Ранним весенним утром, в день моего рождения, ещё во сне у меня заболела голова. Мне это показалось интересным. Немного покивав мыслями туда и сюда, я приняла решение определить эту боль, как знаменательную. Другими словами, я решила, что это – знамение.
Совершенно спокойно, словно всю жизнь, имея дела со знамениями, а это было моим первым знамением в жизни, я решила посетить… психоаналитика.
Тогда ещё я не знала, что хорошие психоаналитики не принимают в районных поликлиниках, а тем более не знала, что за это нужно платить деньги.
Я вообще, честно говоря, не понимала, за что докторам нужно платить деньги? Ведь они делают доброе дело. Но мне подсказали, что доктора тоже кушают, одеваются, а всё это (продукты и одежду), как и мы, покупают в магазинах.
Нет, я не умственно отсталая, как принято говорить в таких случаях, просто в моём детстве о деньгах докторам, да и всём остальном, как-то принято было помалкивать.
Женщина я осторожная и недоверчивая, а поэтому активно занималась самолечением, и в целом всё проходило всегда гладко.
Но в тот день я решилась на смелый и доверчивый шаг, поскольку речь шла не о чём-то там, а о голове.
Мысли мои впрочем, были довольно ясные, если не учитывать судорожный страх, обыкновенный у нормальных людей при любом первом опыте.
Страх этот я естественно и легко контролировала, что, в свою очередь, является полным доказательством моей адекватности.
Прихожу я в поликлинику, поднимаюсь на второй этаж, нахожу нужный кабинет и… вот тут и начинается именно та моя история.
Кабинет за номером семьдесят шесть имел обыкновенную белую дверь с двумя цифрами и двумя табличками. На первой было написано: «Психотерапевт». А вот вторая табличка и надпись на ней были жутковатым ответом на моё знамение. Я начинала верить в силу мистики – так опрометчиво пущенной мною к себе домой маленьким котёнком, и так бесцеремонно и властно волокущей теперь меня за загривок хищных размеров тигром.
На табличке, была фамилия доктора. Так вот, фамилия доктора была – Копец! Нет, это был не мат. Фамилия доктора: Копец! Так было написано: доктор Копец. Взглянув ещё раз, с ужасом увидела отсутствие инициалов! И я онемела. Надо было отступать! А вдруг уже всё перекрыли? Ноги стали смеяться надо мной. Через минуту к ним присоединились и руки. Знамение удалось! Одно только общественное сознание… нет – сознательная общественность не оставила меня на произвол невольным рассуждениям.
Заметив моё «положение», которое усугубил привязавшийся ко мне вопрос, как занять очередь, кого спрашивать «Копеца или Копца?», больные, в свою очередь, проявили сочувствующий интерес. Один пациент улыбнулся, другой отвернулся, третий оглянулся, и лишь женщина посмотрела мне в глаза. Я ждала, что она вот-вот что-то спросит у меня или подскажет, но она так и смотрела на меня всё то время молча, покуда меня не вызвали. Да, да, меня вызвали! Открылась дверь и раздался ровный мужской голос вполне способный петь… где-то… если не в опере, то в караоке….
− Зайдите, − протянул голос и произнёс мою фамилию.
Я думала уже и перекреститься, до того меня прижал мой тигр-котёнок. Возникновение такого желания − перекреститься − скорее всего, было из-за просмотра какого-то фильма. Потому как я не знала даже, как и делается это крестное знамение правильно. Даже не знала, какой рукой, и боялась, что показавшееся мне сперва добрым, общественное сознание засмеёт меня вместе с сознательной общественностью. Я осталась, было, на месте, глупо прикинувшись плохо-слышащей особой, но голос потребовал меня в кабинет, сделав это нежно, словно упрашивая принять всё же предложение зайти в гости….
Переступая порог, я видела себя настоящим преступником, испытывала острые ощущения «запретного» при полном отсутствии хотя бы какого-то понимания об «отдаче» знаний закона.
Доктор стоял у окна ко мне спиной и что-то наговаривал на диктофон. Откровенно говоря, уже через несколько секунд «нашего общения» я почувствовала в себе недостатки полноценности. А он всё стоял у окна, записывая на диктофон какие-то ходы, по которым душе выбегать из лабиринта. Я смотрела на его помятый от стульев халат, на его взъерошенные мыслями кое-где седые уже волосы и думала: "вот он, Копец…" Вдруг доктор резко развернулся и стремительно направился в мою сторону. Я дрогнула и слегка присела, перепутав его уже с санитаром. В руках, похожих на больше лапы, я не увидела никакого диктофона! Микрофон!? Нет и микрофона! Я похолодела. Доктор не останавливаясь, и пряча взгляд в себя, вышел из кабинета, бросив через плечо: − Я сейчас приду!
И тут только в стороне я заметила сидящую за столиком медсестру. Она, сливаясь с белыми, как порошок стенами, что-то писала, наклонив голову в белоснежной косынке. Я с мольбой впилась глазами в сестру милосердия. Женщина произнесла: «Присаживайтесь, доктор скоро вернётся». Затем подняла на меня свои красивые усталые глаза, так похожие на «глаза за дверью», и еле заметно качнула головой в сторону двери. Казалось, что все мысли покинули мою голову, я медленно развернулась и вышла из кабинета.
Ноги принесли меня домой через пару часов, после прогулки вокруг да около. Я села в кресло и выдохнула.
[Скрыть]Регистрационный номер 0525096 выдан для произведения:
Ранним весенним утром, в день моего рождения, ещё во сне у меня заболела голова. Мне это показалось интересным. Немного покивав мыслями туда и сюда, я приняла решение определить эту боль, как знаменательную. Другими словами, я решила, что это – знамение.
