Помочь сайту
Поздравления
История Вильского парка (пролог и глава 1 "Иллюзии на смену чудесам")
Вчера в 18:56 -
Андрей Кудин
Настоящая повесть является продолжением рассказа "В годы нашей безумной весны" и входит в книгу "Времена философов" (https://www.litres.ru/andrey-vladimirovich-kudin/v...
Пролог
(25 лет назад)
- Тед, Алан, скорее! Я только что разговаривал с Вином, он зовёт нас в парк, сказал, что собирается с мистером Джеффом сажать дерево! Особенное дерево! Мистер Джефф был бы очень рад, если бы мы тоже пошли с ним! – протараторил, подбежав к ребятам, Мэл.
- Ты чего такой возбужденный? Что необычного в том, чтобы посадить дерево? – скептично воспринял его новость Алан и, несколько раз ударив мячом об землю, немного рассерженно добавил: – мы тут, между прочим, уже полчаса тебя ждём, ты куда пропал?!
- А почему оно особенное? – заинтересовался Тед.
- Да какая разница, почему?! Вообще-то мы собирались играть в футбол! – не понравилась его заинтересованность Алану.
- Вин сказал, это дерево мудрости, - ответил Теду Мэл и бегло взглянул на Алана.
- Слушайте, а не рановато ли вам сажать деревья мудрости? По-моему, это уже слишком!
- Что это значит?! – с ещё большим интересом спросил Тед, отчего Алан вздохнул и покачал головой.
- Когда оно вырастет, станет символом нашего детства и дружбы; посадив его, мы будем лучше помнить это время!
- Какая чушь, - буркнул Алан.
- Это ты сам додумал, или тоже Вин сказал? – спросил Тед.
- Вин сказал, - переходя из возбуждённого состояния в спокойное, выдохнул Мэл.
- Интересно, откуда Вин это узнал? Прочёл в глазах мистера Джеффа? – с сомнением и иронией произнёс Алан. – Может быть просто Вин – большой фантазёр? А ведь он фантазёр, какого ещё поискать! Или, может быть, мистер Джефф всё-таки немного того?
- Прекрати, Алан, ты сам в это не веришь, - ответил ему на это Тед.
- Ладно, вы как хотите… - с долей грусти произнёс Мэл и собрался уходить.
- Всю неделю не было погоды… Мы ждали, когда, наконец, сможем поиграть в футбол, - и, между прочим, договорились с парнями из соседнего двора! Как здорово, Мэл, что ты принёс нам такую новость!
- Мы ещё успеем поиграть, Алан, есть ещё время. Сходим ненадолго в парк, а потом вернёмся обратно, а? – попытался обнадёжить друга Тед.
- По-твоему, это так быстро? Да это растянется до позднего вечера, можно не сомневаться, - несговорчив и хмур был Алан.
Тед ненадолго задумался.
- Прости, Алан, пожалуй, я пойду с Мэлом. Мэл, подожди, я с тобой!
Глядя вслед удаляющимся Теду и Мэлу, Алан выдохнул:
- Чёрт с вами!
После чего бросил на землю мяч и ударил по нему так, что он перелетел через мальчишек.
- Да подождите вы! Мы же всё-таки одна команда…
Глава 1
Иллюзии на смену чудесам
С того памятного вечера, необычные события и детали которого я отразил в рассказе «В годы нашей безумной Весны», прошло более двух лет.
Большую часть этого времени я был вынужден уделять учёбе, - ибо в противном случае мог быть исключён из университета за неуспеваемость, что, к большому моему сожалению, подтвердило бы пророчество некоторых моих преподавателей. Относительно немного его оставалось на личную жизнь, которая стала интересней и разнообразнее с появлением в ней умной и очаровательной девушки по имени Анна, и ещё меньше – на одинокие прогулки по окрестностям Вильского парка, которые в часы внутренней неопределённости по-прежнему были необходимы мне, как воздух.
Многие читатели наверняка уже задались вопросом, что подтолкнуло меня вновь обратиться к мистической и ныне волнующей почти всех жителей нашего города теме. Вероятно, я кого-то разочарую, но это отнюдь не загадочные явления и не истории людей, с ними связанные. На фоне того, что парк обретал всё большую популярность, и молва о нём летела по всему свету, я неоднократно задавался абсолютно необоснованным, казалось бы, вопросом: что может вскоре произойти такого, что из знаменитого сделает его вновь заброшенным? Пожалуй, именно это, не дающие мне покоя сомнения и привели недавно к тому, что я во второй раз стал персонажем событий, значение которых в истории Вильского парка сложно будет переоценить. Впрочем, судить об этом Вам.
Ещё несколько лет назад многие из нас, простых горожан едва ли бы поверили в то, что наш заброшенный парк однажды станет настоящей сенсацией и привлечёт к себе не меньше внимания, чем знаменитые, поражающие человеческий род своими откровениями Далмакские Аллеи. А между тем, этого следовало ожидать. После публичных заявлений по поводу «таинственных явлений» профессора Рольпера, относящегося к числу деятелей Верховной Академии, можно было вообще с лёгкостью прогнозировать дальнейшее развитие событий. Несомненно, своей нынешней популярностью и ощутимыми финансовыми прибылями город обязан в первую очередь ему.
Далеко не все согласятся со мной, но это время, время невероятных для нас перемен наступило не как счастливый финал долгой, полной драматизма истории. На мой взгляд, история всё ещё продолжается, и финал у неё может быть совсем другим.
О своём рассказе «В годы нашей безумной Весны» я получил немало положительных и даже восторженных отзывов. Вот некоторые из них:
«Благодарствую Вам, мистер Гальпурге, прежде всего за Вашу откровенность, честность и неординарный, я бы даже сказал, весьма неординарный подход к теме! Вместе с Вами я верю: Истина восторжествует. Впрочем, почему мы всё время говорим о будущем!? Она уже восторжествовала!»
«Уважаемый, мистер Гальпурге, в ваш рассказ сложно поверить, но я, кажется, верю. Я никогда не общался с профессором Рольпером, но догадывался, что он именно такой человек, каким вы его представили. Рад, что из этой жуткой череды событий всё-таки нашёлся выход, - правда (или, может быть, к счастью) иначе, как чудом его не назвать!»
«Для кого-то заброшенный парк – это аномальная зона, по неизвестным причинам возникшая на окраине нашего города. Я же убеждена, он является нашим величайшим достоянием. А Вы – первый человек, который рассказал о нём, хоть и немного, но именно как о таковом. После Вашего рассказа невозможно не поверить в его чудеса! Несомненно, по Вашим стопам пойдут другие. Впоследствии кто-то расскажет историю, а может быть, множество историй, ещё более необычных, чем Ваша. Но первопроходец – всё равно Вы! Желаю Вам когда-нибудь войти в историю нашего города. Продолжайте быть наблюдателем! Жду от Вас вестей!»
Но, получая их, я всё больше задумывался над тем, что происходит в заброшенном парке, и как то, что происходит, отражается на нас, причём характер моих размышлений становился более тревожным.
Не так давно – на закате моего студенчества – преподаватель физики мистер Франклин дал мне напутствие в новую жизнь, каждое слово которого запечатлелось в моей памяти:
- Откровенно говоря, Вильгельм, вы не представляетесь мне интеллектуалом с обширным багажом знаний. Едва ли ваших сил хватит на то, чтобы копаться в теориях, методично разгадывать научные загадки. Вы были учёным, пусть и очень маленьким, ещё до того, как поступили в университет, который, кроме диплома об образовании, дал вам, в сущности, немного. Это моё личное мнение, и я ни в коем случае не хочу вам его навязать. Вполне возможно, оно ошибочное.
Ваш рассказ даёт лишний повод задуматься над тем, что не в такое уж и счастливое время мы живём. Впрочем, я, кажется, не совсем правильно выразился… Я имею в виду не качество жизни в целом, - пожалуй, никогда ещё в истории человечества оно не было столь высоким, как сейчас. Дело в другом: мы снова идём у края пропасти. Достигнутые нами комфорт и безопасность находятся под угрозой. Прозрачный реализм в одночасье может поглотиться жутким сюрреализмом. Мы не должны забывать: жизненные нити тонки, здравый смысл тонок, - что, однако, является основанием не только для страха и сомнений, но и для того, чтобы верить в чудо. Быть бдительными – в этом наше человеческое призвание.
Вот ещё кое-что. Несмотря на все ваши недостатки, вам хочется верить. Вы идёте честным путём. В вас говорит учёный, который изучает, прежде всего, самого себя. Видите ли, Вильгельм, все тайны мироздания, какие только можно себе вообразить, чудесным образом вмещает в себя внутренняя вселенная каждого из нас. Впрочем, вам, я думаю, это давно известно.
Что такое истина – то, к чему стремится каждый учёный? Это не конечный результат, а скорее вечный стимул для достижения результатов. Она, как надёжный друг, будет всегда рядом с вами, если только вы честны и преданы поиску. Но вы не сможете ею обладать.
Слова – это то, что по причине своей вторичности искажает действительность и создаёт иллюзию обладания. Поэтому хочу вас предостеречь… Остерегайтесь успеха. Нет, не поймите неправильно, успех – штука превосходная, - всё же точность слов – немалое достижение. Остерегайтесь того, чтобы он не вскружил вам голову.
Я думаю, вы понимаете всё, что я говорю, а если и не всё, то поймёте скоро. Вы интуитивный человек, а таким людям свойственно понимание.
Что ж, кажется, я сказал вам то, что хотел. Помните это, мистер Гальпурге, это важно. Помните.
Я долго прокручивал в голове слова мистера Франклина. Он сказал, что истина может быть только рядом… «Странно, - рассуждал я, - а как же тогда непреложные истины, - любые, взять хотя бы законы физики? Можно ли, например, закон всемирного тяготения считать близким к истине? Можно ли ещё рассуждать по поводу элементарных частиц? Нет, можно, конечно, но всё равно… похоже на бред. И это говорит физик! Вероятно, он слишком долго занимался наукой и у него всё перемешалось. Он всё запутал… нет, не похоже… Может, это я что-то недопонял?» И потом я услышал, то есть живо представил себе голос мистера Франклина: «Истина одна, Вильгельм. Представьте себе, что у вас был большой кусок стекла, или пусть это будет не стекло, а зеркало, ещё лучше – магическое зеркало. Оно упало с огромной высоты и разбилось – на миллион осколков. Если вам удаётся отыскать один или несколько из них, вы ликуете (всё же вы собираете магическое зеркало и поэтому невозможно не радоваться его даже самой малой частице). Теперь вы понимаете, что Истина в единственном числе. Все законы этого мира, освещённые человеческим гением, являются осколками зеркала. Всякий раз, когда вы наклоняетесь за очередной его частью, вы ощущаете присутствие Истины. Вы объяснили что-то самому себе, раскрыли какую-то тайну мироздания, или прикоснулись к тайне… однако что-то не есть всё, а тайн в этом мире гораздо больше, чем вы можете себе вообразить». Я размышлял дальше: «А если предположить, что рано или поздно человеческий род найдёт ответы на все вопросы? Соберёт миллион или миллионы осколков и сложит их вместе? Будущим поколениям учёных тогда останется только овладевать накопленными знаниями и передавать их по наследству. Где же тогда будет Истина? По-прежнему где-то рядом?..» Голос мистера Франклина в моём воображении отвечал: «Вы продолжаете называть осколки зеркалом; расчленённое тело человеческим существом… вы же не называете вашу ногу или палец Вильгельмом Гальпурге! А если соединить все части тела друг с другом, то в результате мы всё равно получим мертвеца. Именно этим многие из нас занимаются. Если вы даже склеите между собой все найденные вами осколки, зеркало вы всё равно не вернёте. Вы собрали всё, что только можно, а Истина наоборот отдалилась от вас. У вас есть всё, но чуда не произошло. Мертвец не порадовал вас своей речью».
