Под шум волны
8 января 2019 -
Влад Устимов
Однажды две подружки-хохотушки решили отдохнуть на берегу теплого моря. Эти милые девушки были из семей высокопоставленных советских чиновников, а потому без хлопот полновластно расположились в шикарных апартаментах престижного санатория. В сей великолепной всесоюзной здравнице у них, вернее у их всемогущих предков, всё было надёжно схвачено.
Сбежав от наскучившей родительской опеки и вырвавшись, наконец, на волю, они широко и беззаботно отдыхали в меру своей фантазии. К одной из них из родного города примчался на крыльях любви с помощью автостопа надоедливый ухажёр. Вторая веселушка, по имени Вика, нисколько не тяготилась отсутствием пары. Их шумливая разухабистая компашка гуляла на всю катушку, не обращая внимания на подозрительно косившихся прохожих. Шампанское лилось рекой. Для них не было ни запретов, ни ограничений. По крайней мере, они были в этом абсолютно уверенны, как, впрочем, и в том, что от жизни надо брать всё. И плевать они хотели на эту, окружавшую их, скучную серую плесень. Танцуй, пока молодой!
*
Эта южная ночь не отличалась тишиной. Вечерний бриз внезапно посвежел и принялся стремительно набирать силу. Море волновалось во мраке.
На молу, в самом его конце, устремлённом в безбрежную водную даль, несмотря на вой ветра и шум прибоя, спал безмятежным сном праведника худощавый юноша. Удобно расположившись под лёгким навесом, на хлипком топчане из реек и забравшись в свой видавший виды спальный мешок, он долго лежал с закрытыми глазами и с наслаждением вдыхал свежий воздух, насыщенный брызгами моря, прежде, чем забылся в крепких объятьях Морфея. Ему снова снилась прекрасная Древняя Эллада, легендами которой он беспрестанно бредил с раннего детства.
Между тем в царстве Посейдона стало совсем неспокойно. Порывы ветра срывали пену с крутых гребней бушующей водной стихии. Начинался шторм.
Вот одна, самая мощная волна с размаху ударилась о бетонный монолит пирса и разбилась на мириады невидимых соленых капель. Они попали на лицо спящего. Глеб открыл глаза. Перед ним, на соседней лежанке, стоял хрустальный фужер, наполненный шампанским. Мелкие золотистые пузырьки покрывали стекло изнутри.
- Это, похоже, те самые весёлые девицы снова пытаются заигрывать со мной, - решил спросонья Глеб и с любопытством оглянулся по сторонам. Его окружало полное безлюдье ненастной ночи. Под ним яростно рокотал прибой, глухо ворочая камни и мерно шелестя галькой.
- Пить есть, есть – нет! – попробовал скаламбурить молодой человек, охотно повинуясь своей давней привычке, и блаженно улыбнулся - Хотя, само собой разумеется, так лучше. Что толку от закуски без выпивки?
Слегка поёживаясь, парень выбрался из мешка. Его стройный мускулистый торс вмиг покрылся бисером невидимых солёных брызг. По коже поползли мурашки.
- Что-то стало холодать! – пробормотал наш горе-романтик, почувствовав неприятный озноб в теле.
Он потянулся, взял фужер и пригубил из него сладковатую влагу.
Это было шампанское «Золото Тамани». Конечно, не итальянское «Lacryma Christi Bianco del Vesuvio», где же его было взять, но тоже вполне неплохое. Он с удовольствием сделал пару маленьких глотков.
Глеб уже не в первый раз с недоумением задавался вопросом: откуда у него такой тонкий вкус и почему он так хорошо разбирается в винах, хотя сам вовсе не страдает пагубным пристрастием к спиртному. Будто у него в роду были прославленные сомелье, что само по себе казалось полным абсурдом.
Парень к своему стыду ничего не знал о собственных предках дальше второго колена. Об одном деде ему было известно кое-что, о другом – и того меньше. И всё. Сведения о его родословной терялись в беспросветной вечности забвения. Vestigial simper adora, чти следы прошлого! – он с горечью прошептал пришедшее вдруг на ум старое изречение.
