ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → Дщери Сиона. Глава тридцать восьмая

Дщери Сиона. Глава тридцать восьмая

4 августа 2012 - Денис Маркелов
Глава тридцать восьмая
 
Та девушка, которая ещё неделю назад, считала себя Лорой Синявской медленно приходила в себя.
На её теле синели печатообразные синяки, они покрывали плечи и голени, расползались по спине, словно бы какой-нибудь малолетний шалун баловался с подаренной ему на день рождения печаткой и ставил отпечатки ей на это поруганное тело.
Бритоголовую жертву слегка подташнивало. Она устала постоянно терпеть и глотать, сначала приторную и вонючую сперму, а затем и собственную кровь, струящуюся из пораненной губы.
Страх сменился тупым безразличием. Теперь ей было наплевать на чужое мнение, она стала животным, покорным и слабым. Обычным животным, которое соглашается пасть перед более сильным соперником.
В этих тупых движениях не было любви. Её не любили, её использовали, как станок, выливая в неё всю свою злость и недовольство миром, уничтожая саму возможность подарить миру ещё одного человека. Лора больше всего боялась забеременеть. Беременность ни от кого из этой троицы не было подарком. Особенно противен был её названный дядя. Он всерьёз вошёл в роль Черномора и мучил её особенно изощрённо.
Меньше всего домогался её очкастый гость. Он походил на отличника. Заманенного хулиганами на  бессовестную вечеринку. Ему было неуютно без привычной, скрывающей все слабости одежды, было странно быть розовым, потным и похотливым.
Лора потеряла сознание в пятом часу ночи. На неё уже не пытались плескать холодной водой или мочиться, выливая из себя остатки пьянящих напитков, которые теперь дарили только усталость и недовольство самими собой. Им, вероятно, даже была желанна её скорая смерть, смерть, которая сама расставляла все точки над «I».
Мустафа со своими напарниками растворился в предрассветных сумерках. Всем троим требовался отдых. Мягкие кожаные диваны в кабинете были идеальными лежбищами, и вскоре все трое уже вовсю храпели, как довольные кабаны после удачной случки со свинкой.
Им было по нраву такой досуг, пьяная плоть требовала своего, а отравленный алкоголем мозг соглашался со всеми, даже самыми дикими фантазиями.
Фанарин удивлялся. Всё походило на ночной поход в девчачий корпус в пионерлагере. Только тогда вместо спермы они использовали зубную пасту, марая полуголые испуганные тела. И это было приятно, приятно, приятно.
Лора была такой же пионерлагерной жертвой. Только теперь она платила по полной программе, платила за всех обидчиц, начиная с детсадовской нянечки и кончая слишком высокомерной секретаршей Оболенского, которая не спешила бежать на зов этого интеллигентного, но совершенно пустодушного выродка.
Боксёр с Пауком смотрели на этого юношу со злорадством. Он был младше их ровно на десять лет, а та, чьи потроха он так тщательно исследовал, годилась ему в младшие сёстры, она была ровесницей его настоящей сестры…
Он был слабым звеном их компании. Если этого парня прижмут, то он поплывёт словно снеговик в марте. И тогда, тогда нужно было что-то предпринимать, как-то защищаться от надвигающейся опасности, словно от верхового лесного пожара.
Паук с Боксёром не собирались ещё раз греть нары. Им была дорога свобода, свобода и податливые на всё согласные девушки. Их не надо было упрашивать. Не надо было ставить на колени, как приматообразных шлюшек.
Игра в «Три богатыря» их совсем не увлекала. Не увлекала оттого, что была как-то по-подростковому бестолковой. Решиться на такое безумие они могли лишь из-за того, что рядом был этот кривоногий человек… Теперь и Пауку и Боксёру хотелось поскорее уйти из этого дома, вероятно, их мучила пока ещё живая совесть, совесть, что гнала их вон, словно старая бабка шелудивых собак из чистой кухни.
Им не хотелось вновь оказываться за решеткой, не хотелось, но жизнь сама толкала их в объятия тюрьмы.
Фанарин спал, как дитя. Спал и даже причмокивал во сне, радуясь тому, что стал окончательно взрослым, он лежал на диване, как большой младенец. Лежал. Словно бы находился не здесь, а в уютном материнском пузыре.
 
