Габош

Кортеж из трех машин сделал последнюю остановку в пути у ресторана «Перевал», где еще раз хорошо отметились карпатскими яствами и напитками перед въездом в пункт назначения – Поленица. В первых двух «Волгах» ехали замминистра солидной отрасли генеральный директор закрытого предприятия «Луч», его заместитель по экономике – Коломбина Петровна, и заместитель по общим вопросам – Жарковский Владимир Иванович. В третьей машине, «Москвиче», в одиночестве располагался технический директор «Луча» – Феликс Маркович Гутин. Целью поездки было завершение строительства пансионата для всей отрасли.

Трехэтажный современный солидный корпус выглядел белой вороной на фоне низкорослых строений поселка. Но главное состояло в том, что поставленный на холме при въезде в село корпус, чтобы всем видно было, требовал подключения к воде, канализации, отоплению, подстанции и телефону. Из всего перечисленного имелась лишь вода в реке Тиса, на расстоянии полукилометра. Канализацией в посёлке и всей округе испокон веков служила все та же Тиса. Жители обогревались лишь дровами и углем. Вот на этом фоне министерство и решило объект передать «Лучу», как более близко расположенному, всего в пятистах пятидесяти километрах, а что касается денег – все будет Окей, дадут сполна.

Шеф «Луча», чистокровный технарь, петербуржец Китаев Владимир Витальевич, дипломатично благодарил за доверие, думая совсем иное про себя, понимал, что не отвертеться ему, поэтому долго тянул с поездкой. На очередной планерке по строительству новых корпусов завода он уже не впервые встретился с Гутиным, представителем спецмонтажработ, который его давно покорил эрудицией, четкостью и обязательностью. Китаева будто током стукнуло – вот он выход. Короче, он в него мертвой хваткой вцепился, пообещав расширить горизонты грамотного спеца новейшими технологиями отрасли, когда допуск оформят, поездками на передовые закрытые предприятия и др. А вечерком еще к Феликсу и с бутылкой явился домой, очаровал жену интеллектом и комплиментами, продолжая далее атаку на переход Гутина к нему. Просил не беспокоиться насчёт пятой графы претендента.

Так появился технический директор, в ведение которого перешла вся техника и сооружения предприятия, включая капстроительство. От перевала, границы Прикарпатья и Закарпатья, до села Поленица рукой подать, поэтому скоро притормозили у строящегося пансионата, где от хлама и невысыхающих луж кругом царит хаос. Гостей радушно и с достоинством встречал прораб Дубенко Георгии Петрович, ставленник и друг в молодости замминистра Игнатова. Как обычно в таких случаях, обошли неторопливым шагом несколько комнат по этажам, полюбовались прекрасным видом окружающей панорамы карпатских Полян и лесистых гор, и с чувством выполненного долга направились в гостиницу с рестораном. Совещание наметили назавтра. Гутин, с согласия Китаева, остался на объекте. Прораб замялся, но получив добро от Игнатова, последовал размещать и принимать по-царски гостей, это уж как положено.

В небольшой комнатушке, куда сходились все провода электро-щитовой, суетился коренастый молодой человек с очень добрым выражением лица. Это был электрик Шандор, который, очень смущаясь и с гуцульским акцентом, пояснил и показал маломощную подстанцию хлебо-заводика, откуда они времянкой питались. Про воду и остальное он посоветовал с технарями лесокомбината побеседовать, а еще лучше с директором, который больше всех знает. Директор комбината, поджарый мужчина лет чуть более сорока, с острым, внимательным взглядом оказался действительно человеком дела. В течение нескольких минут были получены ошеломляющие санэпидемические данные по качеству воды в Тисе: вся гамма существующих бактерий и паразитов в реке обитала в максимальных количествах. Звонок в электросети обнадеживал по части энергии... с учетом электро-котельной.

Капков Юрии Юрьевич обещался и далее оказывать посильную помощь, нелестно отозвался о прорабе Дубенко, который чуть не султанчиком себя чувствует на стройке, собирая поборы с работников, две девчушки его вынуждено ублажают, попойки устраивает и не спешит завершить стройку. Что касается Шандора, то он хорошо о нем отозвался и считает его перспективным работником. Феликс, в свою очередь, пообещал комбинату помощь со станками, инструментом.

Понимая, что ему придется часто наведываться сюда, Гутин попросил Шандора найти домик в аренду взамен гостиницы, где можно переспать и еду состряпать. Водитель «Москвича», чистокровный цыган Костя Букур, хорошо, видимо, приложился в компании гуцул, потому что спал беспробудно, поэтому Гутин, пригласив Шандора в машину, сам за руль сел. Село растянулась вдоль дороги на Рахов более чем на десять километров, упираясь правым крылом в лесистые горы, где вдали, на возвышенности, просматривались одинокие домики на полянках. С левой стороны дороги, на ровной части села, были три параллельные улицы, с аккуратно расположенными домами, очень похожими между собой. Шандор, коренной житель села, со знанием комментировал увиденное и историю села. Поведал так же о безработице и о странствиях земляков в поисках работы по всей стране, о ломке семей в последние годы.

Почти на выезде из села повернули направо по узкой восходящей дороге на Говерлу, которая шла сквозь настоящий лес, карабкаясь извилисто между скал. Послышался грохот, который издавала медленно двигающаяся навстречу камнедробильная машина. Это машина дробит большие осколки горных пород в щебень и сразу же посыпает ею проезжую часть. Постольку дорога одноколейная, то с интервалом в несколько сот метров сделаны были карманы, где можно выждать проезда встречного транспорта.

Они выехали на большую светлую поляну с небольшим деревянным домиком посредине и шумной речкой у порога. Красота вокруг была первозданной, с насыщенным хвоей воздухом, чуть влажным и прохладным. Домик служит лесорубам приютом в ненастную погоду, поэтому содержался всегда в готовности для приема гостей, как и сейчас. Шандор еще рассказал легенду о прекрасной Елене, связанной с этим приютом в совсем недалекие времена. Его жена Мария давно ведет записи легенд и интересных историй из жизни села, и при желании она их может поведать.

Темнеть начало, поэтому, еще раз обойдя дом, начали спускаться в село очень осторожно на своей легковушке. В ресторане гостиницы наши гости, добротно устроившись за обильным застольем, вели уже вялую полемику о путях, как догнать убегающую вперед Америку. Феликс себе заказал скромный ужин из сыра и чая. На расспросы о впечатлениях, очень лестно отозвался о прекрасной природе, воздухе, тишине. О работе на планерке пообещался сообщить, сформулировав вечерком план-график. Заглянул осторожно Шандор, извинился и вызвал Гутина. Он только что узнал об отъезде на работу в Чувашию Николая Гаррига с семьей, прямо завтра. Вот, он согласен дом сдать Шандору, оплата небольшая, и надо прямо сейчас подъехать. Китаев, конечно, дал добро на съем домика и попросил только резких движений не делать с прорабом Дубенко на планерке...

Хозяева домика улетали очень рано из Ивано-Франковска, поэтому уехали машиной ночью еще, а Гутин в 23-00 уже печку растапливал дровами, чтоб сырости не было. Какое счастье испытывал молодой еще человек тридцати трех лет очутившись в уютном деревянном домике один в горах Карпат, трудно передать, он блаженствовал. К 6-30 испек уже две большие лепешки в горячей духовке: муки полмешка ему оставили.

Феликс вышел во двор, где еще туман стоял – было сыро и свежо, но уже отчетливо просматривался лес и дорога с левой стороны, а с справой – дымящиеся трубы на черепичных крышах домов. Завернул пахучую хлебом лепешку в газету и вырулил к дороге, к лесу. Ехал очень медленно из-за тяжелого подъема и желания впитать всю красоту окружающую, сказочную. Поздоровался с пастухами у загона для овец, те спросили про здоровье, пожелали удачи, познакомились. Пояснили, что выше произрастают посадки ясеня, редкой породы дерево. За белесым холмом кладбище одичавшее расположено, еврейское. Нет, сейчас они не проживают с нами – убили их, прогнали. Одна старуха Полина еще, кажется, жива, давно не бачили, но очень Файна (хорошая).

Машину оставил у обочины, пошел сквозь кустарник пробиваться к небольшой земной обители евреев, нашедших здесь, наконец, покой вечный. Мир и покой царил на этом, богом забытом, участке земли, только птицы громко чирикали, радуясь жизни сиюминутной, ибо им не дано заглядывать в завтра. Надписи на могилах, полустертые частично, удостоверяли поименно ушедших в мир иной... И ни слова о прожитой жизни: лишь «родились» и «умерли». Буквы древние Гутин знал от бабушки, поэтому с потугами, но стал надписи читать на гранитных камнях, произнося вслух замысловатые фамилии, имена, какие-то послания в дорогу ушедшим, что, естественно, настроило нашего героя на извечный вопрос жизни и смерти к Создателю.

