После ужина Нина Михайловна, завесила шконку одеялом и легла рядом с Маруськой и сказала: – Ну, поведай мне, что тебя привело на нары.
Маруська рассказала ей всё без утайки. Да и что ей было тихарить?
Нина Михайловна погладила её по головке, улыбнулась: – Дура ты, Маруська. Не обижайся. То, что Владислав тебя изнасиловал, куда ни шло, нами, с бабами такое случается. Но ехать с ним в Москву? Как ты могла поверить, что этот гад на тебе женится? – Он обещал, – шмыгнула носом Маруська от оживших воспоминаний. – Обещал, – усмехнулась Нина Михайловна. – Он специально увёз тебя за сотню километров, чтобы ты не могла сразу заявить об изнасиловании в милицию. А деньги для него – премия. Номер и марку машины ты, конечно, не запомнила? – Не-а. Зачем? Он же обещал жениться… – Тебе приходится платить за свою деревенскую глупость приходится платить, – сказала Нина Михайловна. – Ничего, зато теперь ты умнее стала, уйму мужиков перепробовала. И как, понравилось тебе с ними е..ться?
– Да, мужики не умеют любить, – сказала Нина Михайловна. – Им бы только трахнуть бабу.
Маруська согласно кивнула: за две недели путешествия на машинах несчитанное количество мужиков, грязных, вонючих скотов, влезали на неё, но наслаждения она ни разу не испытала.
– Только мы, женщины, умеем любить, – сказала Нина Михайловна. – Я тебя научу этому и тебе не будет нужен ни один мужик, чтобы получить кайф. Я научу тебя целоваться.
Глаза Нины Михайловны в упор смотрели на Маруську, а длинные ловкие её пальцы нежно гладили Маруськино лицо. Они прошлись по её губам, по подбородку, по шее.
Ласковые прикосновения смотрящей не вызвали у Маруськи отвращения.
Нина Михайловна обняла Маруську, прижалась к ней своей мягкой грудью.
Маруське было хорошо и приятно. Так никто и никогда её не ласкал.
Голая лампочка под потолком выхватывала бледные женские тела, беспокойно укладывающиеся под колючие казенные одеяла, и через щель свет от неё косым лучом падал на лицо Нины Михайловны.
– Повернись, я расстегну лифчик, – сказала Нина Михайловна, и Маруська послушалась её.
Потом Нина Михайловна целовала Маруську в щёки, в шею, посасывала мочки ушей, поглаживала её груди и брала губами затвердевшие от удовольствия соски.
Это длилось долго.
Затем Нина Михайловна нежно коснулась губами её губ и языком вторглась Маруське в рот. Маруська замерла от обалденного чувства, охватившего её.
Это был сладостный поцелуй. А в то же время рука Нины Михайловны, нырнув под юбку, скользила по Маруськиному бедру, по голой гладкой коже.
– Милая девочка, сейчас ты станешь моей, – прошептала Нина Михайловна.
Она раздела Маруську и разделась сама. Её прохладное бедро раздвинуло Маруськины ноги и, прижавшись плотно к её гениталиям, принялось двигаться. Маруську охватило сказочное блаженство, какого она в прежней своей жизни никогда не испытывала. Та жизнь на воле, ей казалась теперь серой и скучной.
Так она стала любовницей Нины Михайловны Чудновской. Со временем Маруська узнала, что до тюрьмы Нина Михайловна, её Ниночка, работала заместителем главного технолога на одной из московских швейных фабрик.
«Используя своё служебное положение и ошибки в планировании, допускаемые министерством, гражданка Чудновская, с целью наживы организовала преступный бизнес по подпольному пошиву джинсов…», – так было написано прокурором в обвинительном заключении Нины Михайловны.
– Идиоты! – отозвалась Нина Михайловна о своих обвинителях, судье и министерстве, не понявшем её истинные намерения осчастливить советских людей товаром, по качеству, не уступающему американскому, и отправилась в колонию отбывать свой семерик. Ко дню появления в отряде Маруськи она уже отбыла большую часть срока – ей предстояло выйти на свободу на два месяца раньше Маруськи.
