Отряд Нины Михайловны работал в лагерной швейной мастерской. Она и здесь трудилась по специальности, технологом и бригадиром. Её бригадницы шили из брезента рабочие робы, рукавицы и штаны.
– Я здешней администрации предлагала наладить производство джинсов не в ущерб прозодежде, – сказала Нина Михайловна Маруське. – Доход колонии вырос бы, и пользы от нас было бы больше. Но нашим начальникам, как и тем, министерским блядям, всё по х...
Маруська скоро научилась шить рукавицы, а на втором году перешла на штаны.
Стараниями Нины Михайловны и её бригадниц рабочие штаны у них получались такими, что их, добавив соответствующую отделку, впору можно было носить вместо джинсов.
Всё когда-нибудь кончается. Закончился срок и у Нины Михайловны. Она села ещё при советской власти, а вышла… вышла при непонятно какой, но при такой, когда «можно делать всё, что не запрещено».
С особенным нетерпением она ждала освобождения в последние полгода.
– Теперь я развернусь, – обещала она Маруське. – Мы ещё увидим с тобою небо в бриллиантах…
Через два месяца после Нины Михайловны вышла из ворот лагеря и Маруська.
Её пугала свобода. В лагере было уже всё знакомо ей, была налаженная жизнь на всём готовом, а там, за колючей проволокой её ждала неизвестность. Дорога назад, в почтальонки, ей, судимой, теперь заказана, да и на любую другую приличную работу, кто рискнёт взять воровку? Разве что податься снова в проститутки? Дальнобойщикам по х.. её анкета. Но после лагерной любви с Ниной Михайловной Маруське было противно даже думать о мужиках.
По небу медленно, ныряя из облака в облако, катилось северное июльское солнышко, ласково обливая окружающий земной мир своим мягким светом и нежным теплом.
Маруська в сопровождении вечно мрачной прапорщика Минкиной, злой и мстительной бабы в погонах, последний раз прошла по прогулочному двору, где можно было, почти как на воле, полежать на травке, пусть и по тюремному хилой, поиграть в волейбол, почитать книжку, потрепаться с девчонками, а то, пока отвернётся надзирательница, и подразнить охранников, стоящих на вышках, поднятой юбкой или выплеснутыми из расстёгнутого кителя сиськами. Молодые неопытные солдатики от таких картинок чуть с вышек не валятся. Правда, надзирательница, заметив, может виновных отправить на несколько суток в карцер. Но матёрые зечки говорят: «Кичмана бояться, век под одеялом в п..де пальцем ковыряться». Но Маруську бог миловал.
На вахте прапорщик Минкина показала дежурному офицеру документы на освобождёние Ширшовой и, толкнув Маруську в шею, напутствовала:
– До скорой встречи.
Маруська ничего ей не ответила, хотя Минкина уже не была властна над нею.
Маруська переступила черту, отделяющую неволю от воли и увидела сверкающий лиловым лаком автомобиль и женщину в красивом бежевом брючном костюме. Женщина шла ей навстречу. С удивлением Маруська узнала в ней свою любимую и бросилась к ней с криком:
– Ниночка!
Они обнялись и расцеловались. И первым Маруськиным вопросом к Ниночке был:
– Когда у тебя успели отрасти такие роскошные волосы?
Ниночка расхохоталась и пояснила «дуре Маруське»:
– Это парик, милая.
Уже позднее Ниночка рассказала Маруське о том, как она прожила свой первые месяцы на свободе.
– Не имей сто рублей, а имей сто друзей, – сказала она подруге.
Действительно, Нину Михайловну встретили старые знакомые, бывшие её коллеги по подпольному бизнесу, благодаря ей не попавшие в своё под прокурорскую раздачу самоотверженно взявшей на себя всю вину. Они сразу включили её в свой бизнес и, как специалисту, поручили организацию цеха по пошиву самопальных джинсов.
– Теперь мы заживём, – пообещала Ниночка Маруське. – Дел – непочатый край. Вот поставлю дело с джинсами, цех отдам тебе, а сама займусь другими брендами: Шанель, Фиретти, Версаччи, Кристиан Диор… Много их. Каждый русский идиот с деньгами желает надеть что-либо брендовое, но за умеренную цену. Вот я и дам им брендовые шмотки за полцены. Но нужно спешить, пока никто другой нас не обставил…
Помочь сайту
Поздравления
