МЕСТЬ (армейская быль)

На перекуре один из солдат старослужащих, рядовой Куликов, шутки ради, а может по какой другой причине, спросил у своего, стриженного под машинку, сослуживца-первогодка:
- Вася, а чего это Мишка тебя глистой кличет? - и сопроводил свой вопрос чем-то  похожим на ГЫ-ГЫ-ГЫ.
Присутствующие здесь же другие солдаты-первогодки насторожились, ожидая очередного розыгрыша или подвоха.
А Куликов, словно и не он это спросил, достал сигарету и прикурив, сделал пару затяжек и округлив губы трубочкой, стал картинно выпускать дым изо рта колечками. Затем, дождавшись, когда внимание всех было направлено его словами на молодого, худого и высокого солдата, ехидно улыбаясь, продолжил:
- Да и то, правда. - Ну, посмотри ты на себя, что ты за мужик? Тощой, длинный, словно тележная оглобля… ну, прям таки жердь, с места мне не сойти. У тебя, случаем, на гражданке кликуха не Жердяй была? Ну, так теперь им будешь. - Такого как ты, соплёй можно перешибить… - Да тебя… ни одна девчонка не полюбит.
У молодого, действительно похожего на жердь солдата, лицо покрылось красными пятнами - то ли от обиды, то ли от возмущения - скорее всего и от того и от другого вместе.
- Есть у меня девушка… хорошая и красивая, смущаясь, ответил он задире. Ааа, что я худой, так у нас все в роду такие… зато, все жилистые и выносливые… вот… и долгожители к тому же.
- Это… сколько же лет будет, к примеру, твоей бабушке? - спросил кто-то, любопытствуя. А может ради хохмы спросил, или чтобы поддержать «старика» и заручиться его поддержкой, так,  на всякий случай.
- Даа… почитай, к девяностому году подходит.
Куликов, поднявшись со скамьи, бросил бычок в бочку с водой:
- Брехать ты горазд, Вася, - и, наклонился к нему так, что пилотка, свалившись, открыла огромную лысину на голове. - Значит, девушка у тебя? Значит, красивая?
Сказав это, он криво усмехнулся и, уже собираясь окончательно уходить, зло добавил:
- Видел я её… на фотке… - Я бы рядом с ней с…ть не стал, пока её лицо платком не прикрыл, и опять: гы-гы-гы, и осклабился.
Услышавшие последние слова «старика» солдаты замерли, а Василий побледнел.
Среди молодых солдат раздал тихий, возмущённый ропот, а кто-то даже пробормотал: «Куликов, ты чо, совсем оборзел?»
- Заткнись тыы, салага! - «старик»  грозно взглянул на произнёсшего слова, - «банок», в натуре,  захотел?!
И ропот стих. Только видно было, как кулаки сжались, да в глазах появилось что-то такое, что заставило Куликова ещё раз обвести солдат взглядом и поднять руку, как для удара. Не сказав больше ни слова, он направился из курилки.
Вася, всё ещё бледный, прерывающимся от обиды и возмущения голосом, спросил у отошедшего от группы шагов на пять, Куликова: «Так это ты украл у меня фотографию Насти?.. Ты? - и чуть слышно, робко добавил: «Сволочь!».
Отдалившийся уже шагов на десять Куликов, или не расслышал вопроса, или не захотел отвечать, он только поднял руку и, сделав движение, словно сказав: «Пока, пока», продекламировал, делая ударение на «О»: «Мы Воронежски ребята, по Воронежски поём…», и пошёл дальше.
Молодые солдаты, когда «старик» отошёл на достаточное расстояние, заговорили все разом. Только и слышно было - Гад! Сволочь! Устроить бы ему «тёмную»! Все они «дембеля» такие!
Василий в разговорах и спорах не участвовал, он молчаливо продолжал сидеть и, как видно, о чём-то глубоко задумался. И так сидел он, пока один из молодых солдат не спросил:
- Вась, а ты чего молчишь? Набить бы ему морду за фотку… может, устроим ему тёмную, а?
Слышавшие его слова солдаты, придвинулись ближе  друг к другу, и образовалась группка заговорщиков.  А Василий, молчаливо выслушав предложение, отрицательно покачал головой:
- Не, ребята, не пойдёт. Они ж сразу догадаются, что это мы. Нам и так житья от них нет, а после тёмной старику-дембелю… нет, не стоит… - Я сам его накажу… и за фотографию, и за «банки» и за всё остальное… «хорошее».
Лица молодых солдат вытянулись от любопытства, и они засыпали однополчанина вопросами: а, что ты сделаешь? А, как ты его накажешь… один? Точно, ты ж с ним не справишься! Ну-ка, колись Васюха, как ты его накажешь?
Василий только молчал и отрицательно качал головой на все вопросы и предложения.
- Ребята, я ещё сам не знаю, что сделаю, но даю слово - я его накажу. На всю жизнь запомнит, как обижать тех, кто не может дать сдачи. Честное слово ребята, накажу, клянусь!
Опять все зашушукались и опять посыпались вопросы: а, когда? А, как? Ааа… тебе от взводного не попадёт? А, если попадёшься? А, нам-то, что делать, может помочь требуется?
И опять Василий отрицательно качал головой.
Докурив сигарету, он встал и сказав: «Мне дневалить», направился в сторону казармы.
Прошла неделя, потянулась другая со своими дневальствами, внеочередными драянием туалета и чисткой картошки на кухне. Постепенно разговор, произошедший в курилке, как-то сам собой забылся, выветрился из голов молодых «солдат-заговорщиков», но не забыл о своём обещании лишь Василий. Он помнил своё обещание и подыскивал подходящий момент или случай, чтобы наказать Куликова. И такой момент - благоприятный и совершенно неожиданный для молодого солдата,  наступил. Может судьба решила помочь ему, а может чаша её терпения переполнилась ожиданием, но…
 
