1964 г. Тайное имя
Это произошло очень давно - в самом начале 1960-х годов, но в этом мире мало что меняется, поэтому, я думаю, что она будет злободневна и сейчас.
Поэт Александр Дольский однажды написал: »...как жестоки наши юные года...», имея в виду, что именно года были жестоки к юным. Я утверждаю, что юные сами по себе жестоки. Они не ведают жалости, поскольку сами в таковой не нуждаются. В детстве боль и душевная и физическая быстро проходит не оставляя по себе и следа. Все тот же Дольский как-то сказал: «О Смерти не имея и понятья...» очень точно выразив видение мира ребенком, который, играя, на полном серьезе, говорит: «Ты убит... вставай».
Не прочувствовав на себе боли и страдания, дети с легкостью. причиняют их другим. Ну что такого! Их жизнь - игра! И боль - игра. И смерть - игра. Пустячок! Подумаешь - насмешка, подумаешь - дразнилка, подумаешь... подумаешь и подумаешь. Поэтому и называют детство «золотым», что ребенок не понимает необратимости жизни.
Я помню, как в пятом классе, придумал несчастной девочке, с ужасным родимым пятном на лице, прозвище «дохлая кошка» и орал его на всю округу, доводя несчастную до истерических припадков, во время которых она валилась с ног, захлебываясь собственными слезами. Я, конечно, подлец, но другие-то... Ведь все, вторя мне, тоже называли ее «дохлой кошкой», только, быть может, в отличие от меня, не так рьяно. Не знаю, что тогда мною двигало, но даже угрозы ее старшего брата «оторвать мне яйца» не могли остановить меня.
Я думаю, что это инстинкты. Эволюции нужны здоровые особи, больные да слабые - балласт популяции, нахлебники сильных, производители такого же слабого потомства. Поэтому все эти, детские, драки, дразнилки, насмешки, издевки - не просто сегрегация на сильных и слабых, а еще и изгнание слабаков.
Не знаю чем бы все это кончилось, да, слава богу, меня из этой школы, мягко говоря, перевели в другую.
Моя знакомая Эля училась уже в пятом классе, когда к ним в класс пришла новая девочка. Отец ее был человек военный, поэтому долго не задерживался на одном месте и его дочь уже сменила две школы. Худенькая, черноглазая, темноволосая со смуглым цветом лица, она была похожа на цыганку, за что и получила соответствующее прозвище. За этой «цыганкой» все дети начисто позабыли, что ее имя Инна. Но Инна ни капельки не обижалась и охотно отзывалась на прозвище. Казалось, что имя ей совершенно не интересно, а прозвище даже очень-очень нравится. «Цыганка» вообще-то была еврейкой, точно также как и Эля. И, может быть, они сдружились именно на этой почве, а может быть потому, что, и та, и другая, были аккуратны, прилежны и учились на отлично, за что классная посадила их вдвоем на одну из первых парт.
Прошло несколько лет, девочки подросли. У них появились секреты, которыми они охотно делились между собою, поскольку знали, что рассказанное никто другой никогда не узнает. И вот однажды в конце учебного года, Инна сказала, что собирается поделиться такой тайной, которая никому в школе, кроме директора не известна.
Эля навострила уши, предвкушая что-то из ряда вон выходящее, раз в этом замешана сама директриса! Это не очередной влюбленный мальчик, не случайный поцелуй, плоский и неинтересный, которыми их нередко награждали одноклассники. Здесь действительно крылась какая-то СТРАШНАЯ тайна, о которых пишут только в книгах. Эля затаила дыхание, готовясь слушать.
Но оказалось, что вся тайна заключается в том, что ее подруга не Инна, а Кристина!
И что в прошлой школе, когда классная представляла ее классу, по шепелявости, ее имя произнесла довольно твердо - Крыстина. Раздался громкий хохот, кто-то из угла проскрипел: " Крыстина - крыса", чем значительно усилил смех. Кристина стояла не жива не мертва. Пунцовая от стыда и обиды, она стоически терпела насмешки, поскольку знала, что это имя дала ей мама в честь польской актрисы Кристин Фельдман, с которой их связывали какие-то дальние родственные связи и мама от этого имени была в восторге. Учительница пристыдила расшумевшихся детей и, чтобы исправить ситуацию, решила повторить имя девочки, но уже помягче, с ярко выраженным «И». Это ей удалось, но «И» растянулось, как в первом слоге, так и во втором. Поэтому на свет вылезло слово, которое раньше было притушевано - «тина». Эта «тиииина» с протяжным «И» прозвучала настолько явно, что надо было быть полным дураком, чтобы не расслышать ее. Но класс, напуганный гневом учительницы, молчал. Еще бы секунда и все бы сошло с рук, но извечное «но». С «камчатки» (как тогда называли последние парты в классе, особенно крайние) раздался не по годам басовитый голос второгодника, отчетливо произносящий каждое слово: «Крыса... Тина... Крыса в тине... Крыскотина» он прихохотнул и добавил «не понравится Кристине!».
