Истоки державности. Глава 22

Глава 22
(861 г. от Р.Х.)
 
Император Михаил словно попал во вчерашний день. В долине Келарий происходило то же, что и под городом Самосатой: войско ромеев в панике бежало от сарацин. Император круглыми от ужаса глазами взирал на это и понимал, что никто из воинов не собирается защищать его, и что его жизнь находится под угрозой. Никому из ромеев не было дела до него, и каждый стремился сохранить свою жизнь. Растерянный происходящим, Михаил побежал вместе со всеми и заметил Имерия Грила, который умудрился остановить всадника и пытался отобрать у него лошадь, чему всадник всячески противился. Обозлённый этим сопротивлением, а также страхом перед приближающимися сарацинами, Грил выхватил меч и снизу вверх воткнул его в воина, сбросил того с коня и сам забрался в седло.
- Имерий, друг, - Михаил бросился к нему и ухватил его за сапог, - спаси своего императора!
Грил взбрыкнул ногой, оттолкнув Михаила:
- Не до тебя сейчас! Самому бы спастись…
Имерий тронул коня и помчался прочь. Не ожидавший этого предательства от своего «лучшего друга», с которым он проводил много весёлых дней, Михаил, сжав кулаки и не видя спасения, истерично закричал:
-А-а-а…
То ли из-за этого крика, то ли из-за его испуганного вида около императора остановились два всадника, и один из них властно произнёс:
- Хватит горланить! Переодеться тебе надо. Быстро снимай свою одежду!
Всадник спрыгнул с коня и начал раздевать убитого Грилом воина. Его окровавленную одежду нежданный спаситель бросил императору:
- Оденься!..
Второй всадник гарцевал рядом на лошади и поторапливал:
- Скорее, скорее… Сарацины уже близко.
Первый всадник почти силком затащил императора, посадил сзади себя на круп своего коня и помчался вскачь. Следом за ним поскакал другой. Скакали долго, пока сзади не стало видно преследователей.
- Похоже, оторвались… - Облегчённо проговорил всадник, сидящий впереди императора, и, обернувшись, насмешливо спросил. – Ну как, задницу себе не натёр?
- Есть маленько… - Признался Михаил.
- Без привычки оно конечно… - Согласился всадник и спрыгнул на землю. – Садись в седло, а я ноги свои разомну. Мне тоже невмочь без привычки долго скакать.
Михаил обеспокоился: а не слишком ли вальяжно ведут себя незнакомцы по отношению к императору? Перебравшись в седло, он надменно спросил:
- А вы кто?
Оставшийся на коне всадник лениво повернул голову:
- Мы то?.. Гребцы мы на твоём корабле. Видишь, какие мозоли на руках? – Он показал огромные ладони с жёлтыми мозолями от вёсел. – Я Георгий Пиган, а это Василикин.
При этом имени ромей, ведущий под уздцы лошадь, повернулся и улыбнулся. Эта улыбка успокоила императора, а Георгий продолжил:
- Что же тебя вся свита одного оставила? Непорядок это…
У Михаила от злобы скривило лицо:
- Что свита!.. Войско бросило своего императора. И отчего Бог так меня не любит? Под Самосатой от сарацин побежали, вот и здесь тоже.
- А за что тебя Бог должен любить? – Усмехнулся Георгий. – Видели мы, как ты со своей свитой чудил. Есть притча, что человек за свою жизнь должен построить дом, родить сына и посадить дерево. Что сделал ты? Ничего… Себя тешил да развлекался. Думал ты о других? Как живёт народ? То-то и оно! А народ работает в поте лица, чтобы себя прокормить и семью свою, да ещё налоги отдать, чтобы вы ели-пили сытно.
- Да как ты смеешь так говорить? Я – император, по волеизъявлению Господа стал им. – Возмущённо закричал Михаил. – Против власти моей идёшь?
