Две тени

– Свечи взяла?
– Вот. Только одна не чёрная… – шёпоток был быстрым, извиняющимся, девчонка и сама знала что изрядно напортачила: в интернете было сказано, что надо взять три чёрных свечи и три белых, а у них вышло так, что чёрных было только две…
            Хотя, надо сказать, это было не единственное отступление. В описании ритуала ничего не говорилось о том, что ткань, на которой должны быть начертаны знаки, может быть старым платьем. Но Крис была непререкаема:
– Это же мелом, так что отстирается. Отнесёшь потом в прачечную и вместе с другими вещами закинешь, всего-то!
            И Бетти послушалась. Она вообще как-то всегда странно легко уступала более напористой Крис,  с самого детства, и даже не желая чего-то, шла у неё на поводу. Так они сбежали впервые с уроков и получили нагоняй от миссис Марш, с последующим вызовом родителей к директору, и вдвоём сбежали как-то на дискотеку… Крис всегда была уверена в том, что всё обойдётся. Выходило по-разному, иногда обходилось, иногда нет или не до конца.
            Но Бетти всё равно следовала за подругой даже после провалов. Мама даже уже не ругалась, только просила:
– Живи своим умом! Ну что ты как зеркало-то!
            Бетти и сама понимала что так вроде бы и нельзя, но всё равно как-то получалось так, как хотела Крис. И это было так легко, так просто!
            Вот и теперь – Крис приспичило увлечься магией. Интернет открыл ей множество ресурсов и обрядов, и Крис нашла что-то вроде вызова-гадания на будущее. суть была в том, что надо призвать духа своего родственника и задать ему вопросы, на которые он не сможет ответить уклончиво…
            Бетти слабо понимала такие вещи, но Крис вещала уверенно, глаза её сверкали и голос был полон уверенности.
– Нам нужно всего-то ничего! Свечи, ткань, мёд, кольцо, мел…
            Бетти пожимала плечами. Никаких звериных тушек не требовалось, пальцы резать тоже. Почему б и не попробовать? Тем более, если Крис так уверена в успехе! С Бетти-то что? Она только об одном спросила:
– Не опасно?
            И пожалела. Крис обрушилась на неё с настоящей отповедью о том, что ничего страшного в простых вопросах нет и быть не может, и вообще, стыдно быть такой трусихой, и бояться того, чего бояться совсем смешно! кончилось капитуляцией Бетти и её заверениями о том, что она вообще просто пошутила и найдёт всё, что нужно. Крис успокоилась и принялась рассказывать о том, как и что нужно будет сделать, но Бетти уже слушала её вполуха, прикидывая, как всё это расположить, чтобы мама не нашла. Такого она точно не одобрит, тут уже никаких сомнений не может быть!
            Но ничего, справились. Всё сошлось так, словно кто-то свыше им подыграл – и дом остался в полном распоряжении на несколько часов, и всё нашлось так или иначе…
            Ну кроме мелочей, но Крис уверяет, что это всё ерунда! В конце концов, чего они плохого сделают, если немного позабавятся?
***
            Откровенно говоря, они меня не звали. Меня вообще никто не звал – меня просто забыли. Все забыли, включая меня саму. Когда-то, верно, у меня была жизнь, и что-то в этой жизни было стоящее, а потом я просто осталась здесь, в этом доме, незамеченная никем.
            Нет, я попадалась в зеркалах своим сменяющимся жильцам, оставалась тенью, что ждала их в коридорах, приглядывала за ними с потолка и иногда проходила чуть ближе чем нужно, оставляя холодок на их коже – холодок, точно знающий о чужом присутствии, но не умеющий отдавать отчёта об этом присутствии.
            Но они всегда всё списывают на богатое воображение. Им не мешает моё тоскливое существование в доме, который когда-то был и моим домом, а мне не мешают они. И кто-то нравился из жильцов мне больше, а кто-то меньше и кого-то, признаюсь, я даже пыталась пугать. Почему? Потому что просто могла это сделать. И ещё потому что хотела.
            Это было нечасто, но всё-таки бывало и стыдиться тут нечего. К слову, никто меня за подобные вещи не стыдил, не распахивались небесные двери и ангелы с мечами наперевес не неслись ко мне с обещанием кары, из чего следовал простой вывод: моё поведение допустимо. Может быть оно не добродетельно, но ничего сверх отпущенного я не делаю, и могу продолжать.
            Бетти мне нравилась. Из всех жильцов, что я застала в этом доме, будучи уже тенью, она была мне ближе всех. мне нравилось смотреть на то, как она растёт и развивается, как понемногу превращается в молодую девушку, которой, надо сказать, не хватает устойчивости. Но тут я была бессильна, а вот с Бетти, и снова признаюсь, пыталась подружиться. Однажды, пока она умывала лицо, я появилась почти полностью в зеркале, но дурёха даже не вздрогнула – не увидела! Я решила, что это знак и исчезла.
            Моя вторая попытка была более миролюбивой – я просто оставила отпечаток ладони на запотевшем зеркале в ванной. Бетти посмотрела на него с задумчивостью и даже положила свою ладонь на мой след, а потом в один миг всю испарину, покрывшую зеркало, стёрла!
            Люди, чтоб их!
            Больше я не пыталась обозначиться.  Не хочет? Не надо! Я-то могу за ней приглядывать и радоваться её маленькой жизни, смотреть как она живёт, как остро переживает неудачи и как бурно радуется успехам. Один раз я её даже поздравила.