*   *   *
Ротаа-а, подъём!!! В ружье!!! - взорвавшись, словно граната в ночи, прозвучала команда дневального. Солдаты, продирая сонные глаза, ещё не поняв, что это и зачем,  уже натягивали на себя шальвары и гимнастёрки, наворачивали портянки и совали ноги в сапоги.  Затем, на ходу подпоясываясь ремнями, бежали к пирамиде с оружием и, похватав автоматы, строились по ранжиру. И всё это проделывалось бегом, бегом, бегом, без толчеи и суматохи. Сказывалась почти ежедневная тренировка и солдатская выучка. Всё это делалось молчаливо, и лишь стук подошв солдатских сапог раздавался в казарме, да изредка покашливание - кто-то прочищал горло после сна.
- Наверное, марш-бросок, - донёсся до Василия шёпот стоящего рядом солдата-первогодка, и вслед за тем, смачный зевок.
- Ага, по пересечённой местности, с полной боевой выкладкой, - добавил другой солдат, - а я такой сон видел…- мечтательно добавил он, - такой сон…
- Разговорчики в строю! - послышался окрик старшины роты, прапорщика Ковалёва. - И, не снижая голоса, скомандовал: «Рота, смирна!!! Равнение на праввоо!!! Товарищ капитан, рота…
- Вольно! Командуйте старшина.
Всё происходило по заведённому в роте порядку, давно отработанному и привычному. Василий, не задумываясь, автоматически выполнял команды. - «Точно, марш-бросок по пересечённой местности будет, - подумал он. Хорошо бы километров на пять, а не на десять… Интересно, кухня поедет с нами или нет? Если будет кухня, значит, на все двадцать  километров… время-то к завтраку подходит…»
Дальше он додумать не успел, раздалась команда: «Вольнноо! Налевво! Шагом марршш!
Когда они вышли во двор, а затем построились на плацу, там уже стояли в походном строю машины хозвзвода: к одной из них была прицеплена кухня…
«Дааа, тяжёлый будет денёк», - мелькнула мысль у Василия, когда он увидел кухню. «Далеко придётся вам топать, рядовой-необстрелянный, далеко» - добавил он про себя.
Дальше пошло-поехало по заведённому порядку: после команды «Шагом марш!», последовала «Бегом!»  и он, придерживая автомат, побежал вместе со всеми…
 
