Доверенный

– Нет, нет, и ещё раз нет! Вам ни в коем случае не нужно являться в суд. Во-первых, как вы себе это представляете? – Моран смотрел на меня с искренним возмущением, а мне с не меньшей искренностью хотелось впиться ему в горло. Что плохого в том, что я явлюсь на заседание? В конце концов, меня туда приг-ла-ша-ют! Вон, и повестка имеется.  – Во-вторых, вы не сдержитесь…
            Моран нервно хмыкнул, провёл пальцами по своей шее, показывая, что может случиться. Я оскалилась.
– Полагаете, за века я не научилась владеть собой?
            Моран испугался. Каким бы он ни был замечательным доверенным лицом, услугами которого мы время от времени пользовались в этом веке, всё-таки он был всего лишь человеком.
– Я просто не хочу подвергать вас стрессу! – нашёлся Моран.
– Ах! Стрессу! – я почувствовала как давно забытая ярость хлестанула через край моей души, взметнулась змеёй по струнам всего мертвого естества и лишила меня звонкого голоса. – Стрессу?  Думаете, когда судьи не дали мне и слова сказать в свою защиту, у меня не было стресса? Или когда мои слуги, подкупленные и наученные, начали лгать обо мне, пересказывая слухи…
– Госпожа! – взмолился Моран, но было уже поздно. Меня несло так, как может нести обиженного вампира.
– Когда моему королю, да будет вам известно хоть что-то про Матьяша Второго, желал аннулировать свой долг перед моей семьёй…
– Беснуешься? – голос был знакомым, насмешливым, но в насмешке отозвалась и дружба. Я отвела взгляд от перепуганного доверенного, и взглянула на уже стоявшего на пороге.
– Здравствуй, Влад.
– Пригласишь?
            Я много раз его приглашала и не разу не отозвала своего приглашения назад, но он упорно, всякий раз возникая на моём пороге и легко проходя его незамеченным, всё равно спрашивал. Как он сам объяснял:
– Я не могу войти к даме без спроса. В моём веке за это могли и оскопить. В лучшем случае…
            Про худший он не уточнял и я не рвалась спрашивать.
– Входи, Влад. Да, беснуюсь. Этот человек, этот аперитив двуногий…
            Я в шутку замахнулась на Морана. Ему смешно не стало, зато Влад ухмыльнулся, точно  ждал чего-то подобного.
– Он запрещает мне идти в суд!
– И?
            Как у него всё просто! Что значит «и»? я госпожа! Я имею право сама распоряжаться своей жизнью. Нет, не жизнью, но право-то моё! Моё! И ни одно посмертие не в силе его отнять.
– На кой тебе это, Эржебет? – поинтересовался Влад, – ну вот честно? Тебе не хватило судов в жизни? тебе хочется людского общества? Хочется слушать их чёртовых присяжных? А так просто – он сходит от твоего людского имени, которое ты, моя дорогая, постоянно забываешь, решит вопрос и получишь ты свои земли в аренду.
– Земли, сад и руины дома! – огрызнулась я, но уверенность сама собой уходила. Ну что же, в словах Влада был резон. Мне и правда хватило свары при жизни. теперь же, когда мой когда-то родовой дом, овеянный легендами обо мне же, о ком ещё, уходил в ничто, в разорение, и муниципалитет не мог о нём позаботиться…
– От них нет проку, – Влад вообще  поражал меня своим равнодушием. Его замки, поместье, его имя – всё истрепала история. Тут и там шныряли туристы, и некоторых, особенно приставучих, он, надо сказать, всё-таки подпивал. – Нашей родине это полезнее.  Мы уже ничем не поможем им открыто,  а так хоть на именах наших наживутся. Чёрная легенда – кажется, они называют это так.
– Это мои земли! Мои дома! – он снова уколол меня. он, равнодушный, жалкий, не мог понять что значит терять свои родовые гнезда. Да, у меня уже лет двести нет официальных потомков. Но это же не значит, что я позволю им, всем этим двуногим, завладеть тем, что строили мои предки?
– Ещё раз подтверждаешь наше с Мораном мнение, – Влад оставался спокоен, – тебе нельзя в суд.
– Моран? – я уже успела забыть про несчастного доверенного, хитрость которого привела его  на службу к живым мертвецам. Да, опасно, зато конкуренции никакой! – Да, Моран!
            Он стоял напуганный и нетерпеливый одновременно. у людей вообще хорошо получается смешивать эмоции. Мы, вампиры, перестаем так уметь. Мы забываем в посмертии чувства, учимся притворяться, и притворство не доводит нас до естественности. От того среди людей мы очень быстро раскроемся.
– Он же человек!
– И? – нет, Влад, конечно, бесценен, но иногда я понимаю того, кто сотворил с ним эту вампирскую кару – воистину, он бывает невыносим. – У людей не может быть своего мнения? У людей, что сотворили с тобой, живой ещё, суд, было мнение.
            Понимаю, определенно понимаю!