- Да ты не кричи! – Спокойно ответил Пиган. – Молод ты и горяч. Учись правду выслушать. Другие таких слов тебе не скажут. Привыкли они вокруг тебя есть-пить сытно, дворцы себе строить, участки земли к своим рукам прибирать, мошну свою ненасытную набивать, а случись что – где они? Бога благодари, что Василикин заметил тебя – бедолагу… Подумай! Если бы против власти твоей шли, то стали бы тебя спасать? То-то же… В кутежах жизнь свою проводишь. Пора угомониться уже и задуматься: кто наследует твою власть? Что ты оставишь наследнику? Стань достойным преемником своего отца Феофила. Великий был император! Вряд ли в ближайшем будущем такой появится. Вижу, что не по нраву тебе мои слова, а твой отец и такие слова выслушивал. Теперь и ты услышал.
Неприятно это было слышать Михаилу. Первой мыслью было дать приказ отрубить дерзкому гребцу голову, да кому дашь? Вон какие мощные лапы у него! Придушить ему – раз плюнуть. К тому же спасли его от сарацин! А Василикин-то поприятней будет… При словах Георгия, поворачиваясь к императору, он только виновато улыбался. Хотя нужно согласиться, что как бы не были горьки слова Пигана, в его словах доля истины была. Бросили его все из ближайшего окружения. Тот же Имерий Грил!.. Мало ли его золотом император награждал?! Эх!.. Вот кому надо голову рубить! Михаил шумно задышал носом и словно нехотя промолвил:
- Как вернёмся в Константинополь, всем поделом воздам.
 
*   *   *
 
Уныла выжженная жарой степь. Нещадное солнце припечатало своими лучами траву к потрескавшейся земле, и только бледно-зелёные островки ковыля еле-еле трепыхались при слабых порывах дышащего зноем ветерка. Вся жизнь в таком пекле замирает, даже неугомонные кузнечики перестают стрекотать. Невыносимо тяжко находиться в это время в степи непривычному к такому зною путнику, когда угнетающее тепло льётся не только от сияющего на небе светила, но и от истомлённой жарой земли.
По этой обожжённой солнцем бескрайней степи от Меотского[1] озера по направлению к столице хазарского каганата Семендеру[2] по протоптанной караванами дороге двигалась вереница людей в чёрных монашеских одеждах. Первым шёл Мефодий, вторым – Кирилл, а уже за ним шли Ангеларий, Наум и Климент. Для Мефодия тяготы пути были не в новинку – мало ли дорог он истоптал в воинских походах, а для слабого здоровьем брата это было настоящей мукой. Изредка он ненароком оглядывался на Кирилла и, жалея его, сбавлял шаг, давая тому прийти в себя. В очередной раз, оглянувшись, Мефодий заметил полтора десятка всадников, направляющихся в их сторону. Приблизившись, те огласили округу дикими воплями. Кирилл окинул их взглядом и без тени страха промолвил:
- Помолимся, братья.
Пять христиан опустились на колени и над степью в унисон зазвучали слова молитвы:
- Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.
Всадники, угрожающе потрясая копьями и искривлёнными мечами, кружили вокруг невозмутимо молящихся ромеев. Какой силой духа нужно обладать, чтобы презреть угрозу смерти ради любви к Богу!
- Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас.
Так проникновенны были слова молитвы, которые шли они от сердца молящихся, что скорее всего дошли они до Всевышнего. Одетые в шкуры всадники перестали кричать, опустили свои копья и мечи, остановили своих коней и удивлением смотрели на отрешённых от мира и погружённых в молитву священников.
- Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё: да будет воля Твоя, яко на небесах и на земле.
В своём уме ли эти люди? Понимают ли они, что могут лишиться жизни? Многие народы и племена со снисхождением относились к блаженным. Всадники начали переглядываться между собой, на их лицах появились снисходительные улыбки.
- Яко Твоё есть царство, и сила, и слава, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Раздался гортанный крик, и все, повернув коней, помчались прочь. Мефодий поднял голову: вдали появился караван, и именно его испугались всадники. Нелегка и опасна жизнь купца. Ради выгоды приходится преодолевать большие расстояния, где на каждом шагу поджидают любители поживиться за чужой счёт. Вот и приходится или самому быть отменным воином, или нанимать немалую охрану. Объединяются для этого купцы, собираются в караваны.