- Несчастны люди, не помнящие пращуров своих, утратившие драгоценные сокровища традиций, - начал он свой бесконечный внутренний монолог, вспомнив другой афоризм, - Vade mecum, иди за мной! Не зря же призывали почтенные старцы наивных и беспечных потомков, издревле снабжая их путеводными манускриптами.
Его в очередной раз потянуло на пространные рассуждения, которые, впрочем, не приносили ему ни ясности мысли, ни твердости духа. Но это нисколько не смущало безусого мудреца. Парню почему-то нравилось философствовать в уединении. «Судя по всему, я происхожу из самого простого рода, но разве это имеет значение? У каждого человека есть какие-то задатки. Всякий имеет право получить возможность развить свою личность и найти достойное место в обществе. И он должен это сделать, проявив трудолюбие и волю. Но без посторонней помощи это вряд ли возможно. Vae soli, горе одиночке».
Сквозь рёв прибоя Глеб услышал быстрые шаги. Со стороны берега к нему приближалась крепко сбитая блондинка с распущенными льняными волосами, с бутылкой и фужером в руках. Она была среднего роста, одета в простой короткий сарафан. Её большие серые глаза загадочно мерцали в полумраке. Развеваемая бурей причёска то и дело закрывала её миловидное лицо.
- Добрый вечер, комиссар! – задорно воскликнула девушка, показывая в приветливой улыбке ровный ряд жемчужных зубов, - Как ты сюда попал?
Хотя уже давно перевалило за полночь, видимо, для неё вечер был в самом разгаре.
- Почему комиссар? – задал себе вопрос озадаченный философ, так неожиданно оторванный от глубокомысленного миросозерцания. И тут же попробовал ответить на него, - Похоже, она из комсомольских активисток. Чувствуется организаторская хватка. Сейчас такие неплохо устраиваются в жизни. Конечно, без влиятельных волосатых лап тут дело не обходится.
- Через дырку в заборе – юноша мягко улыбнулся ей в ответ.
*
На другой день, вернее ночь, всё повторилось снова, Глеб и Вика долго и непринуждённо беседовали на разные темы, после чего он неожиданно оказался в её постели, и они нескучно провели время до утра. Правда, позже их мимолётное блаженство омрачилось скандалом. Счастливую пару так некстати застукала пожилая уборщица, рьяная блюстительница нравственной чистоты обитателей санатория. Поднялся шум с привлечением общественности. В итоге бесцеремонно потревоженные воркующие голубки были вынуждены с позором удалиться.
- Naturalia non sunt turpia, - робко пытался заглушить угрызения совести наш невезучий и весьма малоопытный Казанова, - Естественное не позорно.
*
Прошёл не один десяток лет, и Глеб Михайлович снова увидел её. К тому времен он превратился в малоимущего, безработного полубомжа, хотя в душе всё ещё оставался философом и неисправимым романтиком.
Да, он увидел её. И не где-нибудь, а на экране телевизора. Всё, что было давным-давно напрочь забыто, стёрто в памяти за ненужностью, вдруг вернулось в одну минуту, ярко вспыхнуло, переливаясь всеми мельчайшими гранями деталей.
Теперь она была на недосягаемой высоте – занимала важный государственный пост. Изрядно заматеревшая солидная дама уверенно, со знанием дела, давала интервью плотно окружившим её бесцеремонным и напористым корреспондентам. Всем своим надменным видом она демонстрировала тяжкое бремя человека, владеющего безграничной властью и несметными богатствами.
- Volentem ducunt fata, nolentem trahunt, - как всегда резюмировал по латыни Глеб Михайлович, - Желающего судьба ведёт, не желающего тащит.
С одной стороны она разительно изменилась, а с другой… Несмотря ни на что, он всё же уловил такие знакомые задорные искорки её больших серых глаз и, со щемящей тоской вспомнил забытую давнюю ночную встречу.
Смотрел, с задумчивостью уставившись на экран, на её, всё так же самодовольно оттопыренные губки, и повторял вслед за обожаемым им Цицероном: «Suum cuique, каждому своё».
