Иван Кузьмич сидел на думной скамейке, и пыхтел любимой трубкой, отдавшись созерцанию звёздной капели. Звёздного дождя, что должен был излиться этой ночью в земные атмосферы из тёмных облаков Персея, не наблюдалось.
Дождь этот либо уже прошёл незамеченным, в светлые вечерние часы, либо только расходился, чтобы набрать силу в рассветном зареве, что тоже должно было сделать его невидимым, а значит и непригодным для восхищения.
Однако отдельные звёздные капли возбуждали Кузьмича своим неожиданным падением, заставляя его крякать от удовольствия, а то и подпрыгивать на скамье от внезапного удивления.
Наблюдая эти редкие быстрые росчерки, Иван Кузьмич оставил свою уже несбыточную мечту – загадать желания, не торопясь и всем скопом, в сияние звёздного ливня. Поэтому он разбил заготовленную заранее мечтательную скороговорку на отдельные предложения, что начинались с утвердительного: «Да будет так, чтобы…», - и выдыхал их по одному, стремясь уложиться в блеск скоротечной капли.
Когда же все мечты были озвучены, и делать, вроде бы, стало нечего, Кузьмич докурил, выбил пепел из трубки, и принялся грустить о себе бесценном, и о своих уже наполовину сбывшихся мечтах. Потому как мечты эти, вне всякого сомнения, вскорости лягут на стол тому, кому нужно, будут рассмотрены, и, скорее всего, исполнены, одарив Кузьмича простым человеческим счастьем.
Счастье это свалится ему на голову и замурлычет сытым котом с подстриженными коготками. А через недельку-другую возьмёт, да и заразит своего хозяина тягучей умиротворённой зевотой.
Подумав о неизбежной заразе, Иван Кузьмич был вынужден признать, что сюжетец вырисовывался достаточно тоскливым, впрочем, как и большинство всех человеческих сюжетов. Тоскливым и блёклым…
Но даже не это показалось Кузьмичу самым обидным, а то, что все эти вроде бы различные сюжеты, были на удивление простыми и предсказуемыми. Будто писаные на пьяную потеху того, что сидит в зачумлённом кабаке, стучит пивной кружкой об стол и орёт, глядя на кукольных петрушек: «Каждый индивид – личность! Мать его… Каждый тута уникален… Мать его… Человек человеку - … Мать его!»
Однако потеха эта каким-либо разнообразием не блистала, а скорее была размножена через копирку весьма сомнительного качества.
Да и в самом деле: он, она, автобусная остановка или остановка дилижансов, или космолётов, какая-то неразбериха при знакомстве, о которой будет впоследствии рассказываться со слезами умиления на глазах, любовь или нелюбовь, анекдотец среднего возраста, эпилог, занавес. А если вплести сюда нитку душегубства или милосердия, окутав лихолетьем или же светлым будущим, то и говорить больше не о чем.
Покряхтев над своими мрачными мыслями, Иван Кузьмич набил новую трубку, раскурил и выдохнул в ночь долгое слово: «Пе-е-еча-а-аль…», - и вдруг понял то, что мечты должны быть вовсе не человеческими, как просьбы или же увещевания. Совсем не человеческими, а хотя бы на голову выше. И что вот может быть тогда, можно будет и сбежать от простецкого человеческого счастья с его волосатыми зевотными котами.
А когда с неба вовсю полило звёздами, Иван Кузьмич вскочил с лавочки и, замахав руками, стал кричать в прорвавшееся небо: «Отменить! Отменить всё прежде мной желаемое… Отменить ВСЁ!.. К чёртовой матери!»
Помочь сайту
Поздравления
