Мне жалко вашего труда

Был у нас комдив, генерал-майор Тушканов Павел Степанович. Требовательный начальник, рядом с ним надсмотрщик на галере добрее Матери Терезы выглядит. Это тот случай, когда на одну путевку вся дивизия отдыхает. Он денно и нощно думал, как добавить нам в жизнь перчику, чтобы служба медом не казалась и чтобы мы его подольше помнили. Сам не знал покоя и нам не давал.

            Готовится  наш полк к учениям. На послезавтра первый вылет. На подходе глубокий циклон, и уже сейчас даже самому тупому коню педальному ясно, что в ближайшую неделю полеты маловероятны. Но готовимся серьезно. Штурманский цех вторую неделю кверху воронками стоит. Рисуем, чертим, клеим. Схемы, решения и пояснительные записки на листах одного стандарта – 220Х180 сантиметров. Настоящие простыни и чертить на них – это надо талант, дьявольское терпение и железную спину иметь.

            Командир полка боится, что комдиву что-то непонятно будет. И комдива боится. Он ходит среди наших согбенных  фигур и уговаривает:

            – Вы, штурмана, как следует чертите. Четко, красиво, понятно. Чтобы не только последнему дураку, но что бы и Пал Степанычу все понятно было.

            Сказал и рот себе перчаткой закрыл. Боится, как бы генералу не донесли. А мы, штурманская братия, пыхтим, стараемся. Мне досталось лист 220Х180 на прямоугольники разбить, 20Х80 миллиметров. Это же больше 3000 клеточек. А их еще заполнить надо. Ноги и поясница едва не отвалились.

            Наконец сделали все как надо. Командир и старший штурман каждую буковку под микроскопом прочли, все таблицы и формулы проверили. Нет ли крамолы где? На другой день замкомдиву доложили. Попросили прийти посмотреть, перед тем, как постановку задачи начинать. Уж как замкомдив не изгалялся – ни одной ошибки не нашел. Только посоветовал зоны обнаружения ярче оттенить.

            Пришли наши в полк, вызвали прапорщика-художника и приказали ему зоны оттенить. И домой отдыхать пошли. А прапор, недолго думая эти зоны ядовито-желтым и ярко-зеленым цветом поднял. А комдив на уровне мании ненавидел зеленый, а особенно желтый цвет. Даже все одуванчики каждое утро матрос перед штабом выдергивал. И шутка такая ходила. Подходит генерал к штабу, а на ступеньках на листке бумаги одуванчик лежит и написано: «Я последний одуванчик, и ты не тронь меня Тушканчик»

            Вот развесили схемы, полк собрали, генерал пришел. Синоптик мрачную картину нарисовал – нельзя летать. Самые наивные ручки потирают: вот отдохнем! Ага, щас! Генерал доклад синоптика с каменным лицом принял. Далее всех, как положено, заслушивает. Каждому чертей по ходу доклада всыпает. А сам все мрачнее и мрачнее. После доклада последнего – начхима – ни слова худого не говоря, подходит к той схеме, что прапор желтым и зеленым цветом украсил. Берет ее за левый верхний угол и вниз-вправо тянет. Схема тресь и на два неровных треугольника разорвалась. А у самого-то морда тупая, как у тапира, что задницей лягушек давит. Все смотрят и ничего понять не могут. Тут и генерал понял, что поступок его, мягко говоря, неадекватным выглядит. Стал он тут нам состояние аффекта изображать. Да так реально, что еще три совершенно невиновные схемы в клочья порвал.

            – Я вам ученье переношу на неделю. И не потому, что погоды нет, а потому, что полк к учениям не готов! Готовьтесь! – с тем и ушел.

            И опять штурманский цех воронками кверху. Командиры, как нашкодившие коты, вокруг ходят и не знают, что исправлять. Тут начальник штаба дивизии к нам зашел.

– Вы, – говорит, – схемы те же самые опять нарисуйте. Но только, Боже вас борони, от зеленого и желтого цвета. Он их ненавидит.

Послушались начальника штаба. Те же зоны розовым и фиолетовым цветом подняли. Опять постановка задачи началась. Те же доклады, та же погода. Уже и наивных нет. Сидим, все дрожим. Генерал схемы рассматривает. Спокойный вроде, может, пронесет. Подходит к той же схеме:

– Вот, теперь все правильно, все хорошо (а схема та же, тютелька в тютельку, только цвета изменили). Вот только тут, вот в этом месте, пояснение… Оно все правильно, но совершенно необязательно. Я бы даже сказал, оно совершенно не мешает. Мне ж труда вашего жаль. Это ж кто-то целых полчаса выводил. А зачем же? – тут он опять за левый верхний угол привычной рукой берется и…фрррр. Схема на две неровные половинки разрывается. – Когда переделывать будете, все точно так, тютелька в тютельку нарисуйте. Но вот это пояснение, – он с отеческой любовью на нас посмотрел, – вот это пояснение, не пишите. Лишняя работа.

С тем и ушел. А мы привычно позу в виде буквы «зю» приняли.