В темнице (*)

(*)
            Эва держится гордо, на то она и царевна, дочь Морского Царя, но на лбу у неё уже проступает испарина – плохо идёт судилище и ни к чему не идёт. Сигер действует хитро – он отстраняется от судилища, сидит в стороне, а в числе судей – верные его слуги. И это они, вроде бы, допрашивают царевну, а он, Царь Морской, страдает рядом, не имея надежды на вмешательство.
            Всё выглядит так.
            Но на деле всё куда веселее. Сигер уже сам не рад судилищу. Его сокровищницу ограбили. Эва отмалчивается на этот счёт – Ромул не написал ей, не передал зашифрованного послания, а оставшиеся там, в её убежище бурных вод верные люди, заверяют: ничего не было передано.
            Где Ромул? Где сокровище?
            Но она держится и отвечает на вопросы судей, каждый из которых ниже её по рангу.
            Нет, она не знала ничего о планах своего отца на передачу престола. Нет, он никогда с ней не говорил об этом напрямую. Нет, она никогда не способствовала отдалению других наследников Морского Царя от трона…
            Это всё ложь. Сигер не сдерживает усмешки – они вдвоём оттаскивали от трона многих, пока не остались почти что лицом друг к другу.
            Но она не признается. Хотя это был бы прекрасный шанс и его замарать, Эва умнее – она верит в свою победу и заботится об истории, даже в случае её поражения, ведь не надо врагам знать о том, что в семье Морского Царя такие разногласия!
            Нет, она не подбивала никого на заговор.
– Но ты, царевна, обвиняла нашего Царя в убийстве отца и Царя Морского…
            Эва смотрит прямо в лицо Сигеру. Она знает – он боится.
– Я и сейчас обвиняю, – отвечает она.
            Эва много думала о том как себя вести. Каяться? Молиться? Бунтовать? Но в итоге она, сменив в уме и в беседах с Сигером множество тактик, пошла самым страшным путём – на отчаянную погибель.
            Шёпот. Злой и страшный шёпот. Это верные слуги Царя, но это не запланировано.
– Одумайся, царевна, ведь ты попадаешь под серьёзный приговор! – не выдерживают верные слуги, боятся.
– Приговор исполняет Царь, – Эва спокойна, во всяком случае, внешне. Внутри неё бунтует море, требует крови и бешенства, давно требует. Она держит это море из последних сил. Она знает, что это последние минуты, часы…но последние.
– Мои верные соратники! – Сигер поднимается, впервые берёт слово, – моя сестра безумна и я думаю, вы видите это.
            Убить он всегда успеет. Но она вернётся, если казнить её. Памятью вернётся, знаменем. Надо стереть. Надо сделать безумной, ничтожной, лишить её союзников, всего лишить, если, конечно, получится!
            Эва кривится. Она знает, что это его идея – его страх.
            В рядах соратников одобрительный шёпот. Они трусливы и Сигер прекрасно играет на их трусости. Он знает, что казнить царевну, обвинять её в измене трону и Царю никто не захочет – это слишком страшно, море прогневится. А вот если безумная… безумную и казнить-то нельзя! Да и не надо. Запереть её подальше, вот и всё дело!
– И это не только моё мнение, – продолжает Сигер и обращается уже к одному конкретному лицу: – брат мой, прошу, выйди к народу и ко мне, к своему царю.
            В его голосе столько ласки! Эва от неожиданности даже стекленеет и немеет, но самообладание возвращается к ней. С презрением она глядит на полукровку Бардо, который, отчаянно робея и бледнея от внезапной собственной значимости, и правда выходит вперёд.
            Она не говорит уже ничего, когда слово берёт Бардо. Он говорит о её безумии, о странных поступках и о том, что Эва обращалась за помощью к пленнице-дочери Океана, от неё, стало быть, и могла заразиться безумством. Но винить её за это не следует, ведь это воля волн, а не собственное пожелание.
            Эва чувствует соль на губах и понимает, что зря жалела Бардо и относилась к нему чуть мягче, чем другие – ни в рыбу корм! Он не оценил этого. Ей хочется убить его и она обещает себе сделать это. Своими руками. Вот только выпутаться бы сначала, выйти из этого душного судного зала, упасть у себя, в заточении, на постель, и забыться коротким и тревожным сном, в котором будет снова кровить море и требовать немедленной мести.
– Спасибо, брат мой, – голос Сигера лучится такой сердечностью, что ему нельзя не поверить, – итак, я призываю всех решить для себя: может ли безумный отвечать за свои деяния? Нет! он болен. Ему нужна помощь. Моей сестре, моей подданной нужна помощь, и я не стану её судить за все злые поступки, потому что знаю – в глубине души она раскаивается!
            Эва усмехается. Она понимает – темница ближе и ближе. Но она будет недолгой. Успокоится волнение и ей конец. Ну что же, зато она будет близка к своему врагу. Да, врагу, потому что от тёплых чувств давно уже выбелило солью.
            Да, единодушно и милосердно трусливое судилище. Эва безумна, царевна безумна! Её следует считать таковой и поместить в темницу для того, чтобы она не нанесла вред ни себе, ни кому-то ещё.
            Для её же блага! Вот какое тут дело – её берегут от неё же.
– Нельзя забывать и о том, что недавно царевну пытались подтравить! – угодничает Варно и его болотные глаза, полные ненависти к чистому морю, злорадствуют.