– Эржебет, – Влад что-то угадал в моём настроении, почувствовал, наконец, моё раздражение, испугался ли? Нет, вряд ли, просто расстроился от того, что я не понимаю очевидного. С ним такое расстройство постоянно – многие вещи, оставшиеся с нами, он воспринимает совсем не так как я. Когда я орала как безумная от ужаса, услышав первый гудок парохода, Влад, например, уговаривал меня пойти и посмотреть как такой большой корабль не утонет!  – Дорогая, каждый должен заниматься своим делом. Помнишь свою жизнь? Разве позволила бы ты своей кухарке чистить твою замечательную кровавую ванную?
            Я делала вещи и хуже. Я заставляла людей страдать, когда не могла унять своего вампирского, ещё нераспознанного, но уже страшного желания пить людскую кровь.
– Каждый должен заниматься своим делом, – Влад взглянул на меня, пытаясь угадать мои мысли. Он ждал ответа, но я отмолчалась, и он не стал выяснять причину этого. Он принял моё молчание за тот самый ответ. – Каждый! И поскольку ни ты, ни я, ни кто-либо из нас не дипломат и не знает нынешних законов, лучше отдать это дело тем, кто что-то ведает, верно? ну пойдёшь ты в суд, ну испортишь  всю суть правосудия скандалом или нападением, не выдержишь… кому лучше-то? кому?
            Влад был прав. Он всегда как-то опасно прав и умеет убедить в своей правоте. Так он убедил меня скрыться под новым именем и разорвать откровенную связь со своим родом.
– Ты уже мертва, не порочь памяти о себе, ты другая, – объяснил мне тогда Влад, – к прежней ты уже не имеешь отношения. Ты жила людскую жизнь по людским законам, но мир людей позади. Это как прошлый день, в который уже не вернуться.
– Ну хорошо, – я кивнула, – я не представляю что сейчас носят женщины. как себя ведут? Пусть будет доверенный. Что нужно сделать?
– Ничего, госпожа, совсем ничего, – Моран перехватил ситуацию и мы, два вампира, стихли под натиском его настоящих речей. – У меня есть образец, мне нужно только переписать данные из вашего паспорта…
            Паспорт…да, где-то он есть. Такая маленькая книжечка. Красная. Или синяя? По ней я живу как человек. То есть, притворяюсь человеком. Получаю какие-то пособия, на которые живу в своей лачужке, оказывается, в современном мире нельзя просто жить. Даже если ты вампир. Надо жить где-то! надо создавать себе личину! Надо ее менять, ведь люди умирают.
            Сплошной недостаток в этих людях!
– Хорошо, я поищу, – сдался Моран, угадав во мне беспомощность перед бюрократией. Влад только отмахнулся от моего снова занявшегося возмущения:
– Успокойся, каждый должен заниматься своим делом. Тем более, Моран и правда может помочь. Мне помог. За совершенно зверскую, конечно, сумму…
            Влад сделал внушительную паузу, глянув на Морана, тот, однако, не смутился:
– Господин, я объяснял вам, что нам нужно было заключение эксперта о том, что интересующий вас участок земли не пригоден для выращивания каких-либо иных культур. Потом нужна была ещё одна независимая проверка, чтобы подтвердить, что участок безопасен для выра…
– Знаю, – перебил Влад спокойно, – не мучайся, просто как-то дорого стало всё в мире смертных. Но да ладно, за качество всегда надо платить.
– От того и дорого, что в мире смертных, – парировал Моран спокойно, – куда нам! Госпожа, поставьте подпись.
            Он услужливо, даже как-то заискивающе, точно очень старался мне понравиться, показал на галочку в документе.
– Фамилию только, госпожа, ставьте людскую, – напомнил он, указывая на мою глупую нелепую смертную фамилию.
            Я сдалась. По документу ничего страшного не выходило, только Моран назначался моим представителем, то есть представителем той людской личины, которую я носила, и перечислялась какая-то куча непонятных статей и частей к ним.
– Рутина! – вздохнул Моран, когда мои пальцы, непривычные к ручкам, взялись за подпись. Эх, где перья? Где они, родные, любимые, привычные? Пока напишешь, каждое слово взвесишь, подумаешь – стоит ли слово чернил? Каждое слово вес придавало, своё значение имело, а такой ручкой любой дурак напишет что угодно. Другие вампиры говорят, да и я сама видела, что расплодилось ныне и писателей, и поэтов всяких нелепых, а я вот и причину знаю – писать им легко, вот и не ценят, каждый, кто во что горазд, изощряется!
***
            На улице стало спокойнее. Некоторое время Моран шёл ещё привычным твёрдым шагом, но когда опасность окончательно миновала, пошёл легко и весело. Жизнь удалась! А его родители уже, было, поставили на нем крест. Еще бы! Далеко не преуспевающий ни в школе, ни в колледже, ни на курсах права – что мог он дать семье, кроме разочарования? Но всё изменил случай. Профессор Энрике в сердцах завопил как-то раз на смороженную им глупость:
– Тебе бы только мертвецов защищать в судах, они хоть от стыда не покраснеют!
