Звёздные встречи - Брунов и многие другие

[Скрыть] Регистрационный номер 0264492 выдан для произведения: «Улыбчатый, дородный, Заслуженно народный». С Борисом Бруновым я познакомился сразу же как только оказался в Москве. Знакомство с конферансье номер один, переросло в многолетнее сотрудничество и дружбу, и продолжалось более тридцати лет! Брунов «на пробу» предложил мне написать ему стихотворное приветствие в честь сорок седьмой годовщины ЧК. Я написал буквально за ночь и, как оказалось, удачно. Надо сказать, что Брунова часто и охотно приглашали на всякие юбилеи, торжества, и в дальнейшем я переписал ему великое множество всяких поздравлений и приветствий. Некоторые, как ни странно, сохранялись в его репертуаре долгие годы, например поздравительный монолог «Слава солдату», написанный в 1967 год ко дню Советской Армии. Этот монолог Брунов исполнял на всех военных праздниках в течение тридцати лет. Менялся только, финал монолога. В 1967 году он выглядел так: «И знай, солдат, что если грянет снова Жестокий, не на жизнь, а насмерть бой, Артисты, как один, всегда готовы С тобою вместе стать в солдатский строй. Мы станем рядом строго по ранжиру: Ефрейторы Кобзон и Горовец. Сверхсрочники – Утёсов, Жаров, Миров. Сержант медслужбы Ольга Воронец. Полковник Райкин, лейтенант Гуляев, Расчёт Никулин, Вицин, Моргунов. Способный новобранец Магомаев, И разводящий – старшина Брунов!» Одни артисты уходили из жизни, другие, как Горовец, эмигрировали, появлялись новые звёзды, и фамилии ежегодно менялись. Таким образом, монолог у Брунова всегда выглядел, как новый. ( Тем более что менялся и личный состав армии ) К 1997 году финал уже выглядел так: «Наш верный маршал - Михаил Ульянов, И снайперы Кобзон и Юлиан.. Незаменимый есаул Газманов, Подрывники Шифрин и Петросян. Сержант медслужбы Вика Цыганова, Десантники Киркоров и Буйнов. И партизанка Алла Пугачёва. И разводящий старшина Брунов!» Обитая в Подмосковье, в Болшево, я, естественно, всё время мечтал перебраться в Москву. А получить разрешение на московскую прописку, не говоря уже о том, чтобы получить квартиру, можно было по-моему только по разрешению ЦК КПСС. И тут помог Брунов. Золотой Брунов. Он взял бумагу в Москонцерте, в которой было написано примерно то, что, если Терикова не прописать в Москве, - советское искусство рухнет! С этой бумагой мы зашли как- то в Моссовет, чтобы узнать, к кому и когда следует идти по этому вопросу? В Моссовете, судя по всему, был неприёмный день, ибо народу почти не было. Какая-то девушка-секретарша, послушав Брунова, сказала: - Идти надо к товарищу Сизову. Затем она попросила подождать минуту, скрылась за дверью, тут же вышла и пригласила Брунова в кабинет со словами: - Товарищ Сизов ждёт вас. Брунов даже опешил, он ведь думал сегодня только навести справки… Я остался стоять у дверей. Буквально через пару минут я услышал в кабинете смех… Вскоре Брунов вышел, - оказывается они с Сизовым были только что в Японии на выставке «Экспо-7О», ( Брунов просто не знал, кто это ). В общем, Сизов обещал решить мой вопрос положительно. И действительно. Через какое-то время мне позвонила секретарша из Москонцерта ( Между прочим, жена шофёра Ленина Казимира Степановича Гиля ) и сказала, что пришло письмо из отдела распределения жилплощади. ( Кажется так называлось тогда эта организация), и что мне разрешена прописка в Москве с обязательным вступлением в ЖСК. На последние три рубля я взял такси и приехал из Болшево в Москонцерт за заветной бумажкой. В то время выходило приложение к «Вечерней Москве», в котором публиковались разные объявления. И там я увидел объявление родного Москонцерта, который предлагал желающим, в строящемся