Помочь сайту
Поздравления
Воспоминания (продолжение 32)
11 октября 2015 -
Алексей Лоскутов
После возвращения из отпуска постепенно стали обостряться отношения с Клепаловым. Хотелось ему быть строгим, уважаемым начальником. Если бы он был назначен начальником лаборатории, коллектив которой раньше его не знал, то он, возможно, и приобрёл бы нужный ему авторитет. У нас в коллективе все знали его очень слабым в тензометрии техником. Он понимал, что как тензометрист он уступает
мне, и заказчики на серьёзные исследования желают, чтобы их выполнил я. Клепалову это было неприятно, но он вынужден был терпеть. Постепенно он набирался некоторого опыта и становился менее терпимым, искал причины, к чему бы придраться – не находил их, и это его раздражало. Я это видел и вспоминал, уже ушедших от нас, Корзунина, Коротаева и Гилёва. Над новыми работниками лаборатории он уже чувствовал свою власть. Я считаю, что не таким путём следует приобретать авторитет у своих подчинённых, а знанием, справедливостью и умением организовать коллектив на выполнение поставленных задач.
Люба Коблова, видимо, рассказывала Володе о климате в лаборатории, и он стал приглашать меня перейти на работу в «НПО Автоматики». Я спрашивал у него, что за работа будет у меня там? Он отвечал, что отдел, в котором он работает, занимается разработкой пультов. Каких пультов не объяснял: «НПО Автоматики» - секретное предприятие.
Однажды, когда я проводил исследования опытного образца гидропривода для высоковольтных масляных выключателей, ко мне подошёл Клепалов и сказал:
- С этими исследованиями пора закругляться, иначе мы сорвём выполнение месячного плана.
- Результаты исследований очень интересуют конструкторов высоковольтной аппаратуры, и работу нужно довести до конца. Месячный план я не сорву и свою работу сделаю, - возразил я.
Клепалов вспылил и сказал, что дает мне пять дней для завершения работ. Я рассказал об этом конструктору гидропривода Чернову Юрию Ивановичу. Он сходил к директору института и добился продолжения работ. (Кстати, на разработке гидропривода Чернов Ю.И. защитил кандидатскую диссертацию). После этой стычки с Клепаловым я понял, что хороших отношений с ним у меня не сложится, и решил перейти на работу в «НПО Автоматики». Сходил туда в отдел кадров и заполнил необходимые документы для проверки на допуск к работе на секретном предприятии. Через месяц Коблов сообщил мне, что разрешение на допуск получено, и можно оформляться на работу.
Я написал заявление об увольнении меня по собственному желанию и вручил его Клепалову. Моё решение было для него неожиданным.
- Ты не чувствуешь, что поступаешь не честно. Институт предоставил тебе двухкомнатную квартиру, а ты вместо благодарности суёшь мне это заявление, - зло упрекнул он меня.
- Я работаю на заводе уже 18 годов, а квартиру получил только в этом году, так что упрекать меня не стоит. Клепалов с моим заявлением пошёл к директору института Рябову. Вскоре вернулся и сказал, что меня вызывает директор. Рябов меня ни в чём не упрекнул, выслушал внимательно и сказал:
- Я понимаю, что у вас с Клепаловым не сложились хорошие отношения. Понимаю, что он не во всём прав. Я думаю, ьн учтёт свои ошибки. Ваше заявление я не подпишу. Идите, работайте.
Я знал, что если человека не увольняют, по закону, имеет право через 12 дней не выходить на работу, и предприятие, отказывающее в увольнении, обязано оплатить все дни вынужденного прогула. Я так и сделал: через 12 дней на работу не вышел. Через13 дней ко мне зашёл Овчинников и сказал, чтобы я шёл оформлять увольнение.
Уволившись, пошёл в отдел кадров «НПО Автоматики». Оформление заняло один день. Через три дня после этого, получив пропуск, я вышел на работу. Меня пригласили в кабинет начальника отдела вместе с начальником нашей лаборатории Голиковой Зинаидой Ивановной.
- Кем Вы работали на прежнем месте работы? – спросил меня начальник отдела.
- Я работал в тензометрической лаборатории.
- На какой должности?
- На должности старшего научного сотрудника, без учёной степени.
- Разработкой электронных приборов занимались?
- Нет, не занимался.
- С полупроводниковой электроникой знакомы хорошо?
- Нет, нехорошо. Наша аппаратура работает на ламповой электронике.
- Зинаида Ивановна, так кого Вы приняли на работу? – с нескрываемым раздражением спросил он.
- Коблов Владимир Николаевич нам с Ивиным советовал принять его на работу и уверял, что мы не пожалеем об этом, - ответила она.
- Коблов, Коблов…. А сами-то Вы о чём думали?
- Так Коблов же…
- Хватит, опять Коблов. Что я сейчас могу сделать, он же принят на работу с нашего согласия! Забирайте его и выкручивайтесь, как хотите.
Мы вышли из кабинета, идем по коридору. Зинаида Ивановна молчит: она явно обескуражена и озабочена. Пришли в лабораторию, она представляет меня:
- Вот наш новый руководитель группы – Лоскутов Алексей Арсентьевич.
Вот те на, я ещё и руководитель группы! Правда в группе у меня всего четыре человека: инженеры – Ахлюстина Ирина и Игнатова Тамара, и два техника – Медведев Виктор и Родичев Валерий.
Зинаида Ивановна рассказала, чем мы должны будем заняться.
- Знакомтесь с работой и побыстрее осваивайтесь здесь, - посоветовала она.
Стал знакомиться с работниками лаборатории, смотреть, чем они занимаются. Не думал я, что пульты могут быть такими сложными. На один пульт изрядная папка листов
электрических схем, а транзисторов в нём многие сотни. Не приходилось мне видеть такие сложные схемы.
Очень необдуманно я поступил, устраиваясь на работу, о которой не знал ничего. Сколько времени мне нужно, чтобы освоить эту работу? Кто мне его даст? Причём я ещё и руководитель группы! Я всегда был уверен в том, что выполню предложенную мне работу и сделаю её хорошо. Поэтому я не испытывал уважения к тем, кто должен был чему-то учить людей, но не имел необходимых для этого ни знаний, ни умения. Такая история случилась со мною в армии во взаимоотношениях с сержантом Жиделевым, в школе я не мог уважать, как преподавателя, физика Семёна Ильича. А кто будет уважать меня, как специалиста, здесь на работе? Что я могу посоветовать, подсказать своим подчинённым?
Стыдно, но нужно признаться своим подчинённым, что я в таких разработках ничего не понимаю. Так и поступил. Рассказал им, что я был тензометристом и не знаком с разработкой таких сложных пультов. Не заметил, чтобы они осудили меня или удивились моему незнанию.
- Для начала учите меня тому, что знаете вы, - сказал я им.
- Учителя мы плохие, а что знаем – расскажем, - ответил Медведев.
Однако учить меня некому. У всех полно работы. В «НПО Автоматики» четкий сетевой график выполнения работ. Срыв срока выполнения работ жёстко наказывается рублём квартальных премий, а они не маленькие, могут даже превосходить месячный оклад. Так что отвлекаться от работы рискованно – можно лишиться премиальных.
Три дня дома читал я литературу по транзисторной электронике, но вот так нахрапом я мало чего добьюсь. Удивлялся своей глупости, на опыте убеждаясь в справедливости пословицы «Не зная броду – не суйся в воду». На четвёртый день Зинаида Ивановна объявила мне, что по распоряжению начальника отдела меня, Ахлюстину и Игнатову временно направляют в лабораторию Зубарева Эдуарда Леонидовича, рассказала, где эта лаборатория находится.