            «А действительно!» – ободрился Моран и почти полгода убил на то, чтобы найти своего первого клиента – живого мертвеца. Надо сказать, нашёл. Дело было пустяковым: вампиру крайне не нравилась соседская собака, которая лаяла на него всякий раз, встречая его. чуяла, бедная, неладное! Моран и обратился от своего представителя в суд, и суд, весьма гуманный и удивительно заботливый, постановил, что собака должна выходить через проходы и подъезды в наморднике – дабы не смущать своим лаем никаких добродетельных граждан.
            Дело было сделано с какой-то идиотской легкостью, а Моран вдруг открыл в себе талант настоящего актёра и оратора. Он долго и отчаянно распинался перед клиентом о трудностях этого дела, о подкупах коварным соседом присяжных, и о том, что закон будет совсем не на стороне его дражайшего клиента! Придумал и экспертизу (к слову, в дальнейшем он будет придумывать её по поводу и без) по громкости лая, и – о чудо-чудо! Вампир, не знавший течения современной жизни, заплатил ему за все придуманные расходы смешную для себя, но безумную для него – законника-неудачника, сумму.
            Моран аж зазаикался от переизбытка чувств, начисто опозорив свое красноречие. А вампир спокойно порекомендовал его своим соратникам по посмертию.
            Правда потом пришлось попотеть. И порыться в книгах, и поучиться кое-чему, но у Морана было золотое преимущество: на его поприще не было конкуренции, вампиры очень стеснялись и опасались своей неловкости в поведении с людьми и даже если жили с ними бок о бок, в суды за отстаиванием своих интересов ходить опасались. Может, помнили что-то из прошлого? Может гнала их нелегкая…
            Моран выгрызал дело за делом. Хозяйка местного рынка назвала одного вампира вурдалаком, когда тот назвал её товар – свежее вроде бы мясо – поганой тухлятиной? Ничего, что хозяйка попала в точку, об этом знать не надо, пусть извиняется и платит компенсацию, а Морану  заплатят ещё больше.
            Кто-то из вампиров едва не был сбит по рассветной хмари, когда брел с ночной охоты? Ничего, это не его вина и не надо знать судьям куда и откуда шел этот гражданин – нигде не сказано, что гражданин должен быть живым! Да и проверять кто будет? а вот компенсацию извольте изложить на чеке!
            А Морану больше.
            Фортуна вела его жизнь. Он брёл совершенно счастливый, не представляя, как жил раньше – и родители радовались его успехам, всерьёз полагая, что защищает он обычных граждан, да и как успешно. Даже профессор Энрике, встреченный им случайно, признал с досадой:
– Видимо, я не разглядел вашего потенциала, юноша! –  и протянул ему свою сухую ладонь в знак признания.
            Правда, с вампиром по имени Влад едва не вышла неувязочка. Влад не был так примитивен как другие вампиры и, о ужас, слегка разбирался в праве. Как он сам признался, от скуки почитывал. И когда по его земельному спору – о, коварный вампир отчаянно вкладывал и инвестировал через подставных лиц, но не от жажды наживы, а от тоски, возникла необходимость, действительная необходимость о проведении первой экспертизы, Моран решил сказать, что она платная.
– Разве нет бесплатной? Предоставляемой муниципалитетом? – поинтересовался Влад, – я же спорю с ним, это и его интерес.
            Это было не по плану. Моран хотел обратиться как раз за бесплатной, но Владу об этом знать не следовало!
– Но там долгое ожидание, – попытался выкрутиться Моран.
– Мне некуда спешить, – заверил Влад.
            Тут бы Морану остановиться, на то указала ему фортуна, но указала намеком, надеялась, что этот неглупый, в общем-то, человек поймёт. Но то ли ослеп он от гордыни, то ли не был неглупым, то ли жадность взяла над ним верх, но Моран выкрутился:
– Понимаете, через пару месяцев могут утвердить одну очень неудобную поправку в земельное законодательство, и  если это произойдет, мы будем в не самом лучшем положении, а муниципальной экспертизы можно ждать долго, комиссия же в этом случае может также дожидаться поправок. Надо спешить, если хотим выиграть дело!
            Влад согласился, что да, в таком случае спешить надо, и Моран уже почти выдохнул, когда уже прошли экспертизы и суд шёл в финальную стадию, он вдруг спросил:
– А что с поправками? Их приняли? Можно взглянуть?
– Поправками? – поперхнулся Моран, но снова выкрутился и не внял голосу фортуны, которая уже почти откровенно молила его одуматься, – так их же отменили! То есть, передумали вводить. Думали сначала одно, уже хотели утверждать, а потом передумали.
            Влад кивнул со странным смешком. Но Моран не внял и этому. Его  – ослепленного, уверенного в своей неуязвимости, несло:
– Вы не обижайтесь, господин, но вы не очень много понимаете в настоящем праве. То есть, я уважаю, что вы его изучаете, что у вас есть доступ к книгам и прочее, но одно дело прочесть, а другое дело отслеживать как это работает на практике. Есть у вас практика? Нет. Из нас двоих профессионал – я. И каждый, уж не обижайтесь, должен заниматься своим делом!
