«Запор» пару раз чихнул и умолк. Михаил выскочил из машины, поковырялся в моторе и снова попытался завести машину. Напрасно старался, «запорожец» забастовал.
– Что с ним случилось? Никогда меня не подводил, а тут… – забеспокоился Михаил.
– Значит, не судьба мне сегодня добраться до дома, – улыбнулась Маруська.
– Как же, родные будут беспокоиться…
– Некому беспокоиться обо мне, Миша, – ответила Маруська и пошла в атаку: – Пустишь переночевать в свои апартаменты?
– Конечно, – проговорил Михаил. – Только… А, ерунда, я посплю в кухне на полу.
Михаил кинул на пол пальто, под голову себе свернул куртку и лёг, не раздеваясь.
Маруська разделась при выключенном свете. Она разделась догола и легла на узкую койку, не шире и не мягче лагерной шконки. За стенкой снова заплакал ребёнок, раздражённо забубнили глухие голоса – мужской и женский. Видно, малец давал родителям жару.
Маруська ждала, когда Михаил заговорит. По её мнению, он должен был непременно заговорить, потому что мужчина, ночью, будучи наедине с женщиной, не мог не попытаться залезть к ней в кровать. Но время шло, а Михаил молчал. На кухне было темно и тихо.
– Может, он «голубой» и любит мужиков? – подумала Маруська.
Она чувствовала, как её внизу распирает, а влага уже пробилась в щёлку и по ложбинке между булочек стекает книзу на чистую простыню. Она решилась подать голос:
– Ты спишь?
– Нет, – донеслось из кухни. – Нет ещё.
– У тебя мыши есть? Кто-то скребётся под полом, – соврала Маруська.
– Ни разу не видел, – ответил Михаил. – А там, кто его знает…
– Я страсть боюсь мышей, – сказала Маруська. – Как увижу, умираю… Вот, опять: шыр-шыр-шыр… Слышишь?
Наступила недолгая тишина.
– Нет, ничего не слышу…
– Миша, ляжь в комнате, – попросила Маруська. – Мне спокойнее будет.
Михаил завозился. Он перебрался в комнату.
– Ляжь тут, рядом с кроватью, – снова попросила Маруська.
– Ты хочешь, чтоб мыши съели сначала меня? – рассмеялся Михаил, устраиваясь рядом с Маруськой. – Лады, буду сторожить тебя…
Маруська опустила руку, коснулась Михаила.
– Тебе неудобно, наверно.
– Удобно, – ответил Михаил. – В армии приходилось спать не только на полу, но и на земле.
– Миша, может, будет лучше спать со светом? Мыши боятся света…
Михаил поднялся и щёлкнул выключателем. Вспыхнула лампочка на потолке под розовым абажуром.
– Нет, свет мешает, – сказала Маруська. – Прости, что я тебя беспокою и не даю спать.
Михаил погасил свет.
Маруська удивлялась тому, что Михаил никак не реагирует на её присутствие. Дальнобойщики не тянули резину, а сразу приступали к делу и пялили её, как хотели, а этот… Хоть какой знак подал, что не прочь…
– Миша, ты ещё не уснул?
Раздалось спокойное:
– Нет.
– Тебе не холодно?
– Нет, не холодно.
– А я что-то зябну. Одеяло у тебя тонкое.
– Я накину на тебя пальто.
– А сам на голом полу будешь спать?
– Ты не думай обо мне.
– Не могу не думать, – призналась Маруська. – Ляжь со мной. Я подвинусь…
Михаил заколебался.
– Я тебя не съем. Зато будет тепло, – сказала Маруська, двигаясь к стенке и приподнимая одеяло.
Михаил склонился над нею, и стал укладываться с краю.
– Ты будешь спать одетым? – хохотнула Маруська.
Михаил встал, зашуршал одеждой. Раздевшись до майки и трусов, он снова прилёг на койку, спиной к Маруське.