Эдуард Леонидович объяснил мне, что мы должны разработать тестовые программы проверки блоков электронного пульта.
- Я понятия не имею, что такое тестовые программы проверки блоков, и в сложных электронных схемах я не разбираюсь, - ответил я.
Зубарев побагровел, схватил телефонную трубку, набрал номер и почти закричал:
- Владимир Николаевич, кого Вы ко мне откомандировали? Они же ничего не знают. Фактически Вы не выполняете распоряжение Семихатова!
Выслушав ответ, он бросил телефонную трубку и позвал:
- Вадим, подойди сюда.
К нему подошёл молодой симпатичный парень.
- Вот тебе три человека для разработки тестовых программ. Объясни им задачу.
Вадим взял большую папку со схемами пульта, и разворачивая один за другим листы электрических схем блоков пульта, сказал, что на все эти схемы нужно разработать тестовые программы для проверки и настройки блоков на пульте ТПЛ.
- Я не знаю, что такое тестовая программа, и не понимаю, что нарисовано на этих схемах.
- Это микросхемы. Наша первая разработка на микросхемах.
- Я не знаю, что такое микросхемы, как они работают. Объясните нам, как делать эти тестовые программы, как устроены микросхемы и как они работают.
- У меня полно своей работы и что-либо объяснять вам мне некогда. Работайте.
И он ушёл. У моих помощниц нет ни каких вопросов, ни ко мне, ни к Вадиму. Хорошо, что хоть они знают эту работу, но я ошибся: они тоже ничего не понимали. Что же мне делать? Я даже понять не могу, что от меня требуют!
Развернул одну схему. На ней рядами нарисованы какие-то полукруги с прямоугольными полочками вверху и кружочком внизу. К ним подходят проводники монтажа, но они не соединяют эти полукруги между собой, а доходят только до линий, разделяющих эти ряды. У каждого проводника свой номер. Тут-то я сообразил, что по этим номерам можно найти, как соединёны эти полукруги между собой. Рисовать такую схему, конечно, проще, а вот читать её трудно. Совершенно не понимаю, что обозначают эти полукруги.
Вадим объяснить не желает, ему некогда. Решил поспрашивать об это других работников лаборатории, но, как от назойливой мухи, от меня отмахивались все, к кому я обращался, всем некогда. С таким отношением к новому работнику я ещё не встречался. В СНИЭТИ нового работника опекал какой-либо специалист и вводил его в курс дела. А тут поступают даже хуже, чем поступали у нас в деревне при обучении плавать. Там хоть, прежде чем бросить пацана на глубокое место, советовали, указывая на плывущего, делай как он. А здесь и этого нет, не у кого поучиться, не делится никто своим опытом.
И только один инженер, Шиляев Рудольф, на следующий день достал из своего стола довольно толстую книгу и сказал:
- Единственно, что я могу посоветовать – почитай эту книгу. Объяснять что-либо мне тоже некогда, Извини.
- Спасибо, - сказал я и взял предложенную мне книгу.
Книга была по микроэлектронике. В чтение этой книги я и углубился. Узнал, что такое микросхемы, как они изображаются на схемах, как устроены электрические схемы диодно-транзисторной (ДТЛ) и транзистор-транзисторной (ТТЛ) логики, каких типов они бывают. Как целебный бальзам на меня подействовало то, что я легко это понимаю. А
дальше ещё лучше: рассказывается, как с помощью булевой алгебры можно минимизировать схемы логических устройств. А вот это, спасибо Воробьёву, я уже знаю, и неплохо знаю. Посмотрел я схемы Вадима Иванова, уже понимая, что на них нарисовано и поинтересовался, что такое пульт ТПЛ. Оказывается, с помощью этого пульта можно подавать на входы проверяемого блока единичные или нулевые сигналы и по состоянию выходов определять реакцию блока на комбинацию входных сигналов.
Следовательно, нужно разработать такую систему комбинаций входных сигналов, чтобы в схеме блока можно было проверить работу каждой микросхемы по всем её входам и выходам. Понятно, что пульт, в котором более 20 блоков невозможно настроить без предварительной настройки его блоков. Я понимал, что разработать такую программу будет очень не просто, но, по крайней мере, сейчас мне стало ясно, что я должен делать. И мне стало легче, много легче.
Электрическая схема блока размещается на печатной плате, имеющей 120-контактный разъем. На плате может быть размещено до 44 микросхем. В большинстве случаев не все контакты разъёма задействованы. Следовательно нужно подавать на входы платы определённую комбинацию входных сигналов, и затем проследить, как на неё отреагирует электрическая схема блока, то есть, что появится на его выходах. Это и записывать в тестовую программу. Показал помощницам, какие бланки для составления программ нам будут нужны, и велел начертить их. Они это сделали. Рассказал им, что и как нужно делать, спросил, всё ли понятно. Ответили, что всё ясно.
Взяли каждый по схеме и принялись за дело. С первых же тестов стало ясно, что при таком начертании схем, когда нужно по адресу находить, куда идёт та или иная связь монтажа, тестовую программу составлять практически невозможно. Основательно напрягать память приходиться и без этой нагрузки. На каждом тесте нужно помнить, в каком состоянии по входам и выходам находятся все микросхемы платы после предыдущего теста, какая комбинация входных сигналов наиболее рациональна на следующем тесте, а тут ещё по адресам нужно находить все связи. Это уже чрезмерно – быстро ошибёшься.
Я перерисовывал схему платы, напрямую восстанавливая все связи, так что вся электрическая схема платы была на виду. Но и сейчас приходилось очень напрягать память, чтобы запоминать состояние всех микросхем платы, тем более, что там есть триггеры, счетчики, регистры. Когда я закончил составление тестовой программы на первый блок, мои помощницы составили их каждая на два блока. Неудобно мне, отстаю.
Попробовал записать схему блока в алгебраических выражениях булевой алгебры. Получаются довольно громоздкие выражения, Упрощаю их по формулам булевой алгебры, и с удивлением обнаруживаю, что схемы всех блоков пульта можно минимизировать, некоторые очень сильно. Особенно удивила меня схема одного блока. Там один не маленький узел схемы, в котором было задействовано, кажется,
десять микросхем, оказалось возможным выполнить на полутора микросхемах. Показал это Вадиму. Тот возмутился, схватил схему этого блока и бросил:
- А ну-ка, скажи, что здесь будет на выходе при такой комбинации на входах?
И он назвал
комбинацию входных сигналов. Имея перед собой минимизированную схему, я сразу же ответил:
- На выходе будет единица.
- Это случайно совпало, а вот при такой комбинации?
- Снова единица.
- А при такой?
- Сейчас – ноль.
Короче говоря, на все его вопросы я моментально давал правильный ответ. И тут Вадим взорвался:
- Делать вам нечего. У нас работы – не продохнуть, а вы от безделья ерундой занимаетесь. Работать надо!
- Это не ерунда, Вадим. Я занимаюсь делом и, чтобы доказать это, подам рацпредложение на электрическую схему этого блока.
- Рацпредложение не минует меня, я его не подпишу.
- А я подам его в своём отделе.
- Ничего у тебя не выйдет, только от работы отвлекаете, - зло проговорил он и ушёл.
Не стал я портить ему настроение, не подал заявку на рацпредложение, но, благодаря минимизации, составлять тестовые программы стало легче.
