Весной, когда абрикосы начинали отцветать, весь Казбет был покрыт белыми лепестками, как снегом. Опадающий цвет сыпался на головы людей, залетал в открытые окна, а старые почерневшие крыши приземистых домов празднично белели нежным покровом и сияли в лучах солнца.
Абрикосы в ту давнюю пору росли на Казбете повсюду: и во дворах, и вдоль кривых замысловатых улочек, и на склонах круч, сбегавших к Днепру.
Нигде не было таких знаменитых абрикос, как на нашем Казбете! Это был особый, сформировавшийся за многие века, неприхотливый и особо сладкий и вкусный сорт казбетских абрикос. Эти корявые деревья с покрученными стволами и крючковатыми ветками, казалось, были вечными, и на протяжении многих десятилетий каждую весну
надевали свои белые подвенечные платья, чтобы потом разродиться маленькими, но сочными и ароматными плодами. Плоды эти, созревая, сыпались на тротуары и пыльные улицы, а голопузые черноголовые и рыжеголовые казбетские пацаны собирали их и объедались ими "от пуза!" немытыми прямо с дороги.
А какой неповторимый самогон гнали из абрикос на Казбете!
Об абрикосовом перваче Левы Шнабеля до сих пор ходят легенды!
Спелых абрикос было так много, что собирать их не успевали, они сохли прямо на улицах, а порой, собираясь в толстые кучи под деревьями, бродили, как бродит закваска в чанах самогонщиков, и тогда по всему Казбету стоял хмельной аромат гниющих абрикос.
А какое вкусное абрикосовое варенье варили казбетские женщины!
А еврейские пироги с абрикосами?!
А узвар из сушеных абрикос?!
Тысяча лет, кажется, с тех пор прошло!
А вот закрою глаза и вижу, как наяву: сижу я, десятилетний и голопузый, на самой верхушке абрикосы, и трясу ее, а младшие братья мои, ползая на коленках в дорожной пили, собирают полуспелые абрикосы и тут же отправляют их в смеющиеся беззубые рты.
Может быть ни к чему,
Может быть неуместно
Почему, не пойму
Вдруг припомнилось детство.
Налетело, прижало,
Стало жалко до боли
Тех голодных и малых
Моих братьев веселых
И измученных жизнью
Моих маму и папу...
Кто мне выпишет визу,
Чтоб вернуться обратно?
Узкие улочки, кривые заборы, старые одноэтажные дома с почерневшими от времени жестяными крышами, во дворах летние кухни, сараи, а на сараях голубятни - это Казбет шестидесятых годов прошлого века. И кручи, скатывающиеся к реке кручи, на склонах которых на узких террасах белели стены домов и виднелись деревянные скамейки увешанных цветущей сиренью беседок.
А если бы вы знали, какие большие семьи жили в этих домах, и какие это были люди!
Семьи тогда были - не чета нынешним! Жило в Казбетских дворах тогда по три-четыре семьи, в которых дети рождались чуть-ли не каждый год. Так и получалось, что в каждой семье бывало по пятеро или шестеро детей, а порой и побольше. Дворы всегда были полны малых детей, которые копошились под абрикосами вперемешку с дворовыми собаками и котами, в летних кухнях и просто во дворе на табуретках шипели кирогазы, на которых домохозяйки варили и жарили рыбу. Запах керосина и жаренной на постном масле рыбы, перемешанный со стойким запахом чеснока, непременным составляющим всех казбетских блюд, витал в воздухе и распостранялся далеко за пределы Казбета.
Шипел Казбет кирогазами, белел цветущими абрикосами, копошился голопузыми детьми, цеплялся низенькими домами за кручи и жил своей жизнью, которой больше нет нигде!
А внизу - синяя лента Днепра, к которому по крутым склонам круч спускаются деревянные лестницы. Были эти лестницы старыми-престарыми, с выбеленными и выморенными солнцем, дождями, снегами и временем сосновыми ступеньками, площадками и поручнями. Шириной эти лестницы были метра по два, а через каждые тридцать-сорок ступенек располагались широкие трехметровые площадки со скамеечками по краям.
В конце апреля, когда днем солнце уже начинает припекать, и уседеть в классе нет никакой возможности, сбегали мы с пацанами с уроков на лестницу и, развалившись на площадке, грелись в теплых солнечных лучах, как греются коты на солнышке после долгой зимы. Площадки, скамейки и поручни были густо усеяны вырезанными на дереве надписями и цифрами, которые повествовали о посетивших нашу лестницу людях. Находили мы автографы, которые были оставлены и в конце девятнадцатого века, и в начале двадцатого, и на немецком языке, оставленные, видимо, немцам в годы последней войны.