Лора не верила своим глазам. Ей показалось, что она просто бредит. На неё надвигался настоящий бог любви, голый чернявый с колчаном со стрелами и луком.
Этот маленький мальчик был ненавистен. Лора понимала, что это не сын богини любви Венеры. Но и признать в этом мальчишке сына своего мучителя не могла.
Артур не замечал того, что она почти пришла в себя. Он бродил из угла в угол, довольный собой, довольный тем, что сумел обмануть не любимую им Шутю.
Ему было жаль расставаться с Нелли, его влекло к ней, теперь, когда она была не его нянькой, а игрушкой матери было обидно вдвойне, словно бы она была украдена, украдена у него…
«Ничего, я тебе сейчас отомщу!»
Лора почувствовала себя голодной и хищной, словно акула на мелководье. Этот мальчишка был отличным объектом для мести. Он, именно он предрёк ей этот позор, он хотел видеть её в таком диком виде, и теперь видел в ней обычный послепраздничный сор…
 
Шутя с трудом поняла, что внезапно уснула. Это было так некстати. Теперь, этот мальчишка мог гулять, где угодно, после того, как в доме перестала жить его мать. Он почувствовал себя свободным и теперь мог разгуливать по дому в чём мать родила, изображая из себя Амура.
Шутя решительно вышла из детской. Одной искать этого мальчишку было опасно. Она отчего-то не доверяла приехавшим на праздник гостям, особенно этому странному банкирскому клерку с похотливым взглядом.
«Кто мне может помочь? Людочка уехала. Всем остальным наплевать на этого малыша, слава богу, что они заперты в девичьей. А то бы…»
Мысль о хозяйской наложнице посетила её в последний момент. Нелли казалось уже наполовину чужой, она по целым дням проводила в спальне хозяйки и даже слегка пополнела от сытой и приторной еды.
Шутя подошла к двустворчатой двери и осторожно постучала в одну из створок.
 
Нелли стыдилась своего бесстыжего аппетита. Шоколадная конфета медленно таяла на языке марая его. И заставляя причмокивать от приятного вкуса.
Шутя вошла в спальню, вошла, чувствуя какую-то робость. Нелли стала похожа на свою хозяйку. От неё пахло духами, шоколадными конфетами и всем тем, что делало её ещё более непонятной и слегка развратной.
- Артур сбежал. Я боюсь, не пошёл ли он в качалку. А то мог и в комнату релаксации отправиться, а там бассейн. Он же пока плавать толком не умеет…
Нелли смотрела на Шутю. Ей было немного жаль Артура, но вдруг он показался ей чужим, словно навязанный ей детсадовец, которого надо беречь от различных житейских бед. Если бы он вдруг стал мёртвым не удивило бы её, скорее бы обрадовало, злость и равнодушие начало растлевать её душу, как огонь расплавляет полиэтиленовую плёнку, образуя мерзкую жженую грязь.
«Неужели и моя душа будет так же смердеть?»
Она встала и решительно пошла к двери. Артур был похож на неожиданно появившегося младшего брата. Его всё-таки было жалко.
Шутя не отставала от неё ни на шаг. Она прыгала, не то как кенгуру, не то, подобно гигантскому кузнечику. В подземелье было прохладно, холод веял от оштукатуренных стен, Касался их почти голых тел. Как навязчивое приведение.
«Вот сюда. Сюда…»
Шутя не понимала, отчего знает, куда идти, вероятно она слишком готовилась оказаться в этом месте. Слишком готовилась, чтобы забыть эту Дорогу слёз.
Ей повезло. Если бы не Людочка. То Хоз покусился бы на её лоно. Он был беспощаден к слабакам. И вёл себя, как шакал, радуясь возможности поиграть с мертвечиной.
И вот теперь за его грехи едва не расплатился его сын.
 
Лора прижимала Артура к полу. Она вдруг стала удивительно сильной. А Артур, голый Артур стал слишком слабым, словно восковая новогодняя игрушка. Казалась, что он вот-вот распадётся на части, распадётся и будет сожран, как настоящий акулий трофей.
Первой к нему на помощь успела Нелли. Она удивилась своему умению. Кто-то внутри подсказывал куда надо бить эту ненавистную ему девушку.
Лора застонала и на мгновение упустила свою добычу.
 
Шуте было жаль эту несчастное тело. Жизнь Лоры висела на волоске, её теперь не желал видеть живой никто – ни Мустафа, ни его друзья… Даже она, она… такая добрая и всё понимающая.
«А если всё напрасно? Если Людочку уже раскрыли… Что делать?»
Всё шло под откос. Теперь всё становилось зыбким и страшным, словно бы она шла по болоту. Шла по болоту и боялась свернуть с прямого пути.
 
