Лавочек в городе моем ой как мало. Да нет, городские власти как раз тут ни при чем. Лавочки были и даже в количестве вполне достаточном, но, с некоторых пор, когда, с победой в стране демократии, милиция (теперь полиция – чисто русская забава менять, ничего не меняя) перестала патрулировать ночные улицы и дворы, видимо предположив, что с победой этой хулиганство исчезло само собою, на лавочках тех стали собираться шумные компании молодежи без счету, и тусоваться на них до утра. Тогда жители окрестных лавочкам домов самолично, собственноручно поспиливали эти не бог весть какие признаки цивилизованного города, чем искоренили хулиганство на корню, как раз и вернув город в цивилизацию. Однако в одном месте лавочки все ж таки остались – в сквере перед церковью Рождества Христова. Может, святое место это виной тому, что молодежь там либо вовсе не собиралась, либо вела себя прилично, или фонари там, не в пример дворам, светили ярко и всегда, но, скорее, святая поместная церковь сама профинансировала регулярное заглядывание сюда патрульно-постовых нарядов.
Сегодня было здесь особенно безлюдно и, похоже, именно потому, что одну из лавочек занимали как раз двое полицейских. По обыкновению своему, прогуливаясь перед сном, я выкуривал здесь свою полночную трубку. Я присел через две лавки от них, но ночной воздух был настолько чист и звонок, что разговор их можно было бы услышать даже и в церкви, что бледнела облупленной штукатуркой фасада и чернела пустыми глазницами арочных окон своих метрах в ста слева. Не имею привычки прислушиваться к чужим мыслям, когда они не адресованы мне, – своих тараканов в голове в достатке, но тут меня невольно поразила не столько тема ученой беседы, сколько то, из чьих уст проистекали такие речи. Это не были постовые – это были два лейтенанта, видимо только из академии, то есть молодые люди, находящиеся лишь на самой верхней ступени лестницы интеллектуальной и нравственной деградации, в каковом темном подвале им, в силу выбранного поприща, всенепременно суждено оказаться, когда поднимутся они до подполковников, да даже уже и до майоров.
- Какие звезды сегодня! А если поразбивать здесь все фонари, так и вовсе открылось бы такое непостижимое небо…, - мечтательно говорил дальний от меня лейтенант. – Понятно, почему Кант так им восторгался.
- М-да…, красиво, - отвечал ближний и даже снял с головы свою фуражку, надел ее на колено, козырьком к себе, и вроде как стал уже обращаться непосредственно к ней. – Он еще говорил о непостижимости морального закона внутри нас. Однако, глядя на красоту, величие и непостижимую сложность неорганического, да и органического мира тоже, только отпетый дурак станет верить в теорию эволюции. Точнее, эволюция есть дело нормальное, взять хоть теорию большого взрыва, но в смысле происхождения на земле видов и жизни вообще из первичного бульона аминокислот? - херня какая-то, ей богу, и прости Христос за скверный язык мой! – тут лейтенант даже сделал некое неловкое движение, похожее на православный перекрест. – Конечно, начало всему - бог. Но только бог не с большой буквы, не строгий старик в белом балахоне и в белой бороде на золоченом троне, а как некая высшая мыслительная субстанция, океан разума, если хочешь. Сегодня любят рассуждать о палеоконтакте, о внеземном происхождении жизни – пусть и так, но ведь надо же думать и шире, ведь и этих зеленых человечков из параллельных миров кто-то же должен был придумать и создать? а ведь ребята эти куда как посложнее нас с тобой устроены. Так или иначе, для меня лично проблем с происхождением нет никаких, исходя из того, хотя бы, что чудесным ли или тупо физическим было мое появление на свет, - на то, что я и как я живу, такое знание никак не повлияет, а вот религии… Религии меня натурально раздражают. Все, по списку, раздражают. Ведь неважно, Яхве, Иисус, Аллах, Будда, Кришна, да хоть черт лысый – все они - суть творения человечьего разума, его фантазии, рожденные от собственного невежества, а все «невежи, - как говорил баснописец, - судят точно так: в чем толку не поймут, то все у них пустяк». Нет, приведу-ка я тебе всю басню целиком:
Навозну кучу разрывая,
Петух нашел Жемчужное зерно
И говорит: "Куда оно?