Неожиданно перед ним возникла молодая пара – мужчина и женщина. Поздоровавшись, они сообщили, что давно за ним наблюдают и поняли, что он читает надписи на иврите, и были бы очень благодарны, если бы им помогли найти могилу бабушки Елены, ради чего они и приехали в эти края. Высокий стройный блондин представился журналистом популярного журнала – Леонидом Маковым, а супруга – солирующая скрипачка Елена Чернова, лауреат... Но женщина мужа прервала и попыталась рассказать о своей бабушке по материнской ветви, которая родом была из этих мест, Лемур Малка ее звали. Последняя весточка от нее поступила в шестьдесят втором году, письмо мама получила, что бабуля жива, здорова и хочет повидаться. Мама только родила брата и с ответом чуть запоздала, а потом уже пришло сообщение, что гуцулка Малка умерла и похоронена на еврейском кладбище. Это все, что у них есть, а на дворе уже 1984 год – срок немалый прошел. Сельсовет ни-ни, как и расспросы в милиции. Вот и решили сами могилы все обследовать.

Феликс проникся сочувствием к молодой паре и пообещал помощь в поиске могилы гуцулки Малки. Они втроем в течение более часа тщательно обошли могилы трех рядов с начала и до конца кладбища, затем подошли к родничку, умылись, попили, сели на скамейку молча. Феликс извинился – ему к девяти на работу, завтра же можно продолжить поиски, если ничего не изменится. Предложил подвезти молодых до пансионата. Пара с благодарностью села в «Москвич», который с горки быстро скатился. У своего домика остановился, принес термос и лепешку, сказав, что перекусит в машине, если минут пять выкроит, оторвал кусок пахучей лепешки, отправил в рот, слил канистру бензина в бак, предложил попутчикам свою лепешку, поехал... Те о чем-то пошептавшись, предложили Феликсу деньги за оказанные уже услуги и за машину. О новых ежедневных поездках по краю хотели бы с ним договориться, которые щедро оплатят. Миловидная дама посоветовала, извинившись, Феликсу питаться нормально, а не на ходу и такими руками… не очень...

У пансионата пассажиров высадил, пообещав приехать завтра на кладбище к 7-00 и продолжить поиски полузабытой бабули, а что касается поездок, то машина казенная, не положено на ней гостей катать... Нет, деньги не возьмет. Нет, вечером встретиться не сможет... Вот и начальство! Притормозили «Волги» рядом, высокое тяжело вышло, разминаясь после длительного застолья. Планерку проводил уже Гутин, обозначив главное – сдачу пансионата к новому году, лучше к рождеству, а детали подрядчики к завтрашнему утру представят. Прорабу Дубенко составить сводный график окончания работ, еще – все лужи вокруг в течение недели щебнем засыпать камнедробильной машиной. С лесокомбинатом договорились.

«Все-время пошло!» – закончил Гутин. К начальству же у него был ряд предложений по набору эксплуатационного персонала уже в следующем месяце, затем более щепетильный вопрос по созданию небольшой базы в горах, в заповеднике, где отдыхающие не на сельмаг и автобусную остановку из окна посматривать будут, а на лес, на природу. Поэтому предложил нанести визит на таком уровне в лесокомбинат. В кабинете у Капкова сидели журналист со скрипачкой, с которой Юрий Юрьевич глаз не сводил, ибо она действительно прекрасно выглядела. Его красноречие было прервано вошедшими производственниками. Перезнакомились, обменялись комплиментами. Замминистра, оказалось, был поклонником талантливой музыкантши, посещал ее концерты. Перейдя к делу, Китаев, генеральный директор, попросил Капкова оказать посильную помощь в запуске пансионата, детали технические директор обозначит, отвечающий за объект. Со своей стороны пообещал щедрую техническую помощь.

По созданию турбазы в заповеднике слово предоставили Гутину. Капков не был в восторге от предложенного, так как в заповеднике что-либо строить запрещено, а поведение туристов не всегда хорошее, а там лес, олени, медведи и прочее. Короче, решили съездить на место, чтобы не из кабинета судить. Конечно, дорога среди высоких пихт и дикой природы всех очаровала. Представленный эскиз будущей турбазы, выполненный Феликсом в национальном стиле из дерева, в виде двух колиб-башен по краям двухъярусного жилого корпуса, заставили всех призадуматься. Первой среагировала Чернова, подбежавшая к Капкову с просьбой дать согласие на сказочный замок в лесу, который украсит жизнь туристов.

«Миленький, Юрий Юрьевич, вам же тоже понравилось, а вы, что молчите, Петр Михайлович... Надо придумать что-то...» Хозяин леса тоже, немного взволновано, но дал согласие при условии, что база построенная принадлежать будет местному комбинату, который и сдаст в аренду ее заводу на десять лет, взамен на… придумаем. Феликсу передаются люди и материалы, пусть командует. «Что еще, Феликс? Просите домик Елены Габош в аренду лично себе на год под любую оплату, ремонт там сделаете сами... Подумаем, посмотреть хотите?» Перейдя мостик через ручей, на небольшой полянке среди густого леса показался домик малюсенький, о котором и шла речь. Капкову импонировало, что вот чужакам из столиц, высокопоставленным чиновникам интересна их судьба. Поэтому, подбирая слова, изложил вкратце историю женщины, которая жила и померла здесь.

«Ее звали Еленой, Еленой Габош.- В пятьдесят с хвостиком, когда он ее впервые увидел, она еще была неотразима, душу волновала ее красота, неземной казалась. А в восемнадцать, говорят, солнце затмевала, когда на улицу выходила. Родители, состоятельные сельчане, мечтали как бы скорее Лену сосватать, пока девка дров не наломала… за ней гурьбой парни ходили. Сосватали ей родители парня видного, не бедного из Коломый, Прикарпатья. Все шло хорошо, уже готовились к свадьбе, кабы не случай в колибе, где молодежь под музыку гуляла в дождливый день. Вот там-то и увидела Лена, говорят, скрипача Янку Габоша из румынского села, близ Ужгорода, который и перевернул ее жизнь. То, что у Янку разум помутился от красавицы – не удивительно. Но Лена также в этого черняво-кудрявого паренька с горящими глазами влюбилась насмерть и этого не скрывала. Он часто стал наведываться к нам, играл под окном у любимой балкано-гуцульские песни да так, что у всего села дух захватывало. Простите, но легенду об этой женщине вам подробней расскажут свидетели ее необычной жизни. Я же, лишь вкратце доскажу начатое. Лена отстранила жениха, призналась родителям в любви к скрипачу, прося благословить ее с ним. Семья противилась, церковь венчать ее с антихристом неизвестного происхождения отказалась, Янку периодически избивали, не допуская к любимой. Будучи грамотной девушкой, она стала писать прошения о регистрации ее с любимым ей человеком. В газету отписала мытарства свои. И добилась своего – пришло разрешение на регистрацию в мэрии города Рахов, на такое- то число… Вот. А рано утром этого дня Янку на пути к невесте мертвым нашли: в обрыв свалился из-за тумана... так записала полиция. Вот потускневший крест – его могила. Сюда, от людей подальше, к нему на свидание бегала. Через некоторое время после смерти любимого Елена, нарядно одевшись, к мэру явилась со всеми документами и просьбой объявить ее женой Янку Габош, ибо не хочет безотцовщины ожидаемому ей ребенку. Согласие Янку письменное есть, невеста вот, и плод любви под сердцем бьется. Ей, конечно, отказали в бракосочетании с покойником, мол, не положено. Она же спокойно пригрозила, что если в течение недели не дадут добро – отравится, поэтому очень просит не губить ребенка ее, а смилостивиться, упала на колени. На следующий день курьер привез пакет и маленькую коробочку. Это был официальный документ о бракосочетании таких-то, согласие которых прилагаются, а мэрия удостоверяет их подлинность. А в коробочке обручальное кольцо упаковано было. Лена показала родителям документы, сообщив, что она вдова Янку и ждет ребенка. Далее поселилась в этой хибарке, где пожилые одинокие женщины нанимались домик лесорубов содержать, еду готовить. Родила сына, вырастила, в село спускалась лишь в праздники, одевшись в национальное. Со всеми приветлива была, церковь не посещала… обиду затаила. В прошедшем году пришла к брату и попросила ее похоронить рядом с Янку: жить устала, завтра же помереть обещалась, это ее Крест. Хоронили всем селом, как святую Елену Габош. Вот и все. Домик маленький – легенда большая.

