Тяжёлые времена. Война… От телеэкрана не
оторвать Машку, не пропускает ни одно сообщение с фронтов карательных действий в Украине.
Сердце изболелось, душа исстрадалась, понимает всю свою несостоятельность и
беспомощность. Чем она может помочь Новороссии?
Слезами горю не поможешь… В своей жизни не может разобраться, а что уж про
чужую сказать. Там большая семья, а у неё маленькая, но проблемы схожи: не
заметили, как чужими стали, вернее врагами. А тогда давным-давно при советской
власти влюбилась в красавчика Саньку и замуж вышла за него. Счастливая была! И
он с неё глаз не сводил, только на руках
не носил, потому что она дама пышная, а Санька- то не Жаботинский. Лет пять
прожили душа в душу. Когда первая трещина пробежала Машка и не заметила. В доме
всегда порядок, дочка подрастала. Счастье её не давало покоя соседке. Всё время
язвила, пыталась Машку укусить. И почему Санька зовёт её Манюней, и как это она его окрутила,
толстая и некрасивая? Машка только
посмеивалась. Наверное, она не только её кусала и Саньку тоже. Вдруг он стал ко всему придираться, и то
не так, и сё не так. И дочку
неправильно воспитывает. Вспыхивал мгновенно, иногда казалось, что набросится
вот-вот с кулаками. Беда пришла в их дом. Радость испарилась. Забыли даже, как любили попеть вечерами. Оба голосистые. Как
запоют вечерком бывало, вся округа притихнет. А теперь страх поселился в семье.
Выпивать стал. Умоляла Машка его остановиться,
подумать о дочке, о ней. Бесполезно. Однажды привели его пьяного в стельку
друзья собутыльники, кинули на пол, а Машка от обиды зелёнкой на его лбу
написала: дурак. Когда он проснулся, орал до хрипоты, зелёнка не стиралась.
Несколько дней летом ходил в шапке, надвинутой на лоб. И пошло, и поехало. Не
только в загул кинулся, но и в разврат. А она всё терпела, любила сильно, не
могла представить свою жизнь без него. Дошло до того, что всей семьёй лечились
несколько раз и от гонореи, и от других пакостей. Стыдобища! И не Манюня любимая … - Манька!
Другого имени не стало. Терпению пришёл конец, когда привёл полюбовницу в дом. Верите, не
верите, не помнит она, как схватилась за ружьё, как жахнула, слава Богу, что
мимо него. Не попала. Руки тряслись от гнева и слёз. Как
бежал, Санька! Как бежал!
Полюбовница впереди, он за ней. Что Машка пережила в эту ночь! Не знает, как и выжила.
И застрелиться хотела, и отравиться. Дочка спасла. Не дала.А Санька пришёл
через три дня, прощения просить. Встал на колени. Чужой… Такой чужой! Посмотрела она на него и впервые подумала:
ничтожество! И как могла его полюбить? Как? Разве она сможет после всего произошедшего с
ним жить? Разве любовь вернётся?
Нет! Пусть живёт без них. Как
хочет… а, они без него. Проживут с дочкой. Может их кто-нибудь и полюбит
по-настоящему.
Вот и Новороссии надо бежать от Украины.
Чужие стали. И надежда у неё есть и
подмога. Смотришь, жизнь наладится у неё, а может и у них. Так хочется надеяться, что Бог не
оставит всех!
А
может, простить? Простить… Забыть… и с чистого листа… Как?
[Скрыть]Регистрационный номер 0228937 выдан для произведения:
Тяжёлые времена. Война… От телеэкрана не
оторвать меня, не пропускаю ни одно сообщение с
фронтов карательных действий в Украине. Сердце изболелось, душа
исстрадалась, понимаю всю свою несостоятельность и беспомощность. Чем я могу
помочь Новороссии? Слезами горю не поможешь… В своей жизни не могу разобраться,
а что уж про чужую сказать. Там большая семья, а у меня маленькая, но проблемы
схожи: не заметили, как чужими стали, вернее врагами. А тогда давным-давно при
советской власти влюбилась в красавчика Саньку и замуж вышла за него.
Счастливая была! И он с меня глаз не сводил, только на руках не носил, потому
что я дама пышная, а Санька- то не Жаботинский. Лет пять прожили душа в душу.
Когда первая трещина пробежала я и не заметила. В доме всегда порядок, дочка
подрастала. Счастье наше не давало покоя соседке. Всё время язвила, пыталась
меня укусить. И почему Санька зовёт меня Манюней, и как это я его окрутила,
толстая и некрасивая? Я только посмеивалась. Наверное, она не только меня
кусала и Саньку моего тоже. Вдруг он стал ко всему придираться, и то
не так, и сё не так. И дочку
неправильно воспитываю. Вспыхивал мгновенно, иногда казалось, что набросится
вот-вот с кулаками. Беда пришла в наш дом. Радость испарилась. Забыли даже, как
мы любили попеть вечерами. Оба голосистые. Как запоём вечерком бывало, вся
округа притихнет. А теперь страх поселился в семье. Выпивать стал. Умоляла остановиться, подумать о дочке, обо
мне. Бесполезно. Однажды привели его пьяного в стельку друзья собутыльники, кинули
на пол, а я от обиды зелёнкой на его лбу написала: дурак. Когда он проснулся,
орал до хрипоты, зелёнка не стиралась. Несколько дней летом ходил в шапке,
надвинутой на лоб. И пошло, и поехало. Не только в загул кинулся, но и в
разврат. А я всё терпела, любила сильно, не могла представить свою жизнь без
него. Дошло до того, что всей семьёй лечились несколько раз и от гонореи, и от
других пакостей. Стыдобища! И не Манюня
любимая … - Манька! Другого имени не стало. Терпению пришёл конец, когда привёл полюбовницу в дом. Верите, не
верите, не помню я, как схватилась за ружьё, как жахнула, слава Богу, что мимо
его. Не попала. Руки тряслись от гнева и слёз.
Как бежал, мой Санька! Как бежал!
Полюбовница впереди, он за ней. Что я пережила в эту ночь! Не знаю, как я выжила.
И застрелиться хотела, и отравиться. Дочка спасла. Не дала. А Санька пришёл через три дня, прощения
просить. Встал на колени. Чужой… Такой
чужой! Посмотрела я на него и впервые
подумала: ничтожество! И как я могла его
полюбить? Как? Разве смогу после всего
произошедшего с ним жить? Разве любовь вернётся? Нет!
Пусть живёт без нас. Как хочет… а, мы без него. Мы проживём с дочкой.
Может нас кто-нибудь и полюбит по-настоящему.Вот и Новороссии надо бежать от Украины.
Чужие стали. И надежда у неё есть и
подмога. Смотришь, жизнь наладится у неё, а может и у меня. Так хочется надеяться, что Бог не
оставит нас!
А
может, простить? Простить… Забыть… и с чистого листа… Как?
Мне тоже странно! В лично моей семье всё нормально.Это всего лишь литературный приём. А что думала бы моя ЛГ о карательной операции и без слов понятно: переживала бы за Новороссию.