Главный караванщик встретил ромеев укором:
- Что же вы без охраны отправились в путь? Хорошо, что повстречали нас. Эти угры – дикое невежественное племя. Промышляют тем, что захватывают в плен путников и продают работорговцам. Много крови они ещё испортят нормальным людям. Уничтожать их надо безжалостно. Это нелюди…
Кирилл спросил у него:
- Разве Бог не создал всех одинаковыми по образу и подобию Своему?
Караванщик в изумлении не нашёл ответа, а Кирилл продолжил:
- Бояться их нам было нечего: христиане везде находятся под защитой великой христианской державы.
- И куда же вы направляетесь?
- Ваш повелитель Хазарии написал письмо нашему императору и попросил прислать богословов и поговорить с ними о христианской вере. Император направил к кагану нас.
- Вот как!.. С хорошими собеседниками и путь короче. – Караванщик усмехнулся. - Всем хорошо ваше царство… А один обычай у вас худой: зачем из разных родов избираете себе царей? Наши же цари — все из одного рода.
- А разве Господь вместо царя Саула не избрал род Давида?
Не понравилось хазарину вопрос ромея. Едкий был вопрос, но правдивый: было это. Поджал губы хазарин – не поспоришь с этим. Чем бы уязвить ромея? Заметил караванщик, что Кирилл прижимает к груди книгу и усмехнулся:
- Любите вы всё в книги записывать, в книгах и ответы на вопросы ищете. У нас всё не так. Мы всю мудрость поколений в себя впитали и применяем её в жизни, не заглядывая в книги.
Сдержал улыбку Кирилл и на замечание задал вопрос:
- Если сейчас нам встретится человек без одежды, который будет утверждать, что у него есть золото без счёта, то можно этому человеку верить?
- Нужно быть глупцом, - рассмеялся караванщик, - чтобы поверить.
- Я скажу тебе так: раз ты впитал столько мудрости, то скажи нам, сколько людских поколений было на свете до Моисея? Сколько лет каждый их род правил?
Не ответил на вопрос хазарин, насупился: больно едкими оказались ответы ромея. Оставил караванщик в покое священников, не стал поддерживать разговор – себе дороже!
По прибытии в Семендер Кирилла отвели к кагану. Придворные за спиной хазарского правителя недовольно начали шушукаться: не уважает император ромеев кагана – прислал простого священника, а не митрополита или хотя бы епископа, но обратились к посланнику довольно учтиво:
- Кто ты, какого рода, чтобы согласно чести твоей разместить за столом?
- Дед у меня занимал высокое положение, находился около самого императора. Наскучила ему эта слава, и был он отвергнут императором. Направился он в далёкую землю к чужому народу. Там родился мой отец, там родился и я. Если углубиться в родословную всех моих предков, то пращур мой Адам.
Любят на востоке витиеватые рассказы с неожиданным концом, ласкают они слух. Оценили хазары ответ Кирилла и посадили его на почётное место. Каган первый поднял свою чашу:
- Пью я во имя единого Бога, сотворившего всё в этом мире.
Повелитель хазар этими словами подчеркнул иудейское представление о едином Боге. В своём ответном слове Кирилл не мог не указать Символ веры христианина:
- Пью во имя единого Бога и Слова Его, которым небеса утвердились, и животворящего Духа, которым вся сила Их исполняется.
- Мы говорим об одном и том же, – произнёс каган, - но вот в чём различие: вы троицу славите, а мы – Бога единого.
Не мог Кирилл оставить это замечание без ответа:
- Если один из твоих приближённых честь тебе воздаёт, а к словам твоим и духу твоему относится не с почтением, а другой твой приближённый всем троим честь воздаёт, то который из них пред тобою более честен?
- Который всем троим честь воздаёт. – Смутился повелитель хазар.
Чтобы замять это смущение кагана, один из придворных выступил вперёд:
- Ответь, как может жена вместить Бога в чреве, если она и узреть незримого Бога не может, не то чтобы родить?
- Скажи мне, если тебе скажут, что ты не можешь достойно принять у себя кагана и честь ему воздать, а последний раб это сможет, то сказавший это разумен или безумен?
- Очень безумен!
- А кто из тварей достойней всех?
- Человек, - надменно улыбнулся придворный, - ибо по образу Божию сотворён.