            когда Бетти получила знак отличия за хорошую учёбу, я не выдержала и слегка коснулась её волос, как бы погладила. Крис, что тогда была у неё в гостях, небрежно расположилась в кресле и спросила:
– Ну и стоило оно того?
– Поступать скоро, – Бетти улыбнулась Крис тихой улыбкой, которая мне тоже нравилась в ней, – любая мелочь важна.
            Крис фыркнула:
– Важнее всего то, как ты себя подаёшь. А до поступления ещё куча времени!
            Будь я моложе, я бы её заперла в тот же день в туалете – всё равно ничего не докажет, это всё замок старый, а вот обижать Бетти не позволю! Но я не моложе, я умею сдерживать порывы и научилась почти не вмешиваться в людскую жизнь и оставаться наблюдателем. Это, надо сказать, довольно интересно – ты даже начинаешь переживать, опасаться, радуешься и даже горюешь с живыми. Жаль, конечно, что они тебя не видят, но с другой стороны – только я и вижу их искренне. Будь я заметна, они и при мне бы скрывались, а так всё тихо.
            Не вмешиваться! У меня была своя жизнь. Теперь я просто смотрю. Но девочки затевают явно неладное с этим ритуалом. Не вмешиваться? Не могу. Нет, могу. Мало ли куда свечка закатилась – я что, слежу за всеми вещами в доме? Не докажет никто что это я её запрятала. Как и другие, оставив неполный набор.
            Но Крис отмахивается:
– И так нормально!
            И чёрную ткань, чистую, нетронутую, приготовленную ещё бабушкой Бетти для шитья чего-то заметного, я тоже закинула подальше. Пришлось, правда, постараться, но я и правда полагала, что девчонки, не найдя никакой альтернативы, просто отложат и забудут про ритуал.
            Бетти ругалась, пока рылась в шкафу:
– Было же! Точно помню… много ткани.
– Да ладно, давай другое чего поищем. Простынь хоть. Или вон, ты носишь? – Крис нашла выход. Хотя, можно ли заменить кусок ткани платьем? Я не знала и надеялась что нет. Не нравилась мне эта затея, в которую больше уж нельзя было вмешиваться!
            И потом – ну что за разгильдяйство? Нет нужной свечки – и так сойдёт! Нет нужной ткани – обойдёмся чем есть! Ведьмы недоученные. Хотя, хуже если б всё нашлось, а так разве какой уважающий себя дух на такую нелепицу придёт? О, они ещё хихикать начали. Ну точно не о чем волноваться, на такое даже я обижусь. А я видела в этом доме уже многое!
***
– Повторяй за мной! – Крис едва-едва держалась, чтобы не прыснуть, так было смешно. они сидели в полумраке комнаты, и комната освещалась лишь свечами…между ними чёрная ткань с начертанными по кругу символами, в центре круга чашечка с мёдом. И это выглядело со стороны, наверное, внушительно, если не знать, что сидят девчонки в комнате Бетти и тут, если включить свет, да даже и не включая, если присмотреться – полно вполне себе обыденных предметов: учебников, плакатов, и брошенного прямо на столе комплекта заколок. Да и ткань – это лишь платье.
            Но Крис нахмурилась и собралась.
– Повторяй, – призвала она снова и начала нарочито мрачно: – как уходит в землю плоть людская, в прах земной обращаясь, так и поднимается в вечность по зову слова, ума и сердца.
            Бетти повторяла. Они друг друга подпихивали, стараясь не рассмеяться, и, хотя смешинка блестела и в глазах самой Бетти, отчего-то стало нехорошо. Но она скрывала это. Благо, полумрак и свечи позволили это.
– Дух ушедший, к нам вернись, – продолжала Крис, – да скажи всю правду нам.
            Бетти повторила и это, правда, чуть тише, чем говорила прежде. Ситуация всё ещё выглядела забавной, но Бетти она не нравилась всё больше.
– Да скажи всю правду нам, – Крис зажмурилась на мгновение, а потом распахнула глаза, со значением глянула на Бетти и шёпотом сказала: – я, Кристина Оливия Марш, хочу знать – слышал ли кто-то мой зов? Есть ли тут кто-нибудь?
            Бетти со страхом огляделась. Мозгами она понимала, что никого тут быть не может, но всё-таки услышать любой другой голос было бы жутко. И в тот момент, когда она испуганно озиралась, ближайшая к ней свеча полыхнула чуть ярче, потом почти затихла и снова разгорелась ровным светом.
            Поражённая, испуганная, Бетти вцепилась в руку Крис, которая, надо сказать, совсем не торжествовала. Она тоже видела свечу, и то, что произошло, и хотя в голове её звучало слово «сквозняк», ползли в рассудок и непрошенные запоздалые сожаления о том, что не стоило заниматься чем-то подобным.
– Тут кто-нибудь есть? – повторила Крис чуть громче. Она не могла показаться трусихой перед Бетти, и напугать её ещё больше.
            Другая свеча, теперь уже ближняя к Крис, повела себя также, как недавно свеча около Бетти: всколыхнулась, почти угасла и загорелась с прежней силой.
            На счастье Крис, Бетти этого не заметила и продолжила жаться к подруге. Это Крис успокоило – она всегда была храбрее, особенно там, где это не очень-то и требовалось. В описании ритуала было сказано, что если вызывающий или вызывающие чувствуют, что происходит что-то неладное, они должны немедленно загасить все свечи по часовой стрелке и распахнуть окно, раздернуть шторы и стереть все меловые знаки, после чего омыть руки и забыть всё, что было, как страшный сон.