Так зачем Феликсу этот домик понадобился, может после услышанного передумает? Хотите музей Елены сделать, фотографии собрать, пока друзья живы, ремонт сделать, а турбазу Еленой назвать? Я «за». Но жить-то зачем в нем рядом с большой оборудованной базой? Генеральный директор Китаев пояснил, что у товарища Гутина проблемы с пищеварением, более года в больницах лечился, поэтому должен питаться обособлено, сам, что ему позволено. Извините за подробности, но это жизнь человека. Пить же он пьет и неплохо, сам проверял, устойчив. Замминистра впервые промолвил: «Вот за него мы и выпьем сегодня… настоящий мужик».

При выезде на шоссейку кортеж повернул налево к центру, где гостиница расположена, к обеду. «Москвичок» поехал вправо к дому Шандора. Гуцул сидел сытым и готовым к поездке. Его жена Маша засуетилась, предложив и Гутину пообедать на выбор, что ему можно из приготовленного. Самым вкусным блюдом был подовый хлеб «пышный», который он уплел с яйцами и домашним творогом, запив все стаканом вина из бочонка, что сам привез из Молдавии. Маша на радостях хотела второй стакан налить, причитая, что гость итак «дюже худобый, и надобно подкормить его».

За руль сел Шандор, который уверено и быстро доехал до Рахова, остановив машину у электриков, в электросетях. Ребята оказались неплохими, согласовали замену трансформатора на подстанции хлебозавода. Начальник санэпидстанции произвел впечатление человека вечно все анализирующего в многочисленных своих лабораториях, очень долго и без конечного результата, напоминающий трясину с топтанием на месте. Но очень учтивым был, даже при сотом посещении приглашал заходить: «ласково просимо». Тепло попрощавшись с санэпидом, наши герои поехали искать парикмахерскую у вокзала, где должна работать дочь Полины – Вайс из Полоницы, как Шандору объяснили в селе соседи одинокой еврейки: она уехала к дочери, как слышать почти не стала. Соню Вайс быстро нашли, но та разочаровала наших искателей тем, что мама ее не слышит совсем. Да, ходила к врачу: почистили уши, прописали аппарат слуховой. Нет, еще не купили, говорят – дорогой, и на какие шиши прикажете заказать? Ну, сидит дома, но не болит же... Дома она, никуда не выходит, конечно, ее можно навестить. Вот адрес, всего два квартала, направо повернуть.

Выйдя на улицу, обычно флегматичный Шандор скороговоркой сообщил, что не более месяца назад отцу купил слуховой аппарат, у доктора из-под полы, кум отца надоумил. Предлагает заехать к нему домой. Врач, за деньги конечно, согласился с ними подъехать к глухой, захватив с собой объемистую сумку. Где-то через час Феликс уже сидел за столом с пополневшей пожилой женщиной приятной наружности, с живыми говорящими глазами.

«Да, она Полина Вайс… Малку знала хорошо. Чай будете? – спросила она. – Конечно, сумеет найти могилу на кладбище. Памятника, правда, нет – никто не поставил, но хорошо помнит место – рядом с могилой Давида, ветеринара фермы колхозной. Не знаю, почему, но мама моя мне сказала, что Малка так просила. Она очень видной женщиной была, а он, говорят, инвалидом войны к нам приехал. Что их связывало, спрашиваете?.. Что? Когда могу приехать? Да завтра автобусом буду, Шандор знает мою хату. Могу и с вами поехать на машине, только дочь предупредить надо. Посидите чуток на улице, собраться надо…»

Чувствовалось, что она с радостью домой к себе едет, и довольна была, что кому-то понадобилась память ее о прожитой жизни. Всю обратную дорогу Полина молчала, вслушиваясь в давно забытые звуки жизни, пусть даже неприятные иногда. Подъезжая к дому, тихо промолвила, что месяца не хватит ей прослушать новости села за последний год, что оглохла. Насчет завтра, то попросила после обеда за ней заехать, чтоб дом прибрать и память расшевелить.

«Здравствуй, Даша, не кричи так, не глухая…» И уже Феликсу: «Найду я тебе твою бабулю, ингермон (молодой человек), лопну, но разыщу».

Дома его ждал сюрприз – установили телефон через коммутатор комбината, спасибо Капкову, окно открыл в мир. Радостно уселся звонить домой, пообещал вернуться к пятнице, поделился впечатлениями, похвастался квартирой с печкой, привет сыну передал. Очень рано позавтракал и поехал к могилам, а там Полина Наумовна уже вся в поисках была. Рассказала, как всю ночь перелистывала альбомы в поисках фотографии Мальвины (сельчане так ее называли) и нашла, представляете, альбом...

Незаметно скрипачка подошла, поздоровалась, извинилась за мужа, что в Ужгород уехал по работе. Феликс представил внучку покойницы и добавил, что поиски могилы своей бабушки – ее цель приезда. Полина Наумовна нашла Лену очень похожей на Малку, вот она фотографию нашла... Но Феликс предложил, если можно, продолжить поиски сначала, а уж потом комментарии. Мадам Вайс незлобно проворчала, что и поговорить не дадут мужчины, но послушно продолжила поиски. Нашла могилы своих родителей, затем мужа, поплакала немного, утерев глаза кончиками темной косынки, уверенно направилась к одиноко стоящей могиле, где памятником служила железная тумба с табличкой, тоже железной, на которой сваркой выжжено было: «ДАВИД МЕРЛИН». На обратной стороне тумбы висела табличка с надписью: «МАЛЬВИНА».

«Так ее Давид называл, и ей это нравилось, - пояснила Полина, - один памятник на две души установлен. Фамилию мужа – Лемур – она просила не писать. Вот здесь и похоронена твоя бабушка, детка… вечную память о ней сохраним».

Лена осторожно приблизилась, положила футляр со скрипкой и опустилась на колени рядом с могилой. Тихо сказала: «Здравствуйте, бабушка и дедушка, это я, ваша внучка Лена. Я вас нашла и более не потеряю... Такие заброшенные всеми вы померли…» Далее, не сдержавшись, разревелась во всю, навзрыд. Феликс помог подняться, дал свой платочек утереться и попросил сыграть что-либо народное, если может, обитателям этого кладбища, всеми позабытого. Лена, всхлипывая, с мокрым лицом и распущенными волосами изумительно играла печальные мотивы еврейских песен, вызвав слезу у всех. Полина Наумовна обняла скрипачку и добавила, что Мальвина может гордиться такой прекрасной и талантливой внучкой. Фотографии и рассказы о покойниках еще впереди, ей собрать надо, но через два-три дня подготовится.

Пошел дождичек, все побежали к машине, которая невдалеке стояла. Уже в машине Елена сообщила, что скрипку взяла для занятий, а третий день, как в руки не брала: в гостинице пылесосы гудят, думала на кладбище поиграть, частично получилось. И она очень благодарна тете Полине, без нее ни за что не нашли бы... В знак благодарности крепко расцеловала подругу мамы. Не забыла и Феликса, который тоже помог, спасибо ему.

Феликс перегнулся назад и подставил щеку для благодарного поцелуя, и получил его от смущенной внучки. У своего домика технарь предложил Лене репетировать здесь, где никто не помешает. Дверь не заперта. Полину Наумовну подвез к дому, еще раз поблагодарил и пообещал навещать. В пансионате же состоялась тщательная беседа с кандидатом на шеф-повара – Николаем, который уже работал в крымском пансионате по этой части. Парень производил хорошее впечатление. На должность администратора пансионата рекомендовали Лидию Карловну, бывшую колхозную бригадиршу, орденоносицу. «Нет, подобной работой она не занималась, но дисциплина будет, и порядок». Их утвердили, приказав с завтрашнего дня следить за качественным монтажом оборудования и помещений. Специалисты по водозабору обещали к четырем подъехать, так что можно дома на телефоне пообщаться, обед приготовить, что и сделал Феликс.

Репетиции Лены слышны были и на улице, поэтому он тихо вошел на кухню, прикрыл дверь в комнату и поставил тушить мясо с картошкой в небольшом казанке. Телефон выставил через окно на улицу, прикрыл створки. Слышимость была в телефоне слабая – приходилось кричать и напрягаться, чтобы разобрать услышанное. Накричавшись до хрипоты, вернулся к печке и множеству бумаг, требующих внимания. Из соседней комнаты слышны были обрывистые звуки скрипки с нелицеприятными отзывами типа – «бездарь, ничтожество, калека…» Затем уже крики и удары падающих предметов. В приоткрытую дверь показалась взъерошенная, вся в поту, головка Лены с возгласом: «Слышали бездарную мою игру, Феликс, и не успокаивайте – сама знаю. Одно и то же, каждый раз спотыкаюсь в этом месте. Что? Повторить еще? Пожалуйста, слышите. А надо, как у Ойстраха, сейчас прокручу… Не могу – магнитофон в гостинице. Могу, конечно, и сама показать, как надо... Вот так, Феликс, надо играть... а не... Вот дура, а вы хитрый технарь! Что? Играть только отрывок, пять раз, как Ойстрах… слушаюсь!»