- Значит, безумны те, которые считают, что Бог не может вместиться в человека, если Он и в купину вместил себя, и в облако, и в бурю, и в дым, являясь то Моисею, то Иову. Поэтому Моисей молится так: «В громе каменном и в гласе трубном не являйся нам, Господи щедрый, но вселись в нашу утробу, отними наши грехи». Так говорит Аквила!
Смутились хазары и окончили разговор: нужно хозяевам обсудить сказанное ромеем. Искусен оказался Кирилл в споре с иудейскими мудрецами, а как с ним поспоришь, если он намеренно приводит примеры не из евангельских книг, а из их ветхозаветной истории. Ведомо Кириллу, что иудейские книжники с недоверием относятся к Септуагинте – переводу еврейских толковников книг Ветхого завета с древнееврейского на греческий язык, осуществлённому для потребностей еврейской общины в Александрии. Раввины слишком ревностно отнеслись к нему, посчитали перевод слишком вольным и предпочитали перевод, который сделал учёный муж Аквила, принявший иудаизм. А разве можно спорить с Аквилой, почитаемого всеми раввинами? Вот так ромей! Как тщательно подготовился к спору! Разве могли знать хазары, что Кирилл изучал у Фотия древнегреческую школу словесной полемики: и логику афинского хитреца Сократа, и диалоги язычника Платона.
Пока брат проводил дискуссии с иудейскими мудрецами, Мефодий бродил по улицам города, подходил к торговцам, долго рассматривал товар, прислушиваясь к разговорам окружающих. В хазарскую столицу прибывали купцы из разных краёв, но разговор вёлся в основном на языке хозяев. Мефодия не интересовали люди из далёких стран, он искал тех, кто мог бы сообщить ему о загадочных русах. Несмотря на его монашеское одеяние, торговцы обращались с ним довольно бесцеремонно: хватали за рукава и останавливали, предлагая свой товар. У них Мефодий спрашивал одно и то же по-славянски:
- Торгуешь ли ты с русами?
Прочитав в их глазах непонимание вопроса, священник молча уходил прочь. В очередной раз после вопроса Мефодия один из купцов ответил ему тоже по-славянски:
- Многие торгуют с ними. На днях один из русов покупал у меня товар.
- Где он сейчас?
Хазарин пожал плечами:
- Может ещё в городе, а может уже нет.
- Расскажи мне о них.
Купец с хитринкой в глазах развёл руками:
- Что я могу о них рассказать?! Я мало что знаю о них.
- Расскажи, что знаешь.
- Да я почти ничего не знаю… - Замялся хазарин, но весь вид его говорил, что он хитрит.
Мефодий разжал ладонь и показал золотую монету:
- Расскажешь – твоя будет.
У хазарина алчно блеснули глаза, и он начал рассказывать:
- Русы – народ смелый, хваткий и пронырливый: не в тягость им и сюда забраться. Впервые с ними я столкнулся почти лет двадцать назад. Молодой ещё был… До этого не встречался с ними, и вдруг на всех торгах они появились. Слух тогда прошёл, что до этого они франков здорово били.
- Где их земля-то?
- Слышал, что далеко на севере, но там не бывал. Встречал я их и в Ростове, и в Новгороде, и в Муроме… Торгуют русы честно и слово своё крепко держат. Сюда пробираются с товаром. Торговали мирно, не пакостничали, но несколько лет назад у них разлад между собой произошёл. Не поделили что-то между собой князья Рюрик и Аскольд. Часть русов во главе с Аскольдом и Диром покинула остальных. Аскольд захватил наш город Куяб и осел там. Теперь в округе этого города земля им принадлежит. Пробовал наш каган вернуть эту землю, но куда там!.. Разбили русы и наше войско, и печенегов… Пропала после этого охота у кагана с ними воевать.
- Многочисленны ли русы?
- Да кто ж этих славян считал-то! К тому же то ли он рус, то ли не рус – кто их разберёт?
Мефодий протянул монету купцу: теперь ему есть что сообщить императору
[1] Азовское море.
[2] Столица хазар располагалась в окрестностях современной Махачкалы.
 

© Copyright: М.Лютый, 2021

Регистрационный номер №0487623

от 17 января 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0487623 выдан для произведения: Глава 22
(861 г. от Р.Х.)