            Эва молчит. она знает – любое слово сейчас губительно. Когда её уводят как дорогую гостью и пленницу, она всё же ловит взгляд Сигера. Тот торжествует и Эва почти искренне улыбается его торжеству.
            Он тут же мрачнеет. Ему невдомёк что Эва лишь играет на его нервах и нарочно раздражает, желая заставить его думать, что он что-то упустил. Эва веселится, а вот Сигеру сразу становится не смешно. По крайней мере, из глаз его пропадает торжество.
            Сбывается мечта Эвы. Она падает в постель и забывается коротким тревожным сном. Во сне нет мыслей о Ромуле, который куда-то делся с сокровищницей и о собственном будущем, на которое уже плевать; и даже мыслей об Алане, которая должна ответить за нелепую и непонятную попытку подтравить её.
***
– Отец, – Эва знает, что это уже неправда, что её отец и Царь Морской стал пеной, разошёлся по волнам раньше срока, был вероломно загублен своим же сыном, – прости меня, я хотела отомстить за тебя, а теперь сижу в темнице.
– Разве это темница? – Эва не видит его, но слышит. Её отец в волнах и в пене морской. А она стоит в воде и море вокруг неё. Питает, даёт силы. – Это твоя стихия.
– Моя стихия – вода.
– Вода бывает разная. Бывает та, что камень точит. Бывает та, что города смывает…
            Эва молчит. ей стыдно за то, что она сдала одну из сокровищниц моря сухопутным, чтобы показать, что Сигер не может защитить моря. Но стыд проходит. У воды нет стыда, лишь память.
– Я не знаю куда метнуться, отец. Я рассчитывала на то, что мой союзник…
– Ты рассчитывала на него одного? – голос у моря тихий, но от него не скрыться. Этот голос повсюду.
– Нет, – Эва знает, что это так, какая-то мысль скрежещет внутри, не даёт покоя, но какая?
– Царевна! Царевна! – её трясут за плечи, бесцеремонно и грубо, а как иначе? Безумная ведь! Но Эва не возмущается. Знает, что может быть и хуже, всегда может быть.
– Что такое? – спрашивает Эва спокойно, но в голосе её ещё тлеет сонливость.
– Не сдавайся, царевна, – имя этой служанки Эва вспоминает с трудом, Шарни, кажется. или как-то так. Память стала подводить, когда ушла в отчаяние. – Мы с тобой. Если что нужно, ты скажи…
            Верить? Ну уж нет. впрочем, использовать можно.
– Мы верим тебе. Уходить нужно. Этой ночью…
            Служанка говорит о побеге, нагло предлагает его. Эва не спешит соглашаться. Во-первых, как поверить? Больше походит на уловку Сигера. Безумная, мол, хотела бежать, пришлось её того, упокоить! Во-вторых, какой смысл бежать от трона, не имея союзников и расположение новых сил? В-третьих, она, на минуту, у себя дома!
– Довольно! – весомо, но тихо обрывает Эва, – я не преступница, чтобы бегать. Я – дочь Морского Царя и по праву его наследница.
            Служанка обмирает.
– Убьют тебя, царевна, – глухо говорит она, – сестра твоя в темнице, её судить станут. Брат твой предателем оказался. Царь…
            Служанка отмахивается – чего говорить?
– А мне нет дела, – спокойно отвечает Эва, – я дома и за дом буду бороться. Если наш царь не устраивает народ, я не могу оставить народ наедине с царем, с его бедой. И если ты и правда моя сторонница, так и передай это всем, кто верен мне.
            Эва демонстративно поворачивается на другой бок. Её слегка потряхивает, но она знает, что поступила правильно и разумно. Слова много значат. Люди любят красивые слова. И ещё любят жертвенные жесты. А это жертва, ведь она остаётся ради них!
– Да сохранит тебя Океан, – шепчет Шарни и исчезает за дверью.
            Эве почти смешно – как любопытно! Служанка, которая может быть верна и её, и Сигеру, а может обоим одновременно, будет молиться о ней Океану! Красиво!
            Сна нет. Решимость копится в молодом теле. Эва лежит без движения ещё четверть часа, заставляя море внутри успокоиться и поверить в неё. Это самое важное. Мысль есть. Поступок почти свершён. На этот раз уже не уклониться и даже на безумие не списать.
            С другой стороны – Сигер явно об этом не догадается!
            Когда море успокаивается, Эва поднимается. В комнате темно, но она не зажигает света, к чему? Светящиеся раковинки жемчужинок, дающие освещение, ей лишь свидетели. А задуманное надо вершить в полумраке.
            Подвязать волосы, одеться строго и величественно,  как подобает царевне. Она знает – её сторожат, но ночью гулко и тихо, а двери её покоев открываются легко.
– Есть кто? – Эва уже придумала что скажет, если стража её остановит. Скажет, что хочет видеть целителя. А там уже попробует передать через него… старый Габер был добр к ней и помнит её отца.
            Стражник смотрит на неё. Не спит.
– Я хочу видеть целителя, – Эва не теряется. – Мне дурно.
– Царевна, – отзывается стражник, – вам нужен целитель или помощь?
            От изящной простоты вопроса она даже теряется.
– Помощь.
            В конце концов, никто не сможет истолковать её слова неверно!