Минут через двадцать Лена появилась вся в радостном настроении, не обращая внимания на свой вид в майке и шортах – спецовке скрипачки.

«Феликс, я вам мешаю, но должна сказать, что в Вене победа будет за мной, верите? Конечно, поем. Такие запахи. Умыться и одеться? Правильно. Вот бесстыдница я, но вам мой вид до лампочки, давно заметила… Простите, можно добавки из казанка? Что, уже все поела – пусто… Жаль!»

Подъехал Шандор и сказал, что пора спуститься. С водозабором быстро согласовали. Лена в гостиницу ушла. Трасса водовода на базу проходила по пустоши, лишь метров двадцать в огороды хилой картошки упиралась, выращиваемой двумя старухами. Глубина закладки трубы была большая, что картошке не помешает. Но упертые пожилые гуцулки вырвали колышки разметки и встали насмерть. Уговоры не помогли. Решили обойти бабок стороной, пробили новый путь трубам. Бабки же довольны были никчемной победой над пришельцем, алкашом, наверное, как выразилась очень даже симпатичная женщина Милентия Федоровна.

В «Москвиче» сидела скрипачка, которая напросилась прокатиться до Рахова с ними, ибо в гостинице застолье продолжалось. Конечно, она помнит про вечерний прием на Гаверле, ей недолго собраться… Пришлось взять. Дело в том, что директор лесокомбината пригласил гостей на 20-00 в экзотический домик у вершины горы, где опять застолье из дичи будет, и где контакты укрепятся для дела. Лену посадили на заднее сидение, где она, надув губки от невнимания, очень даже тщательно смотрела в окно на прекрасные виды Закарпатья. Феликс с Шандором тихо вели производственные разговоры, стараясь ничего не упустить. Подъехав вскорости к пожарной инспекции, обнаружили, что девушка крепко уснула, примостившись на сидение.

Пожарники хорошо приняли, особых условий не выдвинули, только на накопительную емкость воды указали, где ставить. Лена, проснувшись, обнаружила, что сама в машине, укрыта курткой трудоголика, ребят рядом нет. На полу блокнотик лежал, видимо, из кармана выпал. Поколебавшись, перелистала. Это были зарисовки Карпат, сельские наблюдения. «Да, он прекрасно рисует, главное, как он представляет объект. Вот и кладбище – могила моих предков… и наброски, очевидно, памятника им, как он видит. Это… тетя Поля, как живая, а глаза улыбаются». На следующем листочке был ее портрет, который ее поразил своим умением передать легкую грусть в глазах. Долго смотрела на рисунок, закрыла блокнот, прижала к груди и положила в карман куртки.

Домик у вершины горы служил для приема особо почетных гостей. Здесь побывали космонавты, политические деятели зарубежья и очень близкие друзья Юрия Юрьевича. Внутри все гуцульщиной веяло, а на столе дичь красовалась в зажаренном виде, в приправу со множеством грибов и солений, напитки современные батареей в центре стола готовыми стояли, огонь в камине излучал тепло и уют. Одним словом, все располагало к дружескому застолью с вкусной едой, обильной выпивкой, и к замудреным тостам.

За столом было весело и непринужденно. Взоры мужиков, подвыпивших, обращены были на единственную женщину за столом, которая сегодня особенно сверкала красотой, молодостью и счастьем в глазах. А когда она вышла со скрипкой в темном длинном платье и красным шарфом через плечо и блестяще Листа сыграла, то громкие аплодисменты более женщине посвящались, нежели чарующей музыке. Леонид Маков, муж Елены, одетый в черный костюм с бабочкой, причесанный и надушенный, подсел к Феликсу и, чуть развалившись, поведал, что высокое начальство, с которым он общался, хорошего мнения о технаре из провинции, и что есть шанс в столицу прорваться. Поэтому, если его попросить очень – может и слово к месту замолвить завтра на пути в Ужгород, куда приглашен. Поблагодарил за помощь в поиске могил предков Лены, сам бы нашел, но журналистская занятость, знаете ли... Ему еще, конечно, донесла милашка из гостиницы о пребывании жены в домике Феликса в его отсутствии. «Ну и что, – ответил он, – ревновать прикажете мою жену ко всякому электрику? Прости, прости, дружище, но я ее знаю – ей подавай лишь интеллект столичный, а не... Стой, не уходи, давай по рюмке...»

Феликс вышел на свежий воздух в лунную ночь и подумал, что у Леонида завышенная самооценка, и он изрядно выпил, поэтому не стоит из-за каждого петушка расстраиваться. К нему на бревно подсел его шеф, с которым у них сложились человеческие, доверительные отношения. Он обнял электрика и предложил выпивку из чекушки за людей, производящих ценности на земле, за них… В свете луны появилась Лена, старающаяся выглядеть веселой, чуть выпившей, но это не получилось и она, нагнувшись к Феликсу, извинилась за мужа, который неплохой, но перебрал, видимо... Китаев удалился, сказав, что его друга обидели ни за что… «Не заслужил он этого, правда, милая. Не хотелось портить вечер, а то бы... Попытайтесь уладить, Леночка Прекрасная… Я пойду, Феликс Маркович, и счастливого пути. Тоне моей позвоните».

Лена тихо подсела и спросила, когда он уезжает. «Завтра, – ответил он, – после обеда. На вашего не обижаюсь, перебрал и выдал суть – мы совсем разные. Это не кто-то, а Шандор за мной едет. Прощайте, Лена. Удачи, может, когда и свидимся. Нет, завтра уже не смогу... К Полине Наумовне обязательно попытаюсь заскочить, надо». Лена еще долго грустно наблюдала за огнями удаляющейся машины, пока те не исчезли за поворотом, где турбаза «ЛЕНА» будет.

Спозаранку к Полине Наумовне постучали. Это Лена в гости пришла, про бабулю поговорить, как и обещали. Конечно же, сообщено было об отъезде Феликса и о его обещании заехать. Поля сразу засуетилась с бульончиком из курицы, что накануне купила. Она его просто так не отпустит, это уж точно. Послала Леночку в магазин за свежим хлебом, укроп у Галины попросить – калитка видная, ярко-зеленая. Насчет водки – обойдется, нечего еврею пьянствовать, компот попьет... Затем скрипачку к колодцу послали – воды принести. И никаких обид, а наоборот – радостно все указания выполняла.

Переодевшись в огромный халат, завалилась на диван и чувствовала себя, как у родной тети. Морковь дали погрызть, развернули старый альбом с фотографиями молодых женщин в основном, мужчин мало было. Баба Малка, или Мальвина, выглядела на всех снимках миниатюрной среди дородных подруг, но зато очень даже привлекательной, с косой на груди и большими миндалевидными глазами. Улыбка скупой повсюду была, взгляд серьезный... Лена долго ее разглядывала, на себя в зеркало смотрела, ища сходство, улыбнулась и ахнула вслух: «Тетя Поля, посмотрите, как я на бабушку похожа... Что? Она красивее выглядела меня, ну и пусть. А дед мой где?.. У Милентии старой, говорите, есть? Старуха с Мальвиной много лет вместе трудились и дружили… Что-то Феликс задержался… Нет, в окошко просто гляжу и помадой третий раз не мажусь. Хочу вам понравится... ему тоже. Не краснею, тетя Поля, но такого еще не было со мной. Помню, конечно, что замужем, уже четвертый год. Очень хочу детей – не получается... Что? Точь-в-точь, как у бабули моей?..»