[Скрыть]Регистрационный номер 0147033 выдан для произведения:
(продолжение)
3
После ужина Нина Михайловна, завесила шконку одеялом и легла рядом с Маруськой и сказала: – Ну, поведай мне, что тебя привело на нары.
Маруська рассказала ей всё без утайки. Да и что ей было тихарить?
Нина Михайловна погладила её по головке, улыбнулась: – Дура ты, Маруська. Не обижайся. То, что Владислав тебя изнасиловал, куда ни шло, нами, с бабами такое случается. Но ехать с ним в Москву? Как ты могла поверить, что этот гад на тебе женится? – Он обещал, – шмыгнула носом Маруська от оживших воспоминаний. – Обещал, – усмехнулась Нина Михайловна. – Он специально увёз тебя за сотню километров, чтобы ты не могла сразу заявить об изнасиловании в милицию. А деньги для него – премия. Номер и марку машины ты, конечно, не запомнила? – Не-а. Зачем? Он же обещал жениться… – Тебе приходится платить за свою деревенскую глупость приходится платить, – сказала Нина Михайловна. – Ничего, зато теперь ты умнее стала, уйму мужиков перепробовала. И как, понравилось тебе с ними е..ться?
– Да, мужики не умеют любить, – сказала Нина Михайловна. – Им бы только трахнуть бабу.
Маруська согласно кивнула: за две недели путешествия на машинах несчитанное количество мужиков, грязных, вонючих скотов, влезали на неё, но наслаждения она ни разу не испытала.
– Только мы, женщины, умеем любить, – сказала Нина Михайловна. – Я тебя научу этому и тебе не будет нужен ни один мужик, чтобы получить кайф. Я научу тебя целоваться.
Глаза Нины Михайловны в упор смотрели на Маруську, а длинные ловкие её пальцы нежно гладили Маруськино лицо. Они прошлись по её губам, по подбородку, по шее.
Ласковые прикосновения смотрящей не вызвали у Маруськи отвращения.
Нина Михайловна обняла Маруську, прижалась к ней своей мягкой грудью.
Маруське было хорошо и приятно. Так никто и никогда её не ласкал.
Голая лампочка под потолком выхватывала бледные женские тела, беспокойно укладывающиеся под колючие казенные одеяла, и через щель свет от неё косым лучом падал на лицо Нины Михайловны.
– Повернись, я расстегну лифчик, – сказала Нина Михайловна, и Маруська послушалась её.
Потом Нина Михайловна целовала Маруську в щёки, в шею, посасывала мочки ушей, поглаживала её груди и брала губами затвердевшие от удовольствия соски.
Это длилось долго.
Затем Нина Михайловна нежно коснулась губами её губ и языком вторглась Маруське в рот. Маруська замерла от обалденного чувства, охватившего её.
Это был сладостный поцелуй. А в то же время рука Нины Михайловны, нырнув под юбку, скользила по Маруськиному бедру, по голой гладкой коже.
– Милая девочка, сейчас ты станешь моей, – прошептала Нина Михайловна.
Она раздела Маруську и разделась сама. Её прохладное бедро раздвинуло Маруськины ноги и, прижавшись плотно к её гениталиям, принялось двигаться. Маруську охватило сказочное блаженство, какого она в прежней своей жизни никогда не испытывала. Та жизнь на воле, ей казалась теперь серой и скучной.
Так она стала любовницей Нины Михайловны Чудновской. Со временем Маруська узнала, что до тюрьмы Нина Михайловна, её Ниночка, работала заместителем главного технолога на одной из московских швейных фабрик.
«Используя своё служебное положение и ошибки в планировании, допускаемые министерством, гражданка Чудновская, с целью наживы организовала преступный бизнес по подпольному пошиву джинсов…», – так было написано прокурором в обвинительном заключении Нины Михайловны.
– Идиоты! – отозвалась Нина Михайловна о своих обвинителях, судье и министерстве, не понявшем её истинные намерения осчастливить советских людей товаром, по качеству, не уступающему американскому, и отправилась в колонию отбывать свой семерик. Ко дню появления в отряде Маруськи она уже отбыла большую часть срока – ей предстояло выйти на свободу на два месяца раньше Маруськи.