Маруська призналась Ниночке сразу, что она влюбилась. Ниночка изумлённо посмотрела на подругу – новость для неё была не из приятных, она любила Маруську и делить с кем-либо в её планы не входило.
– Кто он? – спросила она.
– Ты удивишься, – рассмеялась Маруська. – Он сантехник.
– Ты с ума сошла! – ужаснулась Ниночка. – Грязный алкаш?!
– Он не грязный и не алкаш, – обиделась Маруська.
– Где ты успела с ним познакомиться?
– Это он стукнул мою «девочку»…
– Так, ясненько, – протянула Ниночка. – Въ.бал сначала в жопу твоей «девочке», а теперь решил и тебя вые.ать. Он охмуряет тебя, чтобы не платить за ремонт…
– Не так, – рассмеялась Маруська. – Это я его полночи обрабатывала, чтобы он лёг ко мне на кровать.
– Так он тебя уже и вые.?! Какой быстрый…
– Да пойми, он и прикоснуться ко мне стеснялся, – начала сердиться Маруська. – Я сама его…
– Сама – не сама, но он не отказался тебя вые.ать. И это после всех тех мерзостей, что ты перенесла прежде от этих козлов. Неужели тебе не было противно?
– О, Ниночка! Такого у меня никогда не было…
– И долго ты с ним собираешься… кейфовать?
– Я выйду за него замуж.
– Это ты решила или он предложил?
– Я.
– А он? Согласился?
– Он понял, что я этого хочу.
– Значит, поматросит и бросит – усмехнулась Ниночка. – Все они такие. Пока пи.да наша их манит – они все пушистые, а как вые.ут, слышишь: «Брысь! Пошла прочь!».
– Миша так не скажет…
– Дура ты, Маруська, – надулась Ниночка. – Тебе плохо со мной? Чего тебе не хватает? Что у твоего Миши есть кроме х..? Гаечный ключ?
– Он нежный, ласковый, он…
Ниночка не стала выслушивать Маруськины дифирамбы какому-то там сантехнику Мише. Она рассердилась на свою возлюбленную и сказала:
– Иди, подумай, дура, на кого ты хочешь меня променять. Мало ли я тебе дала? На что ты будешь жить со своим сантехником? Ты полагаешь, я оставлю тебя на своей фабрике? Иди, подумай своими куриными мозгами и реши с кем ты: со мной или с ним.
От Ниночки Маруська вышла немножко расстроенная – она по-своему любила её, и вовсе не за деньги. Но и Михаила она любила. Ей не хотелось выбирать.
А в московском голубовато-сером небе, плывя в неверном мареве пыли и дыма, пылало большое голое солнце, наполняя весь мир огненными стрелами. Мрачно сияли окна домов. В воздухе висла мутная ядовитая пыль, разящая обоняние горожан смрадом выхлопных газов и плавящегося асфальта.
Маруське вдруг захотелось в свои родные Малые Козлищи, ей захотелось окунуться в тёплую воду речки Козявки, окружённую желтеющими полями ржи и кружевными узорами берёзовой рощи. Как давно она не гуляла там.
На работе в этот день Маруська была не столь внимательна и пропустила больше обычного мелкого, но брака, роняющего достоинство Диора, а заодно с ним и Ниночкиной фабрики. Она, браковщица, обязана отрешиться от своих личных проблем во благо хозяйки.
В обед Маруська смоталась в автосервис и забрала свою «девочку», а вечером поехала на ней к Михаилу. Тот был уже дома.
Маруська пригласила его в ресторан, но Михаил отказался.
– Это должен делать мужчина, приглашать даму в ресторан,– сказал он, – но, во-первых, у меня нет денег на пиры, во-вторых, у меня нет подходящей одежды для этого.
– Тогда поедем ко мне, – ответила Маруська и с улыбкой добавила: – У меня шире кровать…
– У тебя неплохая квартирка, – похвалил Михаил, осмотрев быстрым взглядом Маруськино гнёздышко. – Как шкатулка.
Действительно, квартира у Маруськи была об одну комнату, но с просторной кухней, с балконом и с видом на Измайловский парк. Она напоминала бонбоньерку. В комнате всё было розовое: розовые обои, розовый линолеум на полу, розовые шторы на окнах, широкая кровать под розовым покрывалом, розовый торшер и стол был накрыт розовой скатертью и даже шкаф для одежды был розоватого цвета. Зато кухня была зеленоватой. И пахла квартира ванилью.
Михаил скинул с ног сандалеты, тут же обнял Маруську и, подхватив на руки, отнёс на кровать.
Они не раздевались, а бешено срывали с себя одежду, кидая её на пол. Михаил разделся быстрее Маруськи и, ухватив пальцами её колготки и трусики, одним рывком вытряхнул её из них…
Напряжение Маруськиных бёдер, дрожь, пробегающая по её телу, выказывали полную готовности принять его. Михаил раздвинул её ноги…
…Маруська смотрела на него с любовью и доверием.
Бормоча её имя, Михаил сильно и глубоко вошёл в неё.
Волна сладостного наслаждения хлынула из Маруськиного лона и растеклась по всему её телу. Она медленно погружалась в волшебный океан оргазма…
– Моя хозяйка грозилась уволить меня с работы, – позднее пожаловалась Маруська Михаилу.
– За что? – удивился Михаил.
– Она любит меня и не хочет отпускать к тебе.
– Как так любит тебя? Как женщина может любить женщину?
– Ну, так… Мы ласкаем друг друга, – ответила Маруська.
– Тьфу, какая гадость! – воскликнул Михаил. – Она извращенка.
– Она не извращенка, – возразила Маруська, слегка оскорбившись за Ниночку. – Она очень ласковая…
Михаил отодвинулся от Маруськи и брезгливо бросил:
– Гадость, гадость, какая гадость! И ты… ты тоже её ласкаешь?.. Тебе нравится это?
– Но ты лучше…
– Как ты можешь сравнивать любовь мужчины и женщины с извращением этих, как их, в общем, педерасток?
– Ниночка говорит, что вы, мужчины, нужны нам, женщинам, только для того, чтобы делать детей.
– Она дура, твоя Ниночка.
– Нет, она умная. Ты мужчина, а ютишься в служебной малосемейке за то, что вкалываешь сантехником, а Ниночка едва вышла на свободу, как начала зарабатывать деньги, поставила дело…
– Вышла на свободу? – удивился Михаил. – Она сидела?
– Сидела, – кивнула головой Маруська. – Семь лет. Мы вместе с ней сидели. Там, в лагере и познакомились.
– Тааак… – протянул Михаил, спустил ноги с кровати и стал одеваться.
– Ты что, Миша, – растерялась Маруська. – Ты куда? Уже ночь…
– Плевать – ответил Михаил. – Не думал я. Во, блин, попал!
Одевшись, он выскочил за дверь. Маруська кинулась за ним на лестничную площадку.
– Миша!.. – крикнула она вслед сбегающему по ступенькам Михаилу, но ответа не услышала.
Помочь сайту
Поздравления