ЖСК «Юность эстрады», трёхкомнатные квартиры. Вероятно, трёхкомнатные квартиры тогда могли себе позволить не многие. Я, конечно, немедленно воспользовался этим предложением и очень скоро стал москвичом! Должен сказать, что стремление помочь кому-то у Брунова было постоянно. Это его очень роднило с Кобзоном. Тридцать два года мы с Бруновым были рядом. Вместе создавали большие программы. Где мы только не побывали вместе. На Баме, на Украине, на Кавказе, в Средней Азии, на Волжской ГЭС… В семьдесят пятом мы были в Свердловске ( ныне вновь Екатеринбург ) и побывали в том самом Ипатьевском доме, где в 1918-м была расстреляна царская семья. Там было какое-то учреждение, и девушки, работавшие в нём, сводили нас в ту самую подвальную комнату Брунов был хорошо знаком с законами эстрады. Особенно ему удавались массовые представления. Вспоминаю год 19 74-й. Мы с Бруновым приглашены в мой Ростов, которому исполнялось – 225 лет! Мы очень хорошо поработали. Центральным эпизодом концерта был киноролик, который мы сняли в Москве. Ростов поздравляли Светлана Моргунова, Рина Зелёная, Николай Озеров, Зиновий Высоковский, Авдотья Никитична и Вероника Маврикиевна… В последнем эпизоде снялся и я: Москва. Я появлялся из подземного перехода в большой кепке с двумя авоськами, набитыми продуктами. БРУНОВ. Вас можно на минуточку? МУЖЧИНА. А что такое? БРУНОВ. Вас сейчас снимать будут. МУЖЧИНА. Снимать? За что?! БРУНОВ. Для кино. МУЖЧИНА. А это не «Фитиль»? БРУНОВ. Нет, нет, не волнуйтесь. Не могли бы вы сказать несколько слов о Ростове на Дону? МУЖЧИНА. С удовольствием. Ростов - самый лучший город в мире! БРУНОВ. В мире?! МУЖЧИНА. В мире! Там самые красивые улицы, самая красивая набережная и самые красивые девушки! БРУНОВ. Одну минуточку, вы кто, москвич? МУЖЧИНА. Нет. БРУНОВ. Ереванец? МУЖЧИНА. Нет. Я ростовчанин с двадцать пятой линии! ( Армянская часть Ростова ). Когда мы покидали Ростов, в аэропорту нас провожало ростовское начальство. Кто-то стал открывать местное шампанское, которое называется Цымлянское. Раздался традиционный хлопок и вино яркокрасного цвета хлынуло Брунову на белоснежную рубашку. Виновник стал извиняться, но Брунов остановил его и всё перевёл на шутку. Он быстро снял рубашку и попросил вылить на неё остатки вина. - Теперь у меня будет красная рубашка! - воскликнул Брунов и попросил открыть следующую бутылку! Где бы мы не были, дома, в гостиницах, в самолётах мы всё время придумывали сюжеты новых представлений, новые ходы… В Армении впервые был использован приём, который впоследствии мы с Бруновым применяли постоянно. В финале обязательного приветственного стихотворного монолога, Борис, после длинного перечисления фамилий выдающихся армян, произнёс: « По этой, видимо, причине, Чтоб стать своим среди армян. Я не Борис Брунов отныне, Отныне я Бабкен Брунян!» Потом мы специальным поездом отправились в Азербайджан, Поезд вёз огромную делегацию российских деятелей искусства. В составе делегации были Шостакович, Зыкина, Гамзатов, артисты московских театров, хор имени Пятницкого, оркестры… Называлось это всё декадой русского искусства. В Баку, естественно, финал обязательного монолога у Брунова, после перечисления, на этот раз известных азербайджанцев, звучал так: « Как вами мне не любоваться, Вы все, как горные орлы. Позвольте ж мне отныне зваться Борис Брунов заде оглы!» Этот приём мы потом применяли неоднократно, и Брунов побывал ещё и Брунбеком Брунбаевым, и Бобо Брунидзе, и даже Борухом Бруневичем… Брунов был человеком незаурядным. Во-первых, феноменальная память. Можно было принести ему стихотворный монолог на четырёх-пяти страницах, и на другой день он выходил на сцену и свободно