В тот день, погружённый в подобные размышления, я не заметил, как пришёл к восточным воротам парка. В реальность меня вернул выразительный женский голос, скомандовавший:
- Ваш билетик, мистер!
Я предъявил паспорт здешнего жителя, данные по которому удовлетворяли необходимым требованиям системы контроля.
- Проходите!
Первое, что я понял, войдя на территорию парка, это то, что давно уже не был в нём. Более людное место в городе едва ли бы нашлось. И, признаюсь, было странно наблюдать картину, на которой посетители бродят толпами в ожидании чуда. Как будто все они присутствовали на каком-то собрании, а после его окончания стали не спеша расходиться, пребывая в некотором недоумении по поводу того, что на нём происходило. Они прогуливались, но не беззаботно, и, в то же время, и нецеленаправленно, -так, словно наверняка не знали, что они здесь делают и какова их цель. Хотя многие из них, вероятно, считали иначе.
- Мистер Гальпурге! Мистер Гальпурге! Я узнал вас, молодой человек! – внезапно окликнул меня незнакомый джентльмен. Высокий, статный, с внешностью, неожиданно сочетающей в себе строгость с простотой, он резко отличался от прочих посетителей парка. При виде его и огромного ярко-рыжего пса, который находился рядом с ним, я на миг остолбенел. Джентльмен остановился на том же месте, где увидел меня, и снял шляпу в знак приветствия. После чего медленно двинулся мне навстречу.
- Вы меня не знаете. Я Уилл Минрой, вольный путешественник. О вас мне немного рассказывал мой друг, профессор Рольпер. Сам не знаю, как я догадался, что сей скромно одетый задумчивый джентльмен и есть тот самый Вильгельм Гальпурге, но только скажите, что это не вы!
Мистер Минрой был человеком мягко говоря не совсем обычным. Этого не могла скрыть нарочито притускнённая внешность. Лицо и взгляд его говорили об удивительном жизненном пути, немалом опыте и проницательности, - и вместе с тем выглядел он жизнерадостным, открытым. Он мне сразу же понравился.
- Вы знаете профессора Рольпера... А откуда, простите, вы родом?
- Я родом из Шотландии, но моя сознательная жизнь началась на Далмаке, где вам, вероятно, вскоре доведётся побывать.
- С профессором Рольпером вы познакомились у себя на родине? – спросил я, не сразу придав значения его последним словам.
- О, нет… впрочем, я так сразу и не вспомню, где и когда это случилось. Коротко говоря, мы знаем друг друга с давних пор.
Мой друг кое-что рассказывал о вас. По его мнению, вы один из немногих, кто может пролить свет на то, что происходит в вашем заброшенном парке. Он просил вам это при возможности передать.
- Что ж… - протянул я неопределённо, чувствуя, что на меня возлагают надежды, которые я, возможно, не смогу оправдать.
Поняв мою реакцию, мистер Минрой, сказал:
- Не думайте, будто я передаю поручение. Генрих просто хотел этим сказать, что верит в вас.
На протяжении многих лет мой друг был человеком пессимистических убеждений, человеком, разочаровавшимся в окружающем мире, в людях, и, прежде всего, разумеется, в самом себе. Поэтому… вам уже удалось совершить чудо: вы нашли средство от его мизантропии и пессимизма.
- Мне бы хотелось сказать, что никакого чуда я не совершал, что чудо произошло скорее со мной, но вы ведь сочтёте это за скромность…
- Я знаю одно: вы напомнили профессору его самого в молодые годы, - одинокого замкнутого поэта, чьи произведения были слишком странными для того, чтобы принести ему хоть какую-то известность, не говоря уже о чём-то большем.
- Может быть, но только разница в том, что ваш друг помимо этого обладает ещё множеством талантов, которых нет у меня…- и мне тут же стало стыдно за спонтанно выраженное чувство сожаления и подсознательные амбиции.
- Мой юный друг, - мистер Минрой взял меня за плечи и пронзительно посмотрел в глаза. Я думал, он скажет, что во мне ещё живёт прежний закомплексованный мальчик, или нечто подобное. Но он сказал:
- Зато вы принадлежите самому себе. Обладая многими талантами, человек может заиграться. Впрочем, это не совсем корректно звучит, ведь гений и есть игрок, игрок с большой буквы. Он может играть со многими вещами, но тем самым будет упускать нечто очень важное. Именно это произошло с моим другом профессором. Он – превосходный игрок, но это превосходство заточило его в мир форм, лишённых важного содержания. Вам удалось вернуть ему утраченное содержание, по сути дела вы напомнили, что люди – неслучайны в этом мире, неслучайны, ибо способны чувствовать, а не только говорить о чувствах, мыслить, а не только блуждать в мыслях, и на самом деле могут быть более восприимчивы. А удалось потому, что важнее всего для вас – это принадлежать самому себе. Амбиции, охоту за внешними объектами вы ощущаете в себе как нечто негативное, поскольку чётко осознаёте: всё это может лишь увести вас от самих себя.
- Если вы никуда не торопитесь, мы можем присесть, – предложил он затем, и указал на скамейку, усыпанную листьями.
Я никуда не спешил и был только рад продолжить знакомство.
- Осень – волшебная пора года, - и, находясь здесь, особенно это ощущаешь, - с вдохновением произнёс он, глядя на верхушки старых деревьев. – Время, когда истории подходят к своему завершению…
- Мистер Минрой… - начал было я.
- Очень прошу, обращайтесь ко мне просто: Уилл.
- Хорошо… Уилл, эти люди в парке, их стало… не знаю, может быть, во мне говорит сейчас чувство ревности, но их стало чересчур много. К тому же складывается странное впечатление… как будто все они здесь что-то ищут.
- Они ищут то, чего им не хватает в себе. Прежде такого наплыва охотников за чудесами не было, это так… Но, если поконкретней, они хотят увидеть, (и, вероятнее всего, увидят) двоих детей, девочку и мальчика с хищной внешностью, в лохмотьях древних людей. Периодически они появляются среди посетителей, - возникают из ниоткуда, пробегают мимо и удаляются в неизвестном направлении, могут подпрыгнуть до самых верхушек деревьев, а потом вдруг исчезнуть, либо просто исчезают.
- Очень интересно… и что по-вашему это может означать?
Уилл ненадолго задумался.
- Это только моё предположение, но я уже сталкивался с чем-то подобным в волшебных аллеях Далмака – как раз в пик сезона. А в них, как вы, наверное, знаете, что ни происходит, так или иначе связано с нами.
- То есть вы хотите сказать, что эти… странные дети имеют прямое отношение к нам? – спросил я о том, в чём сам был почти уверен.
- Я думаю, они являются порождением этой самой массы людей, что озабоченно бродит по территории парка. Юные дикари с иступлёнными лицами есть сущность толпы.
Знаете, Вил, многие таинственные явления – это что-то вроде всходов растений, - представьте, что люди засевают их семена в сию благодатную почву, не ведая о том, что они это делают. Впрочем, я, наверное, подобрал не самое удачное сравнение.
- А по-моему, удачное.
Уилл посмотрел на меня; поняв, что я во всём с ним согласен, внёс долю сомнения:
- И всё-таки, это лишь моё допущение. Посетители здешних мест в большинстве своём вряд ли бы одобрили подобные рассуждения.
Пока я думал над словами Уилла, на территорию парка вошла группа лиц, оснащённых съёмочной аппаратурой. Заметив их раньше меня, мой собеседник встал со скамьи, улыбнулся и приподнял шляпу в знак прощания.
- Эльза, ко мне! – бросил он собаке. – Идём, дорогая. Рад был знакомству, Вил!
Я тоже встал, и, переводя взгляд с него на этих, явно целенаправленно идущих в нашу сторону людей, произнёс:
- Вы так неожиданно… Доброго пути, мистер Минрой, прошу прощения, Уилл!
Не успел я договорить, как Уилл и его собака исчезли, буквально растворились в воздухе – на виду у нескольких десятков прохожих.
- Очередной трюк! Браво! – тут же раздалась чья-то восторженно-ироническая реплика.
Я обернулся на голос. К тому месту, где я стоял, приближалась шумная компания молодых людей. В ней выделялся высокорослый, худощавый парень – в полосатой кепке и с полосатым шарфом, одетый во всё чёрное. На лице его светилась улыбка, а во взгляде лёгкая насмешка над толпой. Реплика, разумеется, принадлежала ему.
В ответ на возмущение в свой адрес кого-то из пожилых людей он громко, зычно произнёс:
- Вы разве до сих пор не знаете?.. Все эти писаные чудеса – на самом деле фокусы! Мастерски выполненные? – бесспорно, - но фокусы!
Люди, до которых донеслись его слова, обращали на него внимание, останавливались, переговаривались.
- Последние новости не слыхали? – обратился он к ним. – Это – представления – как то, на что вы смотрите в театре! Здесь тоже есть режиссёр-постановщик, актёры! Всё это время вас разыгрывали!
- Что?! А как же… - раздражённо начал кто-то.
- Эти исчезновения и прочее там – иллюзия, - вышел вперёд другой паренёк из компании молодых людей. – Работа мага-иллюзиониста, - да, разумеется, далеко не простого. Он, к тому же, и учёный-конструктор, и художник, одним словом: мастер своего дела! Вот он и его прелестная компания и замутили чудеса в заброшенном парке, на которых все дружно помешались!
И оба парня одновременно выдали усмешку, говорившую об их явном перевесе в споре.
- Прессу иногда читать надо, новостями интересоваться. Словом, жить надо нормально, а не гонятся за всякими призраками, таинственными зверьками и прочим, - прозвучал ещё один голос из той же компании, на удивление, не насмешливый, а вполне серьёзный.
