Шоковая терапия

   Сноровисто управляя немо­лодым, но ещё добротным «Москвичом», Николай Степанович вот уже битый час разъезжал по городу в надеж­де уловить среди малочисленных пешеходов готового сесть на затрапезное сиденье его легковушки клиента. Но обслуживающего по­тенциальных пассажиров частно­го и общественного транспорта было столько, что рассчитывать на шабашку за рулём беспородно­го автомобиля мог лишь из край­ней нужды и отчаяния незадачли­вый шофёр-любитель. Такой, как он, бывший учитель, живущий с больной женой на скудную пенсию, Николай Степанович.

У! Как ненавидел он сейчас, нет, не правительство, приведшее народ на грань выживания, а само это население, что сидело в своих норах у телевизоров, смотрело бессмысленные, развращающие его передачи и всё больше и боль­ше превращалось в безмозглое, безвольное стадо. В какой-то мо­мент он прямо-таки завёлся внут­ренне. Совсем как там, у себя во дворе с мужиками на скамеечке, когда разговоры о рыбалке, маши­нах и росте цен непременно пере­ходили на политику. Николай Сте­панович тогда аж вскакивал, дохо­дил до крика, до тыкания пальцем в грудь оппонента. Вот как вчера...

При воспоминании о вчераш­нем своём выступлении перед со­седями бывшего учителя даже ож­гло. Мало того, что раздражённо сравнил собеседников с безропот­ной рабочей скотиной, которая покорно тащит на себе любую взваленную на неё ношу, он к тому же обозвал самого тихого их них ишаком. И хоть бы кто возразил, воспротивился, дал ему отпор!

В душе пенсионера снова стал закипать гнев на этих доведённых до животного состояния боязливых лю­дей, как вдруг обогнавшая по вто­рой полосе иномарка неожиданно сде­лала резкий правый поворот и заста­вила его мгновенно нажать на тормоз и тут же автоматически крутануть руль влево так, что его машину начало разворачивать поперёк дороги. Ёкну­ло сердце, из груди вырвался дежур­ный матерок. Руки судорожно вывернули баранку в обратную сторону, а нога отпустила тормоз. Ход легковуш­ки выровнялся, Николай Степанович глянул вперёд и охнул. Навстречу ему, лоб в лоб, летел громадный трубовоз. Вообще-то сам по себе он, может быть, и полз, но набирал скорость «Москвич» бывшего учителя...

С трубовозом можно было бы и благополучно разминуться, если бы оставалась хоть какая-то возможность беспрепятственно уйти в сто­рону. На участке дороги, по которо­му только и можно было проскочить мимо машины, удлинённой жерлами труб на прицепе, уткнувшись в бор­дюр, чуть ли не под прямым углом к автомобильной трассе стояла сверкающая перламутром краски новень­кая иномарка. «Да сколько же их раз­велось!» - мелькнуло в голове Нико­лая Степановича, невольно ушедше­го от столкновения с махиной трубоносного автопоезда в сторону идиот­ски припаркованного "Крайслера".

Если бы на пути «Москвича» ока­зался такой же, как он, крепкий оре­шек, а не заморское лакированное и хромированное жестяное чудо, худо пришлось бы старому водителю. Не отделался бы он тогда от удара лбом о руль шишкой. Детище завода Ле­нинского Комсомола расклепало ду­тый, будто накачанный воздухом, ба­гажник иномарки по самое заднее стекло салона. Чувствительная сиг­нализация прерывисто запищала и затихла, словно впала в кому. Пока Николай Степанович прихо­дил в себя, соображая, где он (а нахо­дился он вблизи сотворённого из бе­тона и стекла универмага), и с ужа­сом думал о том, что теперь будет, место его несчастья окружила тол­па зевак.

 - Добро ты ему заехал, добро! - нагнулся над открытым окном двер­цы хитроглазый мужчина и причмокнул губами. - И какого ты там си­дишь? Выйди хоть посмотри, как себя-то помял.

 - Что смотреть-то? Амба! - горь­ко ответил бывший учитель.

 - Это ему амба, а у тебя немного крылья помяты, капот, ну бампер, конечно, и фары кокнул. А у него считай, что машины нет. Крепкие у нас всё-таки тачки делают, не то, что это дерьмо, - хитроглазый смач­но сплюнул. А Николай Степанович тяжело вздохнул, распахнул дверцу и вышел.

 - Да, мужик, тысячи на три зелё­ных ты попал, а то и больше, - глухо сказал коротко стриженый парень в красной футболке.

 - Уважаемый, а у вас деньги-то есть за такую красоту заплатить? - дотронулась до плеча бедного ста­рика пожилая женщина.

 - Три тысячи долларов... Да вы что?! У меня отродясь таких день­жищ не намечалось.

 - Придётся квартиру отдать, - прохрипел явный алкаш.

 - Квартиру?! - нервно выкрикну­ла из толпы молодая особа. - Подоб­ное может случиться с каждым водителем. Он что нарочно сделал, это? - она ожесточённо посмотрела на иномарку с урезанным задом. - Ставят свои драндулеты где попало. Хозяева жизни, что б они сдохли! Ни пройти, ни проехать! У нас во дворе из-за них детишкам поиграть негде. И что же теперь, пожилой человек должен лишаться всего из-за какого-то «нового русского»?! Я бы их всех перестреляла, гадов!