Вот, наконец-то, составлены тестовые программы на последние блоки пульта. Можно докладывать Зубареву об окончании работы. Взял тестовые программы у Ахлюстиной и Игнатовой. Проверил их и ужаснулся: рисовали они единички и нолики совершенно бездумно, как их рука пожелает. Они не могли отличить даже входы от выходов. А я-то поверил им, что они всё поняли, не проверял их работу. Даже стыдно мне было, что я отстаю от них в работе.
Снова объяснил им методику составления тестовых программ. Предложил составить тестовую программу под моим наблюдением. Ничего у них не получилось: не могли они удержать в уме всю необходимую для работы информацию. Они подошли к Зубареву и признались, что не могут выполнять эту работу. Зубарев подозвал меня и сказал, что отправляет их в свой отдел. Я согласился с ним.
Помощников мне не дали. Пришлось одному заканчивать эту работу, однако и после окончания её, уйти в свой отдел мне не удалось. Зубарев добился, чтобы меня оставили
у него для настройки блоков пульта. Он дал мне в помощь электромонтажника, и мы приступили к работе. Эта работа была легче, чем составление тестовых программ, несмотря на то, что монтажных ошибок, при пайке схем блоков, было немало. Хорошая тестовая программа позволяет легко найти и эти огрехи, и неисправные микросхемы.
Однажды в лабораторию зашёл Семихатов и поинтересовался, как идёт настройка блоков? Зубарев бодро ответил, что работа выполняется успешно. Семихатов решил проверить, сколько времени требуется на настройку одного блока. Мы сделали это за 15 минут. Кажется, Семихатов был доволен. Сказал Зубареву:
- Хорошо, надеюсь, что свою работу Вы сделаете вовремя.
Не отпустили меня отсюда и после настройки блоков пульта: оставили, вместе с тем же монтажником Сашей, настраивать пульт. Здесь много ошибок было обнаружено при прозвонке электрической схемы межблочных соединений. Причём прозвонка схемы не позволяет найти все ошибки монтажа. Некоторые ошибки обнаруживаются только при настройке пульта. Ни каких проблем с настройкой пульта не возникло, и эту работу я успешно выполнил.
Зубарев был доволен и стал уговаривать меня перейти на работу к нему в лабораторию. Я не соглашался, неудобно всё-таки, после трех дней работы в лаборатории Голиковой, перейти на работу в лабораторию к Зубареву. Зубарев говорил, что ничего предосудительного в этом нет.
- Какой сейчас у тебя оклад, - спросил он.
- 150 рублей.
- Я принимаю тебя на должность старшего инженера с окладом 180 рублей.
- Спасибо, Эдуард Леонидович, 180 рублей, конечно лучше, чем 150, но не могу я принять Ваше предложение
- Зря не соглашаешься, но дело твоё. За работу спасибо. Признаться, не ожидал я, что ты так быстро её освоишь.
Вернулся в свою лабораторию и сразу почувствовал уважительное к себе отношение: поднял мой авторитет Зубарев, задерживая меня в своей лаборатории. Начальник нашего отдела Бамбулевич Владимир Николаевич, распорядился, чтобы я прочитал для инженеров отдела две лекции по микросхемам. Мне было неудобно читать эти лекции: я ещё не чувствовал себя специалистом в микроэлектронике. Однако, слушали меня внимательно, и на все заданные мне вопросы я ответил.
Наверное, через неделю после возвращения от Зубарева меня пригласили на совещание к Главному инженеру завода – Половко. Он сообщил, что наш отдел должен разработать пульт электротермотренировки интегральных микросхем. Зачитал из технического задания, какие требования предъявляются к этому пульту. Он должен обеспечить единовременную электротермотренировку 400 микросхем. Все "И" входы микросхем закорачиваются, микросхемы соединяются последовательно. Тренировка ведётся в режиме переключения на тактовой частоте 512 килогерц, контроль на каждом такте.
Самое интересное – разработка пульта поручается мне.
- Какие будут вопросы, - обратился Половко к слушателям.
- Если закоротить входы «И» микросхем, то они будут работать всего лишь как инверторы (все микросхемы этой серии имели инверсный выход). Кроме того достаточно отказать одной микросхеме, и переключение их станет невозможным. Как тогда определить, какая из 400 микросхем неисправна? – задаю вопрос я.
- Никакой иной способ соединения микросхем, кроме последовательного невозможен. Поиск неисправной микросхемы путем последовательного деления пополам: делим 400 пополам и определяем, в какой половине неисправная микросхема. Эту половину снова делим пополам и находим неисправную четверть и так далее, пока не определим, какая микросхема, из двух оставшихся, неисправна.
- Но это же долго, процесс тренировки микросхем будет нарушен.
- Что вы предлагаете?
- Все микросхемы подключить параллельно и проверять по каждому входу и выходу. Схема индикации высвечивает адрес неисправной микросхемы. Процесс тренировки при этом не нарушается.
- Вы хотя бы представляете, что говорите, - он обвёл взглядом свой обширный кабинет, и закончил с язвительной иронией, - такой пульт будет вот с этот кабинет.
Когда мы вышли из кабинета Половко, Бамбулевич сделал мне замечание:
- Инициатива, Лоскутов, конечно, хорошо, но думать надо, что предлагаешь. А вдруг бы Половко согласился с твоим предложением? Пришлось бы Вам тогда на уши вставать, но и это не помогло бы.
К нам в лабораторию приняли нового инженера – Шутова Геннадия Серапионовича. Его определили в мою группу. Я поговорил с ним. Он очень опытный радиолюбитель. Рассказал ему, какая работа нам предстоит. Он смутился и сказал, что ничего не понимает в этом. Я, говорит, могу разобраться в схеме радиоприёмника или телевизора, а с этим не знаком. Рассказал ему, как здесь начинал работу я. Он повеселел и сказал, что с разработкой и доводкой отдельных узлов справится, а относительно общей идеи и схемы пульта, он, к сожалению, не помощник. Шутов мне понравился.
Мысль реализовать идею, которую я предложил Половко, не оставляла меня. Пошёл в патентную библиотеку, но ничего подходящего не нашёл. Старший инженер Володя Шехурдин рассказал, что во время командировки на какое-то Ленинградское предприятие, не помню уже сейчас на какое, он слышал разговор о тренировке
микросхем. Послали Шутова в командировку на это предприятие. Вернулся Шутов оттуда и рассказал, что сделан там пульт по той же схеме, что и в нашем техническом задании. Я, говорит, сказал, что лучше бы тренируемые микросхемы подключить параллельно, на что получил ответ: ребятки, вы хотите залезть на небо.
И всё-таки эта идея не покидает меня. Думаю об этом и на работе и дома, в рабочие дни и в выходные. И постепенно появляются проблески мысли, как можно сделать тот или иной узел схемы. Начали отрабатывать с Шутовым эти узлы схемы. Получается, работают! Большие трудности возникли со схемами сравнения. Таких микросхем в то время не было. Для того, чтобы собрать схему сравнения на микросхемах низкой степени интеграции, а такой и была 106 серия с которой мы работали, на 400 схем сравнения требовалось 600 микросхем. 600 микросхем только на схемы сравнения!
Я придумал схему сравнения на двух транзисторах. Шутов собрал эту схему – она прекрасно работает. У нас есть микросхемы, которые содержат в себе четыре отдельных транзистора. На одной такой микросхеме мы соберём две схемы сравнения, и расход микросхем на схемы сравнения сократится с 600 до 200 штук! Нашли мы и низковольтные миниатюрные тиристоры для блока индикации. Собрали схему тренировки и контроля для одной микросхемы. Проверили её работу. Схема работает хорошо, четко и надежно.