читал его. Не зная ни одного иностранного языка, он, выезжая за рубеж, конферировал на языке той страны, где проходили гастроли. Тексты он не просто заучивал, но обращал внимание и на произношение, и на тонировку… Правду говорят, если человек талантлив, он талантлив во всём. Брунов прекрасно рисовал шаржи, играл на концертино и ксилофоне, метко стрелял…( В детстве и в юности выступал в цирке в номере «Меткие стрелки» ). Ну а как тамада Брунов был просто незаменим, причём, для каждого застолья старался приготовить что-нибудь специальное. Он мог позвонить мне из Америки и сказать: «Георгий, я завтра прилетаю в Москву в два, а вечером должен поздравлять такого-то… Черкни пожалуйста» Я перебираю черновики… Кого только мы не поздравляли. И не только у нас, но и в Израиле, и в Америке… В «Смехопанораме», которая была посвящена мне, Брунов, говоря об этом, даже процитировал один из текстов, написанных мною для его гастролей в Америке: «К тебе, великая Америка, Мы прибыли с другого берега. И вот в начале встречи этой, Хочу вам передать приветы. От наших улиц вашим стритам, От наших вашим одесситам. Журналу «Лайф» от «Огонька» Сталлоне от Бондарчука. Лос-Анджелесу от Тамбова, А Крамарову от Брунова, От Дерибасовской Бродвею, А всем индейцам от евреев…» Брунов был всегда готов к экспромту. Как-то он выступал в Доме Учителя перед педагогами, которые перед концертом целый день заседали. Сочувствуя сидящим в зале, Брунов спросил: «Ну, как вы себя чувствуете после такого длинного заседания? «Хорошо!» - раздался вдруг голос одного из зрителей. – а как вы? Брунов ответил, не задумываясь: - Как школьник на экзамене. Только школьник думает, как бы ему не остаться на второй год, а я думаю, как бы остаться!..» Как-то в ЦДРИ на своём вечере он исполнял мои куплеты на мелодию модной тогда песни «А где мне взять такую песню?» Куплеты, которые заканчивались словами: «А где мне взять такую песню?» С эстрады все теперь поют. И эту песню не случайно Я вам сейчас напомнил тут. Но вы наверно догадались, Но вы, конечно, догадались. Что долго петь мне не резон, Ведь я Брунов, а не Кобзон. В это время в зал вошёл Кобзон и Брунов сходу изменил концовку: Что долго петь мне не резон, Пусть это делает Кобзон! И тут же вытащил на сцену Кобзона! Что греха таить, иногда стремясь побыстрей сострить, Брунов, порой, попадал и в неловкие положения. Впрочем, это, видимо, непременные издержки «жанра». Как-то, кажется в Ташкенте или Алма-Ате Брунова попросили прийти на чествование какого-то местного писателя, которого Борис, естественно, не знал. Стоя за кулисами, он увидел как к сидящему на сцене в кресле юбиляру подошёл, видимо, коллега, и юбиляр в ответ на приветствие, сделал какие-то странные движения руками и ногами. Брунов подумал что юбиляр таким образом пошутил, и когда вышел сам приветствовать писателя, решил спародировать эту шутку, и, перед тем как сказать приветственные слова, повторил движения руками и ногами, которые только что увидел у юбиляра. Оказалось, что шутка юбиляра вовсе не шутка. Юбиляр был парализованный. Вспоминается ещё такой случай. Брунов с группой артистов приехал во Вьетнам. У трапа самолёта артистов приветствовали невысокорослые вьетнамские деятели искусства. Брунов увидал рядом с собой маленькую девочку в пионерском галстуке. Он тут же взял девочку на руки. У руководителя советской делегации отвисла челюсть: - Что вы делаете? Поставьте на место. Это министр культуры Вьетнама! Брунов был человеком осторожным, но стремление сострить, оно ведь мгновенное… Помню, то ли в Ташкенте, то ли в Алма-Ате Брунов вёл концерт. Объявил ансамбль комузистов. И тут же как бы дал им команду: «Комузисты, вперёд!» Прозвучало