            Но Крис не сделала этого. Она задала следующий вопрос:
– Ты нам друг?
            Тишина, только испуганный судорожный вздох Бетти.
– Ты нам враг? – спросила Крис и свеча рядом с нею снова повторила уже знакомый путь от всполоха до почти угасания и прежнего ровного горения.
***
            Проблему я увидела быстрее, чем она дошла до свечи и смогла воздействовать на её горение. Она началась ещё на фразе «как уходит в землю плоть людская» – даже удивительно, что с таким явным дилетантским подходом у девчонок и впрямь что-то получилось призвать. А то, что пришло явно не то, чего они ждали – дело, так и быть, десятое.
            Оно заклубилось в самом тёмном углу, пошло вверх дымкой, поползло змеёй… в полумраке было плохо видно даже мне, но я ощутила присутствие всем остатком своего существа и обернулась. Мне очень хотелось, чтобы Крис замолчала или говорила страшные свои вещи где-нибудь за пределом дом Бетти.
            Но они были здесь, говорили здесь, и призывали на свою голову проблему в моём присутствии, и проблема ширила свою черноту, ползла всё выше и выше и обретала фигуру. Сверкнули два алых зрачка, и чернота отделилась от угла, вырастая передо мной. Девчонки её не видели, а может и не могли, зато я видела в полной мере.
            И не хотела видеть больше. Страшно было лицо черноты, сложенное из каких-то дымчатых, растекающихся и тут же скрепляющихся меж собою черт. Чернота, в которой недобро посверкивало алым…
– Ты кто? – спросила я. Нужно было что-то спросить. Хотя бы попытаться. Девчонки явно не видели что происходит совсем рядом с ними. Они смотрели на всколыхнувшуюся свечу, и не подозревали, что она колыхнулась от того, что чернота была рядом и имела вполне себе различимый облик.
– А ты? – голос был бесплотный. В нём нельзя было угадать мужчину или женщину. Это было что-то, выходящее за пределы привычного восприятия. Даже моего восприятия, ведь я-то всё-таки когда-то была человеком, пока не умерла и не осталась тенью в этом доме! А чернота не была жизнью, она изначально была чем-то другим и всё это я отчётливо поняла.
– Тень жизни.
            Чернота кивнула, ей мой ответ либо сказал всё, что нужно, либо изначально был безразличен, но отозвалась:
– Я тень мира. Зачем я здесь?
– Ты враг? – испуганный голос девчонок донёсся до нас одновременно.
            Тень мира обернулась к ним так резко, что колыхнулась в очередной раз свеча, пугая и без того уже испуганных девчонок. Я дёрнулась к ним, готовая, если что, быть хотя бы рядом. Защитить всё равно не смогу, но быть может от моего присутствия, пусть и незримого, им не будет так страшно?
– Это что? – голос тени мира наполнился холодом. Он оставался бесплотным и страшным.
– Живые, они не со зла. Они… хотели будущее знать. Вот, – я попыталась оправдать девчонок.
– Будущее? – тень мира воззрилась на меня алыми зрачками,  – для чего? Там для них ничего нет. Будущее у всех одно.
– Наверное, не столь далекое будущее, – нашлась я, чувствуя себя полной дурой. Это ложь, что тени жизни не могут смущаться или бояться. Мне вот было крайне неловко, я ощутила себя слабой и смешной, а ведь даже не была виновата!
– Будущее…– задумчиво повторила тень мира и скользнула к девчонкам. Не трогая их, но разглядывая.
– Если ты тут, то скажи – я буду богата? – Крис обретала голос. Неуверенность и ужас Бетти давали ей сил.
            Тень мира обернулась на меня и мне показалось, что алые глаза её подмигнули, затем она обернулась к девчонкам и поползла к ним, спускаясь, чтобы шепнуть…
            Шёпот долетел и до меня, свистящий, неприятный, от него нельзя было скрыться:
– А что ты можешь дать за это? – спросила тень мира.
            Крис не выдержала. Она взвизгнула, подскочила и принялась озираться. Бетти, тоже завизжав, хотя не знала причины, рванулась за подругой. Обнявшись, две дурехи, стояли прямо перед чернотой, но не видели её. Зато она видела и хохотала.
            Ей было весело, зато мне вот не очень. Я представила, прочуяла сама их испуг, и острая жалость кольнула там, где когда-то было сердце. Жаль мне было и Бетти, к которой я привязалась, и Крис, которая была неплохой, просто очень уж подвижной.
– Не пугай их.
– Они стучатся в мир, который не понимают, в мир, который им не доступен…– тень мира смотрела на меня, напрочь, кажется, утратив интерес к девчонкам, – а мне не пугать? Да их отвадить надобно, а то и вовсе в ничто свести.
– В ничто? – что такое ничто я не знала. не могла представить, но когда чернота взглянула на меня алыми глазами тени мира, я почувствовала как знание вползает в меня змеёй и сковывает.
            Ничто – это пустыня. Песок из перетертых воспоминаний. Один шаг в Ничто и этот песок, словно зыбучий, тебя утягивает. Он попадает в твои глаза, в уши, в нос и в рот и перетирает тебя изнутри, точно также  как и любое другое ненужное уже воспоминание. И ты становишься песком. Таким же алчным, хищным, живым песком, у которого нет своей воли и есть только одно умение – проходить через чужие уши, глаза, рот, нос и обращать жертву в такой же песок.