Вот и все, можно рисовать схему пульта. Дома мне пришла в голову мысль, что если использовать для формирования опорных сигналов сравнения мощные ключи, то, возможно, удастся построить схему сравнения на одном транзисторе. Взял карандаш и бумагу и за вечер придумал такую схему. Правда транзистор в этой схеме сравнения, в зависимости от единичных или нулевых сигналов сравнения, работает то в прямом, то в инверсном режиме. Надо проверить, хорошо ли будет работать новая схема сравнения. На другой день Шутов собрал эту схему, и мы убедились, что она работает хорошо. Таким образом, расход микросхем на схемы сравнения снижается с 600 до 100 штук!
Убедившись в работоспособности схемы тренировки и контроля, подошёл к Голиковой:
- Зинаида Ивановна мы можем сделать такой пульт, какой я предлагал Половко, и будет он во много раз меньше его кабинета. Мы уже сделали и проверили работу схемы для тренировки одной микросхемы с контролем на каждом такте по всем входам и выходам. Схема работает хорошо.
- Ну-ка, ну-ка, покажите мне, как она работает, - не поверила Голикова.
Шутов продемонстрировал ей работу схемы. Голикова была в восторге и тут же пошла к Бамбулевичу. Вскоре вернулась уже с Бамбулевичем. Показали работу схемы и ему.
- Вижу, что схема тренировки и контроля одной микросхемы работает, а будет ли она работать при тренировке 400 микросхем, и каков же будет тогда расход комплектующих
для этого пульта? Как я знаю, только на одну схему сравнения нужно полторы микросхемы, а этих схем должно быть 400, так что только на них потребуется 600 микросхем.
- Владимир Николаевич, у нас схема сравнения выполнена на одном транзисторе. Следовательно, на это потребуется только 100 микросхем, самых простых, с четырьмя отдельными транзисторами.
- Как это – схема сравнения на одном транзисторе?
Я показал ему схему. Он внимательно её просмотрел, улыбнулся довольный, с одобрением посмотрел на нас с Шутовым и произнёс:
- Хитрецы и молодцы, хотя и рановато ещё, но хвалю.
Спросил про схему индикации и определения адреса неисправной микросхемы, про формирователи входных сигналов и опорных сигналов сравнения.
- Владимир Николаевич, у гас еще будет режим самопроверки работы пульта В режиме самопроверки «Исправно», с помощью специального блока, имитируется работа исправных микросхем, и при исправном пульте не загорится ни один индикатор неисправности микросхемы. В режиме «Неисправно» вводится исскуственное несовпадение опорных и выходных сигналов, и схема индикации, если пульт исправен, зарегистрирует, якобы неисправность всех тренируемых микросхем. На каждый режим самопроверки требуется около 50 микросекунд, что не повлияет на режим электротермотренировки.
- Вижу, что поработали вы хорошо. Нарисуйте принципиальную схему пульта для доклада Главному инженеру. Вы, Лоскутов, хорошо подготовьтесь к этому докладу.
Через несколько дней собрались в кабинете у Половко. Я рассказал, как устроен пульт, и как работают отдельные его узлы, каков будет расход комплектующих элементов. К моему удивлению вопросов не последовало.
- Так я вижу всем всё ясно. Небольшой вопрос есть у меня. Вы сказали, что индикация срабатывает только при обнаружении неисправной микросхемы. Как определить, что пульт включен, если тренируемые микросхемы исправны? – спросил Половко.
- Поставим индикатор, который будет светиться, если пульт включен, - рассмеялся я.
- Хорошо, - Половко тоже рассмеялся, - приступайте к работе. Нужно будет изготовить 12 таких пультов. Желаю успеха, - ободряюще подытожил он.
Мне временно, для черчения схем, дали ещё двух техников: Любу Цебрик и Галю Смородину. Сейчас я стал уже детально обдумывать схему пульта и увидел, что схема на 400 тренируемых микросхем не совсем рациональна. Если немного увеличить расход комплектующих элементов, то число тренируемых микросхем можно увеличить до 512 штук. Сказал об этом Голиковой. Она переговорила с Бамбулевичем, который сказал, что приветствует такое решение. Я стал рисовать схемы блоков пульта, схему
межблочных соединений и схемы кассет для микросхем. Чертёжницы чертили их в соответствии с ГОСТом, А Шутов занялся окончательной отработкой схемы контроля и индикации. Рисую однажды схему межблочных соединений, а она сложная в этом пульте из-за очень большого числа межблочных связей, и вдруг слышу голос:
- Лоскутов, можно с вами поговорить?
Смотрю ко мне подошла инженер Гринберг из лаборатории Зубарева.
- Здравствуйте, слушаю Вас.
- Нам нужно составлять тестовые программы на блоки нового пульта, и я хотела бы, чтобы Вы рассказали мне, как их составлять?
Я смотрю на неё с удивлением, почему это я должен ей рассказать о том, как составлять тестовые программы проверки блоков?
- Не понимаю, причём здесь я, у вас в лаборатории много хороших инженеров, которые знают это лучше меня, - удивился я.
- В том-то и дело, что никто не умеет их составлять.
Это удивило меня ещё больше. Почему же мне тогда не сказали, что никто в лаборатории не умеет этого делать?
- Вы меня очень удивили. Почему же мне у вас никто не сказал, что в лаборатории не знают, как эти программы составляются?
- Я здесь не при чём, Зубарев послал меня к вам.
- У меня сейчас много работы, мне некогда.
- Я разговаривала с Голиковой, она тоже, как и Вы, удивилась этому, но сказала, что я могу поговорить с Вами.
Я подробно рассказал ей, как составлять эти программы. Она часто переспрашивала меня, слушала очень внимательно. Однако на следующий день она пришла снова. Я повторил ей свою лекцию. Прошло несколько дней, и Гринберг, стыдясь своей назойливости, пришла снова. На этот раз Голикова сказала ей, что у меня много работы. Гринберг ушла. На следующий день ко мне подошёл Бамбулевич и, улыбаясь, шутливо сказал:
- Вы, оказывается светило, без Вас гибнет лаборатория Зубарева. Придётся Вам прочитать им несколько лекций по составлению тестовых программ.
- Владимир Николаевич, а почему же мне никто не читал этих лекций. Более того, когда я спрашивал об этом кого-то из них, от меня отмахивались, как от назойливой мухи.
- Почему же ты не сообщил мне об этом?
- Мне стыдно было, я думал, что для инженера это сущий пустяк.
- Ладно, не обижайся. Поучи их, пусть знают, какие инженеры работают в нашем отделе.
Прочитал им три лекции, но и этого оказалось мало: заставили меня написать
инструкцию по составлению этих программ. Зубарев снова звал меня в свою лабораторию. Я снова не согласился, сказал, что у меня сейчас очень интересная работа.
Меня очень удивляет, почему ни сам Зубарев и никто из инженеров его лаборатории не сказали мне, что ещё никто из них не составлял этих тестовых программ проверки работоспособности блоков электронной аппаратуры. Никто не сказал, что делать это они не умеют. Непонятно мне на что они рассчитывали, тем более зная, что не разбираюсь я в их электрических схемах?
Я же, как выражается Бамбулевич, на ушах тогда стоял. Чувство беспомощности сковывало меня. Я так тогда переживал, чувствовал себя скверно, до боли напрягал мозги, чтобы сообразить, как это сделать. Если бы мне тогда сказали, что никто ещё этого не делал и делать не умеет, у меня появился бы азарт познания, и я испытывал бы радость от того, что задачу эту успешно решаю. Не зная этого, я испытывал только стыд от того, что называюсь старшим инженером, да ещё и руководителем группы. Но я почему-то не обижаюсь на Зубарева, видимо он искренне считал, что поступает правильно.
