«… Как молью изъеден я сплином...
Посыпьте меня нафталином,
Сложите в сундук и поставьте меня на чердак,
Пока не наступит весна».
Саша Чёрный
Когда по Клинско-Дмитровской гряде, по-пластунски, ползёт поздняя осень, желая подкрасться незамеченной, чтобы в один из сумрачных вечеров вскочить перед тобой на ноги, и выкрикнуть гулкое «У-у-у», лучше всего оценить красоту манёвра, и сделать испуганные глаза, дабы не расстроить старательную лазутчицу.
А как только испуг будет зачтён, и довольная собой диверсантка уползёт дальше, то можно и расслабиться, снисходительно вздохнув вслед обманутой барышни.
Шаркая ножкой в безразмерном валенке, раскидать опавшую листву с половиц открытой веранды, выволочь старое кресло, и усесться в него горевать...
Горевать с наслаждением, с изюминкой, неспешно и от души.
С пузатым самоваром на столе, в овечьем тулупе кудряшками вовнутрь, и обязательно в колких шерстяных носках. Лучше штопанных, кричащих о жизненных потёртостях и заплатанных ранах. При этом детям, достигшим седого возраста, не возбраняется вкушение табачных дымов из точёного верескового корня, и пары глотков коньячного эликсира, в ожидании пузырения колодезной воды в самоваре.
Усмирив же в себе любую суету, самое время поднять воротник внушительной боярской величины и, пошевелив пальцами ног шерстяные колючки, замереть.
А замерев, медленно тянуть дым из вереска, усиливающий изысканный вкус сладостного горевания… И наблюдать за дремотными, ленивыми мыслями, не цепляясь взглядом ни за тусклый уличный фонарь, ни за размытый туманом обветшалый лес, где вышедший на покой Леший гадает на картах старому медведю на большую любовь.
Когда заварится чай и горевание станет терпким, согретые мысли взбодрятся, и начнут толкать друг друга, оспаривая свою исключительную истинность. Логичные и настырные будут кричать о скорейшем исходе, и погоне за той, что уползла в людские муравейники, пусть и порядком осточертевшие, но всё же людские.
А сдержанные и отрезвлённые станут настаивать на том, что Леший и старый медведь, мечтающий о великой и всеобщей любви, совсем уж не такая обременительная компания для взрослого человека, уже умеющего курить и пренебрегать сомнительными идеалами.
Когда чай остынет – умолкнут и спорщики. Леший и медведь, сохранив тайну гадания, возьмутся за карточного «дурака», потому как им не хватает тебя, чтобы расписать полноценную «пульку», а не скучного «гусарика».
Не хватает тебя и где-то там, среди ещё не испуганных осенним нашествием.
Однако сегодня тебе достаточно себя самого, тем более что в запасе есть полведра кипятка, коньяк, пачка табака и желание всласть нагореваться, глядя на вечную рекламу мироздания, сияющую Вегой, Сириусом и Альтаиром…
[Скрыть]Регистрационный номер 0313554 выдан для произведения:
«… Как молью изъеден я сплином...
Посыпьте меня нафталином,
Сложите в сундук и поставьте меня на чердак,
Пока не наступит весна».
Саша Чёрный
Когда по Клинско-Дмитровской гряде, по-пластунски, ползёт поздняя осень, желая подкрасться незамеченной, чтобы в один из сумрачных вечеров вскочить перед тобой на ноги, и выкрикнуть гулкое «У-у-у», лучше всего оценить красоту манёвра, и сделать испуганные глаза, дабы не расстроить старательную лазутчицу.
А как только испуг будет зачтён, и довольная собой диверсантка уползёт дальше, то можно и расслабиться, снисходительно вздохнув вслед обманутой барышни.
Шаркая ножкой в безразмерном валенке, раскидать опавшую листву с половиц открытой веранды, выволочь старое кресло, и усесться в него горевать...
Горевать с наслаждением, с изюминкой, неспешно и от души.
С пузатым самоваром на столе, в овечьем тулупе кудряшками вовнутрь, и обязательно в колких шерстяных носках. Лучше штопанных, кричащих о жизненных потёртостях и заплатанных ранах. При этом детям, достигшим седого возраста, не возбраняется вкушение табачных дымов из точёного верескового корня, и пары глотков коньячного эликсира, в ожидании пузырения колодезной воды в самоваре.
Усмирив же в себе любую суету, самое время поднять воротник внушительной боярской величины и, пошевелив пальцами ног шерстяные колючки, замереть.
А замерев, медленно тянуть дым из вереска, усиливающий изысканный вкус сладостного горевания… И наблюдать за дремотными, ленивыми мыслями, не цепляясь взглядом ни за тусклый уличный фонарь, ни за размытый туманом обветшалый лес, где вышедший на покой Леший гадает на картах старому медведю на большую любовь.
Когда заварится чай и горевание станет терпким, согретые мысли взбодрятся, и начнут толкать друг друга, оспаривая свою исключительную истинность. Логичные и настырные будут кричать о скорейшем исходе, и погоне за той, что уползла в людские муравейники, пусть и порядком осточертевшие, но всё же людские.
А сдержанные и отрезвлённые станут настаивать на том, что Леший и старый медведь, мечтающий о великой и всеобщей любви, совсем уж не такая обременительная компания для взрослого человека, уже умеющего курить и пренебрегать сомнительными идеалами.
Когда чай остынет – умолкнут и спорщики. Леший и медведь, сохранив тайну гадания, возьмутся за карточного «дурака», потому как им не хватает тебя, чтобы расписать полноценную «пульку», а не скучного «гусарика».
Не хватает тебя и где-то там, среди ещё не испуганных осенним нашествием.
Однако сегодня тебе достаточно себя самого, тем более что в запасе есть полведра кипятка, коньяк, пачка табака и желание всласть нагореваться, глядя на вечную рекламу мироздания, сияющую Вегой, Сириусом и Альтаиром…