 
Император Михаил словно попал во вчерашний день. В долине Келарий происходило то же, что и под городом Самосатой: войско ромеев в панике бежало от сарацин. Император круглыми от ужаса глазами взирал на это и понимал, что никто из воинов не собирается защищать его, и что его жизнь находится под угрозой. Никому из ромеев не было дела до него, и каждый стремился сохранить свою жизнь. Растерянный происходящим, Михаил побежал вместе со всеми и заметил Имерия Грила, который умудрился остановить всадника и пытался отобрать у него лошадь, чему всадник всячески противился. Обозлённый этим сопротивлением, а также страхом перед приближающимися сарацинами, Грил выхватил меч и снизу вверх воткнул его в воина, сбросил того с коня и сам забрался в седло.
- Имерий, друг, - Михаил бросился к нему и ухватил его за сапог, - спаси своего императора!
Грил взбрыкнул ногой, оттолкнув Михаила:
- Не до тебя сейчас! Самому бы спастись…
Имерий тронул коня и помчался прочь. Не ожидавший этого предательства от своего «лучшего друга», с которым он проводил много весёлых дней, Михаил, сжав кулаки и не видя спасения, истерично закричал:
-А-а-а…
То ли из-за этого крика, то ли из-за его испуганного вида около императора остановились два всадника, и один из них властно произнёс:
- Хватит горланить! Переодеться тебе надо. Быстро снимай свою одежду!
Всадник спрыгнул с коня и начал раздевать убитого Грилом воина. Его окровавленную одежду нежданный спаситель бросил императору:
- Оденься!..
Второй всадник гарцевал рядом на лошади и поторапливал:
- Скорее, скорее… Сарацины уже близко.
Первый всадник почти силком затащил императора, посадил сзади себя на круп своего коня и помчался вскачь. Следом за ним поскакал другой. Скакали долго, пока сзади не стало видно преследователей.
- Похоже, оторвались… - Облегчённо проговорил всадник, сидящий впереди императора, и, обернувшись, насмешливо спросил. – Ну как, задницу себе не натёр?
- Есть маленько… - Признался Михаил.
- Без привычки оно конечно… - Согласился всадник и спрыгнул на землю. – Садись в седло, а я ноги свои разомну. Мне тоже невмочь без привычки долго скакать.
Михаил обеспокоился: а не слишком ли вальяжно ведут себя незнакомцы по отношению к императору? Перебравшись в седло, он надменно спросил:
- А вы кто?
Оставшийся на коне всадник лениво повернул голову:
- Мы то?.. Гребцы мы на твоём корабле. Видишь, какие мозоли на руках? – Он показал огромные ладони с жёлтыми мозолями от вёсел. – Я Георгий Пиган, а это Василикин.
При этом имени ромей, ведущий под уздцы лошадь, повернулся и улыбнулся. Эта улыбка успокоила императора, а Георгий продолжил:
- Что же тебя вся свита одного оставила? Непорядок это…
У Михаила от злобы скривило лицо:
- Что свита!.. Войско бросило своего императора. И отчего Бог так меня не любит? Под Самосатой от сарацин побежали, вот и здесь тоже.
- А за что тебя Бог должен любить? – Усмехнулся Георгий. – Видели мы, как ты со своей свитой чудил. Есть притча, что человек за свою жизнь должен построить дом, родить сына и посадить дерево. Что сделал ты? Ничего… Себя тешил да развлекался. Думал ты о других? Как живёт народ? То-то и оно! А народ работает в поте лица, чтобы себя прокормить и семью свою, да ещё налоги отдать, чтобы вы ели-пили сытно.
- Да как ты смеешь так говорить? Я – император, по волеизъявлению Господа стал им. – Возмущённо закричал Михаил. – Против власти моей идёшь?
