Семантическое цитирование в поэзии: Константин Льдов и Александр Грин
25 сентября 2024 -
Андрей Карпов
И речь не только о подражании, с которого обычно начинается освоение поэтического мастерства. Взаимосвязи могут быть самые разные, одна из самых интересных — это семантическая перекличка.
Иногда она специально подчёркивается. Так, Александр Блок эпиграфом к своим знаменитым «Скифам» («Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы…») ставит строки из «Панмонголизма» Владимира Соловьева: «Панмонголизм! Хоть имя дико, но нам ласкает слух оно…». А иногда у нас нет сведений о том, что одно стихотворение писалось под влиянием другого, мы можем это только предполагать.
Вот, допустим, стихотворение Александра Грина:
За рекой в румяном свете
Разгорается костер.
В красном бархатном колете
Рыцарь едет из-за гор.
Ржет пугливо конь багряный,
Алым заревом облит,
Тихо едет рыцарь рдяный,
Подымая красный щит.
И заря лицом блестящим
Спорит – алостью луча –
С молчаливым и изящным
Острием его меча.
Но плаща изгибом черным
Заметая белый день,
Стелет он крылом узорным
Набегающую тень.
Стих написан в 1909 году. Интересно сравнить его со стихотворением «Всадник» Константина Льдова, которое написано в 1894 году.
Тонет даль в тумане бледном,
Хмур безлунный свод небес…
Едет всадник в шлеме медном
И с копьем наперевес.
Конь в пыли, склонен к подпруге
У стремян чеканный щит,
На чешуйчатой кольчуге
Золоченый крест горит.
Рукоятью меч широкий
Ударяет по седлу…
Едет всадник одинокий
И глядит в седую мглу.
Он глядит из-под забрала,
И пылает взор его
Верой в святость идеала,
В красоту и божество.
Он мечтой весь мир объемлет
И зовет на бой со злом,
А оно — сидит и дремлет
У него же за седлом.
Читал ли Грин это стихотворение, однозначно сказать нельзя. Но мы видим некоторую параллель, объединяющую эти произведения.
Перед нами одинокий всадник, который едет издалека в направлении зрителя (читателя). Фигура всадника рисуется на фоне природного пейзажа, который задаёт общее настроение. Подчеркиваются детали амуниции (колет — у Грина, кольчуга и шлем у Льдова). У обоих упоминаются щит и меч.
Сюжет практически отсутствует. Поэты просто описывают своих всадников. Заканчиваются стихи тоже семантически близко — некоторым противоречием между обликом рыцаря и тенью / злом, которые приходят в мир вместе с ним.
Главным различием является время суток (и задаваемое им цветовое решение стиха). У Льдова всадник едет безлунной ночью, у Грина рыцарь является с зарёй (и даже спорит с ней обликом). Но мы вполне можем думать, что это один и тот же всадник. В серой мгле ночи ярко горит золотой крест, в алом свете зари не остаётся места для других красок. Ночь кончилась, наступило утро, но тревога не улеглась. Всадник всё равно выступает вестником беды.
Льдов писал более отстранённо. Его стих звучит как философская критика. Он видит зло, которое уже тут, но оно ещё неактивно (дремлет). Грин пишет уже после первой русской революции. Перемены происходят. И потому он описывает свершающееся. Меч уже обнажён и багряные тона в совокупности с чёрной тенью «заметают белый день»: вместо светлых тонов в будущем автора и читателя ждёт только красное и чёрное.
Больше хороших стихов в ТГ-канале ЕЖЕДНЕВНИК ПОЭЗИИ https://t.me/stihydnya
[Скрыть]
Регистрационный номер 0532851 выдан для произведения:
Поэты — вовсе не небожители, они обычные люди, живущие среди людей. Каждый поэт погружён в присущий его времени и обществу культурный контекст. А человек пишущий неизбежно есть и человек читающий. Слагая слова в стихи, невозможно избежать прочтения чужих стихов. А значит, мы имеем неустранимый феномен влияния одного поэта на другого.
И речь не только о подражании, с которого обычно начинается освоение поэтического мастерства. Взаимосвязи могут быть самые разные, одна из самых интересных — это семантическая перекличка.
Иногда она специально подчёркивается. Так, Александр Блок эпиграфом к своим знаменитым «Скифам» («Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы…») ставит строки из «Панмонголизма» Владимира Соловьева: «Панмонголизм! Хоть имя дико, но нам ласкает слух оно…». А иногда у нас нет сведений о том, что одно стихотворение писалось под влиянием другого, мы можем это только предполагать.
Вот, допустим, стихотворение Александра Грина:
За рекой в румяном свете
Разгорается костер.
В красном бархатном колете
Рыцарь едет из-за гор.
Ржет пугливо конь багряный,
Алым заревом облит,
Тихо едет рыцарь рдяный,
Подымая красный щит.
И заря лицом блестящим
Спорит – алостью луча –
С молчаливым и изящным
Острием его меча.
Но плаща изгибом черным
Заметая белый день,
Стелет он крылом узорным
Набегающую тень.
Стих написан в 1909 году. Интересно сравнить его со стихотворением «Всадник» Константина Льдова, которое написано в 1894 году.
Тонет даль в тумане бледном,
Хмур безлунный свод небес…
Едет всадник в шлеме медном
И с копьем наперевес.