 - Это не какой-то «новый рус­ский», это - Гога, - опять подал голос явный алкаш и поднял вверх указа­тельный палец, - сам Гога, хозяин Центрального универмага. Да, попал ты, мужик, в жир ногами. Гога всегда здесь машину ставит.

 - Если он владелец универмага, ему что же можно автомобиль попе­рёк дороги ставить? - не унималась молодая женщина.

 - Гоге можно всё, У него кругом свои люди. Гаишники сейчас приедут, знак уберут, и машину своими рука­ми поставят вдоль дороги. Это Гога, у него всё куплено. Ты вали, мужик, пока не поздно, не будь идиотом. У буржуя денег много - купит себе дру­гую тачку, - пилил и пилил хриплый, дребезжащий голос.

 - Товарищ, - положил руку на пле­чо Николая Степановича седовласый человек интеллигентного вида, - Гога вас оставит с семьёй на улице. Я сам попадал в ваше положений и уверяю вас, что так оно и будет. Уезжайте, пока нет ни милиции, ни хозяина.

Пенсионер-водитель посмотрел на людей, окруживших место аварии. И не знал, как ему поступить.

 - Дед, чего стоишь? Сваливай! - толкнул его в спину парень с корот­кой стрижкой.

 - Три тысячи долларов! - прошептал пересохшими губами незадачливый шофёр. - Да мне до конца своих дней столько не собрать.

 - Конечно, не собрать, - взяла его за локоть молодая женщина. - Уезжайте скорее.

Толпа загудела, как бы согла­шаясь. «А что? - подумал Николай Степанович. - Ну найдут, ну побьют на худой конец, ну прав лишат. Хуже-то не будет. А вдруг проне­сёт?» Он представил себя и боль­ную жену скитающимися по улицам в надежде найти какой-нибудь кров и стал внимательно всматривать­ся в толпу.

 - Вот я сейчас уеду, а вы меня на сковородку-то не посадите?

 - Вали, дед! Тебе сказали, вали, значит, вали!

 - Мы ничего не видели и ничего не знаем, - молодая женщина вышла вперёд и загородила несчастного во­дителя. - Верно я говорю?

Публика ответила гулом. Не пой­мёшь, одобрила она такой исход дела или нет. Но Николай Степанович уже решил для себя, что свой ничтожный шанс на спасение он использует.

 - Ну, если вы так считаете, я уеду, - просительно сказал он.

 - А твой тарантас-то заведётся? - спросил кто-то.

 - Не знаю, - промямлил Николай Степанович и сел за руль.

 - Не заведётся, так толкнём. Нас тут много, - бодро выкрикнул парень в красной футболке.

Мотор, на удивление, затарахтел сразу, и задняя скорость включилась как никогда легко. Дворами, переул­ками, пустырями помятый «Москвич» донёс своего хозяина до ржавого же­лезного гаража, где и нашёл покой, на целую неделю. Именно столько Николай Степанович не подходил к нему. Всё ждал, что за ним вот-вот приедут, и начнётся в его жизни самый чёрный этап. Жене об аварии он ничего не сказал, щадя её больное сердце, а сам не спал ночами. Но прошла неделя, а к нему и за ним никто не являлся. Ах, как хотелось верить в то, что всё обойдётся...

На восьмой день после злосчас­тного столкновения с иномаркой Ни­колай Степанович неспешно и акку­ратно начал ликвидировать послед­ствия, так что «морда» машины ста­ла даже лучше, чем была. Прошёл месяц, второй, и кошмар случивше­гося близ универмага в памяти ста­рика начал вытесняться чувством благодарности к тем, кто тогда его спасал и, неужели, спас? В душе Ни­колая Степановича возник даже дух патриотизма, и он задумался о вступ­лении в какую-нибудь партию, кото­рых, как он шутил когда-то, разве­лось столько, что и «Яблоку» негде было упасть. И тут раздался теле­фонный звонок.

 - Николай Степанович? - спросил его незнакомый голос.

 - Да, это я.

 - Как ваш «Москвич»?

 - А что ему будет?

 - После аварии вы его восстано­вили?

Николая Степановича прошиб пот.

 - По-по-после какой ещё аварии?

 - Это же я тогда вам посоветовал ноги уносить.

 - Чего вы от меня хотите? - у бедного пенсионера пересохло во рту, и он едва шевелил языком.

 - Да ты не пугайся, дед. Я про­сто беспокоюсь за тебя. Пролезло у тебя или нет? Пролезло? - на другом конце телефонного прово­да раздался довольный смех, и тот же голос промолвил: «Люся, у него всё в ажуре. Можешь сама спросить.  Мы тут, Николай Сте­панович, с женой поспорили. Она говорит, все у нас продажные, за­вистливые и так далее. Утверж­дает, что тебя обязательно долж­ны были сдать. А этого не случилось. Благодаря тебе я литр выиграл! Тебя правда бур­жуй не нашёл? А я вот отыскал, свояк у меня гаишник. Так, на всякий случай твой номер запомнил. Оказывается, мы

сосе­ди. Живём через улицу.

 - У нас чудесный народ! И вы - хороший! - выкрикнул не своим го­лосом Николай Степанович и стёр пот со лба.

Через час он бодро вышел из подъезда, и, проходя мимо лавочки с мужиками, о чём-то яростно спорящими и попросившими их рассудить, коротко бросил: «Не надо!», чем вызвал удивление «базара». Пенсионер обошёл свой дом и пересёк улицу. Подмышкой он держал продолговатый свёрток округлой формы.