мне, и заказчики на серьёзные исследования желают, чтобы их выполнил я. Клепалову это было неприятно, но он вынужден был терпеть. Постепенно он набирался некоторого опыта и становился менее терпимым, искал причины, к чему бы придраться – не находил их, и это его раздражало. Я это видел и вспоминал, уже ушедших от нас, Корзунина, Коротаева и Гилёва. Над новыми работниками лаборатории он уже чувствовал свою власть. Я считаю, что не таким путём следует приобретать авторитет у своих подчинённых, а знанием, справедливостью и умением организовать коллектив на выполнение поставленных задач.
Люба Коблова, видимо, рассказывала Володе о климате в лаборатории, и он стал приглашать меня перейти на работу в «НПО Автоматики». Я спрашивал у него, что за работа будет у меня там? Он отвечал, что отдел, в котором он работает, занимается разработкой пультов. Каких пультов не объяснял: «НПО Автоматики» - секретное предприятие.
Однажды, когда я проводил исследования опытного образца гидропривода для высоковольтных масляных выключателей, ко мне подошёл Клепалов и сказал:
- С этими исследованиями пора закругляться, иначе мы сорвём выполнение месячного плана.
- Результаты исследований очень интересуют конструкторов высоковольтной аппаратуры, и работу нужно довести до конца. Месячный план я не сорву и свою работу сделаю, - возразил я.
Клепалов вспылил и сказал, что дает мне пять дней для завершения работ. Я рассказал об этом конструктору гидропривода Чернову Юрию Ивановичу. Он сходил к директору института и добился продолжения работ. (Кстати, на разработке гидропривода Чернов Ю.И. защитил кандидатскую диссертацию). После этой стычки с Клепаловым я понял, что хороших отношений с ним у меня не сложится, и решил перейти на работу в «НПО Автоматики». Сходил туда в отдел кадров и заполнил необходимые документы для проверки на допуск к работе на секретном предприятии. Через месяц Коблов сообщил мне, что разрешение на допуск получено, и можно оформляться на работу.
Я написал заявление об увольнении меня по собственному желанию и вручил его Клепалову. Моё решение было для него неожиданным.
- Ты не чувствуешь, что поступаешь не честно. Институт предоставил тебе двухкомнатную квартиру, а ты вместо благодарности суёшь мне это заявление, - зло упрекнул он меня.
- Я работаю на заводе уже 18 годов, а квартиру получил только в этом году, так что упрекать меня не стоит. Клепалов с моим заявлением пошёл к директору института Рябову. Вскоре вернулся и сказал, что меня вызывает директор. Рябов меня ни в чём не упрекнул, выслушал внимательно и сказал:
- Я понимаю, что у вас с Клепаловым не сложились хорошие отношения. Понимаю, что он не во всём прав. Я думаю, ьн учтёт свои ошибки. Ваше заявление я не подпишу. Идите, работайте.
Я знал, что если человека не увольняют, по закону, имеет право через 12 дней не выходить на работу, и предприятие, отказывающее в увольнении, обязано оплатить все дни вынужденного прогула. Я так и сделал: через 12 дней на работу не вышел. Через13 дней ко мне зашёл Овчинников и сказал, чтобы я шёл оформлять увольнение.
Уволившись, пошёл в отдел кадров «НПО Автоматики». Оформление заняло один день. Через три дня после этого, получив пропуск, я вышел на работу. Меня пригласили в кабинет начальника отдела вместе с начальником нашей лаборатории Голиковой Зинаидой Ивановной.
- Кем Вы работали на прежнем месте работы? – спросил меня начальник отдела.
- Я работал в тензометрической лаборатории.
- На какой должности?
- На должности старшего научного сотрудника, без учёной степени.
- Разработкой электронных приборов занимались?
- Нет, не занимался.
- С полупроводниковой электроникой знакомы хорошо?
- Нет, нехорошо. Наша аппаратура работает на ламповой электронике.
- Зинаида Ивановна, так кого Вы приняли на работу? – с нескрываемым раздражением спросил он.
- Коблов Владимир Николаевич нам с Ивиным советовал принять его на работу и уверял, что мы не пожалеем об этом, - ответила она.
- Коблов, Коблов…. А сами-то Вы о чём думали?
- Так Коблов же…
- Хватит, опять Коблов. Что я сейчас могу сделать, он же принят на работу с нашего согласия! Забирайте его и выкручивайтесь, как хотите.
Мы вышли из кабинета, идем по коридору. Зинаида Ивановна молчит: она явно обескуражена и озабочена. Пришли в лабораторию, она представляет меня:
- Вот наш новый руководитель группы – Лоскутов Алексей Арсентьевич.
Вот те на, я ещё и руководитель группы! Правда в группе у меня всего четыре человека: инженеры – Ахлюстина Ирина и Игнатова Тамара, и два техника – Медведев Виктор и Родичев Валерий.
Зинаида Ивановна рассказала, чем мы должны будем заняться.
- Знакомтесь с работой и побыстрее осваивайтесь здесь, - посоветовала она.
Стал знакомиться с работниками лаборатории, смотреть, чем они занимаются. Не думал я, что пульты могут быть такими сложными. На один пульт изрядная папка листов
электрических схем, а транзисторов в нём многие сотни. Не приходилось мне видеть такие сложные схемы.
Очень необдуманно я поступил, устраиваясь на работу, о которой не знал ничего. Сколько времени мне нужно, чтобы освоить эту работу? Кто мне его даст? Причём я ещё и руководитель группы! Я всегда был уверен в том, что выполню предложенную мне работу и сделаю её хорошо. Поэтому я не испытывал уважения к тем, кто должен был чему-то учить людей, но не имел необходимых для этого ни знаний, ни умения. Такая история случилась со мною в армии во взаимоотношениях с сержантом Жиделевым, в школе я не мог уважать, как преподавателя, физика Семёна Ильича. А кто будет уважать меня, как специалиста, здесь на работе? Что я могу посоветовать, подсказать своим подчинённым?
Стыдно, но нужно признаться своим подчинённым, что я в таких разработках ничего не понимаю. Так и поступил. Рассказал им, что я был тензометристом и не знаком с разработкой таких сложных пультов. Не заметил, чтобы они осудили меня или удивились моему незнанию.
- Для начала учите меня тому, что знаете вы, - сказал я им.
- Учителя мы плохие, а что знаем – расскажем, - ответил Медведев.
Однако учить меня некому. У всех полно работы. В «НПО Автоматики» четкий сетевой график выполнения работ. Срыв срока выполнения работ жёстко наказывается рублём квартальных премий, а они не маленькие, могут даже превосходить месячный оклад. Так что отвлекаться от работы рискованно – можно лишиться премиальных.
Три дня дома читал я литературу по транзисторной электронике, но вот так нахрапом я мало чего добьюсь. Удивлялся своей глупости, на опыте убеждаясь в справедливости пословицы «Не зная броду – не суйся в воду». На четвёртый день Зинаида Ивановна объявила мне, что по распоряжению начальника отдела меня, Ахлюстину и Игнатову временно направляют в лабораторию Зубарева Эдуарда Леонидовича, рассказала, где эта лаборатория находится.
Эдуард Леонидович объяснил мне, что мы должны разработать тестовые программы проверки блоков электронного пульта.