            Был ли Моран профессионалом или ему просто повезло срубить денег и с Влада, да ещё и выиграть это дело? Или то был безнадежный вскрик фортуны, которая сдавалась? Кто же знает. Но Влад сделал выводы, и с вежливой улыбкой простился с Мораном, поблагодарив его за проделанную работу…
***
            Я смотрела и не верила. Нет, этого не может быть! Мои истинно родовые земли, мои предместья – всё, совершенно всё, что осталось от жалких крупиц, всё потеряно! Отдано городу! Станет местом туристического притока, и будет осквернено. Наши тайны, наши клятвы, наши священные узы крови…
            Но лист, пришёдший ко мне в конверте с суровой пометкой «судебное» звенел откровенным приговором. Всё пропало и исчезало без всякого возврата. Суд не принял решения в мою пользу. Суд не увидел оснований оставить то, что было моим, моей людской сути.
            Растерянность сменилась ужасом, ужас – отвращением ко всему людскому, а затем гневом и решимостью. Ну и что! Плевала я на бумаги! Пусть попробуют пускать ко мне туристов. Это моя память! Моя земля! Тех, кого смогу укусить, утащить, выпить – я укушу, утащу и выпью. Тех, кого смогу напугать – напугаю. Никто не посмеет осквернять мои земли своим пустынным равнодушным любопытством.
            Я не Влад! Я не могу смотреть на людей, которые ничего обо мне не зная, будут ходить по местам моего детства и моей юности. Я не позволю воскресить руины – они осквернят их своим воскрешением и сделают из них место достопримечательности, даже не думая о том, что здесь было когда-то.
            Я уничтожу всех! Всё!
            Но прежде, конечно, того, кто посмел быть моим доверенным лицом, представлять мои интересы, и совершенно этого не оправдал. Законник чертов! И даже носа не кажет. Я его сожру. Выпотрошу. Выпью самым мучительным образом!
            Гнев побеждал всякую сосредоточенность и я даже не стала тратить времени на то, чтобы полноценно замаскироваться, вылетев в окно огромной летучей мышью. Увидят? Хорошо! Пусть знают, что здесь есть еще сила, способная защитить свою память и память своих предков. Да, они прокляли меня три раза – все, кто только может смотреть на меня с небес, но я ещё здесь, мертва, но здесь–  и я сделаю так, чтобы они видели, что даже после смерти я помню откуда я иду.
            Откуда идёт моя кровь.
***
            Влад не стал показываться Эржебет на глаза. за века он прекрасно выяснил – в гневе, а сейчас она явно была в гневе, эта вампирша страшна. Она плохо владеет собой, гораздо хуже, чем владела собой в людском состоянии. Да, вампирская длинная скучная жизнь, а скорее даже существование, дали ей какую-то смиренность, но гнев вернулся, а с ним вернулось и безумие.
            Влад не любил безумцев. А ещё он не любил лжецов и алчность. Зато прекрасно научился ещё при жизни выжидать. Надо выждать, когда враг ослабнет, и тогда уже, когда он не ждет, нанести ему удар.
            Хотя можно ли назвать законника Морана врагом? Нет, это слишком мелко, слишком ничтожно. Этот человечишка хотел поживиться и за счет Влада, а также за счет других вампиров, поживился. Но был ли он профессионалом? Нет, определенно нет. Он был алчностью, её прямым воплощением, лжецом и пользовался откровенным незнанием тех, кого вызывался защищать.
            И вот этого Влад ему не простил. Не денег ему было жаль, тем более что они ему – мертвому? А предательства. Предательства того, кто взялся встать на твою защиту и сам же стал твоим врагом.
            Конечно, был соблазн сразу разорвать его. но зачем? Каждый должен заниматься своим делом. Влад – инвестировать деньги и в посмертие в свою родину, потому что у него перед нею личная совесть; судья – судить; Моран – изображать деятельность…
            А безумная вампирша Эржебет прекрасно справляется с ролью убийцы. От нее просто никто и не ждет иного, никто и не удивится. Да и дело у нее было почти безысходным – Влад не поленился изучить прежде, чем порекомендовать ей доверенного законника Морана.
            Влад постоял ещё немного, ожидая, когда в небе скроется грозный силуэт летучей мыши, что рвалась мстить и крушить, и поспешил прочь – всё-таки другие вампиры будут не в восторге, когда узнают, что Эржебет разошлась не на шутку и подвергла их мир опасности быть раскрытыми, они объявят ей требование уйти в ссылку или и вовсе, если Эржебет свихнется – сами низвергнут, как подобает вампирам, хранящим свой мир от вторжения. И это тоже приятный бонус – она безумна, она опасна и глупа. Сколько лет прошло с её смерти, а ею все также легко манипулировать! Да и её безумство!
            А Влад очень не любил безумцев, даром, что черная легенда людского мира его самого таким нарекла.
            Но силуэт скрылся, чтобы ознаменовать уже вскоре торжество крови и ярости. Пора было скрываться и Владу. Легко переступив в полумраке, Влад скрыл себя тенями посмертия и растворился в пустоте, оставив непотревоженную слепую ночь в безмолвии.