Однако нашёлся кто-то, кто скептично пробурчал в ответ: «Какой дурак поверит какой-то газетёнке». И этот кто-то, вероятно, с чувством понимания того, где правда, где ложь, преспокойно пошёл дальше своей дорогой.
Мой же разум на все эти слова отреагировал не сразу, так как я был под сильным впечатлением от исчезновения моего собеседника. Однако вскоре они переросли для меня в серьёзную задачу. Характер моих рассуждений мог бы стать более беспокойным и поверхностным после того, как высокорослый парень в кепке, распознав, очевидно, на моём лице озабоченность, обратился ко мне с ухмылкой:
- Что, парень, веруешь в чудеса?
Наверное, мне хотелось, чтобы в его голосе прозвучала насмешка. Так было бы для меня проще? Но это было скорее снисхождение.
- Сочувствую, - обронил он.
Однако, раздражение, желание спорить, возникли во мне лишь на миг, ибо на ум тут же пришла светлая мысль: «Благосклонность… естественная благосклонность к своим оппонентам и противникам. Если я ещё не научился этому, то мне определённо стоит. Каждый заслуживает благосклонного к себе отношения. И такое отношение говорит о подлинной уверенности в себе».
По дороге из парка, я продолжал думать об этом: «На самом деле, когда кто-то говорит вещи, с которыми ты не согласен, вовсе не возникает повод выходить из себя, суетливо отстаивать свою правоту. Просто часто так бывает, что мы в этот момент ослеплены и не видим другого пути. Благосклонность… как она возникает? Она возникает из понимания того, что наиболее значимо, а что второстепенно, иными словами: из нашей объективности, которая тем больше, чем меньшее значение мы придаём личностным суждениям и оценкам, и в первую очередь, конечно же, своим собственным. Наибольшую ценность имеет человек в своём естестве и всё то, без чего жизнь его потеряла бы смысл. Всё прочее – преходящее. Нашими мнениями, принципами, а вместе с тем и гордостью, что придаёт им важность, вполне можно поступиться во имя чего-то большего, общего или надличностного. Коль скоро всех возможно примирить, то благосклонность и есть путь к примирению».
Придя домой, я разложил перед собой всю прессу, пришедшую за последнее время, и почти сразу же наткнулся на искомый материал. Статья называлась: «Иллюзии на смену чудесам». В ней содержалось интервью с человеком, который и был тем самым магом-иллюзионистом, создателем чудес в заброшенном парке. Без сомнения, каждый, кто читает эти строки, знает, о чём повествовалось в данной статье, поэтому многочисленные её подробности можно опустить. Великий мистификатор не сомневался: странные явления имели место в Вильском парке. Однако он также был убеждён в том, что недавно они полностью ушли из нашей жизни. Как-то раз во время наблюдения за ними у него возникла идея: почему бы ему самому не попробовать создавать их? Ведь таким образом он сможет лучше понять, что и почему происходит в заброшенном парке. «Создавать иллюзии, разумеется. Но стремиться к тому, чтобы они походили на настоящее волшебство». В завершении интервью он сказал: «Я не хотел никого провести, всё, что я делал, это укреплял вашу, а заодно и свою веру в чудо. И сейчас, говоря об этом, продолжаю верить, верить в искусство. Во мне нет сожаления. Я по-настоящему счастлив, как счастлив художник, претворивший своё искусство в жизнь».
Во время чтения статьи я едва не разрыдался – разделяя чувства этого человека, веря ему и веря вместе с ним.
Причиной того, что спустя столько времени он решился рассказать об этом, послужили растущие сомнения и чувство тревоги. Он сказал: «Каждая история рано или поздно подходит к концу. Пришла пора завершиться и моей истории, - в противном случае она будет лишь утрачивать свою определённость, тогда как я – веру в чудо». Меня буквально ударило током – сразу же вспомнились слова Уилла Минроя: «Осень – волшебная пора года, - и, находясь здесь, особенно это ощущаешь. Время, когда истории подходят к своему завершению…» Я перевернул страницу, и моё подозрение подтвердилось: на фотографии был не кто иной, как мой недавний собеседник.
С роем мыслей в голове и воспоминаний я снова отправился в Вильский парк. Я не знал, удастся мне разыскать мистера Минроя, или нет, но в любом случае другой дороги для меня в тот вечер не было.
Шагая то быстро, то медленно, в зависимости от того, какие мысли меня одолевали, я практически не замечал (не хотел замечать) ничего вокруг, и так дошёл до самых ворот. Когда понял, что пришёл поздно, испытал (оставленное, казалось бы, в прошлом) чувство уныния.
Я бродил вдоль забора парка до тех пор, пока не начало темнеть.
- Думаете, не пора ли возвращаться? – раздался голос за моей спиной, который не сложно было узнать.
Только что у меня была мысль: случись мне сейчас встретить мистера Минроя, я не найду, что ему сказать (слишком много передумал, слишком устал). И вот, он тут как тут.
- Или вы всё же не торопитесь? Впрочем… я, кажется, немного виноват перед вами. Но я знал, что вы придёте, честно говоря, даже рассчитывал на это. Я не лжец, и не строю никаких планов. Всё, что я говорил вам, правда.
- А то, что вы сказали всему городу?
- Правда и это. Только здесь есть ещё кое-что… Присядем? – предложил он, указывая на скамейку.
Мы присели, помолчали некоторое время. А потом мистер Минрой сказал:
- Однажды профессор Рольпер представил меня Верховной Академии как весьма талантливого иллюзиониста. Это значило, что он одобрил мою идею обосноваться в заброшенном парке. Поначалу, конечно, она показалась ему чистым безумием. Но потом он сказал: если возможно установить контакт с тем миром, то не иначе как при помощи искусства. Это было как раз то время, когда Вильскому парку вновь стало уделяться много внимания. Академии нужно было хоть как-то контролировать те процессы, что происходили в нём и вокруг него. Моя кандидатура для этого подходила как нельзя лучше. Я известен множеством впечатляющих иллюзионных постановок, умею пользоваться последними достижениями науки и техники, вдобавок, могу найти общий язык практически с любыми людьми, - что тоже немаловажно, и может сыграть определённую роль в этом деле сейчас.
- То, что я явил себя публике, меня вовсе не радует, - после небольшой паузы продолжил он, - но я должен был это сделать.
- Почему? Таково было распоряжение Академии? – попробовал я догадаться.
- На то есть ряд причин; основная вам известна. Вокруг таинственных явлений всё больше скапливается негатива. То, что в результате их воздействия образ жизни многих людей кардинально меняется, настораживает, - подобные перемены грозят массовой истерией. Так что, если бы даже не поступило распоряжение от Академии, я всё равно бы это сделал.
- Но ведь, сделав такое признание, вы, наверняка, подвергли себя риску. Люди верили в чудеса, а иногородние, к тому же, платили деньги за посещение парка…
- У меня есть лишь один выход: рассказать свою историю от начала и до конца, ничего не утаивая. И если после этого отдельные люди начнут бросать в меня камнями – а я почти уверен, что таких найдётся немало, - что ж, невелика цена их веры. Ведь вы же, несмотря на то, что верили, не шли сюда сводить со мною счёты.
- Если честно, я собирался потребовать у вас объяснений.
- Но вы не почувствовали себя одураченным. И при любом исходе, думаю, ваша вера бы уцелела.
На минуту он замолчал, а затем выдал неожиданную вещь:
- Пусть и с полным поражением, но мне хотелось бы уйти, Вильгельм. Взять и уйти, как будто ничего этого не было. Ни парка чудес, ни толпы людей, ни пристального внимания Академии, даже искусства, воплотить которое в жизнь было когда-то моей сумасшедшей мечтой. Так бывает: долгое время ты о чём-то заботишься, что-то постигаешь, создаёшь, находишься в центре событий, а потом… потом наступает момент, когда ты готов всё оставить, - не с отчаяния, не от того, что что-то не получилось или вышло не совсем так, как хотелось бы, а легко, с чувством выполненного долга (впрочем, говоря о долге, я, наверное, лукавлю, ведь я делал это для себя). Оставить и больше к этому не возвращаться.
- Но вас всё ещё что-то удерживает…
- Не хватает какого-то завершения… могу ошибаться, но, мне кажется, в деле с Вильским парком не хватает именно вас.
- Не хотелось бы вас разочаровывать… - опустил я голову.
Уилл встал со скамейки и, приободрив меня улыбкой, произнёс:
- Что вы наверняка не сможете сделать, так это разочаровать меня.
- Я даже не представляю, что вы имеете в виду… - продолжал я безнадёжную мысль, которую, впрочем, сам себе навязал.
- Уже достаточно поздно. Может статься, другого времени у нас не будет. Поэтому попрошу вас следовать сейчас за мной, - загадочно произнёс он, после чего сразу же развернулся и двинулся по аллее в сторону восточного входа в парк.
Мне ничего другого не оставалось, как идти с ним, к чему, впрочем, я отнёсся с воодушевлением.
На входе Уилл показал удостоверение члена Верховной Академии и нас пропустили.
До закрытия парка оставалось около получаса. Несмотря на это, людей в нём было ненамного меньше, чем днём. Правда, основная их масса находилась недалеко от входа. Так что не успели мы пройти и двухсот ярдов, как он покрылся мраком и опустел. При этом во мне возникло странное чувство, что там, где мы идём, никто ещё не ходил, - чего, разумеется, быть не могло. «Возможно, - подумал я, - чувство подсказывает, что знакомые места вот-вот предстанут передо мной в совершенно новом свете». И, словно в ответ на мою мысль, впереди загорелся свет.
Уилл, опережавший меня на несколько шагов, остановился и жестом предложил мне пройти вперёд. Свет шёл прямо из-под земли, а чуть ниже её уровня находилась небольшая подъёмная платформа. Мы поочерёдно спустились вниз, в достаточно просторный, но при этом совершенно пустой коридор, на одной из белых, ни о чём не говорящих стен которого тонко вырисовывался контур двери. Не успел я обернуться с немым вопросом к Уиллу, как дверь передо мной раздвинулась. С того момента всё, что происходило со мной в тот вечер и в ту ночь, я воспринимал не иначе, как удивительный сон.
Если бы по ту сторону проёма было темно, можно было бы решить, что мы вышли обратно наружу, ибо перед нами вновь простёрлась парковая территория. Но, поскольку там царил дневной свет, на ум пришла другая, ещё более фантастическая мысль, что мы очутились в неком ином мире. На самом же деле, мы вошли в помещение, которое являло собой точную копию одного из мест Вильского парка, или – иными словами – в котором была создана его голограмма. Догадавшись об этом – благодаря почти полному отсутствию мебели (были только стол и два кресла), я узнал и само место: здесь мы встретились сегодня с Уиллом.