– Я помню вашего отца. И я верю вам. Поверьте и вы мне. Ваш отец сделал меня своим верным слугой и когда-то помог мне спасти мою жену от недуга с помощью воли моря. Я в долгу перед ним.
            Какие же все помогающие! Какие же все помнящие! Впрочем… поди, узнай заранее кто гад, а кто нет!
– Тогда помогите его дочери!
– Я думал, вы сбежите. Я готов был… кто-то должен был быть виноват!
            Его лицо белее жемчуга. Эве уже не смешно. Этот человек, что, в сговоре с той служанкой? Сигер бы голову снёс ему, если бы она бежала. Но, кажется, смерть не была страшна стражнику.
– Я у себя дома, – отвечает Эва, – и я не побегу. Но если твои слова искренне, ты мне поможешь.
– Чем? – его шёпот полон отчаянной надежды.
– Позови ко мне Варно. Скажи, царевна желает его видеть. Только так, чтобы никто не знал. И чтобы он не смел никому сказать.
– Болотника? – лицо стражника вытягивается от изумления. – С жёлтыми глазами и зеленоватой кожей? Советника Царя?
– Болотника. С глазами и кожей. Советника царя, – подтверждает Эва. – царевна хочет его видеть, пусть торопится, да держит это втайне.
            Конечно, был шанс, что Варно не придёт. Или что пожалуется Сигеру. Но Эва ловила его на двух вещах: любопытстве и уме. Любопытство должно было пригнать его к ней, причём тайно. А вот ум должен был заставить выслушать всё, что она ему скажет. А скажет она ему многое, особенное – о новом разделе вод и возвращении исторических их частей болотникам.
            Если те её поддержат, конечно.
***
            Варно и правда любопытен. Это общая черта всех болотников. Легенда рассказывает, что когда-то болотники властвовали в своих водах, мелких, невзрачных водах – разлился Великий Океан, щедр был на множество мелких водоёмов, и в одном из них зародилась жизнь… болотники пошли родом из росчерков Океана. Жили они, горя не знали, плодились, да мелкие росчерки-лужицы рядом под себя забирали. А потом любопытство их одолело: а что за росчерком лужиц их? Какая там жизнь? Какая там вода?..
            Обратили на себя взоры Моря болотники, и подивилось море, что болотники – такие мелкие и такие слабые, а любопытные и всё ещё свободные. Обиделось море. Предложило покровительство неучтённому народцу. Не особенно море и нуждалось тогда в этом приобретении, но Морской Царь тех эпох был строг в своём суждении: в воде живут, а морю-то не подчинены!
            Болотники пятиться стали. Зачем им море-то? Сами собою жили, скромно, но дружно, мирно. Научились как-то жить, не обращая на себя внимание великого мира. А тут всё вроде бы и прекратиться должно было бы.
            Предложили болотники отступление своё, мол, не было нас, не помни, море! Но море памятливо, и потребовало покориться. Отказались болотники и отказывались до первой резни…
            Много ушло воды, много ушло пены морской. Болотники же тоже от воды идут, и тоже помнящими оказались. Слабость свою признали, колени пред Морским Царем преклонили, но осталось в жилах их горечь утраченных дней.
            И ещё кое-что в их душах зародилось, и, хотя равны они были формально тем же морским жителям, редко кто из них поднимался. Варно был одним из исключений и, как и ожидала Эва, прибыл к ней почти сразу. Заинтригованно-насмешливый. Конечно, чего ему опасаться? Он сторонник Сигера, самого Царя! А что ему безумная опальная царевна? Угроза ли?
– Чего хочешь, царевна? – спрашивает Варно, а глаза его всё также оттеняют болотную муть. Нечисты были те плески Океана, смешались с землёй сухопутной, да и сказывали, что болотники чаще морских путались с этими же сухопутными. И не брезговали же!
– Садись, Варно, – сложнее всего держать спокойствие. Но сказать нужно. И так сказать, чтобы потом самой не отступить – цари не нарушают слова! – Садись, Варно, я тебя как друга позвала.
            Он не верит. У него нет друзей в Морском Царстве. Да и не может быть у болотника друзей среди моря. Но он умён и не возражает.
– Если ты моего заступничества хочешь, царевна…– он думает что разгадал столь важный призыв.
– Заступничества? – Эва играет в изумление. – Зачем мне заступничество в моём доме?
            Не то! Промашка вышла у Варно. Его глаза желтят, он заинтересован всерьёз.
– Чего звала? – хрипло спрашивает он.
– Справедливость хочу восстановить.
            Он снова думает, что понял. Но, конечно, ошибается. Эва говорит не всё, да и Варно можно понять – никто не сказал бы ничего подобного ни ему, ни предкам его. Тем более, если речь об отпрысках Моря!
– Царе-евна, – в голосе Варно почти снисхождение, – уймись уже. Твой брат стал царем и царем законным, а ты…
– Я могу вернуть болотные водыпод власть самих болотников, – Эва перебивает с ледяным спокойствием.
            Море колет кончики её пальцев, но не противится. Эва сильнее внутреннего моря. Эва побеждает его бури, чтобы удержать его самого.
            У Варно даже глаз дёргается и рот перекошен. В испуге!
– Могу, – повторяет Эва, – все воды, отнятые у вас, я могу вам вернуть. Будете править. Будете жить как жили. И ни один морской гость не сунется к вам. И не будете вы платить дань морю. Будете свободны.