Нелли было стыдно идти в кабинет к Мустафе.
Но она пошла.
Кабинет был не закрыт. Нелли вошла, она видела всех четырёх – ненавистных клоунов, гостя в очках, Мустафу, который, действительно чем-то похожий на сказочного Черномора, но не того рыцаря, что водил за собой морских витязей, а другого – жадного и уродливого колдуна.
Она вошла, вошла и заметила на ковре холодное оружие Красивую шашку, красивую шашку…
Мустафа спал, он спал, голый толстый противный. Он спал, и мог спать вечно. Но она не могла, не могла, могла снять эту шашку, снять и ударить его по шее. Не могла. Она же не была библейской Юдифью…
 
 
 
 
 
 
 
Подручные Мустафы были немного расстроены. Им было не по себе от полученного задания.
Более сильный и равнодушный Паук взвалил на плечо эту, похожую на надувную куклу, девушку.
Тело Лоры годилось теперь только на удобрения. Обычно таких несчастных растворяли в извести, превращая в отходы жизнедеятельности.
Лора ли это была и её несчастная двойница было совершенно не важно. Мустафа опробовал это блюдо и был доволен. Остальное его не касалось, он относился к таким поруганным телам, как к грязной туалетной бумажке, которой только что вытерли грязный воняющий калом анус.
«Ну, что пойдем помаленьку!»
Обычно несчастных бросали в воду. Привлеченный звуком падения тела сом тотчас выскакивал, словно чёрт из табакерки, из своей ямы, выскакивал и заглатывал дар добрых людей. Но сейчас его трапеза была под вопросом.
Боксёр уже не мог и дальше душегубствовать. Его раздражала эта глупая жизнь, особенно ненавистный кривоногий Мустафа. Этот парень был его ровесником, но вёл себя слишком нагло. Он был уверен, что теперь в его маленький мир не могут вторгнуться другие силы, что он будет по-прежнему играть в свои игры, в свои опасные игры.
И несчастная, не то секретарша, не то асссенизаторша была одной из многих. Одной из многих кукол, которых немного жалко, но только немного, гораздо жальче себя самого, неудовлетворенного и злого.
На их небольшой фургончик уже никто не обращал внимания.  Он свободно подъехал к реке. И свободно избавился от своей страшной ноши. Как казалось и Пауку, и Боксёру навсегда
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

© Copyright: Денис Маркелов, 2012

Регистрационный номер №0067649

от 4 августа 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0067649 выдан для произведения:
Глава тридцать восьмая
Та девушка, которая ещё неделю назад, считала себя Лорой Синявской медленно приходила в себя.
На её теле синели печатообразные синяки, они покрывали плечи и голени, расползались по спине, словно бы какой-нибудь малолетний шалун баловался с подаренной ему на день рождения печаткой и ставил отпечатки ей на это поруганное тело.
Бритоголовую жертву слегка подташнивало. Она устала постоянно терпеть и глотать, сначала приторную и вонючую сперму, а затем и собственную кровь, струящуюся из пораненной губы.
Страх сменился тупым безразличием. Теперь ей было наплевать на чужое мнение, она стала животным, покорным и слабым. Обычным животным, которое соглашается пасть перед более сильным соперником.
В этих тупых движениях не было любви. Её не любили, её использовали, как станок, выливая в неё всю свою злость и недовольство миром, уничтожая саму возможность подарить миру ещё одного человека. Лора больше всего боялась забеременеть. Беременность ни от кого из этой троицы не было подарком. Особенно противен был её названный дядя. Он всерьёз вошёл в роль Черномора и мучил её особенно изощрённо.
Меньше всего домогался её очкастый гость. Он походил на отличника. Заманенного хулиганами на  бессовестную вечеринку. Ему было неуютно без привычной, скрывающей все слабости одежды, было странно быть розовым, потным и похотливым.
Лора потеряла сознание в пятом часу ночи. На неё уже не пытались плескать холодной водой или мочиться, выливая из себя остатки пьянящих напитков, которые теперь дарили только усталость и недовольство самими собой. Им, вероятно, даже была желанна её скорая смерть, смерть, которая сама расставляла все точки над «I».
Мустафа со своими напарниками растворился в предрассветных сумерках. Всем троим требовался отдых. Мягкие кожаные диваны в кабинете были идеальными лежбищами, и вскоре все трое уже вовсю храпели, как довольные кабаны после удачной случки со свинкой.
Им было по нраву такой досуг, пьяная плоть требовала своего, а отравленный алкоголем мозг соглашался со всеми, даже самыми дикими фантазиями.
Фанарин удивлялся. Всё походило на ночной поход в девчачий корпус в пионерлагере. Только тогда вместо спермы они использовали зубную пасту, марая полуголые испуганные тела. И это было приятно, приятно, приятно.
Лора была такой же пионерлагерной жертвой. Только теперь она платила по полной программе, платила за всех обидчиц, начиная с детсадовской нянечки и кончая слишком высокомерной секретаршей Оболенского, которая не спешила бежать на зов этого интеллигентного, но совершенно пустодушного выродка.
Боксёр с Пауком смотрели на этого юношу со злорадством. Он был младше их ровно на десять лет, а та, чьи потроха он так тщательно исследовал, годилась ему в младшие сёстры, она была ровесницей его настоящей сестры…
Он был слабым звеном их компании. Если этого парня прижмут, то он поплывёт словно снеговик в марте. И тогда, тогда нужно было что-то предпринимать, как-то защищаться от надвигающейся опасности, словно от верхового лесного пожара.
Паук с Боксёром не собирались ещё раз греть нары. Им была дорога свобода, свобода и податливые на всё согласные девушки. Их не надо было упрашивать. Не надо было ставить на колени, как приматообразных шлюшек.
Игра в «Три богатыря» их совсем не увлекала. Не увлекала оттого, что была как-то по-подростковому бестолковой. Решиться на такое безумие они могли лишь из-за того, что рядом был этот кривоногий человек… Теперь и Пауку и Боксёру хотелось поскорее уйти из этого дома, вероятно, их мучила пока ещё живая совесть, совесть, что гнала их вон, словно старая бабка шелудивых собак из чистой кухни.
Им не хотелось вновь оказываться за решеткой, не хотелось, но жизнь сама толкала их в объятия тюрьмы.
Фанарин спал, как дитя. Спал и даже причмокивал во сне, радуясь тому, что стал окончательно взрослым, он лежал на диване, как большой младенец. Лежал. Словно бы находился не здесь, а в уютном материнском пузыре.
 