*    *    *
На  очередном привале Василий поискал место, где бы приткнуться и отдохнут и, случайно, оказался вблизи группы отдыхающих товарищей, в которой находился Куликов. Там уже шёл какой-то разговор. Он примостился рядом и прислушался.
…Не везёт мне с девчонками, говорил молоденький белобрысый солдатик: ни одна со мной дружить не хочет… и всё из-за чего? Из-за волос на голове. Они ж у меня, сами видите, реденькие и бесцветные, а им подавай пацана с богатой шевелюрой. Думают, если у него волос на голове и груди много, так он и в жизни такой же богатый будет, а… а, если он дурак-дураком?
 Он обвёл взглядом отдыхавших товарищей, сидевших и полулежавших в разных позах рядом с ним, и взгляд его задержался на голове Василия:
- Вась, Евлахов, ну почему у тебя на голове такое богатство, а у меня нет?
При его словах все посмотрели на Васину голову, чуть прикрытую уже успевшей выгореть на солнце, пилоткой.
- Да маманька его с цыганом нагуляла, - сказал Куликов, и лицо его искривила скабрезная улыбка.
Василий сделал вид, что слова Куликова не задели его и, потрогав свои волосы, равнодушно проговорил:
- Не, цыган здесь ни причём. Я сам расстарался, я у своей бабушки научился.
- Вась, расскажи, как ты это сделал? - заинтересовался белобрысый. Помоги товарищу.
- Колись Жердяй, - повернулся к нему Куликов. Чего темнишь? Цену набиваешь? Так мы тебе сегодня такую цену выдадим, если хочешь…
- Какую цену? Вы ж всё равно не поверите, скажете: «Ну и заливать ты, Жердяй, горазд…».
«Давай, рассказывай» - насели на него остальные, вероятно, надеясь услышать очередную хохму.
- А, чего, мне не жалко, - пожал он равнодушно плечами. Могу и рассказать.
А дело так было: «Моя бабушка, она сама воронежская, и дед тоже воронежский… ну, и я, стало быть, тоже из Воронежа. Даа…, лет, значит, в семь прицепилась ко мне, не знаю, откуда, хворь. Лишаи меня замучили, всю голову покрыли… волосы стали голову покидать, и стал я…, он обвёл взглядом внимательно слушавших его товарищей… как… вот… и, словно бросившись головой в прорубь, бухнул: на Куликова стал я похож».
- Ну, ты, говори, да не заговаривайся! - с угрозой в голосе, одёрнул его тот.
- Я чо? Вы сами попросили рассказать, как волосы я заставил расти на голове.
Ты ж говорил, что тебя твоя бабка вылечила, наперебой загалдели все.
- Нее, бабушка меня от лишаёв вылечила, а уж с волосами… это я сам… в тихую от неё.
Куликов упёрся взглядом, как бык на красную тряпку, в Василия.
- Давай, Жердь, колись, не то бока намну!
- А чего колоться? - Бабушка от лишаёв меня народным средством избавила… - Вася сознательно затянул паузу, чтобы Куликов, как рыба на  крючок, посильнее зацепился, а там уж…
- Ты чо, салага, нервы мотаешь? - Взбеленился Куликов и, приподнявшись, хлопнул Василия по затылку. - Не тяни резину, засранец, рассказывай, а то!
Василий понял, что его обидчик крепко сел на крючок и, как ни в чём не бывало, продолжил:
…От лишаёв-то она меня избавила, и стал я совсем безволосым, как говорится, стал мой череп похож на голую коленку…
Кто-то из слушателей засмеялся: «Гы-гы-гы», но тут же умолк, под грозным взглядом Куликова и других старичков.
… Решил я, значит, не дожидаясь бабушкиных лечений, сам всё спроворить, продолжил провоцировать Куликова, Василий. Утащил её знахарскую книгу и там нашёл рецепт…
- Встать, строится! - прозвучала команда прапорщика, прервав рассказ Василия. - По четыре в ряд, становисссь!
 А, когда строй выровнялся, вновь прозвучала команда: «Правое плечо налево, шагом марш!». Дружно, враз, топнули сапоги - рота направилась в казармы.
И опять команда - «Запевай!»
Над степью, иногда отдаваясь эхом в небольших рощицах, под безоблачным, синим-синим небом, перебивая песни жаворонков, полилась строевая солдатская песня:
 
  Не плачь девчонка - пройдут дожди,
Солдат вернётся, ты только жди…
 
Василий Евлахов, отбивая шаг в такт песне, вспоминал родной дом, отца с матерью и свою девчонку - очень симпатичную: с маленьким, покрытым милыми конопушками носиком, певунью Настеньку. Как они там, тревожась за родных, думал он. А Настя, не забыла ли она меня, всё ещё любит?..
От воспоминаний, от слов песни, на глаза его навернулись непрошеные слёзы и он, шагая в такт строю, незаметно вытер замокревшие глаза ладонью. «Ничего! Я всё выдержу!» - пообещал он неизвестно кому, а скорее всего, отцу с матерью, а потом, с душевным теплом тихо добавил: «А ты, Настенька, любимая, дождись меня, обязательно дождись»
После воспоминаний о доме и любимой, на душе у него стало как-то легко и светло и он, вскинув голову, печатая шаг, ещё громче запел: «Не плачь девчонка…»
 