            Она и правда безумная! – Варно это понимает. Он смешно вскакивает, явно не представляя как выглядит со стороны, его лицо подёргивается желтизной болот и ужасом. Он не знает куда бежать, но бежать ему очень хочется – это уже не обычные придворные интриги! Это… он даже не находит слов!
            Множество пятен – зеленых, бурых, желтых пульсируют в его сознании тысячью мыслей.
– Я могу это сделать, – повторяет Эва. Она спокойна, она – море. – Мои предки были не такими как я. Они не ведали собственной власти. Они искали войны, но какая нужда нам была воевать? Я верну ваши воды. Я верну их вам…
– А потом отнимешь…– у Варно голос сдаёт. От волнения всё в горле сохнет.
– Могу поклясться что нет, могу заключить договор, могу даже дать гарантии, – Эва пожимает плечами. – Море повсюду, а болото нет. Властвовать там, где нам и не хочется, а нам не хочется с вами знаться – крайне сложно. Так что можете забирать их. Конечно, при одном условии.
            Эва не торопит, хотя её сердце бьется нервно и больно. Она знает, что у неё не так много времени и что один Варно не может решить столь важного вопроса. Ему нужно домой, ему нужно в родные болота, и то – если он поверит ей.
            Поверит. А не побежит к Сигеру. У Эвы надежда на ненависть, которая пульсирует в жилах каждого болотника и ждёт мети. Болотники – это псы моря. Впрочем. Нет. Псы любят своих хозяев, а болотники нет.
– при одном условии, – повторяет Эва и улыбается. Она уже знает что победила. Варно еще не согласился и еще ничего не сделал, но в его глазах ненависть и надежда, и отчаяние и желание жить.
            И забытая свобода.
            Эва старается не думать как отреагирует морской народ на подобное. Эва старается не представлять какими проклятиями её приветят после такого: она отдаёт часть владений! Владений, которые никому толком и не нужны-то в истинном море, но почему-то не могут быть отданы в приступе жадности.
            Эва знает – будет кровь. Кровь среди своих. Придётся упокоить особенно говорливые языки. Но сейчас она спокойна, чего не скажешь о её собеседнике.
– Выбирай, – предлагает Эва нежным, напевным голосом. Море бывает разное и море Эвы сейчас опасно-спокойное.
***
– Что со мной будет? – Алана ждёт приговора терпеливо. Она понимает, что ей уже никто не поверит. Нет вины её брата Бардо! Всё сделала она – заговорщица, отравительница! И, что хуже – у Аланы не было возможности объясниться с Эвой. Та наверняка её ненавидит…
            Оставалось только смириться и ждать участи. Она должна была стать ужасной, и Алана это понимала – заговорщица, почти убийца сестры – это уже звучало достаточно чудовищно. И потом, нельзя было винить во всём одного Ьардо. Он уговорил её, да. Но она-то позволила себя уговорить! Она пошла за его словами и принялась действовать! Так кто из них преступник? Тот, кто сказал или тот, кто наслушался и сделал?
            Алана понимает, что виновата и хочет, чтобы всё кончилось побыстрее.
– Я тебя не казню, – отвечает Сигер. Он не собирался приходить к Алане, но надо было заботиться об истории и выглядеть хорошим братом и царем. А хороший брат и царь приходит к поверженным сестрам. Даже если те преступницы. – Казнь – это слишком просто и слишком легко. А ты мне надоела, Алана. Надоели твои пляски, надоели твои песни…
            Их уже не было! Давно не было! Но Сигер всегда был раздражительным по этому поводу.
– Надоела твоя глупость. Надоело то, что ты у меня под ногами. Я не знаю кто виноват – ты или Бардо… вы оба друг друга стоите. Но он мне пока нужен, а ты нет.  Ты утомила меня. Оказалась не просто бесполезной, но и мешающей. А это уже больший грех, чем попытка отравления нашей с тобой сестрицы.
– Так что же? – интересуется Алана. Ей страшно. Казнь была бы объяснима. А слова Сигера пугают её всерьёз и сильнее.
– Я сошлю тебя на землю. Сошлю к сухопутным и запрещу тебе даже касаться морской воды. Посмотрим сколько ты протянешь и когда засохнешь. Ты состаришься без моря, твоя кожа станет сухой и ломкой. Ты потеряешь красоту. Ты потеряешь здоровье. Твоё море будет высыхать, и ты ничего не сможешь сделать.
            Сигер явно упивается своими словами. Он не знает, что враг, поверженный им, только что обрел союзника, да такого, что ему и не снилось. И не знает, к своему сожалению, куда всё-таки делась сокровищница…
            Зато он знает другое – бледное испуганное лицо Аланы – это наслаждение для его моря, довольного такой непоколебимой властностью.
Больше историй о Морском Царстве в рассказах  «О почтении», «Без жалости», «Чудовище», «О спасении»,  «Об одном колдовстве», «Смута»,  «Первый шаг»,  «Пена расходится морем», «О недоверии», «О болезни» , «Чёрные волны» ,«О новых мерах» , «Море не плачет», «Несговорчивые», «Воды гиблые»,  «Алана»,  «Их недуг», «Два чудовища» «Заговор».  Вселенная Морского Царства задумана мною как короткая история об одной недружной семейке…
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2025

Регистрационный номер №0542772

от Сегодня в 16:39

[Скрыть] Регистрационный номер 0542772 выдан для произведения: (*)
            Эва держится гордо, на то она и царевна, дочь Морского Царя, но на лбу у неё уже проступает испарина – плохо идёт судилище и ни к чему не идёт. Сигер действует хитро – он отстраняется от судилища, сидит в стороне, а в числе судей – верные его слуги. И это они, вроде бы, допрашивают царевну, а он, Царь Морской, страдает рядом, не имея надежды на вмешательство.