[Скрыть]
Регистрационный номер 0436308 выдан для произведения:
Однажды две подружки-хохотушки решили отдохнуть на берегу теплого моря. Эти милые девушки были из семей высокопоставленных советских чиновников, а потому без хлопот полновластно расположились в шикарных апартаментах престижного санатория. В сей великолепной всесоюзной здравнице у них, вернее у их всемогущих предков, всё было надёжно схвачено.
Сбежав от наскучившей родительской опеки и вырвавшись, наконец, на волю, они широко и беззаботно отдыхали в меру своей фантазии. К одной из них из родного города примчался на крыльях любви с помощью автостопа надоедливый ухажёр. Вторая веселушка, по имени Вика, нисколько не тяготилась отсутствием пары. Их шумливая разухабистая компашка гуляла на всю катушку, не обращая внимания на подозрительно косившихся прохожих. Шампанское лилось рекой. Для них не было ни запретов, ни ограничений. По крайней мере, они были в этом абсолютно уверенны, как, впрочем, и в том, что от жизни надо брать всё. И плевать они хотели на эту, окружавшую их, скучную серую плесень. Танцуй, пока молодой!
*
Эта южная ночь не отличалась тишиной. Вечерний бриз внезапно посвежел и принялся стремительно набирать силу. Море волновалось во мраке.
На молу, в самом его конце, устремлённом в безбрежную водную даль, несмотря на вой ветра и шум прибоя, спал безмятежным сном праведника худощавый юноша. Удобно расположившись под лёгким навесом, на хлипком топчане из реек и забравшись в свой видавший виды спальный мешок, он долго лежал с закрытыми глазами и с наслаждением вдыхал свежий воздух, насыщенный брызгами моря, прежде, чем забылся в крепких объятьях Морфея. Ему снова снилась прекрасная Древняя Эллада, легендами которой он беспрестанно бредил с раннего детства.
Между тем в царстве Посейдона стало совсем неспокойно. Порывы ветра срывали пену с крутых гребней бушующей водной стихии. Начинался шторм.
Вот одна, самая мощная волна с размаху ударилась о бетонный монолит пирса и разбилась на мириады невидимых соленых капель. Они попали на лицо спящего. Глеб открыл глаза. Перед ним, на соседней лежанке, стоял хрустальный фужер, наполненный шампанским. Мелкие золотистые пузырьки покрывали стекло изнутри.
- Это, похоже, те самые весёлые девицы снова пытаются заигрывать со мной, - решил спросонья Глеб и с любопытством оглянулся по сторонам. Его окружало полное безлюдье ненастной ночи. Под ним яростно рокотал прибой, глухо ворочая камни и мерно шелестя галькой.
- Пить есть, есть – нет! – попробовал скаламбурить молодой человек, охотно повинуясь своей давней привычке, и блаженно улыбнулся - Хотя, само собой разумеется, так лучше. Что толку от закуски без выпивки?
Слегка поёживаясь, парень выбрался из мешка. Его стройный мускулистый торс вмиг покрылся бисером невидимых солёных брызг. По коже поползли мурашки.
- Что-то стало холодать! – пробормотал наш горе-романтик, почувствовав неприятный озноб в теле.
Он потянулся, взял фужер и пригубил из него сладковатую влагу.
Это было шампанское «Золото Тамани». Конечно, не итальянское «Lacryma Christi Bianco del Vesuvio», где же его было взять, но тоже вполне неплохое. Он с удовольствием сделал пару маленьких глотков.
Глеб уже не в первый раз с недоумением задавался вопросом: откуда у него такой тонкий вкус и почему он так хорошо разбирается в винах, хотя сам вовсе не страдает пагубным пристрастием к спиртному. Будто у него в роду были прославленные сомелье, что само по себе казалось полным абсурдом.
Парень к своему стыду ничего не знал о собственных предках дальше второго колена. Об одном деде ему было известно кое-что, о другом – и того меньше. И всё. Сведения о его родословной терялись в беспросветной вечности забвения. Vestigial simper adora, чти следы прошлого! – он с горечью прошептал пришедшее вдруг на ум старое изречение.