*    *    *
Никуда не спрячешься, не укроешься от солдатских будней, особенно первогодкам. Так и у Василия Евлахова. Дня через два после марш-броска он снова шваброй мыл пол в туалете (высказал своё мнение о службе молодых солдат сержанту - командиру отделения). Возя шваброй, он краем глаза увидел, в туалет вошёл Куликов, и насторожился, ожидая очередной порции оскорблений, а то и затрещины. Но нет, кажется, обошлось.
- Жердяй, ты так и не дорассказал, как плешь с головы вывел, - глянул на него старик и добавил, - давай покурим.
- Да …мне… сержант…
- Не боись пацан, всё будет тип-топ, - перебил он Евлахова.  Я ему скажу, он тебя не тронет.
- Нуу, если…
- Да не боись, я же сказал.
- Ну, ладно, если ты обещаешь…
- Обещаю, обещаю.
Вася выжал швабру, выплеснул из ведра воду и, оставив их за дверью, примостился на подоконник открытого окна. Куликов, наблюдавший за ним, тоже прошёл к окну и, сев рядом, протянул сигарету.
- Кури, молодой.
- У меня свои, - Вася достал из кармана слегка помятую пачку Памира.
Сделав пару затяжек, Куликов, с сомнением  посмотрел на Васю и с угрозой прошептал:
-  А не гонишь ты, салага, про волосья? Смотри, если что не так!..
- Чего бы я гнал, не веришь, не надо, я ж не заставляю.
- Ладно, рассказывай, - смилостивился  «старик».
- Ну…, я тогда, когда решил подсмотреть бабушкин рецепт, дождался, когда она по своим делам уйдёт, нашёл её «напоминальник» и нашёл там рецепт, как сделать, чтобы волосы на голове росли. Рецепт-то оказался не какой-то там халам-балам, а французский, какой-то там ихней, французской знахарки…
- Ну и чо? - поторопил его Куликов.
- А, то. А, вдруг тебе не поможет? - сделал испуганные глаза Вася. Головы-то у каждого разные… Вы ж меня потом съедите и косточек не оставите, - вроде, как забеспокоился Вася за слушателя…
- Я ж сказал, не боись. Ты за моей спиной, как у Христа в пазухе будешь…
- За пазухой, - поправил его Вася.
- Вот, вот. Я и говорю. Давай, продолжай.
… Надо развести на яйцах горчицу, и пока она не настоялась, не вошла в силу, успеть побрить голову… всю… наголо…
- Ну, дальше, дальше.
… Потом, значит, помыть тёплой водой и сразу намазать той горчицей, и намотать на голову полотенце, чтобы, значит, голове и горчице тепло стало. Потом… Вася опасливо посмотрел на внимательно слушавшего его, Куликова - не смеётся ли он, не ударит ли. А тот был так заинтригован, и такое огромное желание, по-видимому, было у него добыть волосы на голову, что от внимания он даже рот приоткрыл.
… Потом голове будет становиться всё жарче и жарче, но надо терпеть, надо долго терпеть, учил Вася…
- И, что?
- Терпеть надо долго, - словно гипнотизируя, - добавил Вася.
- И это всё?
- Ну да. Зато видишь, какие волосы у меня на голове.
Куликов от внимания даже о сигарете забыл и она потухла. Он и этого не заметил. Посмотрев на сигарету, он вновь прикурил её и, посидев в задумчивости, вдруг что-то вспомнив, резко повернулся к рассказчику.
- А, когда это надо делать?
- Там было сказано - желательно перед сном.
-Ааа… понятно… - Ну, бывай, теперь ты, Васёк, мой первейший друг, а я за тебя… завсегда…
 
*    *    *
- Вася, прячься! - затормошил проваливающегося в сон Евлахова, сослуживец, такой же молодой солдат-первогодок. Там Куликов в туалете голову моет и быком ревёт, глаза отчего-то краснющие, как два фонаря на светофоре, бешенные, грозится тебя убить!
Вася быстро натянул штаны и, не навёртывая портянок, сунул голые ноги в сапоги. Схватив гимнастёрку, пилотку и ремень, он вихрем метнулся из казармы - вот был он, и нет его!
В казарму вбежал, разъярённый, словно бык на родео, с красными глазами, из которых ручьём катились  слёзы,  совершенно взбесившийся от горчичного жжения головы, Куликов и, с криком бросился к пустой койке Евлахова - советчика, как быстро избавиться от плеши на голове. Ревя бугаём: «Где эта глиста?! Я убью его!!! Где этот подонок! Где этот знахарь долбанный… Я его на кусочки порву, и скажу, что так и было! Уу-у! Уу-у! - выл он и, обхватив голову руками, бегал по казарме, заглядывая под кровати. Он искал  Васю.
А Вася давно уже лежал под старой рассохшейся лодкой за складами и с тревогой думал: «Найдёт его Куликов или не найдёт?»
А по территории части долго ещё разносился крик, ищущего его Куликова, разносился до тех пор, пока не приехал вызванный по тревоге доктор.
 