И Полина Наумовна поведала молодой, как после войны выходили девки замуж за любого, кто позовет из оставшихся в живых мужчин. Так Малка стала мадам Лемур, расписавшись с Иосифом, счетоводом колхоза. Он был тихим, высоким, даже симпатичным. Она же, красавица с черной косой, активная во всем, певунья и заведующая двором по изготовлению цветастых шерстяных пледов гуцульских, что по всей стране знают. «Орден за работу получила уже будучи с Давидом, кажется… Сейчас объясню. Все, казалось, с Иоськой у нее неплохо – не пьет, к бабам ни-ни, но и детей ни-ни. Малка переживает – годы идут, двадцать пятый ей пошел, дом пустым без детей выглядит. Вот они с подругой Милентией в Яремчу подались к травнице Марусе, к ней со всей страны за помощью ездили. Посмотрела баба Маруся Малку, послушала и говорит, что все нормально у бабули, у ее мужа тоже должно быть все лады, но детишек не будет, и травка не поможет. Тело и душа ее любви требуют для зарождения материнства, а ее то, видимо, не было у твоей бабули. Есть еще, оказывается, такие малахольные бабы, что без любви вянут, хиреют. Но, если уж рожают они детей от чувств больших, то из них люди замечательные вырастают, часто великие. Может не все так, но приблизительно, это колдунья Маруся твоей Малке поведала... А как распознать чувства эти, что это – тот самый? – спросила бабуля. Маруся в заключение добавила, что искать его без надобности, когда появится такой – сердце екнет при виде, при думе, при прикосновении, аж больно будет. У меня не было такого с моим Натаном, а у тебя, как, Леночка? Недавно екать стало, и больно при мысли даже о нем... Вот счастливая!.. Почему?.. Бесстыдница. А от кого? Догадываюсь, ну и ну, и не знаешь как… Все, замолкаю. Нет его, занят, видимо, пойдем, пообедаем, девочка ты моя родная. Вытри слезы и к столу... Он и не догадывается про страдания девочки, говоришь. Ну-ну. После обеда к Милентии сходим, про деда расскажут. А его забыть надо, в руки себя взять, сумеешь. Может он только кажется хорошим, а на самом деле, как мой Натан – мне ноги перед сном мыл, а ночью к турчанке бегал, жене участкового, пока тот на дежурстве. Не знала ничего – спала хорошо. Как, как, да Натана у турчанки кондрашка схватила – она орать, вот и узнала… почетная смерть. Милентия Федоровна, взбудораженная необычными событиями, сразу выпалила все на пороге еще. Дородная дочь ее, Галина, главбух колхоза, поехала с мужем Григорием на рассвете в горное село Славучи за поросятами к сватьям. На обратном пути дождик в ливень превратился, который и смыл их «Запорожец» в бурную Тису. Их крутило, верте... Вот Галина, очухалась, сама доскажет...»

Галя в теплом халате и с платком на голове поздоровалась, пригласила присесть. «А дальше на повороте реки, у обрыва знаете, тетя Поля за упавшее дерево зацепились, волной каждый раз затапливало. Гриша вырвался из машины и исчез. Мне же дверцей ногу защемило, и ни в какую, ору что есть мочи, захлебываясь, своего на камнях узрела... Вода подымается все выше, пока глотнула сполна. Очнулась на камнях, куда меня веревкой мужики вытянули. А через несколько минут моего спасателя вытянули – лицо и грудь в крови, махонький такой, но глаза... Как кто? Да приезжий этот в кепке, что с Шандором мотается. Где, где. Шандор нас к мамке завез, а сам за фельдшером. Этого малахольного час зашивали. Переодели в спортивный костюм сына, и домой поехал. Еды накидали в машину, молочка дали. Сильно знобило его, тетя Поля. Нет, все молчал. Обругал только за вес солидный мой. Вот это мужик! Мамка, девушке плохо… воды...»

Милентия напоила, помыла Лене лицо и, вытирая ее полотенцем, стала причитать, что девушка ей кого-то напоминает, близкого. Затем снова, заглянув ей в глаза, вскрикнула: «Малка, ну, конечно, вся в Малку! Ты ей кто, девочка? Внучка, Леной зовут. А этот, в кепке, сердечный твой что ли? Тогда обморок почему? Не хитри, Лена, с нами, бабулю не только лицом напоминаешь… Здоровеньки буллы, Шандор. Паулину ищешь?»

Он сообщил, что давно в поисках. У него в мотоцикле коробочка для Полины, и до барышни поручения есть, поэтому пригласил обеих на мотоцикл. Милентия же Федоровна расцеловала Лену, пригласив на завтра придти к обеду, пообщаться, Малку помянут, внучку подругам покажет. «Твой звонить будет – привет передавай, решила вот кофту ему связать из этой шерсти, на замке. Чудак, чуть не погиб, а ее Гриша на берегу о помощи ратовал, жену спасать. Нет, Гриша, на глаза не кажись Галке – прибьет, поделом будет. Полинка, заходи почаще, слухать как стала? Феликс купил?.. А я в шею гонять... Вот старая…»

Домой к Полине Наумовне Шандор занес небольшую коробку, в которой настольный телевизор малый находился. За ним то и ездили спозаранку в Рахов на завод, где их собирали, тогда они в дефиците были. Включил его, осчастливив хозяйку при ее одиночестве. Лене Шандор передал ключи от съемного домика и набросок памятника деду и бабке в виде силуэтов в полроста, где головка женщины опирается на надежное плечо. Скрипачка долго смотрела на эскиз, поплакав от всего происходящего и от нахлынувших, незнакомых ранее чувств. Полина Наумовна, не отрываясь от телевизора, радостно выдала, что Феликс вокруг творит добро, поэтому его все...

Но постучали, вошел высокий-высокий человек в милицейской форме и представился участковым Петром Ивановичем Проценко. Он, видите ли, разыскивает Гутина Феликса, который, согласно заявлению прораба Дубенко, незаконно продал погорельцу Гуленко Ефиму кровельное железо... на крышу, и наживается, и т.д. «Вот, поэтому, тетя Паулина, он здесь. Треба поговорить с товарищем Гутиным, а може, и задержать...» Все, более ни слова участковый вымолвить не смог, ибо Полина и Шандор обрушили на него все негодование, вызванное доносом прораба. Конечно, Феликс мешает Дубенко дальше ворованным торговать, а погорельцу, все знают, металл через лесокомбинат оформлял. Да, он очень Файна (хороший) даже человек... И быть здесь не может теперь из-за… И рассказали про сегодняшний случай со спасением «Галины большой», как за глаза называли ее, об отъезде домой в бинтах… Одним словом, участковый заверил всех, что в обиду не даст Гутина, а, наоборот – защитит от кляуз. Ему уже и так все уши прожужжали сельчане в защиту этого приезжего. Еще поинтересовался, отчего у барышни глаза заплаканы – может, кто обидел или?.. Лена со слабой улыбкой на судьбу пожаловалась милиции. Ей, ой как, Гутин нужен был, ждала с утра его, а он уехал, не попрощавшись… «Даст бог, свидитесь», – подытожил визит незлобивый милиционер Петр Проценко.

С отъездом Феликса пребывание Елены в Поленицах вернулось к первоначальной цели – могиле бабушки. Слава богу, все получилось, даже деда нашла и его могилу. Надо лишь достойный памятник им поставить. И это на мази – он все подготовил, да если бы не он, то... опять. Нет его более в ее жизни, и не будет. Спокойнее станет. Плаксивой сделалась, все!!! Ключ от домика вернула Шандору, не хотела в его атмосферу окунуться, коль рвать решилась. С мужем, покорно в гостинице сидевшим, помирилась, настойчивее музыкой занялась, концерт в клубе сельчанам бесплатный провела. Что касается памятника, то старый резчик по дереву обещал сделать его в течение месяца с хвостиком... «Давида и Малку помнит, а то, как же, спевали в хоре с твоей бабулей…».

Тепло попрощавшись с бабой Милентией и тетей Полей, с тяжелой душой покидала село и людей, ставших ей родными и изменившими ее мироощущение. В сумке везла фотографии могил деда и бабы, таких родных, таких прекрасных, решительных. Полюбив калеку Давида, которого жена бросила, как обреченного, бабуля взяла монатки и к деду пришла навсегда, насовсем. Бабулю осудили на партсобрании колхоза и в синагоге Рахова, куда ее муж Иосиф жалобы отписал, но они, ее бабушка и дед, пользовались таким уважением, что вскорости колхоз хату им поставил и корову выделил, когда ребенок родился... «Счастливы жили, – поведала Милентия Федоровна, – уважали их люди»

Сидя в самолете, Лена подумала о себе – продолжательнице рода гуцулов закарпатских, не с лучшей стороны. Нет главного в жизни, как у женщины – любви, детей, и поэтому возврата к прежней жизни уже не будет после Елены Габош, бабы Малка и, конечно, Феликса... Рядом в кресле дремал очень импозантный молодой человек, с которым ей было душевно холодно и неуютно вместе. Решиться пора, барышня, как Шандор ее называет…