- Несчастны люди, не помнящие пращуров своих, утратившие драгоценные сокровища традиций, - начал он свой бесконечный внутренний монолог, вспомнив другой афоризм, - Vade mecum, иди за мной! Не зря же призывали почтенные старцы наивных и беспечных потомков, издревле снабжая их путеводными манускриптами.
Его в очередной раз потянуло на пространные рассуждения, которые, впрочем, не приносили ему ни ясности мысли, ни твердости духа. Но это нисколько не смущало безусого мудреца. Парню почему-то нравилось философствовать в уединении. «Судя по всему, я происхожу из самого простого рода, но разве это имеет значение? У каждого человека есть какие-то задатки. Всякий имеет право получить возможность развить свою личность и найти достойное место в обществе. И он должен это сделать, проявив трудолюбие и волю. Но без посторонней помощи это вряд ли возможно. Vae soli, горе одиночке».
Сквозь рёв прибоя Глеб услышал быстрые шаги. Со стороны берега к нему приближалась крепко сбитая блондинка с распущенными льняными волосами, с бутылкой и фужером в руках. Она была среднего роста, одета в простой короткий сарафан. Её большие серые глаза загадочно мерцали в полумраке. Развеваемая бурей причёска то и дело закрывала её миловидное лицо.
- Добрый вечер, комиссар! – задорно воскликнула девушка, показывая в приветливой улыбке ровный ряд жемчужных зубов, - Как ты сюда попал?
Хотя уже давно перевалило за полночь, видимо, для неё вечер был в самом разгаре.
- Почему комиссар? – задал себе вопрос озадаченный философ, так неожиданно оторванный от глубокомысленного миросозерцания. И тут же попробовал ответить на него, - Похоже, она из комсомольских активисток. Чувствуется организаторская хватка. Сейчас такие неплохо устраиваются в жизни. Конечно, без влиятельных волосатых лап тут дело не обходится.
- Через дырку в заборе – юноша мягко улыбнулся ей в ответ.
*
На другой день, вернее ночь, всё повторилось снова, Глеб и Вика долго и непринуждённо беседовали на разные темы, после чего он неожиданно оказался в её постели, и они нескучно провели время до утра. Правда, позже их мимолётное блаженство омрачилось скандалом. Счастливую пару так некстати застукала пожилая уборщица, рьяная блюстительница нравственной чистоты обитателей санатория. Поднялся шум с привлечением общественности. В итоге бесцеремонно потревоженные воркующие голубки были вынуждены с позором удалиться.
- Naturalia non sunt turpia, - робко пытался заглушить угрызения совести наш невезучий и весьма малоопытный Казанова, - Естественное не позорно.
*
Прошёл не один десяток лет, и Глеб Михайлович снова увидел её. К тому времен он превратился в малоимущего, безработного полубомжа, хотя в душе всё ещё оставался философом и неисправимым романтиком.
Да, он увидел её. И не где-нибудь, а на экране телевизора. Всё, что было давным-давно напрочь забыто, стёрто в памяти за ненужностью, вдруг вернулось в одну минуту, ярко вспыхнуло, переливаясь всеми мельчайшими гранями деталей.
Теперь она была на недосягаемой высоте – занимала важный государственный пост. Изрядно заматеревшая солидная дама уверенно, со знанием дела, давала интервью плотно окружившим её бесцеремонным и напористым корреспондентам. Всем своим надменным видом она демонстрировала тяжкое бремя человека, владеющего безграничной властью и несметными богатствами.
- Volentem ducunt fata, nolentem trahunt, - как всегда резюмировал по латыни Глеб Михайлович, - Желающего судьба ведёт, не желающего тащит.
С одной стороны она разительно изменилась, а с другой… Несмотря ни на что, он всё же уловил такие знакомые задорные искорки её больших серых глаз и, со щемящей тоской вспомнил забытую давнюю ночную встречу.
Смотрел, с задумчивостью уставившись на экран, на её, всё так же самодовольно оттопыренные губки, и повторял вслед за обожаемым им Цицероном: «Suum cuique, каждому своё».