Учились мы в школе на Казбете, физрук наш тоже был казбетским, тоже когда-то учился в нашей школе и знал, где пацаны "сачкуют" весной. Посылали всегда за нами физрука, которого мы уважали за его прежнюю службу на флоте, умение классно играть в футбол и немного побаивались за крутой нрав и способность дать в ухо за чрезмерную наглость. Завидев Фиму, так звали физрука, мы сыпались с площадки вниз прямо в дерезу и сирень, которые густо покрывали склоны Днепровских круч. Фима садился на скамейку, закуривал сигарету "Прима" и, пуская ртом аккуратные кольца дыма, ждал. Мы знали, что с Фимой шутки плохи и, выждав пока он докурит сигарету, грязные и с поцарапанными о колючки дерезы локтями, покорно взбирались на лестницу и направлялись в школу, а наш физрук шел сзади и насвистывал футбольный марш.
На наших деревянных лестницах мы выкуривали первые свои сигареты, пробовали вино или украденный дома самогон, здесь же случались и первые наши свидания с неумелыми поцелуями и клятвами.
- Голуби целуются на крыше,
Тише, не спугните голубей...-
Звонко пел Сашка, закрыв глаза.
Сашку провожали в армию! Лестница круто вниз сбегала к Днепру, на площадке было тепло и уютно от веселых апрельских солнечных лучей. Сашка сидел на краю площадки, свесив ноги в дерезу, перебирал гитарные струны и пел. Возле Сашки сидели ребята, которым в армию было еще рано и они с восхищением смотрели на Сашкину стриженную под ноль голову.
- Выпьем! - Герцик налил портвейн в кружку и протянул Сашке.
Сашка залпом выпил полную кружку вина, Герцик налил снова и пустил кружку по кругу.
А внизу маленький черный буксир тащил вверх по течению реки длинную вереницу
связанных между собой груженных песком барж.
- Он глаза от счастья закрывает,
Обо всем на свете забывает...
Тише, ради бога, тише,
Тише, не спугните голубей...-
Пел Сашка.
А с реки был слышен крик чаек и длинные печальные пароходные гудки.
Время, великий художник жизни, никогда не делает ошибок...
Одним мигом пронеслось время над нашим Казбетом, увековечив его в сердцах людей, потому что прошлое наше бессмертно и неизменно, а будущее, как это ни печально, туманно и непредсказуемо.
Изменился наш Казбет...
Там, где петляли удивительные и неповторимые старые казбетские улочки, цвели абрикосы и бегали босоногие загорелые пацаны, высятся модные коттеджи, обнесенные высокими коваными заборами с камерами видионаблюдения по периметру, а по широким асфальтированным улицам шелестят колесами дорогие автомобили. Казбет стал очень дорогим и престижным районом Черкасс.
Наш Казбетский рыбный рынок тоже стал неузнаваемым...
Сияет дорогими стеклянными витражами Супермаркет, магазины и ларьки опоясали наш рынок со всех сторон.
Но внутри еще сохранилось несколько рядов торговых прилавков, тех самых деревянных, почерневших от времени рядов!
Время, время...
Где сейчас дорогие моему сердцу люди, что сделало с ними неутомимое время?
Давно ушли из жизни и бессменный старожил Казбетского рынка папа Хаим, и однорукий дядя Виля-моряк, и школьный физрук Фима, и тесть Бори Колумбека Мойша Котляр и необъятные казбетские торговки тети Розы, тети Песи, тети Маши и многие-многие другие мои дорогие казбетчане, без которых не было бы нашего Казбета. Борька Колумбек вместе со своей Аней с первой волной эмиграции уехал в Израиль искать счастья на Земле Обетованной.
Дай бог им добра на той далекой Земле!
Сохранились еще на самых окраинах Казбета, на склонах круч старые наши улочки с вросшими в землю домиками, с абрикосами во дворах, с беседками и сиренью.
Переулок где я вырос и дом мой отчий стерло время...
На самом краю кручи остался только пустой двор, поросший сиренью и дерезой, да покосившеяся и выбеленная временем старая скамейка в бывшей беседке.
А внизу Днепр!
Отыщу я двор
Родимый,
А внизу река...
И туман
Медведем синим
Смотрит
СвысокА.
Я присяду на скамейку,
А на ней годА...
И они
Узкоколейкой
Увезут туда...
Там, где тучи,
Там, где ветер,
!Угли и зола,
Там, где лучшая на свете
Мамочка жила...
Где клубился дым
Над печкой,
И сбегали вниз
Тропки узенькие
К речке,
Где осталась
Жизнь.
Все как-будто начиналось
Только лишь вчера...
Только малость...
Только старость,
Только жизнь
Прошла.
Черкассы и наш старый Казбет всегда в моем сердце!
Помочь сайту
Поздравления