- Да ты не кричи! – Спокойно ответил Пиган. – Молод ты и горяч. Учись правду выслушать. Другие таких слов тебе не скажут. Привыкли они вокруг тебя есть-пить сытно, дворцы себе строить, участки земли к своим рукам прибирать, мошну свою ненасытную набивать, а случись что – где они? Бога благодари, что Василикин заметил тебя – бедолагу… Подумай! Если бы против власти твоей шли, то стали бы тебя спасать? То-то же… В кутежах жизнь свою проводишь. Пора угомониться уже и задуматься: кто наследует твою власть? Что ты оставишь наследнику? Стань достойным преемником своего отца Феофила. Великий был император! Вряд ли в ближайшем будущем такой появится. Вижу, что не по нраву тебе мои слова, а твой отец и такие слова выслушивал. Теперь и ты услышал.
Неприятно это было слышать Михаилу. Первой мыслью было дать приказ отрубить дерзкому гребцу голову, да кому дашь? Вон какие мощные лапы у него! Придушить ему – раз плюнуть. К тому же спасли его от сарацин! А Василикин-то поприятней будет… При словах Георгия, поворачиваясь к императору, он только виновато улыбался. Хотя нужно согласиться, что как бы не были горьки слова Пигана, в его словах доля истины была. Бросили его все из ближайшего окружения. Тот же Имерий Грил!.. Мало ли его золотом император награждал?! Эх!.. Вот кому надо голову рубить! Михаил шумно задышал носом и словно нехотя промолвил:
- Как вернёмся в Константинополь, всем поделом воздам.
 
*   *   *
 
Уныла выжженная жарой степь. Нещадное солнце припечатало своими лучами траву к потрескавшейся земле, и только бледно-зелёные островки ковыля еле-еле трепыхались при слабых порывах дышащего зноем ветерка. Вся жизнь в таком пекле замирает, даже неугомонные кузнечики перестают стрекотать. Невыносимо тяжко находиться в это время в степи непривычному к такому зною путнику, когда угнетающее тепло льётся не только от сияющего на небе светила, но и от истомлённой жарой земли.
По этой обожжённой солнцем бескрайней степи от Меотского[1] озера по направлению к столице хазарского каганата Семендеру[2] по протоптанной караванами дороге двигалась вереница людей в чёрных монашеских одеждах. Первым шёл Мефодий, вторым – Кирилл, а уже за ним шли Ангеларий, Наум и Климент. Для Мефодия тяготы пути были не в новинку – мало ли дорог он истоптал в воинских походах, а для слабого здоровьем брата это было настоящей мукой. Изредка он ненароком оглядывался на Кирилла и, жалея его, сбавлял шаг, давая тому прийти в себя. В очередной раз, оглянувшись, Мефодий заметил полтора десятка всадников, направляющихся в их сторону. Приблизившись, те огласили округу дикими воплями. Кирилл окинул их взглядом и без тени страха промолвил:
- Помолимся, братья.
Пять христиан опустились на колени и над степью в унисон зазвучали слова молитвы:
- Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.
Всадники, угрожающе потрясая копьями и искривлёнными мечами, кружили вокруг невозмутимо молящихся ромеев. Какой силой духа нужно обладать, чтобы презреть угрозу смерти ради любви к Богу!
- Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас.
Так проникновенны были слова молитвы, которые шли они от сердца молящихся, что скорее всего дошли они до Всевышнего. Одетые в шкуры всадники перестали кричать, опустили свои копья и мечи, остановили своих коней и удивлением смотрели на отрешённых от мира и погружённых в молитву священников.
- Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё: да будет воля Твоя, яко на небесах и на земле.
В своём уме ли эти люди? Понимают ли они, что могут лишиться жизни? Многие народы и племена со снисхождением относились к блаженным. Всадники начали переглядываться между собой, на их лицах появились снисходительные улыбки.
- Яко Твоё есть царство, и сила, и слава, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Раздался гортанный крик, и все, повернув коней, помчались прочь. Мефодий поднял голову: вдали появился караван, и именно его испугались всадники. Нелегка и опасна жизнь купца. Ради выгоды приходится преодолевать большие расстояния, где на каждом шагу поджидают любители поживиться за чужой счёт. Вот и приходится или самому быть отменным воином, или нанимать немалую охрану. Объединяются для этого купцы, собираются в караваны.