- Я понятия не имею, что такое тестовые программы проверки блоков, и в сложных электронных схемах я не разбираюсь, - ответил я.
Зубарев побагровел, схватил телефонную трубку, набрал номер и почти закричал:
- Владимир Николаевич, кого Вы ко мне откомандировали? Они же ничего не знают. Фактически Вы не выполняете распоряжение Семихатова!
Выслушав ответ, он бросил телефонную трубку и позвал:
- Вадим, подойди сюда.
К нему подошёл молодой симпатичный парень.
- Вот тебе три человека для разработки тестовых программ. Объясни им задачу.
Вадим взял большую папку со схемами пульта, и разворачивая один за другим листы электрических схем блоков пульта, сказал, что на все эти схемы нужно разработать тестовые программы для проверки и настройки блоков на пульте ТПЛ.
- Я не знаю, что такое тестовая программа, и не понимаю, что нарисовано на этих схемах.
- Это микросхемы. Наша первая разработка на микросхемах.
- Я не знаю, что такое микросхемы, как они работают. Объясните нам, как делать эти тестовые программы, как устроены микросхемы и как они работают.
- У меня полно своей работы и что-либо объяснять вам мне некогда. Работайте.
И он ушёл. У моих помощниц нет ни каких вопросов, ни ко мне, ни к Вадиму. Хорошо, что хоть они знают эту работу, но я ошибся: они тоже ничего не понимали. Что же мне делать? Я даже понять не могу, что от меня требуют!
Развернул одну схему. На ней рядами нарисованы какие-то полукруги с прямоугольными полочками вверху и кружочком внизу. К ним подходят проводники монтажа, но они не соединяют эти полукруги между собой, а доходят только до линий, разделяющих эти ряды. У каждого проводника свой номер. Тут-то я сообразил, что по этим номерам можно найти, как соединёны эти полукруги между собой. Рисовать такую схему, конечно, проще, а вот читать её трудно. Совершенно не понимаю, что обозначают эти полукруги.
Вадим объяснить не желает, ему некогда. Решил поспрашивать об это других работников лаборатории, но, как от назойливой мухи, от меня отмахивались все, к кому я обращался, всем некогда. С таким отношением к новому работнику я ещё не встречался. В СНИЭТИ нового работника опекал какой-либо специалист и вводил его в курс дела. А тут поступают даже хуже, чем поступали у нас в деревне при обучении плавать. Там хоть, прежде чем бросить пацана на глубокое место, советовали, указывая на плывущего, делай как он. А здесь и этого нет, не у кого поучиться, не делится никто своим опытом.
И только один инженер, Шиляев Рудольф, на следующий день достал из своего стола довольно толстую книгу и сказал:
- Единственно, что я могу посоветовать – почитай эту книгу. Объяснять что-либо мне тоже некогда, Извини.
- Спасибо, - сказал я и взял предложенную мне книгу.
Книга была по микроэлектронике. В чтение этой книги я и углубился. Узнал, что такое микросхемы, как они изображаются на схемах, как устроены электрические схемы диодно-транзисторной (ДТЛ) и транзистор-транзисторной (ТТЛ) логики, каких типов они бывают. Как целебный бальзам на меня подействовало то, что я легко это понимаю. А
дальше ещё лучше: рассказывается, как с помощью булевой алгебры можно минимизировать схемы логических устройств. А вот это, спасибо Воробьёву, я уже знаю, и неплохо знаю. Посмотрел я схемы Вадима Иванова, уже понимая, что на них нарисовано и поинтересовался, что такое пульт ТПЛ. Оказывается, с помощью этого пульта можно подавать на входы проверяемого блока единичные или нулевые сигналы и по состоянию выходов определять реакцию блока на комбинацию входных сигналов.
Следовательно, нужно разработать такую систему комбинаций входных сигналов, чтобы в схеме блока можно было проверить работу каждой микросхемы по всем её входам и выходам. Понятно, что пульт, в котором более 20 блоков невозможно настроить без предварительной настройки его блоков. Я понимал, что разработать такую программу будет очень не просто, но, по крайней мере, сейчас мне стало ясно, что я должен делать. И мне стало легче, много легче.
Электрическая схема блока размещается на печатной плате, имеющей 120-контактный разъем. На плате может быть размещено до 44 микросхем. В большинстве случаев не все контакты разъёма задействованы. Следовательно нужно подавать на входы платы определённую комбинацию входных сигналов, и затем проследить, как на неё отреагирует электрическая схема блока, то есть, что появится на его выходах. Это и записывать в тестовую программу. Показал помощницам, какие бланки для составления программ нам будут нужны, и велел начертить их. Они это сделали. Рассказал им, что и как нужно делать, спросил, всё ли понятно. Ответили, что всё ясно.
Взяли каждый по схеме и принялись за дело. С первых же тестов стало ясно, что при таком начертании схем, когда нужно по адресу находить, куда идёт та или иная связь монтажа, тестовую программу составлять практически невозможно. Основательно напрягать память приходиться и без этой нагрузки. На каждом тесте нужно помнить, в каком состоянии по входам и выходам находятся все микросхемы платы после предыдущего теста, какая комбинация входных сигналов наиболее рациональна на следующем тесте, а тут ещё по адресам нужно находить все связи. Это уже чрезмерно – быстро ошибёшься.
Я перерисовывал схему платы, напрямую восстанавливая все связи, так что вся электрическая схема платы была на виду. Но и сейчас приходилось очень напрягать память, чтобы запоминать состояние всех микросхем платы, тем более, что там есть триггеры, счетчики, регистры. Когда я закончил составление тестовой программы на первый блок, мои помощницы составили их каждая на два блока. Неудобно мне, отстаю.
Попробовал записать схему блока в алгебраических выражениях булевой алгебры. Получаются довольно громоздкие выражения, Упрощаю их по формулам булевой алгебры, и с удивлением обнаруживаю, что схемы всех блоков пульта можно минимизировать, некоторые очень сильно. Особенно удивила меня схема одного блока. Там один не маленький узел схемы, в котором было задействовано, кажется,
десять микросхем, оказалось возможным выполнить на полутора микросхемах. Показал это Вадиму. Тот возмутился, схватил схему этого блока и бросил:
- А ну-ка, скажи, что здесь будет на выходе при такой комбинации на входах?
И он назвал
комбинацию входных сигналов. Имея перед собой минимизированную схему, я сразу же ответил:
- На выходе будет единица.
- Это случайно совпало, а вот при такой комбинации?
- Снова единица.
- А при такой?
- Сейчас – ноль.
Короче говоря, на все его вопросы я моментально давал правильный ответ. И тут Вадим взорвался:
- Делать вам нечего. У нас работы – не продохнуть, а вы от безделья ерундой занимаетесь. Работать надо!
- Это не ерунда, Вадим. Я занимаюсь делом и, чтобы доказать это, подам рацпредложение на электрическую схему этого блока.
- Рацпредложение не минует меня, я его не подпишу.
- А я подам его в своём отделе.
- Ничего у тебя не выйдет, только от работы отвлекаете, - зло проговорил он и ушёл.
Не стал я портить ему настроение, не подал заявку на рацпредложение, но, благодаря минимизации, составлять тестовые программы стало легче.
Вот, наконец-то, составлены тестовые программы на последние блоки пульта. Можно докладывать Зубареву об окончании работы. Взял тестовые программы у Ахлюстиной и Игнатовой. Проверил их и ужаснулся: рисовали они единички и нолики совершенно бездумно, как их рука пожелает. Они не могли отличить даже входы от выходов. А я-то поверил им, что они всё поняли, не проверял их работу. Даже стыдно мне было, что я отстаю от них в работе.
