёк:
- С приездом, Шульц!
- Что такое?
- А вот такое, что видимо, сбывается шаманкино заклятие….. Ты знаешь, вообще
ничего не видать! Вокруг беспросветная тайга. Плохо, что компаса с собою не
взяли, и солнце, как назло, скрылось.
Всё против нас!
Определили по мху на деревьях и ветвям где север, где юг, и пошли на юго - запад,
где должен протекать Енисей.
Вдруг в тундровом редколесье Иваныч неожиданно проваливается в «окно»
трясины, сперва по пояс, а потом, чуть пошевелившись, ниже.
- Стой на месте Андрей, а то оба угодим в окно. У тебя нож с собой? Режь для меня, быстрее, но без суеты, подлиннее
палку. С каждой секундой Иваныч погружался всё глубже. Страха не было, потому
что вдвоём. Спасение будет!
Хорошо,
что хоть ружьё было с собой, и он положил его поперёк. Хоть немного, но всё
же поддержка…
- Ты только дружок не шевелись! Я сейчас, я мухой!
Андрей, вырезав длинную молодую березку, протянул Иванычу. Тот ухватился за
неё и через некоторое время, хоть и с большим трудом, но с помощью друга
очутился на твёрдом берегу. И тут, после спада нервного напряжения, в такой
ситуации на него навалился полуистерический смех, представив, как барон
Мюнхгаузен вытаскивал из болота коня, зажав его меж ног, вытягивая за свои
волосы. Ловкач! Смешнее не придумать!
Перевели дух. Слил зловонную жижу из болотников. Выжали вдвоём одежду. Сушиться
не стали – некогда, время поджимает, высохнет одежда на теле от ходьбы. Да и
со световым временем поджимало. Пошли в обход небольшой тундрочки и вдруг
увидели вытекающий из неё спасительный ручеёк.
- Вот по нему и пойдём! Всё равно он покажет дорогу. Если на материке все
дороги ведут в Рим, то здесь все ручьи текут в Енисей.
Так оно и вышло! К наступившей темноте ребята вышли на берег Енисея, как раз
в том месте, где начиналась Курья. Облегчённо вздохнули. Салютовали,
пожертвовав четырьмя патронами, своей победе над чёрными силами шаманства и пошли
по мелководью к лодке.
Посмотрели на часы, оставленные в лодке – четверть двенадцатого.
- Вот видишь Андрей! Мы с тобой уложились в отпущенном времени. Не зря
говорят, что если к одиннадцати часам не выйдешь из их угодий, то там и останешься.
Пошутили, посмеялись, но приняли каждый на свой счёт.
Разожгли костёр. Сварили уху из ленка. Достали бутылочку «Экстры» и разлили
половину по кружкам.
- Давай Андрюша выпьем за это боевое крещение. Хоть я и не верю в бабкины
побаски, но то, что случилось, не могло быть случайностью.
Покушали,
успокоились. Достали сеть - «плавёху». Разобрали, подвязали «гагарку» -
крестовину и, столкнув лодку в воду, поплыли на пески.
Заплыли всего один раз, и этого было достаточно. Природа вознаградила ребят
за те лишения, что пришлось испытать вечером. Небо очистилось от туч.
Показались звёзды и полная луна, которая освещала им путь домой. А дома
ожидали жёны и их любимые детки. Вот и не зря скатались. Но в угодья этих
бабушек они старались больше не заходить. Кто знает: стечение обстоятельств
или что другое, но извините,..
Правда, всё это будет помниться всю
оставшуюся жизнь….
|