- Кажется, я начинаю понимать, как вы создаёте ваши иллюзии… и ваше сегодняшнее исчезновение… вы на самом деле были не вы, а ваша голограмма…
В то время, как я проговаривал эти мысли вслух, к нам выбежала огромная огненно-рыжая собака Эльза. Её неожиданное и эффектное появление на миг лишило меня дара речи, вызвав во мне удивление и восторг.
- В данное помещение, или комнату-студию мы имеем возможность спроецировать практически любое место Вильского парка, и точно также в любом месте парка может возникнуть голографическая проекция того, что происходит здесь. Да, всё предельно просто, и даже странно, что до сей поры ни в одном из источников массовой информации не прозвучала подобная версия, - сказал Уилл.
- Но постойте, а как же ваш голос?!– кольнула вдруг меня мысль. – А наше рукопожатие?! А потом, помниться, вы положили мне руки на плечи…
- На самом деле, голограммой была только Эльза.
Я посмотрел на ту скамейку, где мы сидели. И как раз в этот момент Эльза, как и тогда, прилегла возле неё.
- А на мне была голографическая одежда. Может быть, вы припомните, что в тот момент, когда я исчез, вы увидели на моём месте человека по росту и телосложению схожего со мной, но только одетого во всё чёрное.
Такой человек мне сразу же припомнился.
- Значит, это были вы…
Затем в помещении стали появляться люди. Они выходили из разных дверей, каждый, по всей вероятности, из своей отдельной комнаты. Первым, кого я увидел, был среднего возраста голубоглазый брюнет с запоминающейся утончённой наружностью. Заостренное, нечасто улыбающееся лицо, копна волос, усталый, или, возможно, просто задумчивый взгляд… мне почему-то подумалось, что ему бы хорошо подошла роль Гамлета. Второй мужчина - светловолосый, рыжеватый, одетый во всё белое. Выглядел он более жизнерадостным: красивое, улыбчивое лицо, открытый, дружелюбный взгляд. Его длинные, худые руки и пальцы говорили, вероятнее всего, о музыкальном таланте. Черты лица третьего мужчины были более строгие, чем у второго, а само лицо немного шире. Глубоко посаженые его глаза не излучали столь явного дружелюбия, и в то же время от них не меньше веяло теплом. Помниться, мне подумалось: они не только глубоко посажены, но и глубоки... существует ли на свете чувство, которое ещё неведомо им?.. После него одновременно появились две очень симпатичные особы женского пола, которые вместе выглядели как полные противоположности друг другу. У одной – длинные и пышные тёмные волосы, смуглое лицо, другая – белолицая, с короткими и приглаженными светлыми волосами. Одежда на тёмной девушке – тёмная и свободная, на светлой – светлая и облегающая. Следом за ними в студию быстрым шагом, держась за руки, вошли двое детей лет восьми, мальчик и девочка. «Периодически они появляются среди посетителей, - возникают из ниоткуда, пробегают мимо и удаляются в неизвестном направлении…», - тут же пришли мне на ум слова Уилла. Они выглядели заспанными, но не потому, что их разбудили, а потому что старались не уснуть до моего прихода, чтобы побыть здесь вместе со всеми. Замкнул череду незнакомых лиц, к моему немалому удивлению, тот, чьё лицо мне было хорошо знакомо, а именно Ален Хартер, неразлучный со своим пауком Антуаном.
Все они собрались возле стола. Девушки сели в кресла, дети к ним на колени, мужчины остались стоять.
- Позвольте, Вилл, я представлю вам моих друзей.
И Уилл стал представлять их в том порядке, как они выходили:
- Мэл… сценарист, постановщик, а также и актёр нашего театра. Тед… актёр, музыкант. Алан… технический художник, технолог сцены. Наши замечательные родные сёстры Мэгги и Сьюзен… художницы, актрисы. Дейл и Кристин… наши юные актёры. Ну а с Аленом и особенно с его питомцем вы уже знакомы.
Затем он представил им меня:
- Друзья мои, этот молодой джентльмен и есть, как вы, вероятно, уже догадались, тот самый Вилл Гальпурге…
- Я читала несколько ваших рассказов. По-моему, такой автор, как вы, большая редкость, - произнесла Сьюзен. Если это был комплемент, то прозвучал он довольно ровным тоном, благодаря чему, впрочем, я почти не смутился.
- Что же такого необычного во мне?..
- В самом деле, не часто встретишь писателя, который бы с таким сомнением и осторожностью относился к слову, - заметил с улыбкой Алан.
- Который со словом на «вы». Гм, я это не в плохом смысле, - выразил своё видение Тед.
- Вы, судя по всему, неплохо меня знаете. А я о вас могу сказать только то, что, кажется, где-то всех вас уже видел, - сказал я, пытаясь вспомнить, где именно мог их видеть.
- Если бы вы были из тех, кто заботливо описывает внешность каждого своего персонажа, то, думаю, вам бы не пришлось это вспоминать. Но поскольку подобные детали для вас не важны даже в случае с главными персонажами…
- Неужели… - прервал я лёгкую иронию Алана, внезапно вспомнив, - вспомнив и придя от этого воспоминания в полное замешательство.
Мэл, Тед, Алан, Сьюзен и Мэгги… это они были на сцене в заброшенном парке. Мэл играл роль профессора Рольпера в молодости… Но как… как это возможно?!
- Вы спрашиваете себя, как возможно то, что внутренним взором вы увидели вполне реальную сцену, очевидцем которой не были до того ... Дело не только в вас, но и в Антуане. Таких существ, как он, неспроста называют далмакскими экстрасенсами. Контактируя с ним, вы увидели что-то, что в своё время видел он, причём не просто какую-то картину, а такую, которая имела значение и для профессора Рольпера и для вас, - сказал Уилл.
- Но не подумай, приятель, что всё так просто. Я бы сказал: не контактируя с ним, - потому что контактировать может каждый желающий, - а ступив на его территорию, или, как нам привычнее говорить, войдя с ним в гармонию, что невозможно сделать при помощи усилий. Будь уверен, это не типичное явление, твой случай – уникальный, - хмуро проговорил Ален, но в конце лучезарно улыбнулся.
- Если честно, меня волнует и кое-что другое… - произнёс я с некоторой грустью. – Я считал это, в смысле своё видение, подлинным чудом… но теперь выходит, что даже оно не обошлось без игры актёров. – И вдруг от этих слов почувствовал себя неуверенно.
- Не всё спектакль, - отвечала на это приятным задумчивым голосом Мэгги, глядя своими сияющими глазами то на меня, то куда-то вдаль. – Если бы это было так, то это было бы для нас только игрой, которая не продолжалась бы столько, сколько продолжалась…
- Будь это только игрой, мы бы чувствовали себя идиотами, - заверил Тед.
- Но тогда… почему вы решили…
Пока я думал над продолжением фразы, Тед меня опередил:
- Почему мы решили выйти на поверхность? Рассекретить себя и свою деятельность перед всем обществом, чем вполне можно нанести ущерб своему здоровью?..
- Как я уже говорил вам, Вилл, таково распоряжение Академии. Парк должен быть закрыт – по той простой причине, что вещи, которые происходят в нём и вокруг него, всё больше оборачиваются во вред обществу. Уж простите за академичность, - сказал Уилл.
- Люди в большинстве своём не готовы к тому, чтобы таинственные явления настолько плотно вошли в их жизнь, что потеснили собой, например, телевидение. Поэтому в данном случае вполне можно ожидать волны массового безумия, сектантства, проповедей апокалипсиса и прочего, - сказал Мэл. – И в то же время… чудо не исчезнет для тех, кто способен его замечать. У него есть одна особенность – оно никогда не бывает слишком явным и всякий раз оставляет нам возможность усомниться в нём.
- Но как же ваша безопасность? Вы только что сами об этом сказали. Ведь обязательно найдутся люди, чья вера в результате ваших признаний пострадает, или – ещё лучше – чьи иллюзии, ставшие неотъемлемой частью жизни, рухнут. Что если кто-то из них захочет, скажем, отомстить вам?.. – остро поставил я вопрос.
- Нельзя быть полностью застрахованным от этого. Но мы должны… просто рассказать людям нашу историю, - отвечал Тед.
- К тому же, не забывайте, Вилл, наши действия были согласованы с Верховной Академией, вследствие чего мы находимся под её опекой, - обнадеживающе прозвучало из уст Уилла.
- Не знаю, многих ли это приободрит, но в планы Академии входит возведение на месте Вильского парка грандиозного музея его истории, - сказал Алан.
- Свято место пустым не бывает, верно, дружок? – прокомментировал своему питомцу Ален, и затем немного пофантазировал на эту тему: – хотя, знаешь, если музей и вправду построят, ты точно увидишь себя среди его главных экспонатов. А рядом с твоим изображением будет надпись: «Уроженец Далмакских Аллей, паук-экстрасенс по имени Антуан не только имел отношение к некоторым таинственным явлениям, но и сыграл важную роль в Вильской истории».
Посмотрев на него с улыбкой, Мэл сказал:
- Лично мне эти перемены кажутся вполне естественными. И… мы не сделали ничего такого, за что нас можно осуждать. Пусть придётся разрушить чьи-то иллюзии, но, уверен, есть немало людей, которым наше искусство помогло в жизни, и они в любом случае будут нам благодарны.
У меня было ещё несколько вопросов к этим людям, но, подумав, я решил задать только один:
- Для чего вам нужен я? Уилл, ведь вы привели меня сюда не для того, чтобы я первым узнал всё это?..
- Я познакомил вас с моими друзьями, и сделал это, разумеется, не только ради знакомства. Скоро вы поймёте это без моих объяснений. Но теперь хочу познакомить вас ещё кое с кем…
Человек, которого имел в виду Уилл, уже присутствовал в студии, - стоял в нескольких шагах от меня. Среднего роста, плотного телосложения, он был одет в простой тёмный костюм… в руке чёрная фетровая шляпа, на ногах лёгкая и мягкая обувь, позволяющая ходить беззвучно. Его внешность можно было бы назвать скромной, или даже заурядной, если бы при встрече с ним взглядом она не утрачивала всякое значение. Скажу лишь одно: я не был им загипнотизирован, но при этом с первой минуты нашего знакомства чувствовал, что целиком и полностью доверяю ему.
- Ещё один мой друг, мистер Винер Степс… Много лет он прожил в Далмаке, но вот наконец-то вернулся в родной город! Ранее преподавал в школе и был весьма популярен среди её учеников, а ныне больше известен как экстрасенс. Мистер Винер уже довольно долгое время ничего не говорит, так что отнеситесь спокойно к его молчанию. Мистер Вильгельм Гальпурге… дружит со словом, любит рассказывать разные необычные истории, - представил нас друг другу Уилл, после чего сразу же произнёс напутствие: – Сейчас вы вместе покинете эту студию. Всё, что вам нужно, это следовать за ним. Просто следуйте за ним, Вил.