Лежать было тесно. Маруська придвинулась, прижалась к нему грудью и обхватила его рукой. Михаил не мог не почувствовать, что она голая.
– А может, ты повернёшься ко мне и обнимешь, – прошептала она. – Так будет теплее.
Михаил повернулся. Его рука легла ей на грудь. Ладонь у Михаила была шершавой, отчего Маруську с головы до ног пронзило приятное блаженство. Но Михаил быстро убрал руку, перекинув её на Маруську поверх одеяла. Но он не мог убрать то, что вольно или невольно упёрлось Маруське в бедро.
А Маруська уже потеряла голову.
– Обними меня… трогай меня… трогай всюду… целуй…
Рука Михаила снова нырнула под одеяло, прошлась от Маруськиных грудей до гениталий, до высунувшегося их щёлки клитора и стала поворачивать Маруську на спину…
Маруська почувствовала, как нечто твёрдое и объёмное вторглось в её пределы, наполняя всё её трепещущее от страсти тело безмерным блаженством.
Михаил двигался равномерно, скользя животом по её животу, стукаясь лобком в её лобок. Он то приподнимался на локтях, то прижимался к ней, плюща её груди. Движения Михаила, как будто выбивали искры из её клитора, всё сильнее разжигая в нём сладострастный огонь. А сам Михаил всё глубже и глубже проникал в Маруську, растекался и растворялся в ней, а она в нём…
…Оргазм, никогда ранее не испытываемый Маруськой, воспламенил её всю. Она не слышала ни грохота расшатанной койки, ни своего полного счастья собственного крика.
…И когда всё кончилось, и Михаил хотел выйти из неё, но Маруська, прижав ладонями его ягодицы, не выпустила. По её счастливому лицу текли слёзы…
Михаил поцеловал её. А Маруська лежала на спине и смотрела на белеющий в темноте потолок и, всё ещё продолжая купаться в волшебных волнах оргазма.
– Милая, ты такая… такая… ты – замечательная… у меня нет слов, чтобы сказать тебя, как я счастлив… как никогда… – шептал Михаил ей на ухо, и его шёпот ложился на волны оргазма и вызывали новый их подъём в Маруськином теле.
Он провёл рукой по её телу и положил руку на ещё влажные гениталии…
…А потом Маруська уснула.
…Она проснулась от запаха свежеприготовленного кофе, услышала звуки посуды, доносящиеся из кухни, и вспомнила всё, что произошло с нею ночью. Она спустила ноги на пол и, не одеваясь, прошла на кухню.
Михаил повернулся к ней и замер, поражённый открывшейся Маруськиной откровенной красотой.
– Ты такая красивая, – выдохнул он.
А Маруська разглядывала мускулистое тело Михаила, покрытую белесоватыми волосами грудь, крепкие бёдра и то, что ночью вознесло её к необычайному блаженству. Да, он стоил её внимания и любви даже сейчас, в спокойном состоянии. Впрочем, он в расслаблении пребывал недолго и стал быстро наливаться мощью и вздыматься.
Михаил сделал шаг, и он снова упёрся в её тело, пробуждая в Маруське новое желание…
…Кофе они пили остывшим…
– Милая, я так счастлив, – сказал Михаил. – Ты самая лучшая на свете девушка… ты моя королева…
– Я в тебя влюбилась в тот самый момент, когда ты своим «запором» «поцеловал» в зад мою «девочку», – сказала Маруська. – Увидела тебя и… решила: это – ОН.
– Вот уж никогда не думал, что в меня влюбится такая красавица, – ответил Михаил. – И вообще какая-нибудь…
– Дурак, – улыбнулась Маруська. – Да я за тебя любой пасть порву, моргала выколю…
Когда они вышли на улицу, Михаил попробовал завести свой «запор», который, словно этого и ждал, заурчал довольно и весело.
[Скрыть]Регистрационный номер 0147327 выдан для произведения:
(продолжение
7
«Запор» пару раз чихнул и умолк. Михаил выскочил из машины, поковырялся в моторе и снова попытался завести машину. Напрасно старался, «запорожец» забастовал.