В первых числах октября пришло письмо от Полины Наумовны, где подробно излагались все новости: «Памятник Никита сделал ее родичам отменный, всем селом смотреть ходили, цветы принесли, приехать надобно. Галина большая помирилась с Григорием, который дюже заболел, под окном у жены сидючи день и ночь, даже в дождь. Милиционер Проценко уладил с жалобой Дубенко. Нет его более, прораба, сбежал, когда повестка пришла из милиции. Что еще?.. Да, этот наш покалеченный приехал с женой и сыном. Она дюже красива, но ты лучше, Леночка. Беседовала с ней: училка, на мужа молится, тяжело, говорит, достался, Людмилой зовут. Когда познакомилась с ним, училась в десятом классе... В театре, парень сидящий рядом, поделился впечатлением о спектакле, сам лет на семь старше, скромный и симпатичный. На прощание попросил ее раза два в месяц с ним в кино или в театр ходить, а после за углом разбежаться. Ему это во как нужно, чтоб отстали со знакомствами друзья, считающие его пентией с девками… Он еще тоже учился днем, а по ночам дежурил на электростанции. Одним словом, они вместе стали ходить в кино, на концерты, стали общаться. Их заметили друзья и отстали, но их увидел и ее отец, который категорически запретил дочери встречаться со взрослым парнем. Стали не выпускать на улицу после школы. Феликс попытался с отцом поговорить, но тот отказался... Кончилось это тем, что Люда со школы с сумкой к нему пришла и сказала, что насовсем... Что ему оставалось… Прости, что разболталась про чужую жизнь. А в селе все ждут изменений от дел Капкова и Гутина. Поговаривают, что собираются наладить выпуск хвойного экстракта, стали брикеты из опилок делать, мебель «гуцулочка» собираются выпускать и другое. Женщины села на твоего молятся, прости, мужьям дома работа найдется, уезжать не надо будет на заработки... А, вообще, он сильно похудал, шрам его не дюже портит, а даже... Вчера навестил меня – разглядывала, но недолго. Приехал Капков с Никитой резчиком, о чем-то громко говорили, писали. Юрий Юрьевич приказал бутылку на стол поставить, я и закуску принесла. Хорошо посидели. Меня все чмокнули на прощание и уехали. Успела Феликсу шепнуть, что ты оставила адрес свой, письмо собираюсь написать. Думала, возьмет адрес, а он как-то протрезвел и лишь привет передать попросил… Приют «Елена», сказывают, к новому году завершат, все хвалят. Обещали и меня свезти, посмотреть. У Терентия с Екатериной двойня родилась, ты их знаешь, соседи, у них корова безрогая. Леночка, если найдешь время, напиши мне о себе подробнее... И, конечно, привет тебе от Милентии, Галины большой, подруг твоей бабули, помнишь, приходили к Милентии, и от него тоже, как просил, посылаю. Твоя тетя Поля...»

Прочитав внимательно письмо, Лена почувствовала тепло людей, ставших ей близкими человечностью своей. Екатерину, что двойню родила, не помнила, а вот безрогую корову помнит. Помнит также, что завтра состоится суд по разводу, решилась, молодец, Лена. Что выдержала от Леонида и мамы, которая предрекала ей, слабовольной женщине, крах во всем без мужа. «В какую-то сказочную любовь поверила, – кричала мама, – как и ее бабка Малка, чокнутая, опозорившая своим поступком честь рода, уйдя от мужа к любовнику. Из могилы внучку совратила, мамочка…» Это уже тоже позади. Необходимо и от мамули оторваться, самостоятельно пожить, без нравоучений и советов. Практически в двадцать шесть лет она остается одинокой и неприкаянной в личной жизни женщиной с завышеными запросами к мужчине, способного заставить ее сердце йокнуть. Может, не так выражается, но испытала это, уверена. Обидно, страшно, что не суждено с ним сойтись… «Судьба, милая, так распорядилась… Поэтому сейчас же и позвоним в Австралию…»

Абонент не отвечал, но Лена на автоответчик сообщила, что «дает согласие на двухгодичные гастроли с маэстро Даниэль Кларк, готова выехать в первых числах месяца, Елена. Позвоните...» Колесо запущено, как сказал бы технарь знакомый, пора паковаться. Дома мать устраивала сплошные скандалы, но это лишь подталкивало к скорейшему отъезду. И скрипела на инструменте почти круглосуточно, это было ее спасением душевным.

У Лены оказалось много друзей и поклонников, которые звонили, желали удачи на новом месте, сожалели об ее отъезде. Получила сообщение от Даниэля, что ждут, билеты ей купили, вылет с Ленинграда третьего в 11-00, Пулково, на месте же встретит сам... Позвонила Петру Михайловичу, замминистра, и сообщила об отъезде, он выразил также сожаление, пообещав придти обязательно, проводить ее, если ему скажут номер вагона и время отправления. Кажется, все сделала… Письмо лишь тете Поле напишет…

Выйдя чуть тепленькими от Паулины, наша тройка остановилась у машины, чтоб еще раз уточнить вопрос с оборудованием. Феликс с блокнотом в руках спросил Никиту Васильевича, достаточно ли четыре деревообрабатывающих станка для выпуска мебели. Тот подтвердил это. На очередной вопрос, сколько комплектов в месяц собирается выпускать и состав рабочих, замялся, ибо рассчитывал лишь на себя. Разошлись на том, что для десяти комплектов в месяц еще разок подумает и посчитает, но где мастеров найти – не знает. Капков четко выдал: «Слухай, Никита, сам подбирай мужичков, человек шесть – восемь, и обучи их в работе. Треба не только шкафы, кровати, но главное, чтоб у детей отцы дома жили, як у всех. Сделай, дед, нашу с Феликсом задумку – не лесом лишь торговать, который убывает, а наладить производство с учетом умелых рук гуцулов и их друзей в кепке… Что, выпьем еще за дело, дед…»

К ним на мотоцикле Шандор примчался и сообщил, что на приюте ЧП – дамбу рушит пьяная компания. При строительстве приюта Шандор и Феликс решили дамбу на горной речке, протекающей рядом, установить, форель запустить. И они это сделали, взяв мальков в рыбхозе, их в чистую воду запустили, кормить стали. Форель не только подросла, но и ручной стала, беря хлебушек чуть не из рук, выпрыгивала вверх за лакомством из воды… красота. Сам же объект еще не закончили – шли работы по благоустройству, завозка мебели и др. Профсоюз отрасли, собрав своих активистов с заводов, приехал для ознакомления на два дня. А кончилось пьянкой, кострами в лесу и ловлей форели сквозь разрушенную дамбу. Вдобавок, столичные функционеры на замечания Капкова отреагировали нагло, со спесью и усмешками... После оскорбления и Гутина, который пытался замять инцидент, профсоюзному активу вынесли монатки на поляну, велев немедленно убираться, притом ножками, так как договора на аренду приюта еще нет, и вряд ли будет. Приехавший с Шандором участковый Проценко забрал паспорта гостей до составления акта о нанесенном ущерба и его возмещения... Изрядно выпивший солидный мужчина угрожал Гутину неприятностями от руководства за устроенный шмон, угрожал и съехал на банальное «Подожди, жиденок…» Стоящий рядом милиционер подтолкнул краснобая в речку, добавив, что в протоколе можно зафиксировать антисемитские высказывания при многочисленных свидетелях... Искупанный функционер шипел что-то затихающим голосом.

Из подъехавшей машины выскочила девчушка и громко прокричала, что звонили из Москвы, «просят Гутина Ф. М. прибыть в министерство второго числа к 14-00, Игнатов П. М. Передала Сергеева Татьяна». После минутной тишины Капков распорядился вернуть шалунам, как он выразился, документы, и на грузовике к вокзалу доставить. Затем подошел к поникшему Феликсу и тихо сказал: «Не падайте духом, шеф, пираты посрамлены и запомнят этот пир надолго. Жизнь продолжается, друг. Нам же пора в лабораторию по экстрактам, а где тару заказать – даже не знаю, зато сепаратор сходу пошел...»