Снова объяснил им методику составления тестовых программ. Предложил составить тестовую программу под моим наблюдением. Ничего у них не получилось: не могли они удержать в уме всю необходимую для работы информацию. Они подошли к Зубареву и признались, что не могут выполнять эту работу. Зубарев подозвал меня и сказал, что отправляет их в свой отдел. Я согласился с ним.
Помощников мне не дали. Пришлось одному заканчивать эту работу, однако и после окончания её, уйти в свой отдел мне не удалось. Зубарев добился, чтобы меня оставили
у него для настройки блоков пульта. Он дал мне в помощь электромонтажника, и мы приступили к работе. Эта работа была легче, чем составление тестовых программ, несмотря на то, что монтажных ошибок, при пайке схем блоков, было немало. Хорошая тестовая программа позволяет легко найти и эти огрехи, и неисправные микросхемы.
Однажды в лабораторию зашёл Семихатов и поинтересовался, как идёт настройка блоков? Зубарев бодро ответил, что работа выполняется успешно. Семихатов решил проверить, сколько времени требуется на настройку одного блока. Мы сделали это за 15 минут. Кажется, Семихатов был доволен. Сказал Зубареву:
- Хорошо, надеюсь, что свою работу Вы сделаете вовремя.
Не отпустили меня отсюда и после настройки блоков пульта: оставили, вместе с тем же монтажником Сашей, настраивать пульт. Здесь много ошибок было обнаружено при прозвонке электрической схемы межблочных соединений. Причём прозвонка схемы не позволяет найти все ошибки монтажа. Некоторые ошибки обнаруживаются только при настройке пульта. Ни каких проблем с настройкой пульта не возникло, и эту работу я успешно выполнил.
Зубарев был доволен и стал уговаривать меня перейти на работу к нему в лабораторию. Я не соглашался, неудобно всё-таки, после трех дней работы в лаборатории Голиковой, перейти на работу в лабораторию к Зубареву. Зубарев говорил, что ничего предосудительного в этом нет.
- Какой сейчас у тебя оклад, - спросил он.
- 150 рублей.
- Я принимаю тебя на должность старшего инженера с окладом 180 рублей.
- Спасибо, Эдуард Леонидович, 180 рублей, конечно лучше, чем 150, но не могу я принять Ваше предложение
- Зря не соглашаешься, но дело твоё. За работу спасибо. Признаться, не ожидал я, что ты так быстро её освоишь.
Вернулся в свою лабораторию и сразу почувствовал уважительное к себе отношение: поднял мой авторитет Зубарев, задерживая меня в своей лаборатории. Начальник нашего отдела Бамбулевич Владимир Николаевич, распорядился, чтобы я прочитал для инженеров отдела две лекции по микросхемам. Мне было неудобно читать эти лекции: я ещё не чувствовал себя специалистом в микроэлектронике. Однако, слушали меня внимательно, и на все заданные мне вопросы я ответил.
Наверное, через неделю после возвращения от Зубарева меня пригласили на совещание к Главному инженеру завода – Половко. Он сообщил, что наш отдел должен разработать пульт электротермотренировки интегральных микросхем. Зачитал из технического задания, какие требования предъявляются к этому пульту. Он должен обеспечить единовременную электротермотренировку 400 микросхем. Все "И" входы микросхем закорачиваются, микросхемы соединяются последовательно. Тренировка ведётся в режиме переключения на тактовой частоте 512 килогерц, контроль на каждом такте.
Самое интересное – разработка пульта поручается мне.
- Какие будут вопросы, - обратился Половко к слушателям.
- Если закоротить входы «И» микросхем, то они будут работать всего лишь как инверторы (все микросхемы этой серии имели инверсный выход). Кроме того достаточно отказать одной микросхеме, и переключение их станет невозможным. Как тогда определить, какая из 400 микросхем неисправна? – задаю вопрос я.
- Никакой иной способ соединения микросхем, кроме последовательного невозможен. Поиск неисправной микросхемы путем последовательного деления пополам: делим 400 пополам и определяем, в какой половине неисправная микросхема. Эту половину снова делим пополам и находим неисправную четверть и так далее, пока не определим, какая микросхема, из двух оставшихся, неисправна.
- Но это же долго, процесс тренировки микросхем будет нарушен.
- Что вы предлагаете?
- Все микросхемы подключить параллельно и проверять по каждому входу и выходу. Схема индикации высвечивает адрес неисправной микросхемы. Процесс тренировки при этом не нарушается.
- Вы хотя бы представляете, что говорите, - он обвёл взглядом свой обширный кабинет, и закончил с язвительной иронией, - такой пульт будет вот с этот кабинет.
Когда мы вышли из кабинета Половко, Бамбулевич сделал мне замечание:
- Инициатива, Лоскутов, конечно, хорошо, но думать надо, что предлагаешь. А вдруг бы Половко согласился с твоим предложением? Пришлось бы Вам тогда на уши вставать, но и это не помогло бы.
К нам в лабораторию приняли нового инженера – Шутова Геннадия Серапионовича. Его определили в мою группу. Я поговорил с ним. Он очень опытный радиолюбитель. Рассказал ему, какая работа нам предстоит. Он смутился и сказал, что ничего не понимает в этом. Я, говорит, могу разобраться в схеме радиоприёмника или телевизора, а с этим не знаком. Рассказал ему, как здесь начинал работу я. Он повеселел и сказал, что с разработкой и доводкой отдельных узлов справится, а относительно общей идеи и схемы пульта, он, к сожалению, не помощник. Шутов мне понравился.
Мысль реализовать идею, которую я предложил Половко, не оставляла меня. Пошёл в патентную библиотеку, но ничего подходящего не нашёл. Старший инженер Володя Шехурдин рассказал, что во время командировки на какое-то Ленинградское предприятие, не помню уже сейчас на какое, он слышал разговор о тренировке
микросхем. Послали Шутова в командировку на это предприятие. Вернулся Шутов оттуда и рассказал, что сделан там пульт по той же схеме, что и в нашем техническом задании. Я, говорит, сказал, что лучше бы тренируемые микросхемы подключить параллельно, на что получил ответ: ребятки, вы хотите залезть на небо.
И всё-таки эта идея не покидает меня. Думаю об этом и на работе и дома, в рабочие дни и в выходные. И постепенно появляются проблески мысли, как можно сделать тот или иной узел схемы. Начали отрабатывать с Шутовым эти узлы схемы. Получается, работают! Большие трудности возникли со схемами сравнения. Таких микросхем в то время не было. Для того, чтобы собрать схему сравнения на микросхемах низкой степени интеграции, а такой и была 106 серия с которой мы работали, на 400 схем сравнения требовалось 600 микросхем. 600 микросхем только на схемы сравнения!
Я придумал схему сравнения на двух транзисторах. Шутов собрал эту схему – она прекрасно работает. У нас есть микросхемы, которые содержат в себе четыре отдельных транзистора. На одной такой микросхеме мы соберём две схемы сравнения, и расход микросхем на схемы сравнения сократится с 600 до 200 штук! Нашли мы и низковольтные миниатюрные тиристоры для блока индикации. Собрали схему тренировки и контроля для одной микросхемы. Проверили её работу. Схема работает хорошо, четко и надежно.