это как пародирование известных стихов Межирова «Коммунисты, вперёд», и при нашей партийной тупости могло иметь печальные последствия. Брунов ничего не понимал в шахматах, но был непременным участником всех шахматных матчей на первенство мира. На открытиях он обычно читал стихотворные приветствия, которые ему сочинял я. А поскольку я шахматист, то естественно насыщал стихи шахматной терминологией, которая было непонятна Брунову, но имела у шахматной публике успех, что страшно его удивляло. А поскольку никто не знал, кто сочиняет эти стихи, и могли это приписывать самому артисту, то Брунова в шахматных кругах считали знатоком шахмат! Вспоминается 1975-й год. Колонный Зал. Провозглашение Анатолия Карпова чемпионом мира. Дело в том что чемпион мира Роберт Фишер отказался играть с Карповым, так как его не устраивали какие-то условия. Проводить церемонию посвящения Карпова в чемпионы приехал из Голландии экс- чемпион мира, президент международной шахматной федерации доктор Макс Эйве. На этой самой церемонии Брунов и прочитал то что я ему написал. Начиналось приветствие словами: Сегодня мне попасть сюда Поверьте, стоило труда. Сейчас меня при всём народе Чуть - чуть не взяли «на проходе». Устроил я внизу скандал, Была такая перебранка. И я попал в Колонный Зал, Лишь потому что я сказал, Что я гроссмейстер Капабланка! Далее в приветствии говорилось, что гроссмейстеры эстрады желают Карпову дальнейших успехов. Наш новый шахматный король, Вы чемпион теперь по праву. Играйте ярко эту роль, Приумножайте нашу славу. И просим Вас, не без причин, Не прятаться, избави Боже. А то запрятался один, Сам Эйве отыскать не может! Имелось в виду, что исчез Фишер. И так далее. В антракте мы с Бруновым вышли в фойе, и в это время там показался доктор Эйве с переводчиком. Я решил взять у него автограф. Мы с Бруновым подошли с этой просьбой к Эйве. Оказалось, что ни у него, ни у меня, ни у Брунова нет ручек. К счастью кто-то протянул нам свою, почему-то с зелёной пастой. Эйве расписался на приветствии, а Брунов по привычке решил пошутить, и сказал Эйве, указывая на меня: - Сын Алёхина от Фаины Раневской! Дело в том, что Брунов кроме Алёхина никого из шахматистов прошлых лет не знал. А Алёхина знал, потому что я ему недавно рассказывал о нём. Переводчик тут же перевёл Эйве слова Брунова. Тот страшно удивился. Особенно его заинтересовало, кто такая Фаина Раневская? Я, конечно, постарался замять это дело, объяснив Эйве через переводчика, что это очередная шутка нашего знаменитого юмориста. Запомнилась ещё такая сценка. Идёт конкурс артистов эстрады. Я стою со своим подопечным, Кареном Аванесяном. Выходит Брунов и, обращаясь к Карену, бросает репризу: - Сегодня решается твоя судьба. Либо ты станешь лауреатом, либо останешься армянином! Да, Брунов всегда был нацелен на репризу. Как-то мы с ним отправились в фешенебельный ресторан. Это было по-моему в Минске. У входа какие-то молодые люди спорили с охранниками. Их не пускали в ресторан, так как они были слишком просто одеты. Тут же стоял, вышедший на шум метрдотель. Брунов спросил его, проходя мимо: - Пускаете по одёжке? -Точно так! – по-военному ответил ему метрдотель. - Ясно, - сказал Брунов, и шепнул мне: - Значит, выпускают без неё! Не могу не вспомнить очень, на мой взгляд, любопытный случай. Году в 72-м мы были то ли в Казани то ли в Уфе. В первый день концерта не было. Мы сидели в номере Брунова и собирались ужинать, поскольку «у нас с собой было». В это время в дверь постучали и вошёл Ростропович. Оказалось, что у него объявлены концерты, но увы, любителей виолончели в этих краях не отыскали, и ему сделали в наряде отметку о том, что концерты