            Всё выглядит так.
            Но на деле всё куда веселее. Сигер уже сам не рад судилищу. Его сокровищницу ограбили. Эва отмалчивается на этот счёт – Ромул не написал ей, не передал зашифрованного послания, а оставшиеся там, в её убежище бурных вод верные люди, заверяют: ничего не было передано.
            Где Ромул? Где сокровище?
            Но она держится и отвечает на вопросы судей, каждый из которых ниже её по рангу.
            Нет, она не знала ничего о планах своего отца на передачу престола. Нет, он никогда с ней не говорил об этом напрямую. Нет, она никогда не способствовала отдалению других наследников Морского Царя от трона…
            Это всё ложь. Сигер не сдерживает усмешки – они вдвоём оттаскивали от трона многих, пока не остались почти что лицом друг к другу.
            Но она не признается. Хотя это был бы прекрасный шанс и его замарать, Эва умнее – она верит в свою победу и заботится об истории, даже в случае её поражения, ведь не надо врагам знать о том, что в семье Морского Царя такие разногласия!
            Нет, она не подбивала никого на заговор.
– Но ты, царевна, обвиняла нашего Царя в убийстве отца и Царя Морского…
            Эва смотрит прямо в лицо Сигеру. Она знает – он боится.
– Я и сейчас обвиняю, – отвечает она.
            Эва много думала о том как себя вести. Каяться? Молиться? Бунтовать? Но в итоге она, сменив в уме и в беседах с Сигером множество тактик, пошла самым страшным путём – на отчаянную погибель.
            Шёпот. Злой и страшный шёпот. Это верные слуги Царя, но это не запланировано.
– Одумайся, царевна, ведь ты попадаешь под серьёзный приговор! – не выдерживают верные слуги, боятся.
– Приговор исполняет Царь, – Эва спокойна, во всяком случае, внешне. Внутри неё бунтует море, требует крови и бешенства, давно требует. Она держит это море из последних сил. Она знает, что это последние минуты, часы…но последние.
– Мои верные соратники! – Сигер поднимается, впервые берёт слово, – моя сестра безумна и я думаю, вы видите это.
            Убить он всегда успеет. Но она вернётся, если казнить её. Памятью вернётся, знаменем. Надо стереть. Надо сделать безумной, ничтожной, лишить её союзников, всего лишить, если, конечно, получится!
            Эва кривится. Она знает, что это его идея – его страх.
            В рядах соратников одобрительный шёпот. Они трусливы и Сигер прекрасно играет на их трусости. Он знает, что казнить царевну, обвинять её в измене трону и Царю никто не захочет – это слишком страшно, море прогневится. А вот если безумная… безумную и казнить-то нельзя! Да и не надо. Запереть её подальше, вот и всё дело!
– И это не только моё мнение, – продолжает Сигер и обращается уже к одному конкретному лицу: – брат мой, прошу, выйди к народу и ко мне, к своему царю.
            В его голосе столько ласки! Эва от неожиданности даже стекленеет и немеет, но самообладание возвращается к ней. С презрением она глядит на полукровку Бардо, который, отчаянно робея и бледнея от внезапной собственной значимости, и правда выходит вперёд.
            Она не говорит уже ничего, когда слово берёт Бардо. Он говорит о её безумии, о странных поступках и о том, что Эва обращалась за помощью к пленнице-дочери Океана, от неё, стало быть, и могла заразиться безумством. Но винить её за это не следует, ведь это воля волн, а не собственное пожелание.
            Эва чувствует соль на губах и понимает, что зря жалела Бардо и относилась к нему чуть мягче, чем другие – ни в рыбу корм! Он не оценил этого. Ей хочется убить его и она обещает себе сделать это. Своими руками. Вот только выпутаться бы сначала, выйти из этого душного судного зала, упасть у себя, в заточении, на постель, и забыться коротким и тревожным сном, в котором будет снова кровить море и требовать немедленной мести.
– Спасибо, брат мой, – голос Сигера лучится такой сердечностью, что ему нельзя не поверить, – итак, я призываю всех решить для себя: может ли безумный отвечать за свои деяния? Нет! он болен. Ему нужна помощь. Моей сестре, моей подданной нужна помощь, и я не стану её судить за все злые поступки, потому что знаю – в глубине души она раскаивается!
            Эва усмехается. Она понимает – темница ближе и ближе. Но она будет недолгой. Успокоится волнение и ей конец. Ну что же, зато она будет близка к своему врагу. Да, врагу, потому что от тёплых чувств давно уже выбелило солью.
            Да, единодушно и милосердно трусливое судилище. Эва безумна, царевна безумна! Её следует считать таковой и поместить в темницу для того, чтобы она не нанесла вред ни себе, ни кому-то ещё.
            Для её же блага! Вот какое тут дело – её берегут от неё же.