Пролог
(25 лет назад)
- Тед, Алан, скорее! Я только что разговаривал с Вином, он зовёт нас в парк, сказал, что собирается с мистером Джеффом сажать дерево! Особенное дерево! Мистер Джефф был бы очень рад, если бы мы тоже пошли с ним! – протараторил, подбежав к ребятам, Мэл.
- Ты чего такой возбужденный? Что необычного в том, чтобы посадить дерево? – скептично воспринял его новость Алан и, несколько раз ударив мячом об землю, немного рассерженно добавил: – мы тут, между прочим, уже полчаса тебя ждём, ты куда пропал?!
- А почему оно особенное? – заинтересовался Тед.
- Да какая разница, почему?! Вообще-то мы собирались играть в футбол! – не понравилась его заинтересованность Алану.
- Вин сказал, это дерево мудрости, - ответил Теду Мэл и бегло взглянул на Алана.
- Слушайте, а не рановато ли вам сажать деревья мудрости? По-моему, это уже слишком!
- Что это значит?! – с ещё большим интересом спросил Тед, отчего Алан вздохнул и покачал головой.
- Когда оно вырастет, станет символом нашего детства и дружбы; посадив его, мы будем лучше помнить это время!
- Какая чушь, - буркнул Алан.
- Это ты сам додумал, или тоже Вин сказал? – спросил Тед.
- Вин сказал, - переходя из возбуждённого состояния в спокойное, выдохнул Мэл.
- Интересно, откуда Вин это узнал? Прочёл в глазах мистера Джеффа? – с сомнением и иронией произнёс Алан. – Может быть просто Вин – большой фантазёр? А ведь он фантазёр, какого ещё поискать! Или, может быть, мистер Джефф всё-таки немного того?
- Прекрати, Алан, ты сам в это не веришь, - ответил ему на это Тед.
- Ладно, вы как хотите… - с долей грусти произнёс Мэл и собрался уходить.
- Всю неделю не было погоды… Мы ждали, когда, наконец, сможем поиграть в футбол, - и, между прочим, договорились с парнями из соседнего двора! Как здорово, Мэл, что ты принёс нам такую новость!
- Мы ещё успеем поиграть, Алан, есть ещё время. Сходим ненадолго в парк, а потом вернёмся обратно, а? – попытался обнадёжить друга Тед.
- По-твоему, это так быстро? Да это растянется до позднего вечера, можно не сомневаться, - несговорчив и хмур был Алан.
Тед ненадолго задумался.
- Прости, Алан, пожалуй, я пойду с Мэлом. Мэл, подожди, я с тобой!
Глядя вслед удаляющимся Теду и Мэлу, Алан выдохнул:
- Чёрт с вами!
После чего бросил на землю мяч и ударил по нему так, что он перелетел через мальчишек.
- Да подождите вы! Мы же всё-таки одна команда…
Глава 1
Иллюзии на смену чудесам
С того памятного вечера, необычные события и детали которого я отразил в рассказе «В годы нашей безумной Весны», прошло более двух лет.
Большую часть этого времени я был вынужден уделять учёбе, - ибо в противном случае мог быть исключён из университета за неуспеваемость, что, к большому моему сожалению, подтвердило бы пророчество некоторых моих преподавателей. Относительно немного его оставалось на личную жизнь, которая стала интересней и разнообразнее с появлением в ней умной и очаровательной девушки по имени Анна, и ещё меньше – на одинокие прогулки по окрестностям Вильского парка, которые в часы внутренней неопределённости по-прежнему были необходимы мне, как воздух.
Многие читатели наверняка уже задались вопросом, что подтолкнуло меня вновь обратиться к мистической и ныне волнующей почти всех жителей нашего города теме. Вероятно, я кого-то разочарую, но это отнюдь не загадочные явления и не истории людей, с ними связанные. На фоне того, что парк обретал всё большую популярность, и молва о нём летела по всему свету, я неоднократно задавался абсолютно необоснованным, казалось бы, вопросом: что может вскоре произойти такого, что из знаменитого сделает его вновь заброшенным? Пожалуй, именно это, не дающие мне покоя сомнения и привели недавно к тому, что я во второй раз стал персонажем событий, значение которых в истории Вильского парка сложно будет переоценить. Впрочем, судить об этом Вам.
Ещё несколько лет назад многие из нас, простых горожан едва ли бы поверили в то, что наш заброшенный парк однажды станет настоящей сенсацией и привлечёт к себе не меньше внимания, чем знаменитые, поражающие человеческий род своими откровениями Далмакские Аллеи. А между тем, этого следовало ожидать. После публичных заявлений по поводу «таинственных явлений» профессора Рольпера, относящегося к числу деятелей Верховной Академии, можно было вообще с лёгкостью прогнозировать дальнейшее развитие событий. Несомненно, своей нынешней популярностью и ощутимыми финансовыми прибылями город обязан в первую очередь ему.
Далеко не все согласятся со мной, но это время, время невероятных для нас перемен наступило не как счастливый финал долгой, полной драматизма истории. На мой взгляд, история всё ещё продолжается, и финал у неё может быть совсем другим.
О своём рассказе «В годы нашей безумной Весны» я получил немало положительных и даже восторженных отзывов. Вот некоторые из них:
«Благодарствую Вам, мистер Гальпурге, прежде всего за Вашу откровенность, честность и неординарный, я бы даже сказал, весьма неординарный подход к теме! Вместе с Вами я верю: Истина восторжествует. Впрочем, почему мы всё время говорим о будущем!? Она уже восторжествовала!»
«Уважаемый, мистер Гальпурге, в ваш рассказ сложно поверить, но я, кажется, верю. Я никогда не общался с профессором Рольпером, но догадывался, что он именно такой человек, каким вы его представили. Рад, что из этой жуткой череды событий всё-таки нашёлся выход, - правда (или, может быть, к счастью) иначе, как чудом его не назвать!»
«Для кого-то заброшенный парк – это аномальная зона, по неизвестным причинам возникшая на окраине нашего города. Я же убеждена, он является нашим величайшим достоянием. А Вы – первый человек, который рассказал о нём, хоть и немного, но именно как о таковом. После Вашего рассказа невозможно не поверить в его чудеса! Несомненно, по Вашим стопам пойдут другие. Впоследствии кто-то расскажет историю, а может быть, множество историй, ещё более необычных, чем Ваша. Но первопроходец – всё равно Вы! Желаю Вам когда-нибудь войти в историю нашего города. Продолжайте быть наблюдателем! Жду от Вас вестей!»
Но, получая их, я всё больше задумывался над тем, что происходит в заброшенном парке, и как то, что происходит, отражается на нас, причём характер моих размышлений становился более тревожным.
Не так давно – на закате моего студенчества – преподаватель физики мистер Франклин дал мне напутствие в новую жизнь, каждое слово которого запечатлелось в моей памяти:
- Откровенно говоря, Вильгельм, вы не представляетесь мне интеллектуалом с обширным багажом знаний. Едва ли ваших сил хватит на то, чтобы копаться в теориях, методично разгадывать научные загадки. Вы были учёным, пусть и очень маленьким, ещё до того, как поступили в университет, который, кроме диплома об образовании, дал вам, в сущности, немного. Это моё личное мнение, и я ни в коем случае не хочу вам его навязать. Вполне возможно, оно ошибочное.
Ваш рассказ даёт лишний повод задуматься над тем, что не в такое уж и счастливое время мы живём. Впрочем, я, кажется, не совсем правильно выразился… Я имею в виду не качество жизни в целом, - пожалуй, никогда ещё в истории человечества оно не было столь высоким, как сейчас. Дело в другом: мы снова идём у края пропасти. Достигнутые нами комфорт и безопасность находятся под угрозой. Прозрачный реализм в одночасье может поглотиться жутким сюрреализмом. Мы не должны забывать: жизненные нити тонки, здравый смысл тонок, - что, однако, является основанием не только для страха и сомнений, но и для того, чтобы верить в чудо. Быть бдительными – в этом наше человеческое призвание.
Вот ещё кое-что. Несмотря на все ваши недостатки, вам хочется верить. Вы идёте честным путём. В вас говорит учёный, который изучает, прежде всего, самого себя. Видите ли, Вильгельм, все тайны мироздания, какие только можно себе вообразить, чудесным образом вмещает в себя внутренняя вселенная каждого из нас. Впрочем, вам, я думаю, это давно известно.
Что такое истина – то, к чему стремится каждый учёный? Это не конечный результат, а скорее вечный стимул для достижения результатов. Она, как надёжный друг, будет всегда рядом с вами, если только вы честны и преданы поиску. Но вы не сможете ею обладать.
Слова – это то, что по причине своей вторичности искажает действительность и создаёт иллюзию обладания. Поэтому хочу вас предостеречь… Остерегайтесь успеха. Нет, не поймите неправильно, успех – штука превосходная, - всё же точность слов – немалое достижение. Остерегайтесь того, чтобы он не вскружил вам голову.
Я думаю, вы понимаете всё, что я говорю, а если и не всё, то поймёте скоро. Вы интуитивный человек, а таким людям свойственно понимание.
Что ж, кажется, я сказал вам то, что хотел. Помните это, мистер Гальпурге, это важно. Помните.
Я долго прокручивал в голове слова мистера Франклина. Он сказал, что истина может быть только рядом… «Странно, - рассуждал я, - а как же тогда непреложные истины, - любые, взять хотя бы законы физики? Можно ли, например, закон всемирного тяготения считать близким к истине? Можно ли ещё рассуждать по поводу элементарных частиц? Нет, можно, конечно, но всё равно… похоже на бред. И это говорит физик! Вероятно, он слишком долго занимался наукой и у него всё перемешалось. Он всё запутал… нет, не похоже… Может, это я что-то недопонял?» И потом я услышал, то есть живо представил себе голос мистера Франклина: «Истина одна, Вильгельм. Представьте себе, что у вас был большой кусок стекла, или пусть это будет не стекло, а зеркало, ещё лучше – магическое зеркало. Оно упало с огромной высоты и разбилось – на миллион осколков. Если вам удаётся отыскать один или несколько из них, вы ликуете (всё же вы собираете магическое зеркало и поэтому невозможно не радоваться его даже самой малой частице). Теперь вы понимаете, что Истина в единственном числе. Все законы этого мира, освещённые человеческим гением, являются осколками зеркала. Всякий раз, когда вы наклоняетесь за очередной его частью, вы ощущаете присутствие Истины. Вы объяснили что-то самому себе, раскрыли какую-то тайну мироздания, или прикоснулись к тайне… однако что-то не есть всё, а тайн в этом мире гораздо больше, чем вы можете себе вообразить». Я размышлял дальше: «А если предположить, что рано или поздно человеческий род найдёт ответы на все вопросы? Соберёт миллион или миллионы осколков и сложит их вместе? Будущим поколениям учёных тогда останется только овладевать накопленными знаниями и передавать их по наследству. Где же тогда будет Истина? По-прежнему где-то рядом?..» Голос мистера Франклина в моём воображении отвечал: «Вы продолжаете называть осколки зеркалом; расчленённое тело человеческим существом… вы же не называете вашу ногу или палец Вильгельмом Гальпурге! А если соединить все части тела друг с другом, то в результате мы всё равно получим мертвеца. Именно этим многие из нас занимаются. Если вы даже склеите между собой все найденные вами осколки, зеркало вы всё равно не вернёте. Вы собрали всё, что только можно, а Истина наоборот отдалилась от вас. У вас есть всё, но чуда не произошло. Мертвец не порадовал вас своей речью».