– Не надо! – я взмолилась за себя и за них – глупых, незнающих.
            Чернота разглядывала девчонок с любопытством мясника, точно решая с кого начнёт.
– Они глупые, просто глупые. Пощади их. Они не знают что делают.
– они все не ведают, – согласилась чернота, но разглядывать не перестала, – а мне, думаешь, легко сюда из глубин идти было? Да во имя чего?
– Всё хорошо, всё хорошо…– шептала Крис, прижимаясь к Бетти.
            Они явно что-то чувствовали. Свечи больше не горели, но это не было самым страшным. Чернота разрасталась, клубилась вокруг них, словно большая змея, обвивала кольцом, отрезая путь к отступлению.
            Была ли тень мира в своём праве? Не знаю. Может и была. Может быть и её, древнюю, достали все эти напыщенные самодельные магички. Но бездействовать я не могла.
– Пощади, – я рухнула на призрачные колени рядом с растущей чернотой.
            Та взглянула на меня странно, я ничего не могла прочесть в алом взгляде тени мира. Да и не хотела, наверняка там было что-то вроде обещанного Ничто.
– Пощади их, они должны жить. Такие молодые, глупые, что с них взять?
– Пощадить? – чернота засмеялась бесплотным смехом. – Левую или правую?
            Следовало бы выбрать левую. И пусть Бетти никогда не узнала бы об этом. но я взглянула на Крис, втянувшую её в это, и не узнала своих мыслей. А если Бетти предложат что-то похуже? Она что, также легко согласится? И Крис держится храбрее, да и вообще – у неё в доме, наверное, есть своя тень жизни, которая дорожит ею, и которая любит смотреть за тем, как Крис растёт, меняется, радуется и огорчается.
            Вправе ли я?.. нет, не вправе. Я не чернота, не тень мира. Я была живой и неважно какая у меня была жизнь – я знаю смерть, и не хочу, чтобы Крис висела в своём доме или ушла в Ничто, и пусть даже из-за собственной глупости и умения влезать куда не следует.
– Может быть обеих? – голос был моим и не моим. Жить в посмертии – всё равно жить. Да, обрезано, не умея достучаться до настоящих живых, не умея сказать им и не имея голоса. Но это всё равно жизнь.
            Но я прожила жизнь, а эти две идиотки нет. И они даже не представляют, что висит над их головами, и что может ждать их. А я видела. И я не могу, зная что есть в мире Ничто, позволить хоть одной пойти туда и не попытаться их защитить.
            Им ещё жить.
– Можешь забрать меня, – но отступление я отрезала и себе.
            Чернота взметнулась, оставляя девчонок жаться друг к другу, оказалась рядом со мной, нависла над головой, пытаясь всмотреться в моё посмертие.
– Во имя чего? – прошелестела тень мира, вглядываясь и прожигая меня взглядом. Благо, я мертва и мне это не навредит. – Ты можешь остаться здесь.
– В доме что опустеет? – я усмехнулась, хотя меня жгло запоздалым страхом, стучавшимся из жизни забытой, прошедшей. – Нет уж, спасибо. Лучше я.
– Люди! – чернота переместилась удобнее, чуть спустилась, чтобы быть со мной на одном уровне, – даже в смерти люди!
            Она распахнула объятия – чёрные руки разметались в стороны, точно крылья, и когда мир угасал для меня второй раз, тень мира шепнула:
– Лучше зажмурься, так будет быстрее.
            Милосердие было знакомо и ей. Может быть зря она возмущалась на людей или сама прежде была человеком?
***
– Что это было…– спёртый воздух сменился потоком свежести, точно где-то кто-то окно открыл. Крис даже посмотрела на задёрнутые шторы, не колышатся ли? Но нет. Неподвижны – Бетти, всё хорошо. Ты что, испугалась? Дурашка…
            О том, что испуг только что разжал когти на горле самой Крис девчонка предпочла не упоминать. Бетти смотрела на неё со слезами.
– Трусиха, – улыбнулась Крис, но улыбка вышла невеселой, – давай собирать, не работает всё это.
            Не работает! Да, так они сказали себе. И Крис убедила себя, что бесплотный голос ей почудился, и всё остальное стало казаться сном. Ну подумаешь – свечи колыхались, так то сквозило! А то, что воздух вдруг стал тяжелым и точно сдавливать их начало со всех сторон, и всё вдруг стало как бы бесцветным – так это игра воображения! Сами себе накрутили, сами себя убедили, а теперь сами и отмывают пол от следов воска.
– Крис, – позвала Бетти, отскребая воск от пола, – давай больше ничего подобного не будем делать? Нехорошо это. Страшно.
– Страшно! – передразнила Крис и посерьезнела. Ей и самой было всё ещё жутко и неловко. Отчаянно хотелось почему-то помыться в горячей, почти кипящей воде и ещё лечь спать до самого утра, даром, что на улице всего восемь вечера. – Не будем, Бетти, обещаю.
– И про это не расскажем.
            На это Крис не ответила. Ей и так казалось очевидным, что про провал не стоит рассказывать, и неважно, что провал был совсем не в ритуале, а в том, что пережить его достойно Крис не смогла – испугалась.
            Она была уверена что ничего не получится, и на это уповала. А оно вон как повернулось – и точно ведь было чье-то присутствие, и точно кто-то спросил её!
            Но об этом она не скажет никогда и никому. Даже Бетти – не надо ей ещё больше пугаться.