– Нельзя забывать и о том, что недавно царевну пытались подтравить! – угодничает Варно и его болотные глаза, полные ненависти к чистому морю, злорадствуют.
            Эва молчит. она знает – любое слово сейчас губительно. Когда её уводят как дорогую гостью и пленницу, она всё же ловит взгляд Сигера. Тот торжествует и Эва почти искренне улыбается его торжеству.
            Он тут же мрачнеет. Ему невдомёк что Эва лишь играет на его нервах и нарочно раздражает, желая заставить его думать, что он что-то упустил. Эва веселится, а вот Сигеру сразу становится не смешно. По крайней мере, из глаз его пропадает торжество.
            Сбывается мечта Эвы. Она падает в постель и забывается коротким тревожным сном. Во сне нет мыслей о Ромуле, который куда-то делся с сокровищницей и о собственном будущем, на которое уже плевать; и даже мыслей об Алане, которая должна ответить за нелепую и непонятную попытку подтравить её.
***
– Отец, – Эва знает, что это уже неправда, что её отец и Царь Морской стал пеной, разошёлся по волнам раньше срока, был вероломно загублен своим же сыном, – прости меня, я хотела отомстить за тебя, а теперь сижу в темнице.
– Разве это темница? – Эва не видит его, но слышит. Её отец в волнах и в пене морской. А она стоит в воде и море вокруг неё. Питает, даёт силы. – Это твоя стихия.
– Моя стихия – вода.
– Вода бывает разная. Бывает та, что камень точит. Бывает та, что города смывает…
            Эва молчит. ей стыдно за то, что она сдала одну из сокровищниц моря сухопутным, чтобы показать, что Сигер не может защитить моря. Но стыд проходит. У воды нет стыда, лишь память.
– Я не знаю куда метнуться, отец. Я рассчитывала на то, что мой союзник…
– Ты рассчитывала на него одного? – голос у моря тихий, но от него не скрыться. Этот голос повсюду.
– Нет, – Эва знает, что это так, какая-то мысль скрежещет внутри, не даёт покоя, но какая?
– Царевна! Царевна! – её трясут за плечи, бесцеремонно и грубо, а как иначе? Безумная ведь! Но Эва не возмущается. Знает, что может быть и хуже, всегда может быть.
– Что такое? – спрашивает Эва спокойно, но в голосе её ещё тлеет сонливость.
– Не сдавайся, царевна, – имя этой служанки Эва вспоминает с трудом, Шарни, кажется. или как-то так. Память стала подводить, когда ушла в отчаяние. – Мы с тобой. Если что нужно, ты скажи…
            Верить? Ну уж нет. впрочем, использовать можно.
– Мы верим тебе. Уходить нужно. Этой ночью…
            Служанка говорит о побеге, нагло предлагает его. Эва не спешит соглашаться. Во-первых, как поверить? Больше походит на уловку Сигера. Безумная, мол, хотела бежать, пришлось её того, упокоить! Во-вторых, какой смысл бежать от трона, не имея союзников и расположение новых сил? В-третьих, она, на минуту, у себя дома!
– Довольно! – весомо, но тихо обрывает Эва, – я не преступница, чтобы бегать. Я – дочь Морского Царя и по праву его наследница.
            Служанка обмирает.
– Убьют тебя, царевна, – глухо говорит она, – сестра твоя в темнице, её судить станут. Брат твой предателем оказался. Царь…
            Служанка отмахивается – чего говорить?
– А мне нет дела, – спокойно отвечает Эва, – я дома и за дом буду бороться. Если наш царь не устраивает народ, я не могу оставить народ наедине с царем, с его бедой. И если ты и правда моя сторонница, так и передай это всем, кто верен мне.
            Эва демонстративно поворачивается на другой бок. Её слегка потряхивает, но она знает, что поступила правильно и разумно. Слова много значат. Люди любят красивые слова. И ещё любят жертвенные жесты. А это жертва, ведь она остаётся ради них!
– Да сохранит тебя Океан, – шепчет Шарни и исчезает за дверью.
            Эве почти смешно – как любопытно! Служанка, которая может быть верна и её, и Сигеру, а может обоим одновременно, будет молиться о ней Океану! Красиво!
            Сна нет. Решимость копится в молодом теле. Эва лежит без движения ещё четверть часа, заставляя море внутри успокоиться и поверить в неё. Это самое важное. Мысль есть. Поступок почти свершён. На этот раз уже не уклониться и даже на безумие не списать.
            С другой стороны – Сигер явно об этом не догадается!
            Когда море успокаивается, Эва поднимается. В комнате темно, но она не зажигает света, к чему? Светящиеся раковинки жемчужинок, дающие освещение, ей лишь свидетели. А задуманное надо вершить в полумраке.
            Подвязать волосы, одеться строго и величественно,  как подобает царевне. Она знает – её сторожат, но ночью гулко и тихо, а двери её покоев открываются легко.
– Есть кто? – Эва уже придумала что скажет, если стража её остановит. Скажет, что хочет видеть целителя. А там уже попробует передать через него… старый Габер был добр к ней и помнит её отца.
            Стражник смотрит на неё. Не спит.
– Я хочу видеть целителя, – Эва не теряется. – Мне дурно.
– Царевна, – отзывается стражник, – вам нужен целитель или помощь?
            От изящной простоты вопроса она даже теряется.
– Помощь.
            В конце концов, никто не сможет истолковать её слова неверно!
