Классик

В лихой бригаде противолодочных кораблей Тихоокеанского флота, бороздившей воды Китайского моря стояла базарная суматоха. Такая беготня, наверное, бывает в публичном доме у запасного выхода при пожаре во время наводнения.

Шли учения флотского масштаба. Боевая тревога очумело носилась по кораблям, с детским любопытством заглядывая на командные пункты и боевые посты, но ничего не могло расшевелить закоренелый флотский похеризм. Стоял непрерывный гул различных механизмов, сливающийся с матом комбрига. Горизонт застилала служебная мгла. Над палубой флагманского корабля «Звездун» низко кружились недостатки. В борт била шальная морская волна с ошметками мусора.

Корабль был готов затоптать своими винтами любую подводную лодку. Иллюминатор потел от умственного напряжения и из него дуло, как из Английского канала, то есть из Ла-Манша. Море, возмущенно плещущееся за бортом, дышало влажным соленым ароматом. Было ощущение, что даже небо было соленым.

Командир, в очередной раз поднес бинокль к глазам, всматриваясь в даль непроглядную. Оставив на миг это пустое занятие, он неожиданно для себя задумался. Его остро пронзило предчувствие - сегодня, именно сегодня его отдерут, как никогда, со всей большевистской непримиримостью. Кто? Найдутся друзья из штаба, что хуже врагов.

Экипаж шхерился по боевым постам от проверяющих из штаба эскадры, которые летали по кораблю, как буридановы ослы. Кстати, путь любой проверяющей комиссии на флоте, как путь в ад усыпан благими намерения.

Группа офицеров свободной вахты спрыснутая флотской суматохой кучковалась в БИПе - боевом информационном посту большого противолодочного корабля. Обсуждался ход учений, их несогласованность и обычный флотский бардак. Пахло карболкой и корабельными крысами. «Корабелами», сбившимися в кучу, как сайра в банке, обсуждался злободневный вопрос - Надо ли поить-кормить на «халяву» проверяющую комиссию?

- Не только надо, но и нужно! - убежденно промолвил главный звездун корабля штурман по прозвищу Вась-Вась. - Добрее не станут, а ленивее – наверняка!

Присутствующие обормоты, с выражением юдоли и печали на своих помятых службой и спиртом лицах только начали осмыслить эту мудрую флотскую аксиому, как нежданно-негаданно, словно чёрт из табакерки, в БИП влетел встревоженный Командующим молодой проверяющий офицер. Показалось, что за ним гнались сто чертей. Стало еще теснее.

- Кого сидим или где? - с удивлением в потных глазах, бросает он присутствующим вопрос, как камень в пруд.

- А ты кто?

- Компас в пальто! Флагманский химик! Вы что здесь делаете?

- Ждем…

- Чего ждете? - переспрашивает проверяющий, на не вспаханном лбу, которого прорезалась только одна извилина и то от противогаза.

- Войну, - переглянувшись, серьезно брякают присутствующие.

- Кого-кого?

- Войну, брат! Войну!!!

- Ишь ты! - на сразу же потускневшем лице офицера брови быстро лезут под фуражку, и он так же неожиданно пропадает, как появляется.

В это время на ГКП - главном командном пункте корабля пахло обычным бардаком. В рубке ставшей тесной от собравшихся здесь представителей штаба бригады валил дым, как из подожженной урны. Отдавало жареной человечиной и не стираными носками. Замполит корабля всем мешал, как мог.

В иллюминаторы боевой рубки сквозь толстые стекла были видны в жирной холодной росе артиллерийские башни и ракетные пусковые установки. Они, с тоской смотря на создавшуюся ситуацию, своим видом показывали - не учите хромать, у нас у самих ноги болят. Корабль глубоко вздыхал и насмешливо косился на проверяющих. Щемящая тоска лежала в душах моряков.

В рубке военного корабля похотливо стонал радар, раздавался гул микросхем, и невязка показывала цунами. Магнитный и компасный курсы спорили между собой о своих штурманских делах. Репитеры приборов тихо отсвечивали фосфорным кладбищенским светом.

Командир бригады по прозвищу «Папа», любитель жрать человечину и организовывать закат солнца вручную сидел в командирском кресле. В его взгляде читалась простая мысль - он там, где шторма и свершения.

- Справа по курсу воздушная цель неизвестной национальности! Уничтожить! - прозвучала команда комбрига.