Однажды две подружки-хохотушки решили отдохнуть на берегу теплого моря. Эти милые девушки были из семей высокопоставленных советских чиновников, а потому без хлопот полновластно расположились в шикарных апартаментах престижного санатория. В сей великолепной всесоюзной здравнице у них, вернее у их всемогущих предков, всё было надёжно схвачено.
Сбежав от наскучившей родительской опеки и вырвавшись, наконец, на волю, они широко и беззаботно отдыхали в меру своей фантазии. К одной из них из родного города примчался на крыльях любви с помощью автостопа надоедливый ухажёр. Вторая веселушка, по имени Вика, нисколько не тяготилась отсутствием пары. Их шумливая разухабистая компашка гуляла на всю катушку, не обращая внимания на подозрительно косившихся прохожих. Шампанское лилось рекой. Для них не было ни запретов, ни ограничений. По крайней мере, они были в этом абсолютно уверенны, как, впрочем, и в том, что от жизни надо брать всё. И плевать они хотели на эту, окружавшую их, скучную серую плесень. Танцуй, пока молодой!
*
Эта южная ночь не отличалась тишиной. Вечерний бриз внезапно посвежел и принялся стремительно набирать силу. Море волновалось во мраке.
На молу, в самом его конце, устремлённом в безбрежную водную даль, несмотря на вой ветра и шум прибоя, спал безмятежным сном праведника худощавый юноша. Удобно расположившись под лёгким навесом, на хлипком топчане из реек и забравшись в свой видавший виды спальный мешок, он долго лежал с закрытыми глазами и с наслаждением вдыхал свежий воздух, насыщенный брызгами моря, прежде, чем забылся в крепких объятьях Морфея. Ему снова снилась прекрасная Древняя Эллада, легендами которой он беспрестанно бредил с раннего детства.
Между тем в царстве Посейдона стало совсем неспокойно. Порывы ветра срывали пену с крутых гребней бушующей водной стихии. Начинался шторм.
Вот одна, самая мощная волна с размаху ударилась о бетонный монолит пирса и разбилась на мириады невидимых соленых капель. Они попали на лицо спящего. Глеб открыл глаза. Перед ним, на соседней лежанке, стоял хрустальный фужер, наполненный шампанским. Мелкие золотистые пузырьки покрывали стекло изнутри.
- Это, похоже, те самые весёлые девицы снова пытаются заигрывать со мной, - решил спросонья Глеб и с любопытством оглянулся по сторонам. Его окружало полное безлюдье ненастной ночи. Под ним яростно рокотал прибой, глухо ворочая камни и мерно шелестя галькой.
- Пить есть, есть – нет! – попробовал скаламбурить молодой человек, охотно повинуясь своей давней привычке, и блаженно улыбнулся - Хотя, само собой разумеется, так лучше. Что толку от закуски без выпивки?
Слегка поёживаясь, парень выбрался из мешка. Его стройный мускулистый торс вмиг покрылся бисером невидимых солёных брызг. По коже поползли мурашки.
- Что-то стало холодать! – пробормотал наш горе-романтик, почувствовав неприятный озноб в теле.
Он потянулся, взял фужер и пригубил из него сладковатую влагу.
Это было шампанское «Золото Тамани». Конечно, не итальянское «Lacryma Christi Bianco del Vesuvio», где же его было взять, но тоже вполне неплохое. Он с удовольствием сделал пару маленьких глотков.
Глеб уже не в первый раз с недоумением задавался вопросом: откуда у него такой тонкий вкус и почему он так хорошо разбирается в винах, хотя сам вовсе не страдает пагубным пристрастием к спиртному. Будто у него в роду были прославленные сомелье, что само по себе казалось полным абсурдом.
Парень к своему стыду ничего не знал о собственных предках дальше второго колена. Об одном деде ему было известно кое-что, о другом – и того меньше. И всё. Сведения о его родословной терялись в беспросветной вечности забвения. Vestigial simper adora, чти следы прошлого! – он с горечью прошептал пришедшее вдруг на ум старое изречение.
- Несчастны люди, не помнящие пращуров своих, утратившие драгоценные сокровища традиций, - начал он свой бесконечный внутренний монолог, вспомнив другой афоризм, - Vade mecum, иди за мной! Не зря же призывали почтенные старцы наивных и беспечных потомков, издревле снабжая их путеводными манускриптами.