– Я помню вашего отца. И я верю вам. Поверьте и вы мне. Ваш отец сделал меня своим верным слугой и когда-то помог мне спасти мою жену от недуга с помощью воли моря. Я в долгу перед ним.
            Какие же все помогающие! Какие же все помнящие! Впрочем… поди, узнай заранее кто гад, а кто нет!
– Тогда помогите его дочери!
– Я думал, вы сбежите. Я готов был… кто-то должен был быть виноват!
            Его лицо белее жемчуга. Эве уже не смешно. Этот человек, что, в сговоре с той служанкой? Сигер бы голову снёс ему, если бы она бежала. Но, кажется, смерть не была страшна стражнику.
– Я у себя дома, – отвечает Эва, – и я не побегу. Но если твои слова искренне, ты мне поможешь.
– Чем? – его шёпот полон отчаянной надежды.
– Позови ко мне Варно. Скажи, царевна желает его видеть. Только так, чтобы никто не знал. И чтобы он не смел никому сказать.
– Болотника? – лицо стражника вытягивается от изумления. – С жёлтыми глазами и зеленоватой кожей? Советника Царя?
– Болотника. С глазами и кожей. Советника царя, – подтверждает Эва. – царевна хочет его видеть, пусть торопится, да держит это втайне.
            Конечно, был шанс, что Варно не придёт. Или что пожалуется Сигеру. Но Эва ловила его на двух вещах: любопытстве и уме. Любопытство должно было пригнать его к ней, причём тайно. А вот ум должен был заставить выслушать всё, что она ему скажет. А скажет она ему многое, особенное – о новом разделе вод и возвращении исторических их частей болотникам.
            Если те её поддержат, конечно.
***
            Варно и правда любопытен. Это общая черта всех болотников. Легенда рассказывает, что когда-то болотники властвовали в своих водах, мелких, невзрачных водах – разлился Великий Океан, щедр был на множество мелких водоёмов, и в одном из них зародилась жизнь… болотники пошли родом из росчерков Океана. Жили они, горя не знали, плодились, да мелкие росчерки-лужицы рядом под себя забирали. А потом любопытство их одолело: а что за росчерком лужиц их? Какая там жизнь? Какая там вода?..
            Обратили на себя взоры Моря болотники, и подивилось море, что болотники – такие мелкие и такие слабые, а любопытные и всё ещё свободные. Обиделось море. Предложило покровительство неучтённому народцу. Не особенно море и нуждалось тогда в этом приобретении, но Морской Царь тех эпох был строг в своём суждении: в воде живут, а морю-то не подчинены!
            Болотники пятиться стали. Зачем им море-то? Сами собою жили, скромно, но дружно, мирно. Научились как-то жить, не обращая на себя внимание великого мира. А тут всё вроде бы и прекратиться должно было бы.
            Предложили болотники отступление своё, мол, не было нас, не помни, море! Но море памятливо, и потребовало покориться. Отказались болотники и отказывались до первой резни…
            Много ушло воды, много ушло пены морской. Болотники же тоже от воды идут, и тоже помнящими оказались. Слабость свою признали, колени пред Морским Царем преклонили, но осталось в жилах их горечь утраченных дней.
            И ещё кое-что в их душах зародилось, и, хотя равны они были формально тем же морским жителям, редко кто из них поднимался. Варно был одним из исключений и, как и ожидала Эва, прибыл к ней почти сразу. Заинтригованно-насмешливый. Конечно, чего ему опасаться? Он сторонник Сигера, самого Царя! А что ему безумная опальная царевна? Угроза ли?
– Чего хочешь, царевна? – спрашивает Варно, а глаза его всё также оттеняют болотную муть. Нечисты были те плески Океана, смешались с землёй сухопутной, да и сказывали, что болотники чаще морских путались с этими же сухопутными. И не брезговали же!
– Садись, Варно, – сложнее всего держать спокойствие. Но сказать нужно. И так сказать, чтобы потом самой не отступить – цари не нарушают слова! – Садись, Варно, я тебя как друга позвала.
            Он не верит. У него нет друзей в Морском Царстве. Да и не может быть у болотника друзей среди моря. Но он умён и не возражает.
– Если ты моего заступничества хочешь, царевна…– он думает что разгадал столь важный призыв.
– Заступничества? – Эва играет в изумление. – Зачем мне заступничество в моём доме?
            Не то! Промашка вышла у Варно. Его глаза желтят, он заинтересован всерьёз.
– Чего звала? – хрипло спрашивает он.
– Справедливость хочу восстановить.
            Он снова думает, что понял. Но, конечно, ошибается. Эва говорит не всё, да и Варно можно понять – никто не сказал бы ничего подобного ни ему, ни предкам его. Тем более, если речь об отпрысках Моря!
– Царе-евна, – в голосе Варно почти снисхождение, – уймись уже. Твой брат стал царем и царем законным, а ты…
– Я могу вернуть болотные водыпод власть самих болотников, – Эва перебивает с ледяным спокойствием.
            Море колет кончики её пальцев, но не противится. Эва сильнее внутреннего моря. Эва побеждает его бури, чтобы удержать его самого.
            У Варно даже глаз дёргается и рот перекошен. В испуге!
– Могу, – повторяет Эва, – все воды, отнятые у вас, я могу вам вернуть. Будете править. Будете жить как жили. И ни один морской гость не сунется к вам. И не будете вы платить дань морю. Будете свободны.