В тот день, погружённый в подобные размышления, я не заметил, как пришёл к восточным воротам парка. В реальность меня вернул выразительный женский голос, скомандовавший:
- Ваш билетик, мистер!
Я предъявил паспорт здешнего жителя, данные по которому удовлетворяли необходимым требованиям системы контроля.
- Проходите!
Первое, что я понял, войдя на территорию парка, это то, что давно уже не был в нём. Более людное место в городе едва ли бы нашлось. И, признаюсь, было странно наблюдать картину, на которой посетители бродят толпами в ожидании чуда. Как будто все они присутствовали на каком-то собрании, а после его окончания стали не спеша расходиться, пребывая в некотором недоумении по поводу того, что на нём происходило. Они прогуливались, но не беззаботно, и, в то же время, и нецеленаправленно, -так, словно наверняка не знали, что они здесь делают и какова их цель. Хотя многие из них, вероятно, считали иначе.
- Мистер Гальпурге! Мистер Гальпурге! Я узнал вас, молодой человек! – внезапно окликнул меня незнакомый джентльмен. Высокий, статный, с внешностью, неожиданно сочетающей в себе строгость с простотой, он резко отличался от прочих посетителей парка. При виде его и огромного ярко-рыжего пса, который находился рядом с ним, я на миг остолбенел. Джентльмен остановился на том же месте, где увидел меня, и снял шляпу в знак приветствия. После чего медленно двинулся мне навстречу.
- Вы меня не знаете. Я Уилл Минрой, вольный путешественник. О вас мне немного рассказывал мой друг, профессор Рольпер. Сам не знаю, как я догадался, что сей скромно одетый задумчивый джентльмен и есть тот самый Вильгельм Гальпурге, но только скажите, что это не вы!
Мистер Минрой был человеком мягко говоря не совсем обычным. Этого не могла скрыть нарочито притускнённая внешность. Лицо и взгляд его говорили об удивительном жизненном пути, немалом опыте и проницательности, - и вместе с тем выглядел он жизнерадостным, открытым. Он мне сразу же понравился.
- Вы знаете профессора Рольпера... А откуда, простите, вы родом?
- Я родом из Шотландии, но моя сознательная жизнь началась на Далмаке, где вам, вероятно, вскоре доведётся побывать.
- С профессором Рольпером вы познакомились у себя на родине? – спросил я, не сразу придав значения его последним словам.
- О, нет… впрочем, я так сразу и не вспомню, где и когда это случилось. Коротко говоря, мы знаем друг друга с давних пор.
Мой друг кое-что рассказывал о вас. По его мнению, вы один из немногих, кто может пролить свет на то, что происходит в вашем заброшенном парке. Он просил вам это при возможности передать.
- Что ж… - протянул я неопределённо, чувствуя, что на меня возлагают надежды, которые я, возможно, не смогу оправдать.
Поняв мою реакцию, мистер Минрой, сказал:
- Не думайте, будто я передаю поручение. Генрих просто хотел этим сказать, что верит в вас.
На протяжении многих лет мой друг был человеком пессимистических убеждений, человеком, разочаровавшимся в окружающем мире, в людях, и, прежде всего, разумеется, в самом себе. Поэтому… вам уже удалось совершить чудо: вы нашли средство от его мизантропии и пессимизма.
- Мне бы хотелось сказать, что никакого чуда я не совершал, что чудо произошло скорее со мной, но вы ведь сочтёте это за скромность…
- Я знаю одно: вы напомнили профессору его самого в молодые годы, - одинокого замкнутого поэта, чьи произведения были слишком странными для того, чтобы принести ему хоть какую-то известность, не говоря уже о чём-то большем.
- Может быть, но только разница в том, что ваш друг помимо этого обладает ещё множеством талантов, которых нет у меня…- и мне тут же стало стыдно за спонтанно выраженное чувство сожаления и подсознательные амбиции.
- Мой юный друг, - мистер Минрой взял меня за плечи и пронзительно посмотрел в глаза. Я думал, он скажет, что во мне ещё живёт прежний закомплексованный мальчик, или нечто подобное. Но он сказал:
- Зато вы принадлежите самому себе. Обладая многими талантами, человек может заиграться. Впрочем, это не совсем корректно звучит, ведь гений и есть игрок, игрок с большой буквы. Он может играть со многими вещами, но тем самым будет упускать нечто очень важное. Именно это произошло с моим другом профессором. Он – превосходный игрок, но это превосходство заточило его в мир форм, лишённых важного содержания. Вам удалось вернуть ему утраченное содержание, по сути дела вы напомнили, что люди – неслучайны в этом мире, неслучайны, ибо способны чувствовать, а не только говорить о чувствах, мыслить, а не только блуждать в мыслях, и на самом деле могут быть более восприимчивы. А удалось потому, что важнее всего для вас – это принадлежать самому себе. Амбиции, охоту за внешними объектами вы ощущаете в себе как нечто негативное, поскольку чётко осознаёте: всё это может лишь увести вас от самих себя.
- Если вы никуда не торопитесь, мы можем присесть, – предложил он затем, и указал на скамейку, усыпанную листьями.
Я никуда не спешил и был только рад продолжить знакомство.
- Осень – волшебная пора года, - и, находясь здесь, особенно это ощущаешь, - с вдохновением произнёс он, глядя на верхушки старых деревьев. – Время, когда истории подходят к своему завершению…
- Мистер Минрой… - начал было я.
- Очень прошу, обращайтесь ко мне просто: Уилл.
- Хорошо… Уилл, эти люди в парке, их стало… не знаю, может быть, во мне говорит сейчас чувство ревности, но их стало чересчур много. К тому же складывается странное впечатление… как будто все они здесь что-то ищут.
- Они ищут то, чего им не хватает в себе. Прежде такого наплыва охотников за чудесами не было, это так… Но, если поконкретней, они хотят увидеть, (и, вероятнее всего, увидят) двоих детей, девочку и мальчика с хищной внешностью, в лохмотьях древних людей. Периодически они появляются среди посетителей, - возникают из ниоткуда, пробегают мимо и удаляются в неизвестном направлении, могут подпрыгнуть до самых верхушек деревьев, а потом вдруг исчезнуть, либо просто исчезают.
- Очень интересно… и что по-вашему это может означать?
Уилл ненадолго задумался.
- Это только моё предположение, но я уже сталкивался с чем-то подобным в волшебных аллеях Далмака – как раз в пик сезона. А в них, как вы, наверное, знаете, что ни происходит, так или иначе связано с нами.
- То есть вы хотите сказать, что эти… странные дети имеют прямое отношение к нам? – спросил я о том, в чём сам был почти уверен.
- Я думаю, они являются порождением этой самой массы людей, что озабоченно бродит по территории парка. Юные дикари с иступлёнными лицами есть сущность толпы.
Знаете, Вил, многие таинственные явления – это что-то вроде всходов растений, - представьте, что люди засевают их семена в сию благодатную почву, не ведая о том, что они это делают. Впрочем, я, наверное, подобрал не самое удачное сравнение.
- А по-моему, удачное.
Уилл посмотрел на меня; поняв, что я во всём с ним согласен, внёс долю сомнения:
- И всё-таки, это лишь моё допущение. Посетители здешних мест в большинстве своём вряд ли бы одобрили подобные рассуждения.
Пока я думал над словами Уилла, на территорию парка вошла группа лиц, оснащённых съёмочной аппаратурой. Заметив их раньше меня, мой собеседник встал со скамьи, улыбнулся и приподнял шляпу в знак прощания.
- Эльза, ко мне! – бросил он собаке. – Идём, дорогая. Рад был знакомству, Вил!
Я тоже встал, и, переводя взгляд с него на этих, явно целенаправленно идущих в нашу сторону людей, произнёс:
- Вы так неожиданно… Доброго пути, мистер Минрой, прошу прощения, Уилл!
Не успел я договорить, как Уилл и его собака исчезли, буквально растворились в воздухе – на виду у нескольких десятков прохожих.
- Очередной трюк! Браво! – тут же раздалась чья-то восторженно-ироническая реплика.
Я обернулся на голос. К тому месту, где я стоял, приближалась шумная компания молодых людей. В ней выделялся высокорослый, худощавый парень – в полосатой кепке и с полосатым шарфом, одетый во всё чёрное. На лице его светилась улыбка, а во взгляде лёгкая насмешка над толпой. Реплика, разумеется, принадлежала ему.
В ответ на возмущение в свой адрес кого-то из пожилых людей он громко, зычно произнёс:
- Вы разве до сих пор не знаете?.. Все эти писаные чудеса – на самом деле фокусы! Мастерски выполненные? – бесспорно, - но фокусы!
Люди, до которых донеслись его слова, обращали на него внимание, останавливались, переговаривались.
- Последние новости не слыхали? – обратился он к ним. – Это – представления – как то, на что вы смотрите в театре! Здесь тоже есть режиссёр-постановщик, актёры! Всё это время вас разыгрывали!
- Что?! А как же… - раздражённо начал кто-то.
- Эти исчезновения и прочее там – иллюзия, - вышел вперёд другой паренёк из компании молодых людей. – Работа мага-иллюзиониста, - да, разумеется, далеко не простого. Он, к тому же, и учёный-конструктор, и художник, одним словом: мастер своего дела! Вот он и его прелестная компания и замутили чудеса в заброшенном парке, на которых все дружно помешались!
И оба парня одновременно выдали усмешку, говорившую об их явном перевесе в споре.
- Прессу иногда читать надо, новостями интересоваться. Словом, жить надо нормально, а не гонятся за всякими призраками, таинственными зверьками и прочим, - прозвучал ещё один голос из той же компании, на удивление, не насмешливый, а вполне серьёзный.
Однако нашёлся кто-то, кто скептично пробурчал в ответ: «Какой дурак поверит какой-то газетёнке». И этот кто-то, вероятно, с чувством понимания того, где правда, где ложь, преспокойно пошёл дальше своей дорогой.