 
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2025

Регистрационный номер №0537339

от Вчера в 21:09

[Скрыть] Регистрационный номер 0537339 выдан для произведения: – Нет, нет, и ещё раз нет! Вам ни в коем случае не нужно являться в суд. Во-первых, как вы себе это представляете? – Моран смотрел на меня с искренним возмущением, а мне с не меньшей искренностью хотелось впиться ему в горло. Что плохого в том, что я явлюсь на заседание? В конце концов, меня туда приг-ла-ша-ют! Вон, и повестка имеется.  – Во-вторых, вы не сдержитесь…
            Моран нервно хмыкнул, провёл пальцами по своей шее, показывая, что может случиться. Я оскалилась.
– Полагаете, за века я не научилась владеть собой?
            Моран испугался. Каким бы он ни был замечательным доверенным лицом, услугами которого мы время от времени пользовались в этом веке, всё-таки он был всего лишь человеком.
– Я просто не хочу подвергать вас стрессу! – нашёлся Моран.
– Ах! Стрессу! – я почувствовала как давно забытая ярость хлестанула через край моей души, взметнулась змеёй по струнам всего мертвого естества и лишила меня звонкого голоса. – Стрессу?  Думаете, когда судьи не дали мне и слова сказать в свою защиту, у меня не было стресса? Или когда мои слуги, подкупленные и наученные, начали лгать обо мне, пересказывая слухи…
– Госпожа! – взмолился Моран, но было уже поздно. Меня несло так, как может нести обиженного вампира.
– Когда моему королю, да будет вам известно хоть что-то про Матьяша Второго, желал аннулировать свой долг перед моей семьёй…
– Беснуешься? – голос был знакомым, насмешливым, но в насмешке отозвалась и дружба. Я отвела взгляд от перепуганного доверенного, и взглянула на уже стоявшего на пороге.
– Здравствуй, Влад.
– Пригласишь?
            Я много раз его приглашала и не разу не отозвала своего приглашения назад, но он упорно, всякий раз возникая на моём пороге и легко проходя его незамеченным, всё равно спрашивал. Как он сам объяснял:
– Я не могу войти к даме без спроса. В моём веке за это могли и оскопить. В лучшем случае…
            Про худший он не уточнял и я не рвалась спрашивать.
– Входи, Влад. Да, беснуюсь. Этот человек, этот аперитив двуногий…
            Я в шутку замахнулась на Морана. Ему смешно не стало, зато Влад ухмыльнулся, точно  ждал чего-то подобного.
– Он запрещает мне идти в суд!
– И?
            Как у него всё просто! Что значит «и»? я госпожа! Я имею право сама распоряжаться своей жизнью. Нет, не жизнью, но право-то моё! Моё! И ни одно посмертие не в силе его отнять.
– На кой тебе это, Эржебет? – поинтересовался Влад, – ну вот честно? Тебе не хватило судов в жизни? тебе хочется людского общества? Хочется слушать их чёртовых присяжных? А так просто – он сходит от твоего людского имени, которое ты, моя дорогая, постоянно забываешь, решит вопрос и получишь ты свои земли в аренду.
– Земли, сад и руины дома! – огрызнулась я, но уверенность сама собой уходила. Ну что же, в словах Влада был резон. Мне и правда хватило свары при жизни. теперь же, когда мой когда-то родовой дом, овеянный легендами обо мне же, о ком ещё, уходил в ничто, в разорение, и муниципалитет не мог о нём позаботиться…
– От них нет проку, – Влад вообще  поражал меня своим равнодушием. Его замки, поместье, его имя – всё истрепала история. Тут и там шныряли туристы, и некоторых, особенно приставучих, он, надо сказать, всё-таки подпивал. – Нашей родине это полезнее.  Мы уже ничем не поможем им открыто,  а так хоть на именах наших наживутся. Чёрная легенда – кажется, они называют это так.
– Это мои земли! Мои дома! – он снова уколол меня. он, равнодушный, жалкий, не мог понять что значит терять свои родовые гнезда. Да, у меня уже лет двести нет официальных потомков. Но это же не значит, что я позволю им, всем этим двуногим, завладеть тем, что строили мои предки?
– Ещё раз подтверждаешь наше с Мораном мнение, – Влад оставался спокоен, – тебе нельзя в суд.
– Моран? – я уже успела забыть про несчастного доверенного, хитрость которого привела его  на службу к живым мертвецам. Да, опасно, зато конкуренции никакой! – Да, Моран!
            Он стоял напуганный и нетерпеливый одновременно. у людей вообще хорошо получается смешивать эмоции. Мы, вампиры, перестаем так уметь. Мы забываем в посмертии чувства, учимся притворяться, и притворство не доводит нас до естественности. От того среди людей мы очень быстро раскроемся.
– Он же человек!
– И? – нет, Влад, конечно, бесценен, но иногда я понимаю того, кто сотворил с ним эту вампирскую кару – воистину, он бывает невыносим. – У людей не может быть своего мнения? У людей, что сотворили с тобой, живой ещё, суд, было мнение.
            Понимаю, определенно понимаю!