Все! Класс сорвался.
Грянул такой оглушительный хохот, что задребежали стекла. Остановить его было невозможно. Учительница пыталась перекричать ребят, но куда там... Надо было дать ребятам отхохотаться... Волны хохота ходили взад-вперед по классу, Утихала галерка, начинали хохотать первые парты, потом левые, потом правые... И так - по кругу...
Кристина не выдержала и заливаясь слезами бросилась вон из класса, из школы. Вдогонку ей неслось «Крыса... крыса в тине... Крыскотина». У девочки случился нервный припадок и она неделю пролежала дома с высокой температурой.
Но делать было нечего - в том городке, в котором они тогда жили была всего лишь одна школа. И Кристина, целый год ходила туда, где к ней обращались не иначе как: «Крыс». «Крыс, дай тетрадку», «Крыс, поди сюда», «Отвали, Крыс». Кристина поняла, что страдать и умолять бесполезно, поэтому, стиснув зубы, училась в ненавистном классе. Неизвестно, насколько бы у нее хватило выдержки, но, на ее счастье, ее отец получил назначение в Москву. Памятуя прошлое, он попросил директора школы малость подправить документы дочери и записать ее под именем Инна, что вроде как и похоже, но зато без «крысиного» звучания.
Прослушав исповедь подруги, Эля обрадовалась, что родители назвали ее Элеонорой, Элей, именем, к которому не вязались никакие обидные прозвища. Бедная Кристина, чего же она за этот год натерпелась! Эля, как могла посочувствовала ей, хотя всей душой понимала, что не может оценить глубину страданий подруги, поскольку сама никогда не испытывала ничего подобного. Девочки поболтали еще, о том, о сем и разошлись
Прошло несколько дней, учеба закончилась, все разъехались кто куда. Телефонов тогда не было, письма писать они были неприучены... да и лето пролетело как один день...
И вот первого сентября, придя в школу, Эля не увидела в классе Инны-Кристины. Учительница объяснила, что ее отца опять перевели в другой город и она уехала никому не оставив своего нового адреса.
Это жутко обидело Элю. Ведь надо же - думала она - рассказала мне свою страшную тайну не потому, что любила меня и доверяла мне, а потому что знала, что уедет отсюда навсегда! Ей просто так хотелось излить душу с абсолютно чужим (теперь уже) человеком.
И только потом, спустя много-много лет Эля поняла, как ломают человеческую психику подобные инциденты и простила Кристину...
[Скрыть]Регистрационный номер 0320783 выдан для произведения:
1964 г. Тайное имя
Это произошло очень давно - в самом начале 1960-х годов, но в этом мире мало что меняется, поэтому, я думаю, что она будет злободневна и сейчас.
Поэт Александр Дольский однажды написал: »...как жестоки наши юные года...», имея в виду, что именно года были жестоки к юным. Я утверждаю, что юные сами по себе жестоки. Они не ведают жалости, поскольку сами в таковой не нуждаются. В детстве боль и душевная и физическая быстро проходит не оставляя по себе и следа. Все тот же Дольский как-то сказал: «О Смерти не имея и понятья...» очень точно выразив видение мира ребенком, который, играя, на полном серьезе, говорит: «Ты убит... вставай».
Не прочувствовав на себе боли и страдания, дети с легкостью. причиняют их другим. Ну что такого! Их жизнь - игра! И боль - игра. И смерть - игра. Пустячок! Подумаешь - насмешка, подумаешь - дразнилка, подумаешь... подумаешь и подумаешь. Поэтому и называют детство «золотым», что ребенок не понимает необратимости жизни.
Я помню, как в пятом классе, придумал несчастной девочке, с ужасным родимым пятном на лице, прозвище «дохлая кошка» и орал его на всю округу, доводя несчастную до истерических припадков, во время которых она валилась с ног, захлебываясь собственными слезами. Я, конечно, подлец, но другие-то... Ведь все, вторя мне, тоже называли ее «дохлой кошкой», только, быть может, в отличие от меня, не так рьяно. Не знаю, что тогда мною двигало, но даже угрозы ее старшего брата «оторвать мне яйца» не могли остановить меня.
Я думаю, что это инстинкты. Эволюции нужны здоровые особи, больные да слабые - балласт популяции, нахлебники сильных, производители такого же слабого потомства. Поэтому все эти, детские, драки, дразнилки, насмешки, издевки - не просто сегрегация на сильных и слабых, а еще и изгнание слабаков.
Не знаю чем бы все это кончилось, да, слава богу, меня из этой школы, мягко говоря, перевели в другую.