– Что с ним случилось? Никогда меня не подводил, а тут… – забеспокоился Михаил.
– Значит, не судьба мне сегодня добраться до дома, – улыбнулась Маруська.
– Как же, родные будут беспокоиться…
– Некому беспокоиться обо мне, Миша, – ответила Маруська и пошла в атаку: – Пустишь переночевать в свои апартаменты?
– Конечно, – проговорил Михаил. – Только… А, ерунда, я посплю в кухне на полу.
Михаил кинул на пол пальто, под голову себе свернул куртку и лёг, не раздеваясь.
Маруська разделась при выключенном свете. Она разделась догола и легла на узкую койку, не шире и не мягче лагерной шконки. За стенкой снова заплакал ребёнок, раздражённо забубнили глухие голоса – мужской и женский. Видно, малец давал родителям жару.
Маруська ждала, когда Михаил заговорит. По её мнению, он должен был непременно заговорить, потому что мужчина, ночью, будучи наедине с женщиной, не мог не попытаться залезть к ней в кровать. Но время шло, а Михаил молчал. На кухне было темно и тихо.
– Может, он «голубой» и любит мужиков? – подумала Маруська.
Она чувствовала, как её внизу распирает, а влага уже пробилась в щёлку и по ложбинке между булочек стекает книзу на чистую простыню. Она решилась подать голос:
– Ты спишь?
– Нет, – донеслось из кухни. – Нет ещё.
– У тебя мыши есть? Кто-то скребётся под полом, – соврала Маруська.
– Ни разу не видел, – ответил Михаил. – А там, кто его знает…
– Я страсть боюсь мышей, – сказала Маруська. – Как увижу, умираю… Вот, опять: шыр-шыр-шыр… Слышишь?
Наступила недолгая тишина.
– Нет, ничего не слышу…
– Миша, ляжь в комнате, – попросила Маруська. – Мне спокойнее будет.
Михаил завозился. Он перебрался в комнату.
– Ляжь тут, рядом с кроватью, – снова попросила Маруська.
– Ты хочешь, чтоб мыши съели сначала меня? – рассмеялся Михаил, устраиваясь рядом с Маруськой. – Лады, буду сторожить тебя…
Маруська опустила руку, коснулась Михаила.
– Тебе неудобно, наверно.
– Удобно, – ответил Михаил. – В армии приходилось спать не только на полу, но и на земле.
– Миша, может, будет лучше спать со светом? Мыши боятся света…
Михаил поднялся и щёлкнул выключателем. Вспыхнула лампочка на потолке под розовым абажуром.
– Нет, свет мешает, – сказала Маруська. – Прости, что я тебя беспокою и не даю спать.
Михаил погасил свет.
Маруська удивлялась тому, что Михаил никак не реагирует на её присутствие. Дальнобойщики не тянули резину, а сразу приступали к делу и пялили её, как хотели, а этот… Хоть какой знак подал, что не прочь…
– Миша, ты ещё не уснул?
Раздалось спокойное:
– Нет.
– Тебе не холодно?
– Нет, не холодно.
– А я что-то зябну. Одеяло у тебя тонкое.
– Я накину на тебя пальто.
– А сам на голом полу будешь спать?
– Ты не думай обо мне.
– Не могу не думать, – призналась Маруська. – Ляжь со мной. Я подвинусь…
Михаил заколебался.
– Я тебя не съем. Зато будет тепло, – сказала Маруська, двигаясь к стенке и приподнимая одеяло.
Михаил склонился над нею, и стал укладываться с краю.
– Ты будешь спать одетым? – хохотнула Маруська.
Михаил встал, зашуршал одеждой. Раздевшись до майки и трусов, он снова прилёг на койку, спиной к Маруське.
Лежать было тесно. Маруська придвинулась, прижалась к нему грудью и обхватила его рукой. Михаил не мог не почувствовать, что она голая.