Его в очередной раз потянуло на пространные рассуждения, которые, впрочем, не приносили ему ни ясности мысли, ни твердости духа. Но это нисколько не смущало безусого мудреца. Парню почему-то нравилось философствовать в уединении. «Судя по всему, я происхожу из самого простого рода, но разве это имеет значение? У каждого человека есть какие-то задатки. Всякий имеет право получить возможность развить свою личность и найти достойное место в обществе. И он должен это сделать, проявив трудолюбие и волю. Но без посторонней помощи это вряд ли возможно. Vae soli, горе одиночке».
Сквозь рёв прибоя Глеб услышал быстрые шаги. Со стороны берега к нему приближалась крепко сбитая блондинка с распущенными льняными волосами, с бутылкой и фужером в руках. Она была среднего роста, одета в простой короткий сарафан. Её большие серые глаза загадочно мерцали в полумраке. Развеваемая бурей причёска то и дело закрывала её миловидное лицо.
- Добрый вечер, комиссар! – задорно воскликнула девушка, показывая в приветливой улыбке ровный ряд жемчужных зубов, - Как ты сюда попал?
Хотя уже давно перевалило за полночь, видимо, для неё вечер был в самом разгаре.
- Почему комиссар? – задал себе вопрос озадаченный философ, так неожиданно оторванный от глубокомысленного миросозерцания. И тут же попробовал ответить на него, - Похоже, она из комсомольских активисток. Чувствуется организаторская хватка. Сейчас такие неплохо устраиваются в жизни. Конечно, без влиятельных волосатых лап тут дело не обходится.
- Через дырку в заборе – юноша мягко улыбнулся ей в ответ.
*
На другой день, вернее ночь, всё повторилось снова, Глеб и Вика долго и непринуждённо беседовали на разные темы, после чего он неожиданно оказался в её постели, и они нескучно провели время до утра. Правда, позже их мимолётное блаженство омрачилось скандалом. Счастливую пару так некстати застукала пожилая уборщица, рьяная блюстительница нравственной чистоты обитателей санатория. Поднялся шум с привлечением общественности. В итоге бесцеремонно потревоженные воркующие голубки были вынуждены с позором удалиться.
- Naturalia non sunt turpia, - робко пытался заглушить угрызения совести наш невезучий и весьма малоопытный Казанова, - Естественное не позорно.
*
Прошёл не один десяток лет, и Глеб Михайлович снова увидел её. К тому времен он превратился в малоимущего, безработного полубомжа, хотя в душе всё ещё оставался философом и неисправимым романтиком.
Да, он увидел её. И не где-нибудь, а на экране телевизора. Всё, что было давным-давно напрочь забыто, стёрто в памяти за ненужностью, вдруг вернулось в одну минуту, ярко вспыхнуло, переливаясь всеми мельчайшими гранями деталей.
Теперь она была на недосягаемой высоте – занимала важный государственный пост. Изрядно заматеревшая солидная дама уверенно, со знанием дела, давала интервью плотно окружившим её бесцеремонным и напористым корреспондентам. Всем своим надменным видом она демонстрировала тяжкое бремя человека, владеющего безграничной властью и несметными богатствами.
- Volentem ducunt fata, nolentem trahunt, - как всегда резюмировал по латыни Глеб Михайлович, - Желающего судьба ведёт, не желающего тащит.
С одной стороны она разительно изменилась, а с другой… Несмотря ни на что, он всё же уловил такие знакомые задорные искорки её больших серых глаз и, со щемящей тоской вспомнил забытую давнюю ночную встречу.
Смотрел, с задумчивостью уставившись на экран, на её, всё так же самодовольно оттопыренные губки, и повторял вслед за обожаемым им Цицероном: «Suum cuique, каждому своё».
Рейтинг: +3
335 просмотров
Комментарии (2)
Рената Юрьева # 8 января 2019 в 20:52 +1 | ||
|
Влад Устимов # 8 января 2019 в 21:07 0 | ||
|
Новые произведения