Вечерком уже Феликс заехал на водозаборную, где колдовали питерские аспиранты ЛИСИ по очистке и дезинфекции воды при помощи коагуляции и облучений. Конечно, все зиждилось тогда на энтузиазме творческих чудаков, как их называют. Самый неприглядный из аспирантов, Олег Смирнов, отработал режимы по току и степени облучения. В итоге вода питьевая без химии тогда еще, пошла на турбазу к людям. Феликс пригласил Милентию Федоровну на огород, где за оградой торчала труба, открыл брызнувший водой кран, получил подзатыльник и в домик поехал… Во время ужина постучали, пришел Никита Васильевич, озадаченный планом выпуска мебели. Он, видите ли, мастеровой, а не директор какой-то. Через часик была составлена технологическая цепочка от сушки до полировки десяти комплектов мебели, с количеством работающих и перечнем станков. Дед крякнул от напряжения, но когда ему сказали, что финансами заниматься будет экономист, успокоился, добавив еще, что отбор восьми ребят смышленых только сам будет осуществлять. Опять постучали. На этот раз скромно вошел помытый функционер, представившись Мищенко И.И. и, осознающий всю несуразность своего и коллег поведения, извинялся. Обещал поверить ему, что добровольно уйдет с этой работы до Нового года. Просит лишь не докладывать... Ворвался Колпаков, дослушал исповедь кающегося, посмотрел на разжалившуюся физиономию Феликса… Мищенко же продолжал, он просил, оставшиеся четыре дня до отъезда, разрешить пиратам поработать по восстановлению дамбы, благоустройству… и без скидок, согласны прямо сейчас начать… И уже очень тихо: – «За жида, что обозвал, еще раз простите дурака...» Феликс тихо ответил: «Не впервые в родимое пятно плюнули, чтоб не забывался…»

Смирно сидящий дед Никита попросил всех к столику, извлек из кармана бутылку и провозгласил тост за дружбу народов. Мищенко со своей стопкой первый полез чокаться к Феликсу, который, в конце концов, ему улыбнулся. Пиратов вернули на турбазу «ЕЛЕНА», где они добросовестно отработали все дни. Капков же, наконец, сообщил, зачем пришел: «Федя Кигирь, плотник из строительной бригады, смастерил на своем огороде щитовой домик из горбыля, которого в лесхозе навалом. Можем взглянуть. Но главное, что предлагает изготавливать для городских дачников такие домики за очень даже доступную цену. Сдаем домик под ключ, нужен транспорт, помоги... В Москве не забудь попросить. Нам пора, дед, уходить, что спеваем? Хорошо, мы тебе, друг, песню споем краев наших, где все здесь живущие давно перемешались в дружное, самобытное содружество горцев, с прозвищем гуцулы. Так вот, Феликс, отныне ты тоже гуцул, правда, дед? Може водка завалялась? Нет…»

Поют громко… С восходом солнца Феликс сфотографировал обе турбазы, водозабор и уже меблированную одну комнату, и, само собой, общую панораму из окна базы лесной... К нему потихоньку подошел Мищенко, поздоровался и напросился пожить и поработать здесь месяц, в отпуск. Домой ехать не может и не хочет: семья рухнула враз… жену застукал... Очухаться надо… «И прости, Маркович, не подведу более». Феликс Ивана Ивановича свел с Шандором, пожелав им дружной, совместной работы, сел в машину и поехал домой. В Москве Гутин, не заходя в ведомственную гостиницу, отправился прямиком к большому шефу, как он Игнатова называл, пообщался в отделе оборудования по поводу станков деревообрабатывающих, тяжелогрузных автомашин, вакуумных насосов экстракции хвои и др. Его заявки воспринимали нормально, видимо, Игнатов почву подготовил.

Зашел в приемную, поздоровался с секретаршей Татьяной Алексеевной, передал малый сувенир карпатский – мешочек лесных орешков фундука, в отделе оборудования также мешочек на журнальный стол высыпал. Орешков же целый мешок в домике стоял, который он с Шандором и его сыновьями собирал. Игнатов тепло встретил, заслушал по стройке, фотографии рассматривал очень даже внимательно. Фундук не колол, не ел – нюхал, перекатывая в ладони орешки... Затем попросил Феликса оказать помощь в сдаче пускового комплекса в Вологде, где некому организационно план составить. «Срок два месяца, семью возьмешь с собой». Он, Игнатов, будет наезжать для поддержки. Вручил в руки наряд с распоряжением на получение козлика, УАЗа-вездехода. Можно на нем домой поехать и мотаться по Карпатам.

Обычно уравновешенный Феликс вскочил и от души поблагодарил Петра Михайловича, приговаривая, что о такой машине только мечтать можно было, а он сейчас на вездеходе... Игнатов, довольный произведенным эффектом на этого бескорыстного трудягу, пригласил последнего на главный сюрприз, куда подъехать надо через час с копейками.

Игнатов повел Гутина уверено к ленинградскому поезду, к вагону, где толпились провожающие, шумно наставляя хрупкую, заплаканную женщину – Лену Чернову. Игнатов преподнес музыкантше букет цветов, хотел взять ее ручки, но она быстро обняла его, поблагодарив за все. Крепко обняла Феликса, заглянула в глаза и быстро отстранилась, глотая слезы. Объявили посадку. Очень нарядная женщина, стоящая в стороне, громко обратилась к отъезжающей: «Лена, пока не поздно – откажись от бредовой идеи, послушай мать, ты там пропадешь при твоей импульсивности. Леонид согласен с тобой жить, чего тебе надобно, скажи? Я только добра хочу, Леонид, пойди сюда, помоги удержать... Не отпущу и все, не позволю... Как – убрать свои руки? Кто вы такой?»

Феликс разжал мамины руки, взял чемоданы и велел Лене в вагон подняться. Сам же быстро вернулся и тихо прошептал что-то Игнатову, тот одобрительно головой кивнул. Через стекло вагона мать и дочь до последнего прощались взглядами любящих друг друга женщин. Поезд медленно уходил вдаль. Игнатов взял очень даже красивую женщину, всхлипывающую, под руку и изрек старую истину, что дети, вырастая, уходят из гнезд... Мать же обиженно спросила про этого защитника дочери, кто он, как посмел вмешаться. Игнатов ответил, что он друг Лены, и верный. «Что, из музыкантов?» – поинтересовалась дама. «Нет, он лучше», – отшутился Игнатов, улыбнувшись матери...

Полностью разбитая, поникшая Елена, открыв купе и увидела со спины мужчину, который постель застилал спокойно... Все, это была точка кипения. Она срывающим голосом истерически закричала, что оплатила за два места в мягком купе, чтоб ни одной морды... и пусть убирается ко всем... Мужчина выпрямился, повернулся и еле успел подхватить падающую женщину. Феликс ее осторожно усадил, дал попить и сообщил, что, вот, надумал ее проводить до Пулково, если дама не возражает и не считает неприличным... Лена усадила его рядом, пряча опухшее лицо. Постучались, повар в колпаке принес заказанный ужин, как и просили – мясо тушенное с картошкой плюс фрукты, вино сам решил захватить. С поваром щедро расплатились, купе закрыли и до Ленинграда не отпирали...

К обеду Феликс уже в Москве был, занимался оформлением документов на получение УАЗика, заглянул к Игнатову, молча попрощались, загрузил машину всякими покупками и домой подался. А в начале декабря пришло письмо в Москву от Полины Наумовны на имя Елены, которая, как уже знаете, жила в Австралии. Татьяна Давыдовна, ее мать, при телефонном разговоре с дочерью, конечно, упомянула об этом и спросила, как быть с ним. Лена попросила маму электронной почтой переслать, очень хочется новости карпатские узнать. Татьяна Давыдовна отправила письмо электронкой, не читая, а когда складывала его заметила, что на большом листе лишь несколько строчек написаны корявым почерком. Стала читать...

«Дорогая, Леночка, я не права была, что он похож на моего кобеля покойного. Нет, милая, он самым лучшим был, это я тебе говорю. Даже не знаю, как и сказать, но Феликса больше нет,.. они с Капковым сорвались в пропасть на новой машине. Машину покореженную нашли, из реки вытащили, а тела погибших несколько дней искали безрезультатно. Вот такое несчастье случилось. В машине две штормовки нашли и размокший блокнот. Священнослужитель рядом с церквушкой выставил два гроба с вещами погибших, еще в каждыё гроб прошение Апостолу Петру положил от имени сельчан, с заслугами покойников и просьбой учесть это Там. Подписывали все, и я тоже... Похоронная процессия прошла с музыкой. Захоронили гробы достойно на двух кладбищах... Всего-то прожил ничего, а столько успел... В домике, где жил, нашли афишу с твоим портретом среди документов. Наверное, любил тебя, девочка, скрывал только… Вот дура я старая, вместо того... Крепись, Леночка, любящая тебя тетя Поля…»

Татьяна Давыдовна прочла и поняла, что произошло что-то ужасное. Зазвонил мобильник: «Мама, как по еврейским обычаям вдова оплакивает покойника, мне это срочно нужно. Как узнаешь, позвони... Все, мама. Ничего более не спрашивай...»