---<<<>>>---
 
 

© Copyright: Лев Голубев, 2014

Регистрационный номер №0255274

от 26 ноября 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0255274 выдан для произведения: На перекуре один из солдат старослужащих, рядовой Куликов, шутки ради, а может по какой другой причине, спросил у своего, стриженного под машинку, сослуживца-первогодка:
- Вася, а чего это Мишка тебя глистой кличет? - и сопроводил свой вопрос чем-то  похожим на ГЫ-ГЫ-ГЫ.
Присутствующие здесь же другие солдаты-первогодки насторожились, ожидая очередного розыгрыша или подвоха.
А Куликов, словно и не он это спросил, достал сигарету и прикурив, сделал пару затяжек и округлив губы трубочкой, стал картинно выпускать дым изо рта колечками. Затем, дождавшись, когда внимание всех было направлено его словами на молодого, худого и высокого солдата, ехидно улыбаясь, продолжил:
- Да и то, правда. - Ну, посмотри ты на себя, что ты за мужик? Тощой, длинный, словно тележная оглобля… ну, прям таки жердь, с места мне не сойти. У тебя, случаем, на гражданке кликуха не Жердяй была? Ну, так теперь им будешь. - Такого как ты, соплёй можно перешибить… - Да тебя… ни одна девчонка не полюбит.
У молодого, действительно похожего на жердь солдата, лицо покрылось красными пятнами - то ли от обиды, то ли от возмущения - скорее всего и от того и от другого вместе.
- Есть у меня девушка… хорошая и красивая, смущаясь, ответил он задире. Ааа, что я худой, так у нас все в роду такие… зато, все жилистые и выносливые… вот… и долгожители к тому же.
- Это… сколько же лет будет, к примеру, твоей бабушке? - спросил кто-то, любопытствуя. А может ради хохмы спросил, или чтобы поддержать «старика» и заручиться его поддержкой, так,  на всякий случай.
- Даа… почитай, к девяностому году подходит.
Куликов, поднявшись со скамьи, бросил бычок в бочку с водой:
- Брехать ты горазд, Вася, - и, наклонился к нему так, что пилотка, свалившись, открыла огромную лысину на голове. - Значит, девушка у тебя? Значит, красивая?
Сказав это, он криво усмехнулся и, уже собираясь окончательно уходить, зло добавил:
- Видел я её… на фотке… - Я бы рядом с ней с…ть не стал, пока её лицо платком не прикрыл, и опять: гы-гы-гы, и осклабился.
Услышавшие последние слова «старика» солдаты замерли, а Василий побледнел.
Среди молодых солдат раздал тихий, возмущённый ропот, а кто-то даже пробормотал: «Куликов, ты чо, совсем оборзел?»
- Заткнись тыы, салага! - «старик»  грозно взглянул на произнёсшего слова, - «банок», в натуре,  захотел?!
И ропот стих. Только видно было, как кулаки сжались, да в глазах появилось что-то такое, что заставило Куликова ещё раз обвести солдат взглядом и поднять руку, как для удара. Не сказав больше ни слова, он направился из курилки.
Вася, всё ещё бледный, прерывающимся от обиды и возмущения голосом, спросил у отошедшего от группы шагов на пять, Куликова: «Так это ты украл у меня фотографию Насти?.. Ты? - и чуть слышно, робко добавил: «Сволочь!».
Отдалившийся уже шагов на десять Куликов, или не расслышал вопроса, или не захотел отвечать, он только поднял руку и, сделав движение, словно сказав: «Пока, пока», продекламировал, делая ударение на «О»: «Мы Воронежски ребята, по Воронежски поём…», и пошёл дальше.
Молодые солдаты, когда «старик» отошёл на достаточное расстояние, заговорили все разом. Только и слышно было - Гад! Сволочь! Устроить бы ему «тёмную»! Все они «дембеля» такие!
Василий в разговорах и спорах не участвовал, он молчаливо продолжал сидеть и, как видно, о чём-то глубоко задумался. И так сидел он, пока один из молодых солдат не спросил:
- Вась, а ты чего молчишь? Набить бы ему морду за фотку… может, устроим ему тёмную, а?
Слышавшие его слова солдаты, придвинулись ближе  друг к другу, и образовалась группка заговорщиков.  А Василий, молчаливо выслушав предложение, отрицательно покачал головой:
- Не, ребята, не пойдёт. Они ж сразу догадаются, что это мы. Нам и так житья от них нет, а после тёмной старику-дембелю… нет, не стоит… - Я сам его накажу… и за фотографию, и за «банки» и за всё остальное… «хорошее».
Лица молодых солдат вытянулись от любопытства, и они засыпали однополчанина вопросами: а, что ты сделаешь? А, как ты его накажешь… один? Точно, ты ж с ним не справишься! Ну-ка, колись Васюха, как ты его накажешь?
Василий только молчал и отрицательно качал головой на все вопросы и предложения.
- Ребята, я ещё сам не знаю, что сделаю, но даю слово - я его накажу. На всю жизнь запомнит, как обижать тех, кто не может дать сдачи. Честное слово ребята, накажу, клянусь!
Опять все зашушукались и опять посыпались вопросы: а, когда? А, как? Ааа… тебе от взводного не попадёт? А, если попадёшься? А, нам-то, что делать, может помочь требуется?
И опять Василий отрицательно качал головой.
Докурив сигарету, он встал и сказав: «Мне дневалить», направился в сторону казармы.
Прошла неделя, потянулась другая со своими дневальствами, внеочередными драянием туалета и чисткой картошки на кухне. Постепенно разговор, произошедший в курилке, как-то сам собой забылся, выветрился из голов молодых «солдат-заговорщиков», но не забыл о своём обещании лишь Василий. Он помнил своё обещание и подыскивал подходящий момент или случай, чтобы наказать Куликова. И такой момент - благоприятный и совершенно неожиданный для молодого солдата,  наступил. Может судьба решила помочь ему, а может чаша её терпения переполнилась ожиданием, но…
 