            Она и правда безумная! – Варно это понимает. Он смешно вскакивает, явно не представляя как выглядит со стороны, его лицо подёргивается желтизной болот и ужасом. Он не знает куда бежать, но бежать ему очень хочется – это уже не обычные придворные интриги! Это… он даже не находит слов!
            Множество пятен – зеленых, бурых, желтых пульсируют в его сознании тысячью мыслей.
– Я могу это сделать, – повторяет Эва. Она спокойна, она – море. – Мои предки были не такими как я. Они не ведали собственной власти. Они искали войны, но какая нужда нам была воевать? Я верну ваши воды. Я верну их вам…
– А потом отнимешь…– у Варно голос сдаёт. От волнения всё в горле сохнет.
– Могу поклясться что нет, могу заключить договор, могу даже дать гарантии, – Эва пожимает плечами. – Море повсюду, а болото нет. Властвовать там, где нам и не хочется, а нам не хочется с вами знаться – крайне сложно. Так что можете забирать их. Конечно, при одном условии.
            Эва не торопит, хотя её сердце бьется нервно и больно. Она знает, что у неё не так много времени и что один Варно не может решить столь важного вопроса. Ему нужно домой, ему нужно в родные болота, и то – если он поверит ей.
            Поверит. А не побежит к Сигеру. У Эвы надежда на ненависть, которая пульсирует в жилах каждого болотника и ждёт мети. Болотники – это псы моря. Впрочем. Нет. Псы любят своих хозяев, а болотники нет.
– при одном условии, – повторяет Эва и улыбается. Она уже знает что победила. Варно еще не согласился и еще ничего не сделал, но в его глазах ненависть и надежда, и отчаяние и желание жить.
            И забытая свобода.
            Эва старается не думать как отреагирует морской народ на подобное. Эва старается не представлять какими проклятиями её приветят после такого: она отдаёт часть владений! Владений, которые никому толком и не нужны-то в истинном море, но почему-то не могут быть отданы в приступе жадности.
            Эва знает – будет кровь. Кровь среди своих. Придётся упокоить особенно говорливые языки. Но сейчас она спокойна, чего не скажешь о её собеседнике.
– Выбирай, – предлагает Эва нежным, напевным голосом. Море бывает разное и море Эвы сейчас опасно-спокойное.
***
– Что со мной будет? – Алана ждёт приговора терпеливо. Она понимает, что ей уже никто не поверит. Нет вины её брата Бардо! Всё сделала она – заговорщица, отравительница! И, что хуже – у Аланы не было возможности объясниться с Эвой. Та наверняка её ненавидит…
            Оставалось только смириться и ждать участи. Она должна была стать ужасной, и Алана это понимала – заговорщица, почти убийца сестры – это уже звучало достаточно чудовищно. И потом, нельзя было винить во всём одного Ьардо. Он уговорил её, да. Но она-то позволила себя уговорить! Она пошла за его словами и принялась действовать! Так кто из них преступник? Тот, кто сказал или тот, кто наслушался и сделал?
            Алана понимает, что виновата и хочет, чтобы всё кончилось побыстрее.
– Я тебя не казню, – отвечает Сигер. Он не собирался приходить к Алане, но надо было заботиться об истории и выглядеть хорошим братом и царем. А хороший брат и царь приходит к поверженным сестрам. Даже если те преступницы. – Казнь – это слишком просто и слишком легко. А ты мне надоела, Алана. Надоели твои пляски, надоели твои песни…
            Их уже не было! Давно не было! Но Сигер всегда был раздражительным по этому поводу.
– Надоела твоя глупость. Надоело то, что ты у меня под ногами. Я не знаю кто виноват – ты или Бардо… вы оба друг друга стоите. Но он мне пока нужен, а ты нет.  Ты утомила меня. Оказалась не просто бесполезной, но и мешающей. А это уже больший грех, чем попытка отравления нашей с тобой сестрицы.
– Так что же? – интересуется Алана. Ей страшно. Казнь была бы объяснима. А слова Сигера пугают её всерьёз и сильнее.
– Я сошлю тебя на землю. Сошлю к сухопутным и запрещу тебе даже касаться морской воды. Посмотрим сколько ты протянешь и когда засохнешь. Ты состаришься без моря, твоя кожа станет сухой и ломкой. Ты потеряешь красоту. Ты потеряешь здоровье. Твоё море будет высыхать, и ты ничего не сможешь сделать.
            Сигер явно упивается своими словами. Он не знает, что враг, поверженный им, только что обрел союзника, да такого, что ему и не снилось. И не знает, к своему сожалению, куда всё-таки делась сокровищница…
            Зато он знает другое – бледное испуганное лицо Аланы – это наслаждение для его моря, довольного такой непоколебимой властностью.
Больше историй о Морском Царстве в рассказах  «О почтении», «Без жалости», «Чудовище», «О спасении»,  «Об одном колдовстве», «Смута»,  «Первый шаг»,  «Пена расходится морем», «О недоверии», «О болезни» , «Чёрные волны» ,«О новых мерах» , «Море не плачет», «Несговорчивые», «Воды гиблые»,  «Алана»,  «Их недуг», «Два чудовища» «Заговор».  Вселенная Морского Царства задумана мною как короткая история об одной недружной семейке…
 

 

Великий страж