Вот и все, можно рисовать схему пульта. Дома мне пришла в голову мысль, что если использовать для формирования опорных сигналов сравнения мощные ключи, то, возможно, удастся построить схему сравнения на одном транзисторе. Взял карандаш и бумагу и за вечер придумал такую схему. Правда транзистор в этой схеме сравнения, в зависимости от единичных или нулевых сигналов сравнения, работает то в прямом, то в инверсном режиме. Надо проверить, хорошо ли будет работать новая схема сравнения. На другой день Шутов собрал эту схему, и мы убедились, что она работает хорошо. Таким образом, расход микросхем на схемы сравнения снижается с 600 до 100 штук!
Убедившись в работоспособности схемы тренировки и контроля, подошёл к Голиковой:
- Зинаида Ивановна мы можем сделать такой пульт, какой я предлагал Половко, и будет он во много раз меньше его кабинета. Мы уже сделали и проверили работу схемы для тренировки одной микросхемы с контролем на каждом такте по всем входам и выходам. Схема работает хорошо.
- Ну-ка, ну-ка, покажите мне, как она работает, - не поверила Голикова.
Шутов продемонстрировал ей работу схемы. Голикова была в восторге и тут же пошла к Бамбулевичу. Вскоре вернулась уже с Бамбулевичем. Показали работу схемы и ему.
- Вижу, что схема тренировки и контроля одной микросхемы работает, а будет ли она работать при тренировке 400 микросхем, и каков же будет тогда расход комплектующих
для этого пульта? Как я знаю, только на одну схему сравнения нужно полторы микросхемы, а этих схем должно быть 400, так что только на них потребуется 600 микросхем.
- Владимир Николаевич, у нас схема сравнения выполнена на одном транзисторе. Следовательно, на это потребуется только 100 микросхем, самых простых, с четырьмя отдельными транзисторами.
- Как это – схема сравнения на одном транзисторе?
Я показал ему схему. Он внимательно её просмотрел, улыбнулся довольный, с одобрением посмотрел на нас с Шутовым и произнёс:
- Хитрецы и молодцы, хотя и рановато ещё, но хвалю.
Спросил про схему индикации и определения адреса неисправной микросхемы, про формирователи входных сигналов и опорных сигналов сравнения.
- Владимир Николаевич, у гас еще будет режим самопроверки работы пульта В режиме самопроверки «Исправно», с помощью специального блока, имитируется работа исправных микросхем, и при исправном пульте не загорится ни один индикатор неисправности микросхемы. В режиме «Неисправно» вводится исскуственное несовпадение опорных и выходных сигналов, и схема индикации, если пульт исправен, зарегистрирует, якобы неисправность всех тренируемых микросхем. На каждый режим самопроверки требуется около 50 микросекунд, что не повлияет на режим электротермотренировки.
- Вижу, что поработали вы хорошо. Нарисуйте принципиальную схему пульта для доклада Главному инженеру. Вы, Лоскутов, хорошо подготовьтесь к этому докладу.
Через несколько дней собрались в кабинете у Половко. Я рассказал, как устроен пульт, и как работают отдельные его узлы, каков будет расход комплектующих элементов. К моему удивлению вопросов не последовало.
- Так я вижу всем всё ясно. Небольшой вопрос есть у меня. Вы сказали, что индикация срабатывает только при обнаружении неисправной микросхемы. Как определить, что пульт включен, если тренируемые микросхемы исправны? – спросил Половко.
- Поставим индикатор, который будет светиться, если пульт включен, - рассмеялся я.
- Хорошо, - Половко тоже рассмеялся, - приступайте к работе. Нужно будет изготовить 12 таких пультов. Желаю успеха, - ободряюще подытожил он.
Мне временно, для черчения схем, дали ещё двух техников: Любу Цебрик и Галю Смородину. Сейчас я стал уже детально обдумывать схему пульта и увидел, что схема на 400 тренируемых микросхем не совсем рациональна. Если немного увеличить расход комплектующих элементов, то число тренируемых микросхем можно увеличить до 512 штук. Сказал об этом Голиковой. Она переговорила с Бамбулевичем, который сказал, что приветствует такое решение. Я стал рисовать схемы блоков пульта, схему
межблочных соединений и схемы кассет для микросхем. Чертёжницы чертили их в соответствии с ГОСТом, А Шутов занялся окончательной отработкой схемы контроля и индикации. Рисую однажды схему межблочных соединений, а она сложная в этом пульте из-за очень большого числа межблочных связей, и вдруг слышу голос:
- Лоскутов, можно с вами поговорить?
Смотрю ко мне подошла инженер Гринберг из лаборатории Зубарева.
- Здравствуйте, слушаю Вас.
- Нам нужно составлять тестовые программы на блоки нового пульта, и я хотела бы, чтобы Вы рассказали мне, как их составлять?
Я смотрю на неё с удивлением, почему это я должен ей рассказать о том, как составлять тестовые программы проверки блоков?
- Не понимаю, причём здесь я, у вас в лаборатории много хороших инженеров, которые знают это лучше меня, - удивился я.
- В том-то и дело, что никто не умеет их составлять.
Это удивило меня ещё больше. Почему же мне тогда не сказали, что никто в лаборатории не умеет этого делать?
- Вы меня очень удивили. Почему же мне у вас никто не сказал, что в лаборатории не знают, как эти программы составляются?
- Я здесь не при чём, Зубарев послал меня к вам.
- У меня сейчас много работы, мне некогда.
- Я разговаривала с Голиковой, она тоже, как и Вы, удивилась этому, но сказала, что я могу поговорить с Вами.
Я подробно рассказал ей, как составлять эти программы. Она часто переспрашивала меня, слушала очень внимательно. Однако на следующий день она пришла снова. Я повторил ей свою лекцию. Прошло несколько дней, и Гринберг, стыдясь своей назойливости, пришла снова. На этот раз Голикова сказала ей, что у меня много работы. Гринберг ушла. На следующий день ко мне подошёл Бамбулевич и, улыбаясь, шутливо сказал:
- Вы, оказывается светило, без Вас гибнет лаборатория Зубарева. Придётся Вам прочитать им несколько лекций по составлению тестовых программ.
- Владимир Николаевич, а почему же мне никто не читал этих лекций. Более того, когда я спрашивал об этом кого-то из них, от меня отмахивались, как от назойливой мухи.
- Почему же ты не сообщил мне об этом?
- Мне стыдно было, я думал, что для инженера это сущий пустяк.
- Ладно, не обижайся. Поучи их, пусть знают, какие инженеры работают в нашем отделе.
Прочитал им три лекции, но и этого оказалось мало: заставили меня написать
инструкцию по составлению этих программ. Зубарев снова звал меня в свою лабораторию. Я снова не согласился, сказал, что у меня сейчас очень интересная работа.
Меня очень удивляет, почему ни сам Зубарев и никто из инженеров его лаборатории не сказали мне, что ещё никто из них не составлял этих тестовых программ проверки работоспособности блоков электронной аппаратуры. Никто не сказал, что делать это они не умеют. Непонятно мне на что они рассчитывали, тем более зная, что не разбираюсь я в их электрических схемах?
Я же, как выражается Бамбулевич, на ушах тогда стоял. Чувство беспомощности сковывало меня. Я так тогда переживал, чувствовал себя скверно, до боли напрягал мозги, чтобы сообразить, как это сделать. Если бы мне тогда сказали, что никто ещё этого не делал и делать не умеет, у меня появился бы азарт познания, и я испытывал бы радость от того, что задачу эту успешно решаю. Не зная этого, я испытывал только стыд от того, что называюсь старшим инженером, да ещё и руководителем группы. Но я почему-то не обижаюсь на Зубарева, видимо он искренне считал, что поступает правильно.
Рейтинг: +2
712 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