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2025

Регистрационный номер №0536032

от Вчера в 06:59

[Скрыть] Регистрационный номер 0536032 выдан для произведения: – Свечи взяла?
– Вот. Только одна не чёрная… – шёпоток был быстрым, извиняющимся, девчонка и сама знала что изрядно напортачила: в интернете было сказано, что надо взять три чёрных свечи и три белых, а у них вышло так, что чёрных было только две…
            Хотя, надо сказать, это было не единственное отступление. В описании ритуала ничего не говорилось о том, что ткань, на которой должны быть начертаны знаки, может быть старым платьем. Но Крис была непререкаема:
– Это же мелом, так что отстирается. Отнесёшь потом в прачечную и вместе с другими вещами закинешь, всего-то!
            И Бетти послушалась. Она вообще как-то всегда странно легко уступала более напористой Крис,  с самого детства, и даже не желая чего-то, шла у неё на поводу. Так они сбежали впервые с уроков и получили нагоняй от миссис Марш, с последующим вызовом родителей к директору, и вдвоём сбежали как-то на дискотеку… Крис всегда была уверена в том, что всё обойдётся. Выходило по-разному, иногда обходилось, иногда нет или не до конца.
            Но Бетти всё равно следовала за подругой даже после провалов. Мама даже уже не ругалась, только просила:
– Живи своим умом! Ну что ты как зеркало-то!
            Бетти и сама понимала что так вроде бы и нельзя, но всё равно как-то получалось так, как хотела Крис. И это было так легко, так просто!
            Вот и теперь – Крис приспичило увлечься магией. Интернет открыл ей множество ресурсов и обрядов, и Крис нашла что-то вроде вызова-гадания на будущее. суть была в том, что надо призвать духа своего родственника и задать ему вопросы, на которые он не сможет ответить уклончиво…
            Бетти слабо понимала такие вещи, но Крис вещала уверенно, глаза её сверкали и голос был полон уверенности.
– Нам нужно всего-то ничего! Свечи, ткань, мёд, кольцо, мел…
            Бетти пожимала плечами. Никаких звериных тушек не требовалось, пальцы резать тоже. Почему б и не попробовать? Тем более, если Крис так уверена в успехе! С Бетти-то что? Она только об одном спросила:
– Не опасно?
            И пожалела. Крис обрушилась на неё с настоящей отповедью о том, что ничего страшного в простых вопросах нет и быть не может, и вообще, стыдно быть такой трусихой, и бояться того, чего бояться совсем смешно! кончилось капитуляцией Бетти и её заверениями о том, что она вообще просто пошутила и найдёт всё, что нужно. Крис успокоилась и принялась рассказывать о том, как и что нужно будет сделать, но Бетти уже слушала её вполуха, прикидывая, как всё это расположить, чтобы мама не нашла. Такого она точно не одобрит, тут уже никаких сомнений не может быть!
            Но ничего, справились. Всё сошлось так, словно кто-то свыше им подыграл – и дом остался в полном распоряжении на несколько часов, и всё нашлось так или иначе…
            Ну кроме мелочей, но Крис уверяет, что это всё ерунда! В конце концов, чего они плохого сделают, если немного позабавятся?
***
            Откровенно говоря, они меня не звали. Меня вообще никто не звал – меня просто забыли. Все забыли, включая меня саму. Когда-то, верно, у меня была жизнь, и что-то в этой жизни было стоящее, а потом я просто осталась здесь, в этом доме, незамеченная никем.
            Нет, я попадалась в зеркалах своим сменяющимся жильцам, оставалась тенью, что ждала их в коридорах, приглядывала за ними с потолка и иногда проходила чуть ближе чем нужно, оставляя холодок на их коже – холодок, точно знающий о чужом присутствии, но не умеющий отдавать отчёта об этом присутствии.
            Но они всегда всё списывают на богатое воображение. Им не мешает моё тоскливое существование в доме, который когда-то был и моим домом, а мне не мешают они. И кто-то нравился из жильцов мне больше, а кто-то меньше и кого-то, признаюсь, я даже пыталась пугать. Почему? Потому что просто могла это сделать. И ещё потому что хотела.
            Это было нечасто, но всё-таки бывало и стыдиться тут нечего. К слову, никто меня за подобные вещи не стыдил, не распахивались небесные двери и ангелы с мечами наперевес не неслись ко мне с обещанием кары, из чего следовал простой вывод: моё поведение допустимо. Может быть оно не добродетельно, но ничего сверх отпущенного я не делаю, и могу продолжать.
            Бетти мне нравилась. Из всех жильцов, что я застала в этом доме, будучи уже тенью, она была мне ближе всех. мне нравилось смотреть на то, как она растёт и развивается, как понемногу превращается в молодую девушку, которой, надо сказать, не хватает устойчивости. Но тут я была бессильна, а вот с Бетти, и снова признаюсь, пыталась подружиться. Однажды, пока она умывала лицо, я появилась почти полностью в зеркале, но дурёха даже не вздрогнула – не увидела! Я решила, что это знак и исчезла.
            Моя вторая попытка была более миролюбивой – я просто оставила отпечаток ладони на запотевшем зеркале в ванной. Бетти посмотрела на него с задумчивостью и даже положила свою ладонь на мой след, а потом в один миг всю испарину, покрывшую зеркало, стёрла!
            Люди, чтоб их!
            Больше я не пыталась обозначиться.  Не хочет? Не надо! Я-то могу за ней приглядывать и радоваться её маленькой жизни, смотреть как она живёт, как остро переживает неудачи и как бурно радуется успехам. Один раз я её даже поздравила.