– А может, ты повернёшься ко мне и обнимешь, – прошептала она. – Так будет теплее.
Михаил повернулся. Его рука легла ей на грудь. Ладонь у Михаила была шершавой, отчего Маруську с головы до ног пронзило приятное блаженство. Но Михаил быстро убрал руку, перекинув её на Маруську поверх одеяла. Но он не мог убрать то, что вольно или невольно упёрлось Маруське в бедро.
А Маруська уже потеряла голову.
– Обними меня… трогай меня… трогай всюду… целуй…
Рука Михаила снова нырнула под одеяло, прошлась от Маруськиных грудей до гениталий, до высунувшегося их щёлки клитора и стала поворачивать Маруську на спину…
Маруська почувствовала, как нечто твёрдое и объёмное вторглось в её пределы, наполняя всё её трепещущее от страсти тело безмерным блаженством.
Михаил двигался равномерно, скользя животом по её животу, стукаясь лобком в её лобок. Он то приподнимался на локтях, то прижимался к ней, плюща её груди. Движения Михаила, как будто выбивали искры из её клитора, всё сильнее разжигая в нём сладострастный огонь. А сам Михаил всё глубже и глубже проникал в Маруську, растекался и растворялся в ней, а она в нём…
…Оргазм, никогда ранее не испытываемый Маруськой, воспламенил её всю. Она не слышала ни грохота расшатанной койки, ни своего полного счастья собственного крика.
…И когда всё кончилось, и Михаил хотел выйти из неё, но Маруська, прижав ладонями его ягодицы, не выпустила. По её счастливому лицу текли слёзы…
Михаил поцеловал её. А Маруська лежала на спине и смотрела на белеющий в темноте потолок и, всё ещё продолжая купаться в волшебных волнах оргазма.
– Милая, ты такая… такая… ты – замечательная… у меня нет слов, чтобы сказать тебя, как я счастлив… как никогда… – шептал Михаил ей на ухо, и его шёпот ложился на волны оргазма и вызывали новый их подъём в Маруськином теле.
Он провёл рукой по её телу и положил руку на ещё влажные гениталии…
…А потом Маруська уснула.
…Она проснулась от запаха свежеприготовленного кофе, услышала звуки посуды, доносящиеся из кухни, и вспомнила всё, что произошло с нею ночью. Она спустила ноги на пол и, не одеваясь, прошла на кухню.
Михаил повернулся к ней и замер, поражённый открывшейся Маруськиной откровенной красотой.
– Ты такая красивая, – выдохнул он.
А Маруська разглядывала мускулистое тело Михаила, покрытую белесоватыми волосами грудь, крепкие бёдра и то, что ночью вознесло её к необычайному блаженству. Да, он стоил её внимания и любви даже сейчас, в спокойном состоянии. Впрочем, он в расслаблении пребывал недолго и стал быстро наливаться мощью и вздыматься.
Михаил сделал шаг, и он снова упёрся в её тело, пробуждая в Маруське новое желание…
…Кофе они пили остывшим…
– Милая, я так счастлив, – сказал Михаил. – Ты самая лучшая на свете девушка… ты моя королева…
– Я в тебя влюбилась в тот самый момент, когда ты своим «запором» «поцеловал» в зад мою «девочку», – сказала Маруська. – Увидела тебя и… решила: это – ОН.
– Вот уж никогда не думал, что в меня влюбится такая красавица, – ответил Михаил. – И вообще какая-нибудь…
– Дурак, – улыбнулась Маруська. – Да я за тебя любой пасть порву, моргала выколю…
Когда они вышли на улицу, Михаил попробовал завести свой «запор», который, словно этого и ждал, заурчал довольно и весело.
Если я верно понял, Маруська - путана? И любовь с первого взгляда? При аварии? Ерунда, так не бывает. Не бывает! Может быть поэтому мне так понравился этот кусочек? Автор, спасибо.