– Эржебет, – Влад что-то угадал в моём настроении, почувствовал, наконец, моё раздражение, испугался ли? Нет, вряд ли, просто расстроился от того, что я не понимаю очевидного. С ним такое расстройство постоянно – многие вещи, оставшиеся с нами, он воспринимает совсем не так как я. Когда я орала как безумная от ужаса, услышав первый гудок парохода, Влад, например, уговаривал меня пойти и посмотреть как такой большой корабль не утонет!  – Дорогая, каждый должен заниматься своим делом. Помнишь свою жизнь? Разве позволила бы ты своей кухарке чистить твою замечательную кровавую ванную?
            Я делала вещи и хуже. Я заставляла людей страдать, когда не могла унять своего вампирского, ещё нераспознанного, но уже страшного желания пить людскую кровь.
– Каждый должен заниматься своим делом, – Влад взглянул на меня, пытаясь угадать мои мысли. Он ждал ответа, но я отмолчалась, и он не стал выяснять причину этого. Он принял моё молчание за тот самый ответ. – Каждый! И поскольку ни ты, ни я, ни кто-либо из нас не дипломат и не знает нынешних законов, лучше отдать это дело тем, кто что-то ведает, верно? ну пойдёшь ты в суд, ну испортишь  всю суть правосудия скандалом или нападением, не выдержишь… кому лучше-то? кому?
            Влад был прав. Он всегда как-то опасно прав и умеет убедить в своей правоте. Так он убедил меня скрыться под новым именем и разорвать откровенную связь со своим родом.
– Ты уже мертва, не порочь памяти о себе, ты другая, – объяснил мне тогда Влад, – к прежней ты уже не имеешь отношения. Ты жила людскую жизнь по людским законам, но мир людей позади. Это как прошлый день, в который уже не вернуться.
– Ну хорошо, – я кивнула, – я не представляю что сейчас носят женщины. как себя ведут? Пусть будет доверенный. Что нужно сделать?
– Ничего, госпожа, совсем ничего, – Моран перехватил ситуацию и мы, два вампира, стихли под натиском его настоящих речей. – У меня есть образец, мне нужно только переписать данные из вашего паспорта…
            Паспорт…да, где-то он есть. Такая маленькая книжечка. Красная. Или синяя? По ней я живу как человек. То есть, притворяюсь человеком. Получаю какие-то пособия, на которые живу в своей лачужке, оказывается, в современном мире нельзя просто жить. Даже если ты вампир. Надо жить где-то! надо создавать себе личину! Надо ее менять, ведь люди умирают.
            Сплошной недостаток в этих людях!
– Хорошо, я поищу, – сдался Моран, угадав во мне беспомощность перед бюрократией. Влад только отмахнулся от моего снова занявшегося возмущения:
– Успокойся, каждый должен заниматься своим делом. Тем более, Моран и правда может помочь. Мне помог. За совершенно зверскую, конечно, сумму…
            Влад сделал внушительную паузу, глянув на Морана, тот, однако, не смутился:
– Господин, я объяснял вам, что нам нужно было заключение эксперта о том, что интересующий вас участок земли не пригоден для выращивания каких-либо иных культур. Потом нужна была ещё одна независимая проверка, чтобы подтвердить, что участок безопасен для выра…
– Знаю, – перебил Влад спокойно, – не мучайся, просто как-то дорого стало всё в мире смертных. Но да ладно, за качество всегда надо платить.
– От того и дорого, что в мире смертных, – парировал Моран спокойно, – куда нам! Госпожа, поставьте подпись.
            Он услужливо, даже как-то заискивающе, точно очень старался мне понравиться, показал на галочку в документе.
– Фамилию только, госпожа, ставьте людскую, – напомнил он, указывая на мою глупую нелепую смертную фамилию.
            Я сдалась. По документу ничего страшного не выходило, только Моран назначался моим представителем, то есть представителем той людской личины, которую я носила, и перечислялась какая-то куча непонятных статей и частей к ним.
– Рутина! – вздохнул Моран, когда мои пальцы, непривычные к ручкам, взялись за подпись. Эх, где перья? Где они, родные, любимые, привычные? Пока напишешь, каждое слово взвесишь, подумаешь – стоит ли слово чернил? Каждое слово вес придавало, своё значение имело, а такой ручкой любой дурак напишет что угодно. Другие вампиры говорят, да и я сама видела, что расплодилось ныне и писателей, и поэтов всяких нелепых, а я вот и причину знаю – писать им легко, вот и не ценят, каждый, кто во что горазд, изощряется!
***
            На улице стало спокойнее. Некоторое время Моран шёл ещё привычным твёрдым шагом, но когда опасность окончательно миновала, пошёл легко и весело. Жизнь удалась! А его родители уже, было, поставили на нем крест. Еще бы! Далеко не преуспевающий ни в школе, ни в колледже, ни на курсах права – что мог он дать семье, кроме разочарования? Но всё изменил случай. Профессор Энрике в сердцах завопил как-то раз на смороженную им глупость:
– Тебе бы только мертвецов защищать в судах, они хоть от стыда не покраснеют!