Мой же разум на все эти слова отреагировал не сразу, так как я был под сильным впечатлением от исчезновения моего собеседника. Однако вскоре они переросли для меня в серьёзную задачу. Характер моих рассуждений мог бы стать более беспокойным и поверхностным после того, как высокорослый парень в кепке, распознав, очевидно, на моём лице озабоченность, обратился ко мне с ухмылкой:
- Что, парень, веруешь в чудеса?
Наверное, мне хотелось, чтобы в его голосе прозвучала насмешка. Так было бы для меня проще? Но это было скорее снисхождение.
- Сочувствую, - обронил он.
Однако, раздражение, желание спорить, возникли во мне лишь на миг, ибо на ум тут же пришла светлая мысль: «Благосклонность… естественная благосклонность к своим оппонентам и противникам. Если я ещё не научился этому, то мне определённо стоит. Каждый заслуживает благосклонного к себе отношения. И такое отношение говорит о подлинной уверенности в себе».
По дороге из парка, я продолжал думать об этом: «На самом деле, когда кто-то говорит вещи, с которыми ты не согласен, вовсе не возникает повод выходить из себя, суетливо отстаивать свою правоту. Просто часто так бывает, что мы в этот момент ослеплены и не видим другого пути. Благосклонность… как она возникает? Она возникает из понимания того, что наиболее значимо, а что второстепенно, иными словами: из нашей объективности, которая тем больше, чем меньшее значение мы придаём личностным суждениям и оценкам, и в первую очередь, конечно же, своим собственным. Наибольшую ценность имеет человек в своём естестве и всё то, без чего жизнь его потеряла бы смысл. Всё прочее – преходящее. Нашими мнениями, принципами, а вместе с тем и гордостью, что придаёт им важность, вполне можно поступиться во имя чего-то большего, общего или надличностного. Коль скоро всех возможно примирить, то благосклонность и есть путь к примирению».
Придя домой, я разложил перед собой всю прессу, пришедшую за последнее время, и почти сразу же наткнулся на искомый материал. Статья называлась: «Иллюзии на смену чудесам». В ней содержалось интервью с человеком, который и был тем самым магом-иллюзионистом, создателем чудес в заброшенном парке. Без сомнения, каждый, кто читает эти строки, знает, о чём повествовалось в данной статье, поэтому многочисленные её подробности можно опустить. Великий мистификатор не сомневался: странные явления имели место в Вильском парке. Однако он также был убеждён в том, что недавно они полностью ушли из нашей жизни. Как-то раз во время наблюдения за ними у него возникла идея: почему бы ему самому не попробовать создавать их? Ведь таким образом он сможет лучше понять, что и почему происходит в заброшенном парке. «Создавать иллюзии, разумеется. Но стремиться к тому, чтобы они походили на настоящее волшебство». В завершении интервью он сказал: «Я не хотел никого провести, всё, что я делал, это укреплял вашу, а заодно и свою веру в чудо. И сейчас, говоря об этом, продолжаю верить, верить в искусство. Во мне нет сожаления. Я по-настоящему счастлив, как счастлив художник, претворивший своё искусство в жизнь».
Во время чтения статьи я едва не разрыдался – разделяя чувства этого человека, веря ему и веря вместе с ним.
Причиной того, что спустя столько времени он решился рассказать об этом, послужили растущие сомнения и чувство тревоги. Он сказал: «Каждая история рано или поздно подходит к концу. Пришла пора завершиться и моей истории, - в противном случае она будет лишь утрачивать свою определённость, тогда как я – веру в чудо». Меня буквально ударило током – сразу же вспомнились слова Уилла Минроя: «Осень – волшебная пора года, - и, находясь здесь, особенно это ощущаешь. Время, когда истории подходят к своему завершению…» Я перевернул страницу, и моё подозрение подтвердилось: на фотографии был не кто иной, как мой недавний собеседник.
С роем мыслей в голове и воспоминаний я снова отправился в Вильский парк. Я не знал, удастся мне разыскать мистера Минроя, или нет, но в любом случае другой дороги для меня в тот вечер не было.
Шагая то быстро, то медленно, в зависимости от того, какие мысли меня одолевали, я практически не замечал (не хотел замечать) ничего вокруг, и так дошёл до самых ворот. Когда понял, что пришёл поздно, испытал (оставленное, казалось бы, в прошлом) чувство уныния.
Я бродил вдоль забора парка до тех пор, пока не начало темнеть.
- Думаете, не пора ли возвращаться? – раздался голос за моей спиной, который не сложно было узнать.
Только что у меня была мысль: случись мне сейчас встретить мистера Минроя, я не найду, что ему сказать (слишком много передумал, слишком устал). И вот, он тут как тут.
- Или вы всё же не торопитесь? Впрочем… я, кажется, немного виноват перед вами. Но я знал, что вы придёте, честно говоря, даже рассчитывал на это. Я не лжец, и не строю никаких планов. Всё, что я говорил вам, правда.
- А то, что вы сказали всему городу?
- Правда и это. Только здесь есть ещё кое-что… Присядем? – предложил он, указывая на скамейку.
Мы присели, помолчали некоторое время. А потом мистер Минрой сказал:
- Однажды профессор Рольпер представил меня Верховной Академии как весьма талантливого иллюзиониста. Это значило, что он одобрил мою идею обосноваться в заброшенном парке. Поначалу, конечно, она показалась ему чистым безумием. Но потом он сказал: если возможно установить контакт с тем миром, то не иначе как при помощи искусства. Это было как раз то время, когда Вильскому парку вновь стало уделяться много внимания. Академии нужно было хоть как-то контролировать те процессы, что происходили в нём и вокруг него. Моя кандидатура для этого подходила как нельзя лучше. Я известен множеством впечатляющих иллюзионных постановок, умею пользоваться последними достижениями науки и техники, вдобавок, могу найти общий язык практически с любыми людьми, - что тоже немаловажно, и может сыграть определённую роль в этом деле сейчас.
- То, что я явил себя публике, меня вовсе не радует, - после небольшой паузы продолжил он, - но я должен был это сделать.
- Почему? Таково было распоряжение Академии? – попробовал я догадаться.
- На то есть ряд причин; основная вам известна. Вокруг таинственных явлений всё больше скапливается негатива. То, что в результате их воздействия образ жизни многих людей кардинально меняется, настораживает, - подобные перемены грозят массовой истерией. Так что, если бы даже не поступило распоряжение от Академии, я всё равно бы это сделал.
- Но ведь, сделав такое признание, вы, наверняка, подвергли себя риску. Люди верили в чудеса, а иногородние, к тому же, платили деньги за посещение парка…
- У меня есть лишь один выход: рассказать свою историю от начала и до конца, ничего не утаивая. И если после этого отдельные люди начнут бросать в меня камнями – а я почти уверен, что таких найдётся немало, - что ж, невелика цена их веры. Ведь вы же, несмотря на то, что верили, не шли сюда сводить со мною счёты.
- Если честно, я собирался потребовать у вас объяснений.
- Но вы не почувствовали себя одураченным. И при любом исходе, думаю, ваша вера бы уцелела.
На минуту он замолчал, а затем выдал неожиданную вещь:
- Пусть и с полным поражением, но мне хотелось бы уйти, Вильгельм. Взять и уйти, как будто ничего этого не было. Ни парка чудес, ни толпы людей, ни пристального внимания Академии, даже искусства, воплотить которое в жизнь было когда-то моей сумасшедшей мечтой. Так бывает: долгое время ты о чём-то заботишься, что-то постигаешь, создаёшь, находишься в центре событий, а потом… потом наступает момент, когда ты готов всё оставить, - не с отчаяния, не от того, что что-то не получилось или вышло не совсем так, как хотелось бы, а легко, с чувством выполненного долга (впрочем, говоря о долге, я, наверное, лукавлю, ведь я делал это для себя). Оставить и больше к этому не возвращаться.
- Но вас всё ещё что-то удерживает…
- Не хватает какого-то завершения… могу ошибаться, но, мне кажется, в деле с Вильским парком не хватает именно вас.
- Не хотелось бы вас разочаровывать… - опустил я голову.
Уилл встал со скамейки и, приободрив меня улыбкой, произнёс:
- Что вы наверняка не сможете сделать, так это разочаровать меня.
- Я даже не представляю, что вы имеете в виду… - продолжал я безнадёжную мысль, которую, впрочем, сам себе навязал.
- Уже достаточно поздно. Может статься, другого времени у нас не будет. Поэтому попрошу вас следовать сейчас за мной, - загадочно произнёс он, после чего сразу же развернулся и двинулся по аллее в сторону восточного входа в парк.
Мне ничего другого не оставалось, как идти с ним, к чему, впрочем, я отнёсся с воодушевлением.
На входе Уилл показал удостоверение члена Верховной Академии и нас пропустили.
До закрытия парка оставалось около получаса. Несмотря на это, людей в нём было ненамного меньше, чем днём. Правда, основная их масса находилась недалеко от входа. Так что не успели мы пройти и двухсот ярдов, как он покрылся мраком и опустел. При этом во мне возникло странное чувство, что там, где мы идём, никто ещё не ходил, - чего, разумеется, быть не могло. «Возможно, - подумал я, - чувство подсказывает, что знакомые места вот-вот предстанут передо мной в совершенно новом свете». И, словно в ответ на мою мысль, впереди загорелся свет.
Уилл, опережавший меня на несколько шагов, остановился и жестом предложил мне пройти вперёд. Свет шёл прямо из-под земли, а чуть ниже её уровня находилась небольшая подъёмная платформа. Мы поочерёдно спустились вниз, в достаточно просторный, но при этом совершенно пустой коридор, на одной из белых, ни о чём не говорящих стен которого тонко вырисовывался контур двери. Не успел я обернуться с немым вопросом к Уиллу, как дверь передо мной раздвинулась. С того момента всё, что происходило со мной в тот вечер и в ту ночь, я воспринимал не иначе, как удивительный сон.
Если бы по ту сторону проёма было темно, можно было бы решить, что мы вышли обратно наружу, ибо перед нами вновь простёрлась парковая территория. Но, поскольку там царил дневной свет, на ум пришла другая, ещё более фантастическая мысль, что мы очутились в неком ином мире. На самом же деле, мы вошли в помещение, которое являло собой точную копию одного из мест Вильского парка, или – иными словами – в котором была создана его голограмма. Догадавшись об этом – благодаря почти полному отсутствию мебели (были только стол и два кресла), я узнал и само место: здесь мы встретились сегодня с Уиллом.
