Летом 1941 года детей эвакуировали под Серпухов. Стояла жара.
Я помню, как училась плавать с надутой наволочкой.
Из воспоминаний сестры Клавы: мы жили в церкви. Через месяц нас отправили в Москву, так как фронт приближался к городу.
Осенью (уже было прохладно) часто звучала противная сирена, оповещавшая воздушную тревогу. Особенно было ужасно, когда приходилось просыпаться и собираться в бомбоубежище. Ясно помню ощущение холода и дрожи до стука зубов.
Мама с тремя младшими детьми уходила в бомбоубежище, а папа и старшие дети оставались дома.
Как-то мы вышли из дома поздно. Всё небо было перекрещено прожекторами, ловили самолёт, стреляли по нему.
Бомбоубежища находились в подвальных помещениях пятиэтажных кирпичных домов. Добирались до них минут десять. В них набивалось большое количество людей. Дети болели: кожные заболевания, вши… Потом мы прятались на строящейся станции метро «Сталинская» (теперь «Смоленская»), станция глубокого заложения. Спускались на платформу по деревянным лестницам. А также ночевали на платформе станции Измайловский парк (теперь «Партизанская»). Пол был деревянный. За спиной у нас были мешки, а не рюкзаки.
Вокруг нашего дома падали фугаски и бомбы. Рядом от барака золотарей осталась огромная воронка. Разбомбило двухэтажный дом, вокруг разбросаны предметы обихода, обломки. Мы подбирали иконки.
Напротив нашего дома была вырыта длинная траншея, неглубокая, а сбоку была землянка с накатом и дверью, где потом долго играли дети.
По улицам ходили с огромными аэростатами, держали их за верёвки. Рассказывали, что аэростат сорвался и унёс девушку.