Лора не верила своим глазам. Ей показалось, что она просто бредит. На неё надвигался настоящий бог любви, голый чернявый с колчаном со стрелами и луком.
Этот маленький мальчик был ненавистен. Лора понимала, что это не сын богини любви Венеры. Но и признать в этом мальчишке сына своего мучителя не могла.
Артур не замечал того, что она почти пришла в себя. Он бродил из угла в угол, довольный собой, довольный тем, что сумел обмануть не любимую им Шутю.
Ему было жаль расставаться с Нелли, его влекло к ней, теперь, когда она была не его нянькой, а игрушкой матери было обидно вдвойне, словно бы она была украдена, украдена у него…
«Ничего, я тебе сейчас отомщу!»
Лора почувствовала себя голодной и хищной, словно акула на мелководье. Этот мальчишка был отличным объектом для мести. Он, именно он предрёк ей этот позор, он хотел видеть её в таком диком виде, и теперь видел в ней обычный послепраздничный сор…
 
Шутя с трудом поняла, что внезапно уснула. Это было так некстати. Теперь, этот мальчишка мог гулять, где угодно, после того, как в доме перестала жить его мать. Он почувствовал себя свободным и теперь мог разгуливать по дому в чём мать родила, изображая из себя Амура.
Шутя решительно вышла из детской. Одной искать этого мальчишку было опасно. Она отчего-то не доверяла приехавшим на праздник гостям, особенно этому странному банкирскому клерку с похотливым взглядом.
«Кто мне может помочь? Людочка уехала. Всем остальным наплевать на этого малыша, слава богу, что они заперты в девичьей. А то бы…»
Мысль о хозяйской наложнице посетила её в последний момент. Нелли казалось уже наполовину чужой, она по целым дням проводила в спальне хозяйки и даже слегка пополнела от сытой и приторной еды.
Шутя подошла к двустворчатой двери и осторожно постучала в одну из створок.
 
