Гиммлер стоял у окна, уставившись на улицу. Он был не в духе. Ему только что звонил управляющий его кроликовой фермой и сообщил, что кроликов поразил «птичий» грипп. Всех кроликов придётся уничтожить. А это громадные убытки.
В это время в кабинет вошёл Штирлиц, как всегда без доклада.
– Хайль Гитлер! – приветствовал он рейхсфюрера. – У нас на вечер намечается компашка расписать «пульку». Придёте?
Гиммлер повернулся, и Штирлиц увидел его полные боли глаза.
– Горе у меня, – ответил Гиммлер. – На кроликовой ферме буйствует «птичий» грипп. Придётся зарезать всё поголовье. Это ж какие убытки, Штирлиц! Десять с лишним тысяч голов!
Штирлиц сел за приставной столик.
– А вы сдайте тушки в концлагерь по марке с каждой, подкормите заключённых. Вот и покроете убытки.
Гиммлер вскинул голову и радостно воскликнул:
– А ты, Штирлиц, голова! – Гиммлер потёр руки и добавил: – Я сдам их не по марке, а по пять в госпитали для диетического питания тяжело раненных солдат вермахта, которые уже непригодны для фронта. Помрут, сэкономим на пособиях. И в графе «причина смерти» врачи будут писать «грипп» или «ОРВИ».
Пока рейхсфюрер подсчитывал предполагаемую прибыль от заболевших кроликов, Штирлиц снял сапоги и размотал портянки. По кабинету поплыл ядовитый аромат.
Гиммлер оторвался от расчётов, выпучил глаза и, схватившись за горло, свалился на пол. Штирлиц поспешил к нему, пощупал пульс и прошептал:
– . Ничего, жить будет.
Убедившись, что рейхсфюрер без сознания, Штирлиц обшарил его карманы, извлёк связку ключей и, для верности накинув Гиммлеру портянку на лицо, подошёл к сейфу.
Лицо советского разведчика было спокойно, сурово и отражало его полную готовность к подвигу. Сейф открыл ему свои тайны. Папки в коричневых ледериновых переплётах лежали на нижней полке. На верхней папке в белом прямоугольнике готическим шрифтом было написано «Адольф Гитлер», под нею лежала вторая, надписанная «Геринг Герман», ниже «Мартин Борман», «Геббельс Йозеф»… Одни папки были пухлы, в иных лежало лишь несколько листков.
Штирлиц не торопился. Вся операция у него не заняла и пяти минут. Намотав портянку на ногу и надев сапог, он открыл окно, увязал папки в одну стопку, положил связку у выхода, после чего открыл дверь и крикнул находящимся в приёмной:
– Рейхсфюреру плохо! Врача!..
Всё кинулись в кабинет и окружили лежащего в беспамятстве Гиммлера, а Штирлиц схватил связку с папками, выскочил в коридор и поспешил к себе. Сунув добычу в сейф, он вернулся назад в кабинет Гиммлера, который уже очнулся. Он лежал на диване, возле него суетился врач.
– Что со мной, доктор? – спросил Гиммлер врача. – Мне неожиданно перехватило дыхание, будто я вдохнул отравляющий газ.
– Перетрудились, мой рейхсфюрер, – ответил тот. – Рекомендую вам отдохнуть недельку. С сердцем не стоит шутить.
А Штирлиц снова подумал:
– Да, не переносит немец русский дух.
Он помог Гиммлеру дойти до машины и сказал на прощание:
– Хорошего вам отдыха, рейхсфюрер.
Вечером в Москву ушла очередная шифровка:
«Алексу. Досье изъяты. Жду курьера для отправки их вам. Юстас».
Помочь сайту
Поздравления
