В середине мая все четыре девятых класса нашей школы повезли на автобусах за город, на речку Керженец, для проведения военно-спортивной игры «Зарница». Я радовался этому событию, как дурак.
В параллельном классе училась Наташка Белова, единственная изо всех девятиклассниц, которой я был выше на целых сантиметров пять, как минимум. Когда-то давно, ещё классе в пятом, по воле завуча школы мы с ней на праздничном концерте вместе выступали, пели и плясали «Цыганочку». Так здорово выступили, что нас потом на всех концертах объявляли «Гвоздём программы». Мы даже один раз с ней поцеловались. Она, кажется, вообще не выросла с тех пор.
Пока ехали, всю дорогу мечтал, как мы с Наташкой улучим момент, чтобы уединиться и поболтать где-нибудь на берегу речки. Я знал, чувствовал, что и она надеется на это.
Когда нас привезли, все сразу рассыпались по лужайкам, собирая землянику и щавель. Земляники было не так много, а щевеля, этой кислятины, хоть глаз выдери, все поляны были усыпаны. Мы, как дикое козлиное стадо, за полчаса обожрали этот щавель со всех близлежайших полян. Я сразу заприметил Наташку, ползающую в белой панамке на соседней поляне вместе со своими подружками. Мелкими перебежками, щипая щавель через раз, я преходил на её поляну, а когда добирался до заданного места, Наташка со своими девчонками успевала перебазироваться на новое пастбище. Мне так и не удалось к ней близко приблизиться до сигнала общего сбора.
Сама эта игра меня мало интересовала. Я даже не умудрился вникнуть в её правила. Меня приписали в какую-то группу, прилепили на грудь комуфляжной куртки бумажный значок с какой-то отличительной символикой. Даже не запомнил, кто в нашей группе был назначен командиром. Я был простым, самым младшим солдатом, и любой мне мог приказать: «Беги туда!» - и я бежал, не вникая особо зачем и для чего. Прибежав, мне отвечали: «Ты куда прибежал, дурак! Мы же твои враги! Беги обратно!» - и я бежал обратно, но опять почему-то попадал во вражеский лагерь. Какие правила? Какие враги? Я просто искал её, мою Наташку Белову.
В середине игры весь потный и запыхавшийся я прибежал в чей-то лагерь, в котором командиром был наш школьный физрук.
- Так, боец, где твой отличительный знак?
- Не знай, посеял где-то!
- Ясно! Потерял в рукопашном бою! А из какой ты группы?
- Из этой... как её? Забыл, товарищ командир!
- Ну, из «Сатурна» или «Юпитера»? Или из нашего «Плутона»? А?
- Ага! Из какого-то из этих, точно не помню.
- Так, где у нас санитары? Ведите этого бойца в санчасть, он, похоже, в голову раненый. Кантузия! Срочно на перевязку!
Так я просидел с перевязанной головой в санчасти до конца игры.
После окончания всей этой бестолковой беготни нам дали два часа на отдых перед отъездом домой. Все побежали к речке умываться. Вода для купания была ещё слишком холодная. Как назло, я нигде не мог найти свою Наташку. Её не было ни в лагере, ни на речке, ни на полянах.
У меня от этого щевеля что-то так сильно скрутило живот, что я даже присел. Когда резкая боль в брюхе прошла, меня сразу приспичило. Я даже испугался, что не успею добежать до ближайших кустиков. Сорвав на бегу с чьей-то головы газетную шляпу, я рванул в лесной туалет. Пробежав метров сто и не найдя в сосновом лесу мало-мальского безлюдного места, я готов был уже сесть под любой куст. Но и до ближайшего куста нужно было как-то умудриться ещё добежать, не навалив в штаны. Все кусты в радиусе ста пятидесяти метров от лагеря были кем-то уже заняты. Когда подбегал к этим кусам с криком «Вуй-вуй-вуй! Мамочки родные!», из кустов слышался дикий визг - все «бойцы» словно сговорились, чтобы я опозорился. Подбежав к последнему, по своей возможности терпеть, кусту, я едва успел снять штаны, как из меня изверглось со страшным звуком на весь лес, как из бранспойта, в миг опустошив всё неуспевшее перевариться за последние дни. Сам испугался этого звука, после которого со лба у меня полился градом пот, и я, поняв наконец, что такое настоящий кайф, облегченно выдохнул звук «Фу-у!»