Нелли стыдилась своего бесстыжего аппетита. Шоколадная конфета медленно таяла на языке марая его. И заставляя причмокивать от приятного вкуса.
Шутя вошла в спальню, вошла, чувствуя какую-то робость. Нелли стала похожа на свою хозяйку. От неё пахло духами, шоколадными конфетами и всем тем, что делало её ещё более непонятной и слегка развратной.
- Артур сбежал. Я боюсь, не пошёл ли он в качалку. А то мог и в комнату релаксации отправиться, а там бассейн. Он же пока плавать толком не умеет…
Нелли смотрела на Шутю. Ей было немного жаль Артура, но вдруг он показался ей чужим, словно навязанный ей детсадовец, которого надо беречь от различных житейских бед. Если бы он вдруг стал мёртвым не удивило бы её, скорее бы обрадовало, злость и равнодушие начало растлевать её душу, как огонь расплавляет полиэтиленовую плёнку, образуя мерзкую жженую грязь.
«Неужели и моя душа будет так же смердеть?»
Она встала и решительно пошла к двери. Артур был похож на неожиданно появившегося младшего брата. Его всё-таки было жалко.
Шутя не отставала от неё ни на шаг. Она прыгала, не то как кенгуру, не то, подобно гигантскому кузнечику. В подземелье было прохладно, холод веял от оштукатуренных стен, Касался их почти голых тел. Как навязчивое приведение.
«Вот сюда. Сюда…»
Шутя не понимала, отчего знает, куда идти, вероятно она слишком готовилась оказаться в этом месте. Слишком готовилась, чтобы забыть эту Дорогу слёз.
Ей повезло. Если бы не Людочка. То Хоз покусился бы на её лоно. Он был беспощаден к слабакам. И вёл себя, как шакал, радуясь возможности поиграть с мертвечиной.
И вот теперь за его грехи едва не расплатился его сын.
 
Лора прижимала Артура к полу. Она вдруг стала удивительно сильной. А Артур, голый Артур стал слишком слабым, словно восковая новогодняя игрушка. Казалась, что он вот-вот распадётся на части, распадётся и будет сожран, как настоящий акулий трофей.
Первой к нему на помощь успела Нелли. Она удивилась своему умению. Кто-то внутри подсказывал куда надо бить эту ненавистную ему девушку.
Лора застонала и на мгновение упустила свою добычу.
 
Шуте было жаль эту несчастное тело. Жизнь Лоры висела на волоске, её теперь не желал видеть живой никто – ни Мустафа, ни его друзья… Даже она, она… такая добрая и всё понимающая.
«А если всё напрасно? Если Людочку уже раскрыли… Что делать?»
Всё шло под откос. Теперь всё становилось зыбким и страшным, словно бы она шла по болоту. Шла по болоту и боялась свернуть с прямого пути.
 
Нелли было стыдно идти в кабинет к Мустафе.
Но она пошла.
Кабинет был не закрыт. Нелли вошла, она видела всех четырёх – ненавистных клоунов, гостя в очках, Мустафу, который, действительно чем-то похожий на сказочного Черномора, но не того рыцаря, что водил за собой морских витязей, а другого – жадного и уродливого колдуна.
Она вошла, вошла и заметила на ковре холодное оружие Красивую шашку, красивую шашку…
Мустафа спал, он спал, голый толстый противный. Он спал, и мог спать вечно. Но она не могла, не могла, могла снять эту шашку, снять и ударить его по шее. Не могла. Она же не была библейской Юдифью…
 
 
 
 
 
 
 
Подручные Мустафы были немного расстроены. Им было не по себе от полученного задания.
Более сильный и равнодушный Паук взвалил на плечо эту, похожую на надувную куклу, девушку.
Тело Лоры годилось теперь только на удобрения. Обычно таких несчастных растворяли в извести, превращая в отходы жизнедеятельности.
Лора ли это была и её несчастная двойница было совершенно не важно. Мустафа опробовал это блюдо и был доволен. Остальное его не касалось, он относился к таким поруганным телам, как к грязной туалетной бумажке, которой только что вытерли грязный воняющий калом анус.
«Ну, что пойдем помаленьку!»
Обычно несчастных бросали в воду. Привлеченный звуком падения тела сом тотчас выскакивал, словно чёрт из табакерки, из своей ямы, выскакивал и заглатывал дар добрых людей. Но сейчас его трапеза была под вопросом.
Боксёр уже не мог и дальше душегубствовать. Его раздражала эта глупая жизнь, особенно ненавистный кривоногий Мустафа. Этот парень был его ровесником, но вёл себя слишком нагло. Он был уверен, что теперь в его маленький мир не могут вторгнуться другие силы, что он будет по-прежнему играть в свои игры, в свои опасные игры.
И несчастная, не то секретарша, не то асссенизаторша была одной из многих. Одной из многих кукол, которых немного жалко, но только немного, гораздо жальче себя самого, неудовлетворенного и злого.
На их небольшой фургончик уже никто не обращал внимания.  Он свободно подъехал к реке. И свободно избавился от своей страшной ноши. Как казалось и Пауку, и Боксёру навсегда
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Рейтинг: +2 509 просмотров
Комментарии (1)
0000 # 6 ноября 2012 в 17:43 0
Самое ужасное - жалеть некого