            «А действительно!» – ободрился Моран и почти полгода убил на то, чтобы найти своего первого клиента – живого мертвеца. Надо сказать, нашёл. Дело было пустяковым: вампиру крайне не нравилась соседская собака, которая лаяла на него всякий раз, встречая его. чуяла, бедная, неладное! Моран и обратился от своего представителя в суд, и суд, весьма гуманный и удивительно заботливый, постановил, что собака должна выходить через проходы и подъезды в наморднике – дабы не смущать своим лаем никаких добродетельных граждан.
            Дело было сделано с какой-то идиотской легкостью, а Моран вдруг открыл в себе талант настоящего актёра и оратора. Он долго и отчаянно распинался перед клиентом о трудностях этого дела, о подкупах коварным соседом присяжных, и о том, что закон будет совсем не на стороне его дражайшего клиента! Придумал и экспертизу (к слову, в дальнейшем он будет придумывать её по поводу и без) по громкости лая, и – о чудо-чудо! Вампир, не знавший течения современной жизни, заплатил ему за все придуманные расходы смешную для себя, но безумную для него – законника-неудачника, сумму.
            Моран аж зазаикался от переизбытка чувств, начисто опозорив свое красноречие. А вампир спокойно порекомендовал его своим соратникам по посмертию.
            Правда потом пришлось попотеть. И порыться в книгах, и поучиться кое-чему, но у Морана было золотое преимущество: на его поприще не было конкуренции, вампиры очень стеснялись и опасались своей неловкости в поведении с людьми и даже если жили с ними бок о бок, в суды за отстаиванием своих интересов ходить опасались. Может, помнили что-то из прошлого? Может гнала их нелегкая…
            Моран выгрызал дело за делом. Хозяйка местного рынка назвала одного вампира вурдалаком, когда тот назвал её товар – свежее вроде бы мясо – поганой тухлятиной? Ничего, что хозяйка попала в точку, об этом знать не надо, пусть извиняется и платит компенсацию, а Морану  заплатят ещё больше.
            Кто-то из вампиров едва не был сбит по рассветной хмари, когда брел с ночной охоты? Ничего, это не его вина и не надо знать судьям куда и откуда шел этот гражданин – нигде не сказано, что гражданин должен быть живым! Да и проверять кто будет? а вот компенсацию извольте изложить на чеке!
            А Морану больше.
            Фортуна вела его жизнь. Он брёл совершенно счастливый, не представляя, как жил раньше – и родители радовались его успехам, всерьёз полагая, что защищает он обычных граждан, да и как успешно. Даже профессор Энрике, встреченный им случайно, признал с досадой:
– Видимо, я не разглядел вашего потенциала, юноша! –  и протянул ему свою сухую ладонь в знак признания.
            Правда, с вампиром по имени Влад едва не вышла неувязочка. Влад не был так примитивен как другие вампиры и, о ужас, слегка разбирался в праве. Как он сам признался, от скуки почитывал. И когда по его земельному спору – о, коварный вампир отчаянно вкладывал и инвестировал через подставных лиц, но не от жажды наживы, а от тоски, возникла необходимость, действительная необходимость о проведении первой экспертизы, Моран решил сказать, что она платная.
– Разве нет бесплатной? Предоставляемой муниципалитетом? – поинтересовался Влад, – я же спорю с ним, это и его интерес.
            Это было не по плану. Моран хотел обратиться как раз за бесплатной, но Владу об этом знать не следовало!
– Но там долгое ожидание, – попытался выкрутиться Моран.
– Мне некуда спешить, – заверил Влад.
            Тут бы Морану остановиться, на то указала ему фортуна, но указала намеком, надеялась, что этот неглупый, в общем-то, человек поймёт. Но то ли ослеп он от гордыни, то ли не был неглупым, то ли жадность взяла над ним верх, но Моран выкрутился:
– Понимаете, через пару месяцев могут утвердить одну очень неудобную поправку в земельное законодательство, и  если это произойдет, мы будем в не самом лучшем положении, а муниципальной экспертизы можно ждать долго, комиссия же в этом случае может также дожидаться поправок. Надо спешить, если хотим выиграть дело!
            Влад согласился, что да, в таком случае спешить надо, и Моран уже почти выдохнул, когда уже прошли экспертизы и суд шёл в финальную стадию, он вдруг спросил:
– А что с поправками? Их приняли? Можно взглянуть?
– Поправками? – поперхнулся Моран, но снова выкрутился и не внял голосу фортуны, которая уже почти откровенно молила его одуматься, – так их же отменили! То есть, передумали вводить. Думали сначала одно, уже хотели утверждать, а потом передумали.
            Влад кивнул со странным смешком. Но Моран не внял и этому. Его  – ослепленного, уверенного в своей неуязвимости, несло:
– Вы не обижайтесь, господин, но вы не очень много понимаете в настоящем праве. То есть, я уважаю, что вы его изучаете, что у вас есть доступ к книгам и прочее, но одно дело прочесть, а другое дело отслеживать как это работает на практике. Есть у вас практика? Нет. Из нас двоих профессионал – я. И каждый, уж не обижайтесь, должен заниматься своим делом!