- Боевая тревога! Ракетная атака! - прогремел голос командира в динамик «Каштана».

Корабельные расчеты боевой ракетно-артиллерийской части БПК споро принялись за боевую работу.

- Ракетная батарея к пуску готова! - доложил командир носовой группы управления.

- Пуск! - дает «добро» командир БЧ-два и решительно нажимает огненно красную кнопку «Пуск».

Все, что создано на корабле умными руками человека, подчинено этой команде. Все! Мастерство, знания техники, опыт и умение людей в любой обстановке выполнить свое главное предназначение - Защитить Родину! Корпус корабля тяжело вздрагивает, как тело роженицы при родах и страшный рев, уходящий за горизонт, прокатывается над океаном, застревая между облаков. Чаек сдувает за борт. Ракета стремительно и красиво сходит из носовой пусковой установки и делает «горку».

- Ракета пошла! - звучит радостный доклад.

- Куда пошла! - спрашивает «бычок» у «групмана». - Посмотри!

- Почему я! Как что, то сразу я!

- Я кому сказал, посмотри, екарный бабай! - скороговоркой выпаливает «бычок» и успевает подумать – Слава богу! Сошла!

- Понял! Есть посмотреть!

Групман смотрит и видит, что его ракета, оглушив всех, кого может, не полетев за горизонт, как ей положено через некоторое время делает «козла». С легким сердцем сочно плюхается в море за борт корабля. Впечатление, будто огромная лягушка с брызгами шлепается в деревенский пруд. Все на виду у Адмирала и проверяющей комиссии. Начинается вибрация души и тела.

На ГКП корабля наступает гробовая тишина, как в морге, аж по ушам бьет. Все уходят в военно-морской ступор. Ситуация, как на картине Карла Брюллова «Нашествие Гензериха на Рим». В церкви бы пришлось после этого выносить святых. Это у авиаторов – бомбу сбросил и забыл, а у морских ракетчиков ракета еще должна полететь и попасть в цель

- Командирам боевых частей, начальникам служб срочно прибыть в рубку на доклад! - звучит команда командира.

А когда у них дрючка была не «срочно»? - вздыхает командир ракетно-артиллерийской боевой части и, собрав в брюки свой геморрой, плетется на ГКП.

Адмирал начинает проводить разбор ракетных стрельб с командирами всех рангов, наказывая не виновных и поощряя не причастных. В небольшой рубке весь кислород можно было вздохнуть за два раза. В тяжких предродовых муках и страданиях здесь рождается военная мысль!

- Почему ракета не полетела, как ей положено после старта в воздушную мишень, а плюхнулась, словно беременная кенгуру у борта ракетоносца? - спрашивает присутствующих Адмирал. - Вы чем тут занимаетесь? Безобразия нарушаете? - Он начинает свистеть сквозь зубы, как пароходный свисток портового буксира. Офицеры, подавленные стоят притихшие, как моль в рундуке. Не дождавшись ответа на первый вопрос, комбриг, охватив присутствующих быстрым, злым взглядом, задает очередной вопрос. - Что погоны в плечах жмут? Или я вас мало драл перед учениями? - начинается кудрявая «латынь» не переводимая на русский язык.

Он весь в ругани, как рыба в чешуе. В недрах грустных облаков медленно начинают таять иллюзии об удачных стрельбах. Все цепенеют, будто только что дерьма наелись. Офицеры стоят, словно мальчики без штанов и молчат, как в рот спирта набрали. Толка от присутствующих нет никакого.

Корабелы судорожно вспоминают предыдущие такие же лихие флотские стрельбы, но только крылатыми ракетами, когда две из трех попали в плавающую мишень, а третья с неба пропала, будто ее корова языком слизала. Искали ее тогда всеми кораблями бригады неделю. Не нашли.

- Ракета уничтожила цель и... утонула! - кратко сообщили «наверх».

Только доложили, как из Японии в наш МИД СССР приходят соболезнования по погибшему советскому летчику!!! Дипломаты, не привыкшие к флотским закидонам делают запрос на флот:

- Что за чертовщина? Доложить о пропавшем летчике!

- Все летчики живы и на местах, авиация на приколе, - докладывают с флота.

Идет такой же запрос в Дальневосточный военный округ.

- В сухопутной авиации потерь нет, все люди налицо! - радостно докладывают армейцы, думая про себя - флотские опять что-то начудили, если стоит такой переполох.