состоялись, но поскольку билет на обратный путь взят аж на послезавтра, он живёт в гостинице. Во время застолья Брунов только заикнулся о том, что он не сможет в концерте исполнять куплеты, так как не приехал его аккомпаниатор, как Ростропович тут же высказался заменить его. Мы тут же вышли в холл, в котором стояло пианино, напели Мстиславу Леопольдовичу нужную мелодию, и на другой день он в концерте лихо аккомпанировап Брунову мои куплеты «Хочешь стой, а хочешь падай»! Брунов всегда пышно проводил свои дни рождения. На них, как правило, в ресторан «Узбекистан» он приглашал много гостей, среди которых обязательно бывал поэт Роберт Рождественский. И Рождественский и я читали стихотворные приветствия. Я, обычно, не хотел читать после Рождественского, всё-таки известный поэт… Но когда Брунов отмечал свои пятьдесят пять, Роберт Иванович не захотел читать после меня. Я не помню всего своего приветствия, помню только четыре строчки: Две пятерки в возрасте его, Характеризующие личность. Первая, она за мастерство, А вторая, та за артистичность! Рождественский сказал: - З-з-здорово. Я д-д-до этого –не-не-не додумался. На что я заметил: - Фигурное катание надо смотреть! Последняя творческая поездка с Бруновым у нас состоялась летом 1997 г. в Витебск, на фестиваль «Славянский базар». Один из вечеров фестиваля был посвящён семидесятипятилетию Брунова. Я написал куплетистам Вашукову и Бандурину специальные куплеты: «Юбиляру, что скрывать, Пятьдесят плюс двадцать пять. Но известно, для грузина Это, как слону дробина!» и т.д. Брунову - финальную песенку, которую он заканчивал словами: «Дай Бог, чтоб на наших столах постоянно Была ваша бульба и наша сметана. А если покрепче ещё что-то будет, Никто с нас не спросит, никто не осудит! Так будьте здоровы, живите богато, А мы уезжаем до дома, до хаты. Примите от нас благодарное слово. И низкий поклон от Бориса Брунова!» А я в этом концерте читал эпиграммы, одна из которых естественно, была посвящена юбиляру. «При бабочке всегда и при сигаре Одет с иголочки, в костюме итальянском. Его не встретишь где-то на базаре, А если встретишь, - только на «Славянском»! Эта была последняя эпиграмма посвящённая Брунову. А всего за тридцать два года нашей дружбы и нашего сотрудничества их было немало. Мы с Бруновым часто подтрунировали, стараясь друг друга переострить. Я уже говорил об импровизациях Брунова, хочу вспомнить одну импровизацию, которая очень, на мой взгляд, удалась мне. В Витебске, во время «Славянского базара», мы с концертом побывали в колонии для малолетник преступников. Длинный узкий зал, и выйти на сцену можно только из дверей, расположенных в конце зала. Зная программу, и чувствуя что вот- вот мой выход, я вошёл в зал, прошёл по проходу, и, ожидая когда Брунов назовёт мою фамилию, сел где-то в районе третьего ряда. Брунов увидев меня, произнёс: «Писатель-сатирик Георгий Териков, вы рано вышли!». На что я тут же ответил: «Будешь хорошо себя вести, тоже раньше выйдешь!» Мой ответ имел такой успех у малолетних преступников, что я его запомнил. Хотя обычно подобные «штучки» забываю сразу. С Бруновым ушла, чуждая пошлости, старая добрая эстрада, ушёл конферанс, а наши многочисленные застолья без бруновских тостов, экспромтов, без его энергии, без его изобретательности, превратились в обычные пьянки. Книга Брунова «Спасибо за совместно прожитые годы» вышла уже после его ухода из жизни, книга, которую он начал писать давно, но так и не успел закончить. Лестно было прочитать о себе: «Он вообще талантливый человек, иногда мне кажется, что в голове у него миниатюрный компьютер. Только так можно объяснить его бешенную оперативность» Спасибо, Боря, за добрые слова.