            Был ли Моран профессионалом или ему просто повезло срубить денег и с Влада, да ещё и выиграть это дело? Или то был безнадежный вскрик фортуны, которая сдавалась? Кто же знает. Но Влад сделал выводы, и с вежливой улыбкой простился с Мораном, поблагодарив его за проделанную работу…
***
            Я смотрела и не верила. Нет, этого не может быть! Мои истинно родовые земли, мои предместья – всё, совершенно всё, что осталось от жалких крупиц, всё потеряно! Отдано городу! Станет местом туристического притока, и будет осквернено. Наши тайны, наши клятвы, наши священные узы крови…
            Но лист, пришёдший ко мне в конверте с суровой пометкой «судебное» звенел откровенным приговором. Всё пропало и исчезало без всякого возврата. Суд не принял решения в мою пользу. Суд не увидел оснований оставить то, что было моим, моей людской сути.
            Растерянность сменилась ужасом, ужас – отвращением ко всему людскому, а затем гневом и решимостью. Ну и что! Плевала я на бумаги! Пусть попробуют пускать ко мне туристов. Это моя память! Моя земля! Тех, кого смогу укусить, утащить, выпить – я укушу, утащу и выпью. Тех, кого смогу напугать – напугаю. Никто не посмеет осквернять мои земли своим пустынным равнодушным любопытством.
            Я не Влад! Я не могу смотреть на людей, которые ничего обо мне не зная, будут ходить по местам моего детства и моей юности. Я не позволю воскресить руины – они осквернят их своим воскрешением и сделают из них место достопримечательности, даже не думая о том, что здесь было когда-то.
            Я уничтожу всех! Всё!
            Но прежде, конечно, того, кто посмел быть моим доверенным лицом, представлять мои интересы, и совершенно этого не оправдал. Законник чертов! И даже носа не кажет. Я его сожру. Выпотрошу. Выпью самым мучительным образом!
            Гнев побеждал всякую сосредоточенность и я даже не стала тратить времени на то, чтобы полноценно замаскироваться, вылетев в окно огромной летучей мышью. Увидят? Хорошо! Пусть знают, что здесь есть еще сила, способная защитить свою память и память своих предков. Да, они прокляли меня три раза – все, кто только может смотреть на меня с небес, но я ещё здесь, мертва, но здесь–  и я сделаю так, чтобы они видели, что даже после смерти я помню откуда я иду.
            Откуда идёт моя кровь.
***
            Влад не стал показываться Эржебет на глаза. за века он прекрасно выяснил – в гневе, а сейчас она явно была в гневе, эта вампирша страшна. Она плохо владеет собой, гораздо хуже, чем владела собой в людском состоянии. Да, вампирская длинная скучная жизнь, а скорее даже существование, дали ей какую-то смиренность, но гнев вернулся, а с ним вернулось и безумие.
            Влад не любил безумцев. А ещё он не любил лжецов и алчность. Зато прекрасно научился ещё при жизни выжидать. Надо выждать, когда враг ослабнет, и тогда уже, когда он не ждет, нанести ему удар.
            Хотя можно ли назвать законника Морана врагом? Нет, это слишком мелко, слишком ничтожно. Этот человечишка хотел поживиться и за счет Влада, а также за счет других вампиров, поживился. Но был ли он профессионалом? Нет, определенно нет. Он был алчностью, её прямым воплощением, лжецом и пользовался откровенным незнанием тех, кого вызывался защищать.
            И вот этого Влад ему не простил. Не денег ему было жаль, тем более что они ему – мертвому? А предательства. Предательства того, кто взялся встать на твою защиту и сам же стал твоим врагом.
            Конечно, был соблазн сразу разорвать его. но зачем? Каждый должен заниматься своим делом. Влад – инвестировать деньги и в посмертие в свою родину, потому что у него перед нею личная совесть; судья – судить; Моран – изображать деятельность…
            А безумная вампирша Эржебет прекрасно справляется с ролью убийцы. От нее просто никто и не ждет иного, никто и не удивится. Да и дело у нее было почти безысходным – Влад не поленился изучить прежде, чем порекомендовать ей доверенного законника Морана.
            Влад постоял ещё немного, ожидая, когда в небе скроется грозный силуэт летучей мыши, что рвалась мстить и крушить, и поспешил прочь – всё-таки другие вампиры будут не в восторге, когда узнают, что Эржебет разошлась не на шутку и подвергла их мир опасности быть раскрытыми, они объявят ей требование уйти в ссылку или и вовсе, если Эржебет свихнется – сами низвергнут, как подобает вампирам, хранящим свой мир от вторжения. И это тоже приятный бонус – она безумна, она опасна и глупа. Сколько лет прошло с её смерти, а ею все также легко манипулировать! Да и её безумство!
            А Влад очень не любил безумцев, даром, что черная легенда людского мира его самого таким нарекла.
            Но силуэт скрылся, чтобы ознаменовать уже вскоре торжество крови и ярости. Пора было скрываться и Владу. Легко переступив в полумраке, Влад скрыл себя тенями посмертия и растворился в пустоте, оставив непотревоженную слепую ночь в безмолвии.
 
 
 
 

 

Встреча

Закрытые тропы