*   *   *
Ротаа-а, подъём!!! В ружье!!! - взорвавшись, словно граната в ночи, прозвучала команда дневального. Солдаты, продирая сонные глаза, ещё не поняв, что это и зачем,  уже натягивали на себя шальвары и гимнастёрки, наворачивали портянки и совали ноги в сапоги.  Затем, на ходу подпоясываясь ремнями, бежали к пирамиде с оружием и, похватав автоматы, строились по ранжиру. И всё это проделывалось бегом, бегом, бегом, без толчеи и суматохи. Сказывалась почти ежедневная тренировка и солдатская выучка. Всё это делалось молчаливо, и лишь стук подошв солдатских сапог раздавался в казарме, да изредка покашливание - кто-то прочищал горло после сна.
- Наверное, марш-бросок, - донёсся до Василия шёпот стоящего рядом солдата-первогодка, и вслед за тем, смачный зевок.
- Ага, по пересечённой местности, с полной боевой выкладкой, - добавил другой солдат, - а я такой сон видел…- мечтательно добавил он, - такой сон…
- Разговорчики в строю! - послышался окрик старшины роты, прапорщика Ковалёва. - И, не снижая голоса, скомандовал: «Рота, смирна!!! Равнение на праввоо!!! Товарищ капитан, рота…
- Вольно! Командуйте старшина.
Всё происходило по заведённому в роте порядку, давно отработанному и привычному. Василий, не задумываясь, автоматически выполнял команды. - «Точно, марш-бросок по пересечённой местности будет, - подумал он. Хорошо бы километров на пять, а не на десять… Интересно, кухня поедет с нами или нет? Если будет кухня, значит, на все двадцать  километров… время-то к завтраку подходит…»
Дальше он додумать не успел, раздалась команда: «Вольнноо! Налевво! Шагом марршш!
Когда они вышли во двор, а затем построились на плацу, там уже стояли в походном строю машины хозвзвода: к одной из них была прицеплена кухня…
«Дааа, тяжёлый будет денёк», - мелькнула мысль у Василия, когда он увидел кухню. «Далеко придётся вам топать, рядовой-необстрелянный, далеко» - добавил он про себя.
Дальше пошло-поехало по заведённому порядку: после команды «Шагом марш!», последовала «Бегом!»  и он, придерживая автомат, побежал вместе со всеми…
 