Моя знакомая Эля училась уже в пятом классе, когда к ним в класс пришла новая девочка. Отец ее был человек военный, поэтому долго не задерживался на одном месте и его дочь уже сменила две школы. Худенькая, черноглазая, темноволосая со смуглым цветом лица, она была похожа на цыганку, за что и получила соответствующее прозвище. За этой «цыганкой» все дети начисто позабыли, что ее имя Инна. Но Инна ни капельки не обижалась и охотно отзывалась на прозвище. Казалось, что имя ей совершенно не интересно, а прозвище даже очень-очень нравится. «Цыганка» вообще-то была еврейкой, точно также как и Эля. И, может быть, они сдружились именно на этой почве, а может быть потому, что, и та, и другая, были аккуратны, прилежны и учились на отлично, за что классная посадила их вдвоем на одну из первых парт.
Прошло несколько лет, девочки подросли. У них появились секреты, которыми они охотно делились между собою, поскольку знали, что рассказанное никто другой никогда не узнает. И вот однажды в конце учебного года, Инна сказала, что собирается поделиться такой тайной, которая никому в школе, кроме директора не известна.
Эля навострила уши, предвкушая что-то из ряда вон выходящее, раз в этом замешана сама директриса! Это не очередной влюбленный мальчик, не случайный поцелуй, плоский и неинтересный, которыми их нередко награждали одноклассники. Здесь действительно крылась какая-то СТРАШНАЯ тайна, о которых пишут только в книгах. Эля затаила дыхание, готовясь слушать.
Но оказалось, что вся тайна заключается в том, что ее подруга не Инна, а Кристина!
И что в прошлой школе, когда классная представляла ее классу, по шепелявости, ее имя произнесла довольно твердо - Крыстина. Раздался громкий хохот, кто-то из угла проскрипел: " Крыстина - крыса", чем значительно усилил смех. Кристина стояла не жива не мертва. Пунцовая от стыда и обиды, она стоически терпела насмешки, поскольку знала, что это имя дала ей мама в честь польской актрисы Кристин Фельдман, с которой их связывали какие-то дальние родственные связи и мама от этого имени была в восторге. Учительница пристыдила расшумевшихся детей и, чтобы исправить ситуацию, решила повторить имя девочки, но уже помягче, с ярко выраженным «И». Это ей удалось, но «И» растянулось, как в первом слоге, так и во втором. Поэтому на свет вылезло слово, которое раньше было притушевано - «тина». Эта «тиииина» с протяжным «И» прозвучала настолько явно, что надо было быть полным дураком, чтобы не расслышать ее. Но класс, напуганный гневом учительницы, молчал. Еще бы секунда и все бы сошло с рук, но извечное «но». С «камчатки» (как тогда называли последние парты в классе, особенно крайние) раздался не по годам басовитый голос второгодника, отчетливо произносящий каждое слово: «Крыса... Тина... Крыса в тине... Крыскотина» он прихохотнул и добавил «не понравится Кристине!».
Все! Класс сорвался.
Грянул такой оглушительный хохот, что задребежали стекла. Остановить его было невозможно. Учительница пыталась перекричать ребят, но куда там... Надо было дать ребятам отхохотаться... Волны хохота ходили взад-вперед по классу, Утихала галерка, начинали хохотать первые парты, потом левые, потом правые... И так - по кругу...
Кристина не выдержала и заливаясь слезами бросилась вон из класса, из школы. Вдогонку ей неслось «Крыса... крыса в тине... Крыскотина». У девочки случился нервный припадок и она неделю пролежала дома с высокой температурой.
Но делать было нечего - в том городке, в котором они тогда жили была всего лишь одна школа. И Кристина, целый год ходила туда, где к ней обращались не иначе как: «Крыс». «Крыс, дай тетрадку», «Крыс, поди сюда», «Отвали, Крыс». Кристина поняла, что страдать и умолять бесполезно, поэтому, стиснув зубы, училась в ненавистном классе. Неизвестно, насколько бы у нее хватило выдержки, но, на ее счастье, ее отец получил назначение в Москву. Памятуя прошлое, он попросил директора школы малость подправить документы дочери и записать ее под именем Инна, что вроде как и похоже, но зато без «крысиного» звучания.
Прослушав исповедь подруги, Эля обрадовалась, что родители назвали ее Элеонорой, Элей, именем, к которому не вязались никакие обидные прозвища. Бедная Кристина, чего же она за этот год натерпелась! Эля, как могла посочувствовала ей, хотя всей душой понимала, что не может оценить глубину страданий подруги, поскольку сама никогда не испытывала ничего подобного. Девочки поболтали еще, о том, о сем и разошлись
Прошло несколько дней, учеба закончилась, все разъехались кто куда. Телефонов тогда не было, письма писать они были неприучены... да и лето пролетело как один день...
И вот первого сентября, придя в школу, Эля не увидела в классе Инны-Кристины. Учительница объяснила, что ее отца опять перевели в другой город и она уехала никому не оставив своего нового адреса.
Это жутко обидело Элю. Ведь надо же - думала она - рассказала мне свою страшную тайну не потому, что любила меня и доверяла мне, а потому что знала, что уедет отсюда навсегда! Ей просто так хотелось излить душу с абсолютно чужим (теперь уже) человеком.
И только потом, спустя много-много лет Эля поняла, как ломают человеческую психику подобные инциденты и простила Кристину...