Я хорошо помню своё самое первое «Первое Сентября».
На меня надели серую форму, навесили ранец, и, всучив в руку кулёк с
гладиолусами, отправили в школу, определив отныне это моей работой.
Учился я неплохо, прилежно выписывал закорючки и
палочки – эмбрионы будущих букв, без труда складывая яблоки и вычитая груши.
Пока отец с матерью были вынуждены двигать шестую
часть суши к коммунизму, обязанность сделать из меня человека легла на плечи
моей бабушки.
Я же совсем не противился сделаться человеком, и
даже почти с удовольствием ходил в школу в начищенных башмаках и берете,
сверкая на пиджаке пятиконечной брошью с портретом Вовки Ульянова.
Однако иногда беспокойность характера всё же давала
о себе знать. И тогда моя многострадальная бабушка говорила мне, находя
очередную рогатку или бомбочку: «Всем кто другим делает зло – боженька ушко
отрежет!»
В те времена любимым развлечением таких же
кандидатов в человеки, как и я, кроме
футбола, были набеги на кинотеатр, когда там крутили про индейцев, или же про
войну. Особенно про войну. Здесь уж мы ходили по несколько раз на один и тот же
фильм.
Мне тогда даже казалось, что все экранные
разведчики, танкисты и лётчики знают нас в лицо.
И вот однажды, отдышавшись после успешной атаки, мы
сидели на первом ряду и с ненавистью следили за совещанием фашистских
генералов, на которых истерично орал собака-Гитлер.
И здесь я вдруг заметил то, чего раньше никогда не
замечал в пылу прежних сражений, – главная фашистская сволочь была с двумя
совершенно целыми ушами!!!
Так я разочаровался в боженьке….
***
Время шло. Я переходил из класса в класс, меняя
размеры ботинок и пиджаков. Маленький Володя на моей новой брошке постарел,
оказавшись в середине горящего костра, с кулинарной подписью внизу – Всегда
Готов!
А года через три, он же переселился на маленький
красный флажок ВЛКСМ.
Бабушка моя, видно устав делать из меня человека,
ушла. Оставив мне свою любовь и добрую улыбку с фотографии на могилке, не дожив
до окончания моих школьных приключений.
Приключения же, в конце концов, закончились и я,
получив аттестат своей якобы зрелости, откровенно бездельничал, дожидаясь
вступительных экзаменов в институт.
И был конец июля. Первая любовь. Мы бродили по тихим
улицам всю ночь. Город ещё спал, хотя солнце уже вовсю играло в зелени
деревьев.
Тишину сонного утра разорвал истошный вопль пьяной
бабы, которая вылезла по пояс из раскрытого окна и проорала на весь ещё спящий
мир: «Убили! Суки! Вы его всё ж таки убили! Чтоб вы все сдохли!»
А вернувшись, домой, я узнал, что умер тёзка вождя
пролетариата, по фамилии Высоцкий.
Через какое-то время, осознав всю черноту утраты, и осмыслив
силу и правду слов ушедшего Человека, я избавился от всех своих никчёмных и бесполезных
брошек.
Так я разочаровался в божках….
***
Мечта идиота всё же сбылась! Вот мой НИИ, где я, как
и тысячи таких же, как я морщу лоб над тем, как бы половчее захламить всякой
дрянью наш дорогой ближний космос, назло всяким Хьюстонам и Канавералам.
Пока мы крутили гайки и паяли транзисторы, над
страной прогремел великий БА-БАХ! И вот мы уже стоим с радостными лицами и орём
во всю глотку про перестройку: «Даёшь!!! Или не даёшь?!»
Покуда мы вопим, те, что менее воодушевлены, молча
растаскивают колбасу, нефть и гречку…. Мы же веруем и радуемся своей вере в
справедливость и равноправие.
Однако вера эта быстро хиреет под давлением новых
забавных слов, – ваучер, приватизация и т.д. Нам же вновь остаётся развлекуха
митингов и собраний. Это, наверное, закон природы – чем меньше колбасы, тем
больше собраний!
Собрания же в нашем НИИ начали проходить чуть ли не
каждый день. И, в конце концов, они стали даже более утомительными и
бесцельными, чем бывшие комсомольские и профсоюзные.
Семь часов вечера, полный зал голодного уставшего
народа. На трибуне беснуется активист – оратор. Он машет руками и щедро брызжет
слюной,
- Товарищи! Нам сейчас всем надо собраться! Ведь это
же теперь всё наше! Ведь это же перестройка! Вы только вдумайтесь – пе-ре-строй-ка!
Надо поднажать, товарищи! Даёшь! Надо назначить ответственных за каждый сектор,
за каждую группу…. Чтоб потом было с кого спросить!
После этих слов встаёт старый начальник сборочного
цеха, и, указывая рукой на трибуна, произносит,
- Предлагаю назначить товарища Пупкина ответственным
за перестройку в нашем НИИ!
Активист затыкается. Зал ржёт. Конец комедии!
Так я разочаровался в божественности перестроек….
***
Я сижу на высоком берегу Енисея и смотрю на самую
красивую землю.
Во мне нет ни злобы, ни обиды.
Уже нет….
Я гляжу на закат и тихо напеваю себе под нос про
дороги, про неизвестную долю и родные глаза.
А допев до конца, начинаю сызнова: «Эх, дороги… Пыль
да туман….»
Помочь сайту
Поздравления