Главный караванщик встретил ромеев укором:
- Что же вы без охраны отправились в путь? Хорошо, что повстречали нас. Эти угры – дикое невежественное племя. Промышляют тем, что захватывают в плен путников и продают работорговцам. Много крови они ещё испортят нормальным людям. Уничтожать их надо безжалостно. Это нелюди…
Кирилл спросил у него:
- Разве Бог не создал всех одинаковыми по образу и подобию Своему?
Караванщик в изумлении не нашёл ответа, а Кирилл продолжил:
- Бояться их нам было нечего: христиане везде находятся под защитой великой христианской державы.
- И куда же вы направляетесь?
- Ваш повелитель Хазарии написал письмо нашему императору и попросил прислать богословов и поговорить с ними о христианской вере. Император направил к кагану нас.
- Вот как!.. С хорошими собеседниками и путь короче. – Караванщик усмехнулся. - Всем хорошо ваше царство… А один обычай у вас худой: зачем из разных родов избираете себе царей? Наши же цари — все из одного рода.
- А разве Господь вместо царя Саула не избрал род Давида?
Не понравилось хазарину вопрос ромея. Едкий был вопрос, но правдивый: было это. Поджал губы хазарин – не поспоришь с этим. Чем бы уязвить ромея? Заметил караванщик, что Кирилл прижимает к груди книгу и усмехнулся:
- Любите вы всё в книги записывать, в книгах и ответы на вопросы ищете. У нас всё не так. Мы всю мудрость поколений в себя впитали и применяем её в жизни, не заглядывая в книги.
Сдержал улыбку Кирилл и на замечание задал вопрос:
- Если сейчас нам встретится человек без одежды, который будет утверждать, что у него есть золото без счёта, то можно этому человеку верить?
- Нужно быть глупцом, - рассмеялся караванщик, - чтобы поверить.
- Я скажу тебе так: раз ты впитал столько мудрости, то скажи нам, сколько людских поколений было на свете до Моисея? Сколько лет каждый их род правил?
Не ответил на вопрос хазарин, насупился: больно едкими оказались ответы ромея. Оставил караванщик в покое священников, не стал поддерживать разговор – себе дороже!
По прибытии в Семендер Кирилла отвели к кагану. Придворные за спиной хазарского правителя недовольно начали шушукаться: не уважает император ромеев кагана – прислал простого священника, а не митрополита или хотя бы епископа, но обратились к посланнику довольно учтиво:
- Кто ты, какого рода, чтобы согласно чести твоей разместить за столом?
- Дед у меня занимал высокое положение, находился около самого императора. Наскучила ему эта слава, и был он отвергнут императором. Направился он в далёкую землю к чужому народу. Там родился мой отец, там родился и я. Если углубиться в родословную всех моих предков, то пращур мой Адам.
Любят на востоке витиеватые рассказы с неожиданным концом, ласкают они слух. Оценили хазары ответ Кирилла и посадили его на почётное место. Каган первый поднял свою чашу:
- Пью я во имя единого Бога, сотворившего всё в этом мире.
Повелитель хазар этими словами подчеркнул иудейское представление о едином Боге. В своём ответном слове Кирилл не мог не указать Символ веры христианина:
- Пью во имя единого Бога и Слова Его, которым небеса утвердились, и животворящего Духа, которым вся сила Их исполняется.
- Мы говорим об одном и том же, – произнёс каган, - но вот в чём различие: вы троицу славите, а мы – Бога единого.
Не мог Кирилл оставить это замечание без ответа:
- Если один из твоих приближённых честь тебе воздаёт, а к словам твоим и духу твоему относится не с почтением, а другой твой приближённый всем троим честь воздаёт, то который из них пред тобою более честен?
- Который всем троим честь воздаёт. – Смутился повелитель хазар.
Чтобы замять это смущение кагана, один из придворных выступил вперёд:
- Ответь, как может жена вместить Бога в чреве, если она и узреть незримого Бога не может, не то чтобы родить?
- Скажи мне, если тебе скажут, что ты не можешь достойно принять у себя кагана и честь ему воздать, а последний раб это сможет, то сказавший это разумен или безумен?
- Очень безумен!
- А кто из тварей достойней всех?
- Человек, - надменно улыбнулся придворный, - ибо по образу Божию сотворён.