Совершенно спокойно, словно всю жизнь, имея дела со знамениями, а это было моим первым знамением в жизни, я решила посетить… психоаналитика.
Тогда ещё я не знала, что хорошие психоаналитики не принимают в районных поликлиниках, а тем более не знала, что за это нужно платить деньги.
Я вообще, честно говоря, не понимала, за что докторам нужно платить деньги? Ведь они делают доброе дело. Но мне подсказали, что доктора тоже кушают, одеваются, а всё это (продукты и одежду), как и мы, покупают в магазинах.
Нет, я не умственно отсталая, как принято говорить в таких случаях, просто в моём детстве о деньгах докторам, да и всём остальном, как-то принято было помалкивать.
Женщина я осторожная и недоверчивая, а поэтому активно занималась самолечением, и в целом всё проходило всегда гладко.
Но в тот день я решилась на смелый и доверчивый шаг, поскольку речь шла не о чём-то там, а о голове.
Мысли мои впрочем, были довольно ясные, если не учитывать судорожный страх, обыкновенный у нормальных людей при любом первом опыте.
Страх этот я естественно и легко контролировала, что, в свою очередь, является полным доказательством моей адекватности.
Прихожу я в поликлинику, поднимаюсь на второй этаж, нахожу нужный кабинет и… вот тут и начинается именно та моя история.
Кабинет за номером семьдесят шесть имел обыкновенную белую дверь с двумя цифрами и двумя табличками. На первой было написано: «Психотерапевт». А вот вторая табличка и надпись на ней были жутковатым ответом на моё знамение. Я начинала верить в силу мистики – так опрометчиво пущенной мною к себе домой маленьким котёнком, и так бесцеремонно и властно волокущей теперь меня за загривок хищных размеров тигром.
На табличке, была фамилия доктора. Так вот, фамилия доктора была – Копец! Нет, это был не мат. Фамилия доктора: Копец! Так было написано: доктор Копец. Взглянув ещё раз, с ужасом увидела отсутствие инициалов! И я онемела. Надо было отступать! А вдруг уже всё перекрыли? Ноги стали смеяться надо мной. Через минуту к ним присоединились и руки. Знамение удалось! Одно только общественное сознание… нет – сознательная общественность не оставила меня на произвол невольным рассуждениям.
Заметив моё «положение», которое усугубил привязавшийся ко мне вопрос, как занять очередь, кого спрашивать «Копеца или Копца?», больные, в свою очередь, проявили сочувствующий интерес. Один пациент улыбнулся, другой отвернулся, третий оглянулся, и лишь женщина посмотрела мне в глаза. Я ждала, что она вот-вот что-то спросит у меня или подскажет, но она так и смотрела на меня всё то время молча, покуда меня не вызвали. Да, да, меня вызвали! Открылась дверь и раздался ровный мужской голос вполне способный петь… где-то… если не в опере, то в караоке….
− Зайдите, − протянул голос и произнёс мою фамилию.
Я думала уже и перекреститься, до того меня прижал мой тигр-котёнок. Возникновение такого желания − перекреститься − скорее всего, было из-за просмотра какого-то фильма. Потому как я не знала даже, как и делается это крестное знамение правильно. Даже не знала, какой рукой, и боялась, что показавшееся мне сперва добрым, общественное сознание засмеёт меня вместе с сознательной общественностью. Я осталась, было, на месте, глупо прикинувшись плохо-слышащей особой, но голос потребовал меня в кабинет, сделав это нежно, словно упрашивая принять всё же предложение зайти в гости….
Переступая порог, я видела себя настоящим преступником, испытывала острые ощущения «запретного» при полном отсутствии хотя бы какого-то понимания об «отдаче» знаний закона.
Доктор стоял у окна ко мне спиной и что-то наговаривал на диктофон. Откровенно говоря, уже через несколько секунд «нашего общения» я почувствовала в себе недостатки полноценности. А он всё стоял у окна, записывая на диктофон какие-то ходы, по которым душе выбегать из лабиринта. Я смотрела на его помятый от стульев халат, на его взъерошенные мыслями кое-где седые уже волосы и думала: "вот он, Копец…" Вдруг доктор резко развернулся и стремительно направился в мою сторону. Я дрогнула и слегка присела, перепутав его уже с санитаром. В руках, похожих на больше лапы, я не увидела никакого диктофона! Микрофон!? Нет и микрофона! Я похолодела. Доктор не останавливаясь, и пряча взгляд в себя, вышел из кабинета, бросив через плечо: − Я сейчас приду!
И тут только в стороне я заметила сидящую за столиком медсестру. Она, сливаясь с белыми, как порошок стенами, что-то писала, наклонив голову в белоснежной косынке. Я с мольбой впилась глазами в сестру милосердия. Женщина произнесла: «Присаживайтесь, доктор скоро вернётся». Затем подняла на меня свои красивые усталые глаза, так похожие на «глаза за дверью», и еле заметно качнула головой в сторону двери. Казалось, что все мысли покинули мою голову, я медленно развернулась и вышла из кабинета.
Ноги принесли меня домой через пару часов, после прогулки вокруг да около. Я села в кресло и выдохнула.
В наше советское время мы не имели понятия, кто такой психолог, а тем более психоаналитик. И очень удивлялись, когда узнавали, что на Западе каждый уважающий себя человек имел собственного психолога/психоаналитика, как впрочем, и адвоката. Наше советское общество в большинстве своем было здоровым. И только теперь, при капитализме, мы начали ощущать, что без этих специалистов трудно жить и работать. Мы все стали больными, причем на всю голову!