*    *    *
На  очередном привале Василий поискал место, где бы приткнуться и отдохнут и, случайно, оказался вблизи группы отдыхающих товарищей, в которой находился Куликов. Там уже шёл какой-то разговор. Он примостился рядом и прислушался.
…Не везёт мне с девчонками, говорил молоденький белобрысый солдатик: ни одна со мной дружить не хочет… и всё из-за чего? Из-за волос на голове. Они ж у меня, сами видите, реденькие и бесцветные, а им подавай пацана с богатой шевелюрой. Думают, если у него волос на голове и груди много, так он и в жизни такой же богатый будет, а… а, если он дурак-дураком?
 Он обвёл взглядом отдыхавших товарищей, сидевших и полулежавших в разных позах рядом с ним, и взгляд его задержался на голове Василия:
- Вась, Евлахов, ну почему у тебя на голове такое богатство, а у меня нет?
При его словах все посмотрели на Васину голову, чуть прикрытую уже успевшей выгореть на солнце, пилоткой.
- Да маманька его с цыганом нагуляла, - сказал Куликов, и лицо его искривила скабрезная улыбка.
Василий сделал вид, что слова Куликова не задели его и, потрогав свои волосы, равнодушно проговорил:
- Не, цыган здесь ни причём. Я сам расстарался, я у своей бабушки научился.
- Вась, расскажи, как ты это сделал? - заинтересовался белобрысый. Помоги товарищу.
- Колись Жердяй, - повернулся к нему Куликов. Чего темнишь? Цену набиваешь? Так мы тебе сегодня такую цену выдадим, если хочешь…
- Какую цену? Вы ж всё равно не поверите, скажете: «Ну и заливать ты, Жердяй, горазд…».
«Давай, рассказывай» - насели на него остальные, вероятно, надеясь услышать очередную хохму.
- А, чего, мне не жалко, - пожал он равнодушно плечами. Могу и рассказать.
А дело так было: «Моя бабушка, она сама воронежская, и дед тоже воронежский… ну, и я, стало быть, тоже из Воронежа. Даа…, лет, значит, в семь прицепилась ко мне, не знаю, откуда, хворь. Лишаи меня замучили, всю голову покрыли… волосы стали голову покидать, и стал я…, он обвёл взглядом внимательно слушавших его товарищей… как… вот… и, словно бросившись головой в прорубь, бухнул: на Куликова стал я похож».
- Ну, ты, говори, да не заговаривайся! - с угрозой в голосе, одёрнул его тот.
- Я чо? Вы сами попросили рассказать, как волосы я заставил расти на голове.
Ты ж говорил, что тебя твоя бабка вылечила, наперебой загалдели все.
- Нее, бабушка меня от лишаёв вылечила, а уж с волосами… это я сам… в тихую от неё.
Куликов упёрся взглядом, как бык на красную тряпку, в Василия.
- Давай, Жердь, колись, не то бока намну!
- А чего колоться? - Бабушка от лишаёв меня народным средством избавила… - Вася сознательно затянул паузу, чтобы Куликов, как рыба на  крючок, посильнее зацепился, а там уж…
- Ты чо, салага, нервы мотаешь? - Взбеленился Куликов и, приподнявшись, хлопнул Василия по затылку. - Не тяни резину, засранец, рассказывай, а то!
Василий понял, что его обидчик крепко сел на крючок и, как ни в чём не бывало, продолжил:
…От лишаёв-то она меня избавила, и стал я совсем безволосым, как говорится, стал мой череп похож на голую коленку…
Кто-то из слушателей засмеялся: «Гы-гы-гы», но тут же умолк, под грозным взглядом Куликова и других старичков.
… Решил я, значит, не дожидаясь бабушкиных лечений, сам всё спроворить, продолжил провоцировать Куликова, Василий. Утащил её знахарскую книгу и там нашёл рецепт…
- Встать, строится! - прозвучала команда прапорщика, прервав рассказ Василия. - По четыре в ряд, становисссь!
 А, когда строй выровнялся, вновь прозвучала команда: «Правое плечо налево, шагом марш!». Дружно, враз, топнули сапоги - рота направилась в казармы.
И опять команда - «Запевай!»
Над степью, иногда отдаваясь эхом в небольших рощицах, под безоблачным, синим-синим небом, перебивая песни жаворонков, полилась строевая солдатская песня:
 
  Не плачь девчонка - пройдут дожди,
Солдат вернётся, ты только жди…
 
Василий Евлахов, отбивая шаг в такт песне, вспоминал родной дом, отца с матерью и свою девчонку - очень симпатичную: с маленьким, покрытым милыми конопушками носиком, певунью Настеньку. Как они там, тревожась за родных, думал он. А Настя, не забыла ли она меня, всё ещё любит?..
От воспоминаний, от слов песни, на глаза его навернулись непрошеные слёзы и он, шагая в такт строю, незаметно вытер замокревшие глаза ладонью. «Ничего! Я всё выдержу!» - пообещал он неизвестно кому, а скорее всего, отцу с матерью, а потом, с душевным теплом тихо добавил: «А ты, Настенька, любимая, дождись меня, обязательно дождись»
После воспоминаний о доме и любимой, на душе у него стало как-то легко и светло и он, вскинув голову, печатая шаг, ещё громче запел: «Не плачь девчонка…»
 