- Значит, безумны те, которые считают, что Бог не может вместиться в человека, если Он и в купину вместил себя, и в облако, и в бурю, и в дым, являясь то Моисею, то Иову. Поэтому Моисей молится так: «В громе каменном и в гласе трубном не являйся нам, Господи щедрый, но вселись в нашу утробу, отними наши грехи». Так говорит Аквила!
Смутились хазары и окончили разговор: нужно хозяевам обсудить сказанное ромеем. Искусен оказался Кирилл в споре с иудейскими мудрецами, а как с ним поспоришь, если он намеренно приводит примеры не из евангельских книг, а из их ветхозаветной истории. Ведомо Кириллу, что иудейские книжники с недоверием относятся к Септуагинте – переводу еврейских толковников книг Ветхого завета с древнееврейского на греческий язык, осуществлённому для потребностей еврейской общины в Александрии. Раввины слишком ревностно отнеслись к нему, посчитали перевод слишком вольным и предпочитали перевод, который сделал учёный муж Аквила, принявший иудаизм. А разве можно спорить с Аквилой, почитаемого всеми раввинами? Вот так ромей! Как тщательно подготовился к спору! Разве могли знать хазары, что Кирилл изучал у Фотия древнегреческую школу словесной полемики: и логику афинского хитреца Сократа, и диалоги язычника Платона.
Пока брат проводил дискуссии с иудейскими мудрецами, Мефодий бродил по улицам города, подходил к торговцам, долго рассматривал товар, прислушиваясь к разговорам окружающих. В хазарскую столицу прибывали купцы из разных краёв, но разговор вёлся в основном на языке хозяев. Мефодия не интересовали люди из далёких стран, он искал тех, кто мог бы сообщить ему о загадочных русах. Несмотря на его монашеское одеяние, торговцы обращались с ним довольно бесцеремонно: хватали за рукава и останавливали, предлагая свой товар. У них Мефодий спрашивал одно и то же по-славянски:
- Торгуешь ли ты с русами?
Прочитав в их глазах непонимание вопроса, священник молча уходил прочь. В очередной раз после вопроса Мефодия один из купцов ответил ему тоже по-славянски:
- Многие торгуют с ними. На днях один из русов покупал у меня товар.
- Где он сейчас?
Хазарин пожал плечами:
- Может ещё в городе, а может уже нет.
- Расскажи мне о них.
Купец с хитринкой в глазах развёл руками:
- Что я могу о них рассказать?! Я мало что знаю о них.
- Расскажи, что знаешь.
- Да я почти ничего не знаю… - Замялся хазарин, но весь вид его говорил, что он хитрит.
Мефодий разжал ладонь и показал золотую монету:
- Расскажешь – твоя будет.
У хазарина алчно блеснули глаза, и он начал рассказывать:
- Русы – народ смелый, хваткий и пронырливый: не в тягость им и сюда забраться. Впервые с ними я столкнулся почти лет двадцать назад. Молодой ещё был… До этого не встречался с ними, и вдруг на всех торгах они появились. Слух тогда прошёл, что до этого они франков здорово били.
- Где их земля-то?
- Слышал, что далеко на севере, но там не бывал. Встречал я их и в Ростове, и в Новгороде, и в Муроме… Торгуют русы честно и слово своё крепко держат. Сюда пробираются с товаром. Торговали мирно, не пакостничали, но несколько лет назад у них разлад между собой произошёл. Не поделили что-то между собой князья Рюрик и Аскольд. Часть русов во главе с Аскольдом и Диром покинула остальных. Аскольд захватил наш город Куяб и осел там. Теперь в округе этого города земля им принадлежит. Пробовал наш каган вернуть эту землю, но куда там!.. Разбили русы и наше войско, и печенегов… Пропала после этого охота у кагана с ними воевать.
- Многочисленны ли русы?
- Да кто ж этих славян считал-то! К тому же то ли он рус, то ли не рус – кто их разберёт?
Мефодий протянул монету купцу: теперь ему есть что сообщить императору
[1] Азовское море.
[2] Столица хазар располагалась в окрестностях современной Махачкалы.
 

 

Истоки державности. Глава 23

Истоки державности. Глава 21(отрывок)