            когда Бетти получила знак отличия за хорошую учёбу, я не выдержала и слегка коснулась её волос, как бы погладила. Крис, что тогда была у неё в гостях, небрежно расположилась в кресле и спросила:
– Ну и стоило оно того?
– Поступать скоро, – Бетти улыбнулась Крис тихой улыбкой, которая мне тоже нравилась в ней, – любая мелочь важна.
            Крис фыркнула:
– Важнее всего то, как ты себя подаёшь. А до поступления ещё куча времени!
            Будь я моложе, я бы её заперла в тот же день в туалете – всё равно ничего не докажет, это всё замок старый, а вот обижать Бетти не позволю! Но я не моложе, я умею сдерживать порывы и научилась почти не вмешиваться в людскую жизнь и оставаться наблюдателем. Это, надо сказать, довольно интересно – ты даже начинаешь переживать, опасаться, радуешься и даже горюешь с живыми. Жаль, конечно, что они тебя не видят, но с другой стороны – только я и вижу их искренне. Будь я заметна, они и при мне бы скрывались, а так всё тихо.
            Не вмешиваться! У меня была своя жизнь. Теперь я просто смотрю. Но девочки затевают явно неладное с этим ритуалом. Не вмешиваться? Не могу. Нет, могу. Мало ли куда свечка закатилась – я что, слежу за всеми вещами в доме? Не докажет никто что это я её запрятала. Как и другие, оставив неполный набор.
            Но Крис отмахивается:
– И так нормально!
            И чёрную ткань, чистую, нетронутую, приготовленную ещё бабушкой Бетти для шитья чего-то заметного, я тоже закинула подальше. Пришлось, правда, постараться, но я и правда полагала, что девчонки, не найдя никакой альтернативы, просто отложат и забудут про ритуал.
            Бетти ругалась, пока рылась в шкафу:
– Было же! Точно помню… много ткани.
– Да ладно, давай другое чего поищем. Простынь хоть. Или вон, ты носишь? – Крис нашла выход. Хотя, можно ли заменить кусок ткани платьем? Я не знала и надеялась что нет. Не нравилась мне эта затея, в которую больше уж нельзя было вмешиваться!
            И потом – ну что за разгильдяйство? Нет нужной свечки – и так сойдёт! Нет нужной ткани – обойдёмся чем есть! Ведьмы недоученные. Хотя, хуже если б всё нашлось, а так разве какой уважающий себя дух на такую нелепицу придёт? О, они ещё хихикать начали. Ну точно не о чем волноваться, на такое даже я обижусь. А я видела в этом доме уже многое!
***
– Повторяй за мной! – Крис едва-едва держалась, чтобы не прыснуть, так было смешно. они сидели в полумраке комнаты, и комната освещалась лишь свечами…между ними чёрная ткань с начертанными по кругу символами, в центре круга чашечка с мёдом. И это выглядело со стороны, наверное, внушительно, если не знать, что сидят девчонки в комнате Бетти и тут, если включить свет, да даже и не включая, если присмотреться – полно вполне себе обыденных предметов: учебников, плакатов, и брошенного прямо на столе комплекта заколок. Да и ткань – это лишь платье.
            Но Крис нахмурилась и собралась.
– Повторяй, – призвала она снова и начала нарочито мрачно: – как уходит в землю плоть людская, в прах земной обращаясь, так и поднимается в вечность по зову слова, ума и сердца.
            Бетти повторяла. Они друг друга подпихивали, стараясь не рассмеяться, и, хотя смешинка блестела и в глазах самой Бетти, отчего-то стало нехорошо. Но она скрывала это. Благо, полумрак и свечи позволили это.
– Дух ушедший, к нам вернись, – продолжала Крис, – да скажи всю правду нам.
            Бетти повторила и это, правда, чуть тише, чем говорила прежде. Ситуация всё ещё выглядела забавной, но Бетти она не нравилась всё больше.
– Да скажи всю правду нам, – Крис зажмурилась на мгновение, а потом распахнула глаза, со значением глянула на Бетти и шёпотом сказала: – я, Кристина Оливия Марш, хочу знать – слышал ли кто-то мой зов? Есть ли тут кто-нибудь?
            Бетти со страхом огляделась. Мозгами она понимала, что никого тут быть не может, но всё-таки услышать любой другой голос было бы жутко. И в тот момент, когда она испуганно озиралась, ближайшая к ней свеча полыхнула чуть ярче, потом почти затихла и снова разгорелась ровным светом.
            Поражённая, испуганная, Бетти вцепилась в руку Крис, которая, надо сказать, совсем не торжествовала. Она тоже видела свечу, и то, что произошло, и хотя в голове её звучало слово «сквозняк», ползли в рассудок и непрошенные запоздалые сожаления о том, что не стоило заниматься чем-то подобным.
– Тут кто-нибудь есть? – повторила Крис чуть громче. Она не могла показаться трусихой перед Бетти, и напугать её ещё больше.
            Другая свеча, теперь уже ближняя к Крис, повела себя также, как недавно свеча около Бетти: всколыхнулась, почти угасла и загорелась с прежней силой.
            На счастье Крис, Бетти этого не заметила и продолжила жаться к подруге. Это Крис успокоило – она всегда была храбрее, особенно там, где это не очень-то и требовалось. В описании ритуала было сказано, что если вызывающий или вызывающие чувствуют, что происходит что-то неладное, они должны немедленно загасить все свечи по часовой стрелке и распахнуть окно, раздернуть шторы и стереть все меловые знаки, после чего омыть руки и забыть всё, что было, как страшный сон.