Время – Perpetuum Mobile – в вечном движении, невзирая ни на что. Оно продвинуло наших оставшихся в живых героев на десять лет вперед по жизни. Многое поменялось за это время в мире: политический уклад, статус, границы, но не прекрасная природа Закарпатья, которая еще более притягательнее стала в мире сплошной индустрии и загазованности. Со стороны Перевала в село Поленица въезжает иномарка. Она по селу движется очень медленно, притормаживая иногда. Проехав село, уверенно повернула вправо, на дорогу к лесу. Турбаза «ЕЛЕНА» своей архитектурой и расположением произвела неизгладимое впечатление на иностранных туристов из Австралии. Сам директор туркомплекса Мищенко И.И. провел гостей на второй этаж и разместил их в номерах с видом на лесную поляну и водный пруд, где толпились люди. Мищенко И.И. разъяснил, что туристы любуются почти ручной форелью, берущей пищу из рук. Скромно подошел и тепло поздоровался с дамой Шандор. Лена его обняла и крепко, крепко расцеловала, познакомила с мужем Даниэлем и детьми – близняшками Давидом и Мальвиной, которые старательно выговаривали русские слова. Лена обо всех расспрашивала, обещала повидаться, поговорить. Шандор к себе на ужин гостей пригласил, обещал за ними заехать.

«Ни слова о нем не было произнесено, и зачем ворошить безвозвратное, – подумала Лена – все кануло… А она боялась ехать сюда, зря…» Через некоторое время им занесли комплекты одежды туристической, тяжелые ботинки и фляги воды. Ребята рослыми были, и все пришлось им по вкусу. Матери, правда, штаны пришлось сильно закатывать. Избалованным зеленым континентом австралийцам Карпаты пришлись по вкусу прекрасным лесом и снежной шапкой на Гаверле. А если еще учесть верховую езду, которую Шандор им устроил, то настроение у всех было на высоте. Ну, а вечерком за гуцульским столом у друзей они блаженствовали от изобилия блюд и напитков незнакомых, но таких вкусных. Были и подросшие сыновья хозяев, старший Василии уже с женой и любимым внуком годовалым пришел. Затем пригласили гостей в залу, где им спели и сыграли мелодичные мотивы гуцул под благодарные аплодисменты гостей, особо старался Даниэль. Он же более компактно всех рассадил и стал под разными углами фотографировать. Мария посадила гостя рядом, велев передать ей Феликса, внука значит, чтоб Василий и Даниэля также запечатлел. Еще Даниэль спел несколько шотландских песен под аккомпанемент Дэвида.

Уезжали на базу усталыми, но довольными. Постели им застелили, на столике графин компота стоял и визитные карточки турбазы «ЕЛЕНА» лежали, очень красочно оформленные. Ребята сходу вырубились, уснули. Елена же в чем-то пыталась убедить мужа, умоляла. Увы, он с английским упрямством качал отрицательно головой, недолго, правда, ибо вскорости уснул. К завтраку Шандор подошел, сообщил, что сегодня в селе отмечают день поминовения всех усопших. Они с семьей тоже там будут, обычай такой. У церкви сельчане соберутся, потом на кладбища пойдут. Инструктора и автобусы турбазы работать будут в обычном режиме... После обеда обещался навестить... Елена попросила своих в село спуститься, обычай посмотреть, знакомых встретить.

Спустившись в село, туристы последовали за людьми, идущими в одном направление – к церкви, где уже людно было. Настоятель Георгий сообщил собравшимся о потерях прошедшего года, напомнил добрым словом каждого из ушедших, совершил литию. Мэр села Яков Габош, который недавно в родные края вернулся с семьей, зачитал по бумаге бесхозные могилы, непосещаемые родичами. На христианском кладбище безродных четыре, и он перечислил их поименно. На еврейском их больше было, и он также их зачитал, в том числе и Гутина Феликса назвали. Мэр поблагодарил директора школы Немарака Евгения, который пообещал силами школьников привести в порядок могилы, чтоб никто не был забыт в Поленицах. София на христианском кладбище укажет места захоронения, Марийка – на еврейском. Инструмент и венки уже...

Пробравшись вперед с дочуркой Мэл (Мальвиной) за руку, господин Кларк громко произнес, что, если можно, они хотели бы могилу Феликса сами убрать. Да, они туристы из Австралии… Нет, не знал его. Но долг человека его обязывает позволить детям Гутина узнать имя своего истинного отца и привести в порядок обитель праха его. Вот они – его близняшки с матерью!.. Даниэль вытолкнул вперед зареванную Елену и ошарашенных детей. «Я, господа, – продолжил он, – лишь счастливый отчим. Конечно, Элен вы знаете. Спасибо, господин мэр, что…»

К близнецам подошел священник, перекрестил их и благословил на добрые дела, яки их отец творил во благо людей, царствие ему небесное. Подходили люди, приветливо здоровались, руки пожимали, и почему-то казалось, что народ доволен наличием наследников у Феликса от внучки гуцулки Малки, значит свои они. На кладбище Шандор их повел первоначально к могиле деда и бабы. Был установлен приличный памятник известной паре, который взволновал всех трогательностью и близостью изображенных в дереве мужчины и женщины. Зажгли свечи, подмели, цветы положили. Лена из сумки достала большую фотографию на металле с надписью «МЕРЛИН-ДАВИД-МАЛКА – от внучки, правнуков и преданного Дани»

Все внимательно разглядывали предков, а Даниэль заключил, что мисс вселенная бабе Малки не конкурентка, это точно, и не в копоти цивилизации искать надо красавиц, а вдали от нее. Если сенсационное признание Даниэля женой было воспринято с благодарностью, дети же в замешательстве находились, пытаясь понять причины многолетнего обмана их. И кем – родителями. «И кому правда понадобилась?.. Хорошо же жили», – размышлял про себя Дэвид. А Мэл не понимала, почему мама не осталась верной вдовой погибшему отцу, как в романе у Сервантеса или...

Шандор повел всех в дальний угол кладбища, откуда открывался вид на лес и на белую шапку Гаверлы. Памятником у изголовья могилы Феликса служил шкив чугунный от водяной мельницы стариной, высотой около полутора метров, внутри которого размещена была тщательно вырезанная по дереву голова покойного. Черты и живой взгляд необыкновенного произведения также взволновал всех. Даниэль тихо промолвил, что резчик чрезвычайно талантлив и творил он этот шедевр с любовью к вашему отцу, дети, знал его… Лена свечи закрепила, зажгла их, притронулась рукой к деревянному Феликсу, казавшемуся живым, и тихо произнесла: «Оставьте меня наедине с ним, поговорить надо, пожалуйста».

Шандор инструмент раздал, и они потихоньку приступили к обрезке кустарников, выпалыванию обильно растущей травы, подметанию мусора. Странно было смотреть со стороны на разговор мамы с покойником: она жестикулировала и даже иногда улыбалась. Послышались приближающиеся шаги. Могилу окружила внушительная толпа сельчан, возложили два венка, много цветов. Настоятель Георгий еще раз напомнил небесам о деяниях раба божьего Феликса и просил Всевышнего смилостивиться над детьми его – Давиде и Малка, чтоб у них жизнь безоблачной была. Помянули его добрым словом и другие поселяне.

Заговорила громко очень солидная дама, державшая мальчика за руку: «Не думала говорить я, и что нового могу сказать об этом человеке, которого вы все знали. Но, глядя на детей нашего Феликса, решила, что им и надобно рассказать про их батьку. Подите сюда, детки, слухайте меня. Думаете, что ваша мамка нехорошо поступила, правда? Як можно деток рожать от незаконного мужа, так думаете? Не мешай, Нина, они ребята взрослые, поймут. Ваша мамка нашей породы – гуцульской, которые деток рожают тилько в любви, як Елена Габош, Малка Мерлин, Мария Неведко, скрипачка Лена и много других. Поэтому, когда у нас появился такой гарный мужик, который в дружбе с Капковым всю жизнь в Поленицах всколыхнул, ваша дюже Файна мамка не могла не влюбиться. Це два друга – Капков и Феликс – запустили три небольшие фабрики и косметический цех, турбазы построили, чтоб народ дома работал, учиться пошел, детишки рождаться стали, вот почему такое уважение отцу. Мы туточки жили в мертвом царстве до этого. Феликс и ваша мамка боролись с чувствами друг к другу, мы это видели, но разве природу можно одолеть? Тилько в кино. Еще ваш малахольный батька меня от смерти спас…»

И она красочно описала его бросок со скалы, свое спасение и ворчание спасателя ее дюжим весом. «Вот от этой большой любви и родились вы, детки: Мальвина, чтоб любовь сохранить на земле, а ты, Давидка, чтоб дело отца продолжить. Настоящим мужчиной был отец ваш. Что, малыш? Извиняйте меня, внук Феликс до ветру просится». Лена приблизилась к мужу и промолвила, что он тоже настоящим мужчиной себя показал.

Через год Лена родила второго сына.