Из опасения быть застигнутым на месте преступления, я не стал долго рассиживаться. Застегнув ширинку и засунув в карман предусмотрительно, на всякий случай, остатки газеты, я уже собирался покинуть спасительные кусты, как вдруг сзади меня прогремел точно такой же звук, какой вырвался минуту назад из моего нутра. От такой неожиданности я даже снова присел на старое место, вляпавшись при этом обоими кедами на ногах в своё жидкое удобрение.
- Фу-у! Мамочки родные, еле успела! Ещё бы пару секунд и взорвалась бы. Чтоб я ещё хоть раз в жизни взяла в рот этот проклятый щавель!
У меня волосы встали дыбом. Я узнал голос моей Наташки Беловой. Она сидела прямо в метре за моей спиной.
- Ой, мамочки! Я, кажется, в какой-то муравейник села. Вуй-вуй! По мне кто-то ползает. Кусаются, заразы! Тебя не кусают?
О, Господи! Никто ей не отвечает. Неужели это она ко мне обращается? С ума она что ли сошла? Убежать, разве? Хм! Подумает ещё, что я трус! Да-а, ситуация!
Стал тихонько поворачиваться назад, чтобы удостовериться, что мы здесь одни. Белая панамка была так близко, что я мог дотянуться до неё рукой. Больше никого вокруг я не разглядел. Боже мой! Как же ей не стыдно? Вот ведь как время может испортить человека!
- Слушай, я больше не могу! Надо перейти в другое место. Мне всю задницу искусали. Ой, я даже бумажку не взяла, так меня прихватило врасплох. У тебя есть? Оторви мне маленечко!
- Ба-а! Ну, это уже вообще ни в какие рамки! Как я мог влюбиться в такую дуру? -
Я достал из кармана газету и протянул ей. Пробормотал: «На, пожалуйста!» и демонстративно отвернул голову в другую сторону. Пару секунд молчания мне показались вечностью. Только я обернулся, как прямо в упор из кустов на меня не мигая уставились четыре глаза. С пронзительным визгом Наташка со своей подружкой, сверкая белыми задницами и одевая на бегу комуфляжные брюки, с огромной скоростью рванули в ближайшие кусты, до которых было метров двадцать. Её подружка споткнулась об корни деревьев и распласталась на животе во весь рост. Наташка, придерживая свои штаны одной рукой, пыталась помочь подруге подняться. Та кое-как встала и быстро похрамала дальше с ушибленной коленкой, уже не обращая внимания на свои спущенные штаны.
Девчонки нажаловались «Хламидоманаде», училке по биологии, которая была их классным руководителем. Перед отъездом эта «одноклеточная водоросль» на общей линейке меня прилюдно опозорила, сказав, будто бы я следил и подглядывал за девчонками. Оправдываться было бесполезно, мне только было жалко Наташку, как она горько ревела. Да я и сам готов был расплакаться, как на похоронах. Любовь же умерла!
Однажды на нашу с женой серебрянную свадьбу дети притащили целую охапку щавеля, на который я ещё с молодости смотреть не мог. С тех пор в семье было заведено - в день нашей с Наташкой (в девичестве Беловой) свадьбы всем съедать по пучку щавеля. А что самое интересное, в этот день вся наша семья превращалась в цыганский табор, в домашний театр «Ромэн», в котором солистами выступали наши четверо внуков.
Помочь сайту
Поздравления