            Но Крис не сделала этого. Она задала следующий вопрос:
– Ты нам друг?
            Тишина, только испуганный судорожный вздох Бетти.
– Ты нам враг? – спросила Крис и свеча рядом с нею снова повторила уже знакомый путь от всполоха до почти угасания и прежнего ровного горения.
***
            Проблему я увидела быстрее, чем она дошла до свечи и смогла воздействовать на её горение. Она началась ещё на фразе «как уходит в землю плоть людская» – даже удивительно, что с таким явным дилетантским подходом у девчонок и впрямь что-то получилось призвать. А то, что пришло явно не то, чего они ждали – дело, так и быть, десятое.
            Оно заклубилось в самом тёмном углу, пошло вверх дымкой, поползло змеёй… в полумраке было плохо видно даже мне, но я ощутила присутствие всем остатком своего существа и обернулась. Мне очень хотелось, чтобы Крис замолчала или говорила страшные свои вещи где-нибудь за пределом дом Бетти.
            Но они были здесь, говорили здесь, и призывали на свою голову проблему в моём присутствии, и проблема ширила свою черноту, ползла всё выше и выше и обретала фигуру. Сверкнули два алых зрачка, и чернота отделилась от угла, вырастая передо мной. Девчонки её не видели, а может и не могли, зато я видела в полной мере.
            И не хотела видеть больше. Страшно было лицо черноты, сложенное из каких-то дымчатых, растекающихся и тут же скрепляющихся меж собою черт. Чернота, в которой недобро посверкивало алым…
– Ты кто? – спросила я. Нужно было что-то спросить. Хотя бы попытаться. Девчонки явно не видели что происходит совсем рядом с ними. Они смотрели на всколыхнувшуюся свечу, и не подозревали, что она колыхнулась от того, что чернота была рядом и имела вполне себе различимый облик.
– А ты? – голос был бесплотный. В нём нельзя было угадать мужчину или женщину. Это было что-то, выходящее за пределы привычного восприятия. Даже моего восприятия, ведь я-то всё-таки когда-то была человеком, пока не умерла и не осталась тенью в этом доме! А чернота не была жизнью, она изначально была чем-то другим и всё это я отчётливо поняла.
– Тень жизни.
            Чернота кивнула, ей мой ответ либо сказал всё, что нужно, либо изначально был безразличен, но отозвалась:
– Я тень мира. Зачем я здесь?
– Ты враг? – испуганный голос девчонок донёсся до нас одновременно.
            Тень мира обернулась к ним так резко, что колыхнулась в очередной раз свеча, пугая и без того уже испуганных девчонок. Я дёрнулась к ним, готовая, если что, быть хотя бы рядом. Защитить всё равно не смогу, но быть может от моего присутствия, пусть и незримого, им не будет так страшно?
– Это что? – голос тени мира наполнился холодом. Он оставался бесплотным и страшным.
– Живые, они не со зла. Они… хотели будущее знать. Вот, – я попыталась оправдать девчонок.
– Будущее? – тень мира воззрилась на меня алыми зрачками,  – для чего? Там для них ничего нет. Будущее у всех одно.
– Наверное, не столь далекое будущее, – нашлась я, чувствуя себя полной дурой. Это ложь, что тени жизни не могут смущаться или бояться. Мне вот было крайне неловко, я ощутила себя слабой и смешной, а ведь даже не была виновата!
– Будущее…– задумчиво повторила тень мира и скользнула к девчонкам. Не трогая их, но разглядывая.
– Если ты тут, то скажи – я буду богата? – Крис обретала голос. Неуверенность и ужас Бетти давали ей сил.
            Тень мира обернулась на меня и мне показалось, что алые глаза её подмигнули, затем она обернулась к девчонкам и поползла к ним, спускаясь, чтобы шепнуть…
            Шёпот долетел и до меня, свистящий, неприятный, от него нельзя было скрыться:
– А что ты можешь дать за это? – спросила тень мира.
            Крис не выдержала. Она взвизгнула, подскочила и принялась озираться. Бетти, тоже завизжав, хотя не знала причины, рванулась за подругой. Обнявшись, две дурехи, стояли прямо перед чернотой, но не видели её. Зато она видела и хохотала.
            Ей было весело, зато мне вот не очень. Я представила, прочуяла сама их испуг, и острая жалость кольнула там, где когда-то было сердце. Жаль мне было и Бетти, к которой я привязалась, и Крис, которая была неплохой, просто очень уж подвижной.
– Не пугай их.
– Они стучатся в мир, который не понимают, в мир, который им не доступен…– тень мира смотрела на меня, напрочь, кажется, утратив интерес к девчонкам, – а мне не пугать? Да их отвадить надобно, а то и вовсе в ничто свести.
– В ничто? – что такое ничто я не знала. не могла представить, но когда чернота взглянула на меня алыми глазами тени мира, я почувствовала как знание вползает в меня змеёй и сковывает.
            Ничто – это пустыня. Песок из перетертых воспоминаний. Один шаг в Ничто и этот песок, словно зыбучий, тебя утягивает. Он попадает в твои глаза, в уши, в нос и в рот и перетирает тебя изнутри, точно также  как и любое другое ненужное уже воспоминание. И ты становишься песком. Таким же алчным, хищным, живым песком, у которого нет своей воли и есть только одно умение – проходить через чужие уши, глаза, рот, нос и обращать жертву в такой же песок.