На самом деле оказалось, что эта наша корабельная крылатая ракета, по своему внешнему виду чем-то похожая на маленький самолет случайно вместо плавающей мишени попала в японский сейнер «Ясамасука», с любопытством болтающийся около нашего военного полигона.

Хорошо, что ракета была без боевой части, но все равно она удачно раздолбала ходовую рубку «рыбака». Оставила на ней часть носового обтекателя, элементы крыльев и дымящийся покореженный ракетный движок. Перепугала в смерть японскую чио-чио-сан, то есть бабу-кокшу, опрокинув кастрюли с рисом. Затонула, залив остатками своего керосина кают-компанию.

Шуму и шороху в начальственных кабинетах тогда было много. Командованию флота, бригады и корабля пришлось долго доказывать всем начальникам в Министерства Обороны, что ракета не по их головотяпству самовольно сошла с траектории, а «раздетализировалась» из-за сложной полетной траектории. Москва после разборов полетов «всем сестрам раздала по серьгам». От души!

День, коряво цепляясь за медные ручки машинного телеграфа, мучительно вытекал через открытый иллюминатор боевой рубки в пелену служивого дня. Усталое за день солнце заглядывало в лицо вахтенному офицеру, пытаясь уловить его очередную шальную команду. Монитор РЛС отсвечивал селедочным, с проблесками, серебром. Опреснитель скулил, словно маленький бездомный кутенок.

Барометр показывал вчерашнюю погоду. Морской ветер остервенело, дрался с антеннами радиолокационных станций, застревая в их дырявых решетках. От ветра крышки контейнеров крылатых ракет выбивали чечетку. С печальным криком чайки кромсали остатки флотских носков-«карасей», которые плавали вверх дырявыми пятками у борта стального БПК. На корме пробило шесть склянок.

Вот написал мудреное слово и сам себе удивился. Мы, моряки не только веселый, но и все-таки странный народ. Говорим по-русски, а получается абракадабра. «Склянкой» раньше именовали стеклянные песочные часы с получасовым ходом. Пробило две склянки - это значит два удара в корабельный колокол.

На главном командном пункте БПК витал вечный флотский вопрос - Кто виноват? Офицеры в боевой рубке дважды молчали, как рыба об лед. Морская служба давала им минутное наслаждение, возлагала большие обязанности и обеспечивала пожизненными неприятностями.

Из заколдованной «дуги большого круга» с отрешенным, задумчивым лицом спокойно выходит романтик океанских просторов капитан 3 ранга по имени Володя. Полная напряженной службы жизнь закалила его характер и развила привычку, философски относится ко всем начальникам и их вводным. Философия, как сказал один умный человек, исцеляет во все времена.

С красным лицом, как праздничный лист календаря Володя сам удивляясь своей решительности «с лихим и придурковатым видом, дабы разумением своим не смущать начальства», как в свое время требовал Петр Первый в похоронной тишине скромным голосом обращается к комбригу.

- Товарищ адмирал! А вы с Энгельсом советовались? - чем сразу же увековечивает свое имя на корабле, а может и на флоте.

- С кееем? - у местного флотоводца глаза с детским дивным любопытством начинают выглядывать из-за плоских белых ушей, пытаясь впитать смысл сказанного, как сухой песок воду.

Наступает немая сцена, переходящая в военный маразм. Офицеры, в боевой рубке вспотев в мошонках, начинают срочно вспоминать в уме работы классиков марксизма – ленинизма. Что в них может быть написано по поводу проведения морских ракетных стрельб? Молчание и пауза затягиваются, как «длинная, длинная дорога в дюнах».

- У меня есть инженер по фамилии Энгельс – выпускник московского бауманского технического училища! – с резиновой улыбкой состоявшегося обалдуя, ракетным залпом выпаливает офицер и убедительно добавляет. - Классно разбирается в радиотехнических вопросах! Может позвать?

Народ проглатывает горчичную слюну и становится меньше ростом, в полной мере понимая, что ожидает офицера в дальнейшем. Комбриг, совсем очумевший от закидонов подчиненных, удивленно смотрит на безбашенного офицера. Расправляя вертикальную морщину на лбу, неожиданно для себя ляпает.

- Все свободны, как дерьмо в полете!

На флоте служить страшно интересно, только не знаешь чего здесь больше – страшного или интересного!