Конь в пыли, склонен к подпруге
У стремян чеканный щит,
На чешуйчатой кольчуге
Золоченый крест горит.
Рукоятью меч широкий
Ударяет по седлу…
Едет всадник одинокий
И глядит в седую мглу.
Он глядит из-под забрала,
И пылает взор его
Верой в святость идеала,
В красоту и божество.
Он мечтой весь мир объемлет
И зовет на бой со злом,
А оно — сидит и дремлет
У него же за седлом.
Читал ли Грин это стихотворение, однозначно сказать нельзя. Но мы видим некоторую параллель, объединяющую эти произведения.
Перед нами одинокий всадник, который едет издалека в направлении зрителя (читателя). Фигура всадника рисуется на фоне природного пейзажа, который задаёт общее настроение. Подчеркиваются детали амуниции (колет — у Грина, кольчуга и шлем у Льдова). У обоих упоминаются щит и меч.
Сюжет практически отсутствует. Поэты просто описывают своих всадников. Заканчиваются стихи тоже семантически близко — некоторым противоречием между обликом рыцаря и тенью / злом, которые приходят в мир вместе с ним.
Главным различием является время суток (и задаваемое им цветовое решение стиха). У Льдова всадник едет безлунной ночью, у Грина рыцарь является с зарёй (и даже спорит с ней обликом). Но мы вполне можем думать, что это один и тот же всадник. В серой мгле ночи ярко горит золотой крест, в алом свете зари не остаётся места для других красок. Ночь кончилась, наступило утро, но тревогами улеглась. Всадник всё равно выступает вестником беды.
Льдов писал более отстранённо. Его стих звучит как философская критика. Он видит зло, которое уже тут, но оно ещё неактивно (дремлет). Грин пишет уже после первой русской революции. Перемены происходят. И потому он описывает свершающееся. Меч уже обнажён и багряные тона в совокупности с чёрной тенью «заметают белый день»: вместо светлых тонов в будущем автора и читателя ждёт только красное и чёрное.
И речь не только о подражании, с которого обычно начинается освоение поэтического мастерства. Взаимосвязи могут быть самые разные, одна из самых интересных — это семантическая перекличка.
Иногда она специально подчёркивается. Так, Александр Блок эпиграфом к своим знаменитым «Скифам» («Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы…») ставит строки из «Панмонголизма» Владимира Соловьева: «Панмонголизм! Хоть имя дико, но нам ласкает слух оно…». А иногда у нас нет сведений о том, что одно стихотворение писалось под влиянием другого, мы можем это только предполагать.
Вот, допустим, стихотворение Александра Грина:
За рекой в румяном свете
Разгорается костер.
В красном бархатном колете
Рыцарь едет из-за гор.
Ржет пугливо конь багряный,
Алым заревом облит,
Тихо едет рыцарь рдяный,
Подымая красный щит.
И заря лицом блестящим
Спорит – алостью луча –
С молчаливым и изящным
Острием его меча.
Но плаща изгибом черным
Заметая белый день,
Стелет он крылом узорным
Набегающую тень.
Стих написан в 1909 году. Интересно сравнить его со стихотворением «Всадник» Константина Льдова, которое написано в 1894 году.
Тонет даль в тумане бледном,
Хмур безлунный свод небес…
Едет всадник в шлеме медном
И с копьем наперевес.
Конь в пыли, склонен к подпруге
У стремян чеканный щит,
На чешуйчатой кольчуге
Золоченый крест горит.
Рукоятью меч широкий
Ударяет по седлу…
Едет всадник одинокий
И глядит в седую мглу.
Он глядит из-под забрала,
И пылает взор его
Верой в святость идеала,
В красоту и божество.
Он мечтой весь мир объемлет
И зовет на бой со злом,
А оно — сидит и дремлет
У него же за седлом.
Читал ли Грин это стихотворение, однозначно сказать нельзя. Но мы видим некоторую параллель, объединяющую эти произведения.
Перед нами одинокий всадник, который едет издалека в направлении зрителя (читателя). Фигура всадника рисуется на фоне природного пейзажа, который задаёт общее настроение. Подчеркиваются детали амуниции (колет — у Грина, кольчуга и шлем у Льдова). У обоих упоминаются щит и меч.
Сюжет практически отсутствует. Поэты просто описывают своих всадников. Заканчиваются стихи тоже семантически близко — некоторым противоречием между обликом рыцаря и тенью / злом, которые приходят в мир вместе с ним.
Главным различием является время суток (и задаваемое им цветовое решение стиха). У Льдова всадник едет безлунной ночью, у Грина рыцарь является с зарёй (и даже спорит с ней обликом). Но мы вполне можем думать, что это один и тот же всадник. В серой мгле ночи ярко горит золотой крест, в алом свете зари не остаётся места для других красок. Ночь кончилась, наступило утро, но тревогами улеглась. Всадник всё равно выступает вестником беды.
Льдов писал более отстранённо. Его стих звучит как философская критика. Он видит зло, которое уже тут, но оно ещё неактивно (дремлет). Грин пишет уже после первой русской революции. Перемены происходят. И потому он описывает свершающееся. Меч уже обнажён и багряные тона в совокупности с чёрной тенью «заметают белый день»: вместо светлых тонов в будущем автора и читателя ждёт только красное и чёрное.
Рейтинг: +2
87 просмотров
Комментарии (1)
Василий Акименко # 26 сентября 2024 в 05:00 0 | ||
|