*    *    *
Никуда не спрячешься, не укроешься от солдатских будней, особенно первогодкам. Так и у Василия Евлахова. Дня через два после марш-броска он снова шваброй мыл пол в туалете (высказал своё мнение о службе молодых солдат сержанту - командиру отделения). Возя шваброй, он краем глаза увидел, в туалет вошёл Куликов, и насторожился, ожидая очередной порции оскорблений, а то и затрещины. Но нет, кажется, обошлось.
- Жердяй, ты так и не дорассказал, как плешь с головы вывел, - глянул на него старик и добавил, - давай покурим.
- Да …мне… сержант…
- Не боись пацан, всё будет тип-топ, - перебил он Евлахова.  Я ему скажу, он тебя не тронет.
- Нуу, если…
- Да не боись, я же сказал.
- Ну, ладно, если ты обещаешь…
- Обещаю, обещаю.
Вася выжал швабру, выплеснул из ведра воду и, оставив их за дверью, примостился на подоконник открытого окна. Куликов, наблюдавший за ним, тоже прошёл к окну и, сев рядом, протянул сигарету.
- Кури, молодой.
- У меня свои, - Вася достал из кармана слегка помятую пачку Памира.
Сделав пару затяжек, Куликов, с сомнением  посмотрел на Васю и с угрозой прошептал:
-  А не гонишь ты, салага, про волосья? Смотри, если что не так!..
- Чего бы я гнал, не веришь, не надо, я ж не заставляю.
- Ладно, рассказывай, - смилостивился  «старик».
- Ну…, я тогда, когда решил подсмотреть бабушкин рецепт, дождался, когда она по своим делам уйдёт, нашёл её «напоминальник» и нашёл там рецепт, как сделать, чтобы волосы на голове росли. Рецепт-то оказался не какой-то там халам-балам, а французский, какой-то там ихней, французской знахарки…
- Ну и чо? - поторопил его Куликов.
- А, то. А, вдруг тебе не поможет? - сделал испуганные глаза Вася. Головы-то у каждого разные… Вы ж меня потом съедите и косточек не оставите, - вроде, как забеспокоился Вася за слушателя…
- Я ж сказал, не боись. Ты за моей спиной, как у Христа в пазухе будешь…
- За пазухой, - поправил его Вася.
- Вот, вот. Я и говорю. Давай, продолжай.
… Надо развести на яйцах горчицу, и пока она не настоялась, не вошла в силу, успеть побрить голову… всю… наголо…
- Ну, дальше, дальше.
… Потом, значит, помыть тёплой водой и сразу намазать той горчицей, и намотать на голову полотенце, чтобы, значит, голове и горчице тепло стало. Потом… Вася опасливо посмотрел на внимательно слушавшего его, Куликова - не смеётся ли он, не ударит ли. А тот был так заинтригован, и такое огромное желание, по-видимому, было у него добыть волосы на голову, что от внимания он даже рот приоткрыл.
… Потом голове будет становиться всё жарче и жарче, но надо терпеть, надо долго терпеть, учил Вася…
- И, что?
- Терпеть надо долго, - словно гипнотизируя, - добавил Вася.
- И это всё?
- Ну да. Зато видишь, какие волосы у меня на голове.
Куликов от внимания даже о сигарете забыл и она потухла. Он и этого не заметил. Посмотрев на сигарету, он вновь прикурил её и, посидев в задумчивости, вдруг что-то вспомнив, резко повернулся к рассказчику.
- А, когда это надо делать?
- Там было сказано - желательно перед сном.
-Ааа… понятно… - Ну, бывай, теперь ты, Васёк, мой первейший друг, а я за тебя… завсегда…
 
*    *    *
- Вася, прячься! - затормошил проваливающегося в сон Евлахова, сослуживец, такой же молодой солдат-первогодок. Там Куликов в туалете голову моет и быком ревёт, глаза отчего-то краснющие, как два фонаря на светофоре, бешенные, грозится тебя убить!
Вася быстро натянул штаны и, не навёртывая портянок, сунул голые ноги в сапоги. Схватив гимнастёрку, пилотку и ремень, он вихрем метнулся из казармы - вот был он, и нет его!
В казарму вбежал, разъярённый, словно бык на родео, с красными глазами, из которых ручьём катились  слёзы,  совершенно взбесившийся от горчичного жжения головы, Куликов и, с криком бросился к пустой койке Евлахова - советчика, как быстро избавиться от плеши на голове. Ревя бугаём: «Где эта глиста?! Я убью его!!! Где этот подонок! Где этот знахарь долбанный… Я его на кусочки порву, и скажу, что так и было! Уу-у! Уу-у! - выл он и, обхватив голову руками, бегал по казарме, заглядывая под кровати. Он искал  Васю.
А Вася давно уже лежал под старой рассохшейся лодкой за складами и с тревогой думал: «Найдёт его Куликов или не найдёт?»
А по территории части долго ещё разносился крик, ищущего его Куликова, разносился до тех пор, пока не приехал вызванный по тревоге доктор.
 
---<<<>>>---
 
 

 

ДЕКАБРЬ

РЕКЛАМА (пародия)