- Кажется, я начинаю понимать, как вы создаёте ваши иллюзии… и ваше сегодняшнее исчезновение… вы на самом деле были не вы, а ваша голограмма…
В то время, как я проговаривал эти мысли вслух, к нам выбежала огромная огненно-рыжая собака Эльза. Её неожиданное и эффектное появление на миг лишило меня дара речи, вызвав во мне удивление и восторг.
- В данное помещение, или комнату-студию мы имеем возможность спроецировать практически любое место Вильского парка, и точно также в любом месте парка может возникнуть голографическая проекция того, что происходит здесь. Да, всё предельно просто, и даже странно, что до сей поры ни в одном из источников массовой информации не прозвучала подобная версия, - сказал Уилл.
- Но постойте, а как же ваш голос?!– кольнула вдруг меня мысль. – А наше рукопожатие?! А потом, помниться, вы положили мне руки на плечи…
- На самом деле, голограммой была только Эльза.
Я посмотрел на ту скамейку, где мы сидели. И как раз в этот момент Эльза, как и тогда, прилегла возле неё.
- А на мне была голографическая одежда. Может быть, вы припомните, что в тот момент, когда я исчез, вы увидели на моём месте человека по росту и телосложению схожего со мной, но только одетого во всё чёрное.
Такой человек мне сразу же припомнился.
- Значит, это были вы…
Затем в помещении стали появляться люди. Они выходили из разных дверей, каждый, по всей вероятности, из своей отдельной комнаты. Первым, кого я увидел, был среднего возраста голубоглазый брюнет с запоминающейся утончённой наружностью. Заостренное, нечасто улыбающееся лицо, копна волос, усталый, или, возможно, просто задумчивый взгляд… мне почему-то подумалось, что ему бы хорошо подошла роль Гамлета. Второй мужчина - светловолосый, рыжеватый, одетый во всё белое. Выглядел он более жизнерадостным: красивое, улыбчивое лицо, открытый, дружелюбный взгляд. Его длинные, худые руки и пальцы говорили, вероятнее всего, о музыкальном таланте. Черты лица третьего мужчины были более строгие, чем у второго, а само лицо немного шире. Глубоко посаженые его глаза не излучали столь явного дружелюбия, и в то же время от них не меньше веяло теплом. Помниться, мне подумалось: они не только глубоко посажены, но и глубоки... существует ли на свете чувство, которое ещё неведомо им?.. После него одновременно появились две очень симпатичные особы женского пола, которые вместе выглядели как полные противоположности друг другу. У одной – длинные и пышные тёмные волосы, смуглое лицо, другая – белолицая, с короткими и приглаженными светлыми волосами. Одежда на тёмной девушке – тёмная и свободная, на светлой – светлая и облегающая. Следом за ними в студию быстрым шагом, держась за руки, вошли двое детей лет восьми, мальчик и девочка. «Периодически они появляются среди посетителей, - возникают из ниоткуда, пробегают мимо и удаляются в неизвестном направлении…», - тут же пришли мне на ум слова Уилла. Они выглядели заспанными, но не потому, что их разбудили, а потому что старались не уснуть до моего прихода, чтобы побыть здесь вместе со всеми. Замкнул череду незнакомых лиц, к моему немалому удивлению, тот, чьё лицо мне было хорошо знакомо, а именно Ален Хартер, неразлучный со своим пауком Антуаном.
Все они собрались возле стола. Девушки сели в кресла, дети к ним на колени, мужчины остались стоять.
- Позвольте, Вилл, я представлю вам моих друзей.
И Уилл стал представлять их в том порядке, как они выходили:
- Мэл… сценарист, постановщик, а также и актёр нашего театра. Тед… актёр, музыкант. Алан… технический художник, технолог сцены. Наши замечательные родные сёстры Мэгги и Сьюзен… художницы, актрисы. Дейл и Кристин… наши юные актёры. Ну а с Аленом и особенно с его питомцем вы уже знакомы.
Затем он представил им меня:
- Друзья мои, этот молодой джентльмен и есть, как вы, вероятно, уже догадались, тот самый Вилл Гальпурге…
- Я читала несколько ваших рассказов. По-моему, такой автор, как вы, большая редкость, - произнесла Сьюзен. Если это был комплемент, то прозвучал он довольно ровным тоном, благодаря чему, впрочем, я почти не смутился.
- Что же такого необычного во мне?..
- В самом деле, не часто встретишь писателя, который бы с таким сомнением и осторожностью относился к слову, - заметил с улыбкой Алан.
- Который со словом на «вы». Гм, я это не в плохом смысле, - выразил своё видение Тед.
- Вы, судя по всему, неплохо меня знаете. А я о вас могу сказать только то, что, кажется, где-то всех вас уже видел, - сказал я, пытаясь вспомнить, где именно мог их видеть.
- Если бы вы были из тех, кто заботливо описывает внешность каждого своего персонажа, то, думаю, вам бы не пришлось это вспоминать. Но поскольку подобные детали для вас не важны даже в случае с главными персонажами…
- Неужели… - прервал я лёгкую иронию Алана, внезапно вспомнив, - вспомнив и придя от этого воспоминания в полное замешательство.
Мэл, Тед, Алан, Сьюзен и Мэгги… это они были на сцене в заброшенном парке. Мэл играл роль профессора Рольпера в молодости… Но как… как это возможно?!
- Вы спрашиваете себя, как возможно то, что внутренним взором вы увидели вполне реальную сцену, очевидцем которой не были до того ... Дело не только в вас, но и в Антуане. Таких существ, как он, неспроста называют далмакскими экстрасенсами. Контактируя с ним, вы увидели что-то, что в своё время видел он, причём не просто какую-то картину, а такую, которая имела значение и для профессора Рольпера и для вас, - сказал Уилл.
- Но не подумай, приятель, что всё так просто. Я бы сказал: не контактируя с ним, - потому что контактировать может каждый желающий, - а ступив на его территорию, или, как нам привычнее говорить, войдя с ним в гармонию, что невозможно сделать при помощи усилий. Будь уверен, это не типичное явление, твой случай – уникальный, - хмуро проговорил Ален, но в конце лучезарно улыбнулся.
- Если честно, меня волнует и кое-что другое… - произнёс я с некоторой грустью. – Я считал это, в смысле своё видение, подлинным чудом… но теперь выходит, что даже оно не обошлось без игры актёров. – И вдруг от этих слов почувствовал себя неуверенно.
- Не всё спектакль, - отвечала на это приятным задумчивым голосом Мэгги, глядя своими сияющими глазами то на меня, то куда-то вдаль. – Если бы это было так, то это было бы для нас только игрой, которая не продолжалась бы столько, сколько продолжалась…
- Будь это только игрой, мы бы чувствовали себя идиотами, - заверил Тед.
- Но тогда… почему вы решили…
Пока я думал над продолжением фразы, Тед меня опередил:
- Почему мы решили выйти на поверхность? Рассекретить себя и свою деятельность перед всем обществом, чем вполне можно нанести ущерб своему здоровью?..
- Как я уже говорил вам, Вилл, таково распоряжение Академии. Парк должен быть закрыт – по той простой причине, что вещи, которые происходят в нём и вокруг него, всё больше оборачиваются во вред обществу. Уж простите за академичность, - сказал Уилл.
- Люди в большинстве своём не готовы к тому, чтобы таинственные явления настолько плотно вошли в их жизнь, что потеснили собой, например, телевидение. Поэтому в данном случае вполне можно ожидать волны массового безумия, сектантства, проповедей апокалипсиса и прочего, - сказал Мэл. – И в то же время… чудо не исчезнет для тех, кто способен его замечать. У него есть одна особенность – оно никогда не бывает слишком явным и всякий раз оставляет нам возможность усомниться в нём.
- Но как же ваша безопасность? Вы только что сами об этом сказали. Ведь обязательно найдутся люди, чья вера в результате ваших признаний пострадает, или – ещё лучше – чьи иллюзии, ставшие неотъемлемой частью жизни, рухнут. Что если кто-то из них захочет, скажем, отомстить вам?.. – остро поставил я вопрос.
- Нельзя быть полностью застрахованным от этого. Но мы должны… просто рассказать людям нашу историю, - отвечал Тед.
- К тому же, не забывайте, Вилл, наши действия были согласованы с Верховной Академией, вследствие чего мы находимся под её опекой, - обнадеживающе прозвучало из уст Уилла.
- Не знаю, многих ли это приободрит, но в планы Академии входит возведение на месте Вильского парка грандиозного музея его истории, - сказал Алан.
- Свято место пустым не бывает, верно, дружок? – прокомментировал своему питомцу Ален, и затем немного пофантазировал на эту тему: – хотя, знаешь, если музей и вправду построят, ты точно увидишь себя среди его главных экспонатов. А рядом с твоим изображением будет надпись: «Уроженец Далмакских Аллей, паук-экстрасенс по имени Антуан не только имел отношение к некоторым таинственным явлениям, но и сыграл важную роль в Вильской истории».
Посмотрев на него с улыбкой, Мэл сказал:
- Лично мне эти перемены кажутся вполне естественными. И… мы не сделали ничего такого, за что нас можно осуждать. Пусть придётся разрушить чьи-то иллюзии, но, уверен, есть немало людей, которым наше искусство помогло в жизни, и они в любом случае будут нам благодарны.
У меня было ещё несколько вопросов к этим людям, но, подумав, я решил задать только один:
- Для чего вам нужен я? Уилл, ведь вы привели меня сюда не для того, чтобы я первым узнал всё это?..
- Я познакомил вас с моими друзьями, и сделал это, разумеется, не только ради знакомства. Скоро вы поймёте это без моих объяснений. Но теперь хочу познакомить вас ещё кое с кем…
Человек, которого имел в виду Уилл, уже присутствовал в студии, - стоял в нескольких шагах от меня. Среднего роста, плотного телосложения, он был одет в простой тёмный костюм… в руке чёрная фетровая шляпа, на ногах лёгкая и мягкая обувь, позволяющая ходить беззвучно. Его внешность можно было бы назвать скромной, или даже заурядной, если бы при встрече с ним взглядом она не утрачивала всякое значение. Скажу лишь одно: я не был им загипнотизирован, но при этом с первой минуты нашего знакомства чувствовал, что целиком и полностью доверяю ему.
- Ещё один мой друг, мистер Винер Степс… Много лет он прожил в Далмаке, но вот наконец-то вернулся в родной город! Ранее преподавал в школе и был весьма популярен среди её учеников, а ныне больше известен как экстрасенс. Мистер Винер уже довольно долгое время ничего не говорит, так что отнеситесь спокойно к его молчанию. Мистер Вильгельм Гальпурге… дружит со словом, любит рассказывать разные необычные истории, - представил нас друг другу Уилл, после чего сразу же произнёс напутствие: – Сейчас вы вместе покинете эту студию. Всё, что вам нужно, это следовать за ним. Просто следуйте за ним, Вил.
Рейтинг: 0
38 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