Какая вещь пустая!
Не глупо ль, что его высоко так ценят?
А я бы право, был гораздо боле рад
Зерну Ячменному: оно не столь хоть видно,
Да сытно".
Невежи судят точно так:
В чем толку не поймут, то всё у них пустяк.
- Вот именно. Не о тебе ли тут речь как раз? Ты - как унтер-офицерская вдова, что сама себя и высекла, - даже обрадовался, как ему показалось, оплошности приятеля дальний лейтенант, который, похоже, был чуть меньше ближнего образован и потому в тайне завидовал.
- Ага-ага, петух я Гамбургский. Жемчужины веры не воспринимаю по куриным мозгам-то своим? Возможно, но только для меня в этом стишке ключевое понятие – «навозна куча». Именно разрывая навозную кучу человеческих пороков, сплошь провоняв ею, отыскивают в ней Жемчужное зерно веры попы, имамы да ксёндзы. Именно навозная куча – ключ ко всему. Всякая жемчужина религии не выращена терпением и годами, как тому положено быть, в непорочном и нежном чреве морского моллюска, а откопана именно из экскрементов человеческого бытия, его пошлости, предательства, стяжательства, прелюбодеяния и прочего. Понятно, почему основные постулаты, пускай хоть христианства, только и делают, что перечисляют пороки, от которых так хочется ему отмыться - ведь родилось-то оно натурально из говна? Отыскана, раскопана жемчужина эта неким петухом, который, не будь дурак, в отличие от Крыловского, не поспешил поменять его на ячменное зерно, а, оценив далеко идущую, фигуральную, так сказать, идеологическую ценность ее, построил вокруг нее алтарь, потом храм, а после и провозгласил на весь мир о некой непостижимой тайне спасения всего человечества, от которого потребуется лишь только сущая безделица - обратиться в раба той жемчужины…
- Ох и гореть тебе в аду за такие метафоры, - серьезно заметил дальний лейтенант, который, скорее всего, в бога не верил, но, как и все неглубокие атеисты, да хоть тот же Гамлет, нет-нет да побаивается – а вдруг?..
- Да иди ты к черту со своим адом! Ты кто? Ты власть, ты оберег спокойствия страны, спаситель отечества, тебе рай прописан по праву рождения. Взгляни вон на нашу фуражку. Что тут у нас? – теперь он точно уже обращался к своей фуражке, ибо зазвучала вдруг в его голосе какая-то особенная, патриотическая даже теплота. – У нас тут и державный орел с коронами, и Георгий Победоносец, и цвета флага. Надел такую шапку – и считай у самого уже ангельские крылья за спиной. А их символ? Скажи, ну какая нормальная религия, гражданский институт, если хочешь, сделает тотемом своим труп человека, пускай и приличного человека, прибитого гвоздями к кресту? Что может принести, что принес миру такой символ? Господи! Да дай им волю, - до сих пор бы поджаривали женщин на костре только за красоту их, или вон Джордано Бруно твоего за то лишь, что только осмелился, как ты вот, просто взглянуть на звезды и предположить существование других, кроме божьей земли, миров…
- Четвертый, ответь первому, - прохрипела вдруг рация (как оказалось, ребята все-таки были на службе) спрятанная где-то в нагрудном кармане этого крамольного философа.
- Четвертый здесь, - ответил по рации ближний лейтенант.
- Быстро на базу, четвертый, - строго произнес голос, но вдруг хрюкнул идиотским смешком, - водка стынет.
- Во! Вот это, я понимаю, религия. Пошли быстро, не то выжрут всё, святые апостолы, мать их.
***
Трубка моя давно потухла. Я поковырял в ней спичкой – табаку оставалось еще много, но снова раскуривать почему-то расхотелось. «Навозная куча, - ухмыльнулся я, направляясь домой, - вишь ты как Иван Андреевича-то повернул. Уж на что желчен на язык был старик, а тут бы и подивился сам. Навозная куча…, хм… Парню нужно не жуликов ловить, а прямиком в референты, министру МВД речи писать, загнется ведь тут, потопит в провинциальном полицейском болоте весь свой недюжинный интеллект. Навозная куча… Вишь ты!
Помочь сайту
Поздравления