– Не надо! – я взмолилась за себя и за них – глупых, незнающих.
            Чернота разглядывала девчонок с любопытством мясника, точно решая с кого начнёт.
– Они глупые, просто глупые. Пощади их. Они не знают что делают.
– они все не ведают, – согласилась чернота, но разглядывать не перестала, – а мне, думаешь, легко сюда из глубин идти было? Да во имя чего?
– Всё хорошо, всё хорошо…– шептала Крис, прижимаясь к Бетти.
            Они явно что-то чувствовали. Свечи больше не горели, но это не было самым страшным. Чернота разрасталась, клубилась вокруг них, словно большая змея, обвивала кольцом, отрезая путь к отступлению.
            Была ли тень мира в своём праве? Не знаю. Может и была. Может быть и её, древнюю, достали все эти напыщенные самодельные магички. Но бездействовать я не могла.
– Пощади, – я рухнула на призрачные колени рядом с растущей чернотой.
            Та взглянула на меня странно, я ничего не могла прочесть в алом взгляде тени мира. Да и не хотела, наверняка там было что-то вроде обещанного Ничто.
– Пощади их, они должны жить. Такие молодые, глупые, что с них взять?
– Пощадить? – чернота засмеялась бесплотным смехом. – Левую или правую?
            Следовало бы выбрать левую. И пусть Бетти никогда не узнала бы об этом. но я взглянула на Крис, втянувшую её в это, и не узнала своих мыслей. А если Бетти предложат что-то похуже? Она что, также легко согласится? И Крис держится храбрее, да и вообще – у неё в доме, наверное, есть своя тень жизни, которая дорожит ею, и которая любит смотреть за тем, как Крис растёт, меняется, радуется и огорчается.
            Вправе ли я?.. нет, не вправе. Я не чернота, не тень мира. Я была живой и неважно какая у меня была жизнь – я знаю смерть, и не хочу, чтобы Крис висела в своём доме или ушла в Ничто, и пусть даже из-за собственной глупости и умения влезать куда не следует.
– Может быть обеих? – голос был моим и не моим. Жить в посмертии – всё равно жить. Да, обрезано, не умея достучаться до настоящих живых, не умея сказать им и не имея голоса. Но это всё равно жизнь.
            Но я прожила жизнь, а эти две идиотки нет. И они даже не представляют, что висит над их головами, и что может ждать их. А я видела. И я не могу, зная что есть в мире Ничто, позволить хоть одной пойти туда и не попытаться их защитить.
            Им ещё жить.
– Можешь забрать меня, – но отступление я отрезала и себе.
            Чернота взметнулась, оставляя девчонок жаться друг к другу, оказалась рядом со мной, нависла над головой, пытаясь всмотреться в моё посмертие.
– Во имя чего? – прошелестела тень мира, вглядываясь и прожигая меня взглядом. Благо, я мертва и мне это не навредит. – Ты можешь остаться здесь.
– В доме что опустеет? – я усмехнулась, хотя меня жгло запоздалым страхом, стучавшимся из жизни забытой, прошедшей. – Нет уж, спасибо. Лучше я.
– Люди! – чернота переместилась удобнее, чуть спустилась, чтобы быть со мной на одном уровне, – даже в смерти люди!
            Она распахнула объятия – чёрные руки разметались в стороны, точно крылья, и когда мир угасал для меня второй раз, тень мира шепнула:
– Лучше зажмурься, так будет быстрее.
            Милосердие было знакомо и ей. Может быть зря она возмущалась на людей или сама прежде была человеком?
***
– Что это было…– спёртый воздух сменился потоком свежести, точно где-то кто-то окно открыл. Крис даже посмотрела на задёрнутые шторы, не колышатся ли? Но нет. Неподвижны – Бетти, всё хорошо. Ты что, испугалась? Дурашка…
            О том, что испуг только что разжал когти на горле самой Крис девчонка предпочла не упоминать. Бетти смотрела на неё со слезами.
– Трусиха, – улыбнулась Крис, но улыбка вышла невеселой, – давай собирать, не работает всё это.
            Не работает! Да, так они сказали себе. И Крис убедила себя, что бесплотный голос ей почудился, и всё остальное стало казаться сном. Ну подумаешь – свечи колыхались, так то сквозило! А то, что воздух вдруг стал тяжелым и точно сдавливать их начало со всех сторон, и всё вдруг стало как бы бесцветным – так это игра воображения! Сами себе накрутили, сами себя убедили, а теперь сами и отмывают пол от следов воска.
– Крис, – позвала Бетти, отскребая воск от пола, – давай больше ничего подобного не будем делать? Нехорошо это. Страшно.
– Страшно! – передразнила Крис и посерьезнела. Ей и самой было всё ещё жутко и неловко. Отчаянно хотелось почему-то помыться в горячей, почти кипящей воде и ещё лечь спать до самого утра, даром, что на улице всего восемь вечера. – Не будем, Бетти, обещаю.
– И про это не расскажем.
            На это Крис не ответила. Ей и так казалось очевидным, что про провал не стоит рассказывать, и неважно, что провал был совсем не в ритуале, а в том, что пережить его достойно Крис не смогла – испугалась.
            Она была уверена что ничего не получится, и на это уповала. А оно вон как повернулось – и точно ведь было чье-то присутствие, и точно кто-то спросил её!
            Но об этом она не скажет никогда и никому. Даже Бетти – не надо ей ещё больше пугаться.
 
 

 

Спорщик