Вечный студент

Сорокалетний капитан-лейтенант для получения флотского воинского звания старшего офицера «капитан 3 ранга» в советское время учится «военному делу настоящим образом» в Севастопольском ВВМУ имени П.С.Нахимова. Легендарного адмирала. Для этого он даже вступил в коммунистическую партию.

Служит старый капитан начальником специальной лаборатории по проверке крылатых ракет Тихоокеанского флота. Прошел за двадцать лет службы славный путь от курсанта «шмоньки» до издерганного долгами и службой начлаба. Имеет жену, троих детей, тещу домоправительницу, пьяницу тестя и изнуряющую связь на стороне. Зовут его Африкан Александрович. Когда его спрашивали, почему он имеет такое экзотическое имя, он отвечал просто.

- Матушка видимо попу в нашей деревенской церкви при моих крестинах дала мало яичек, поэтому тот в отместку за это по святцам нашел только это имя.

Учится капитан в училище заочно и долго. Иногда начальство интересуется.

- Доложите! Как Африканыч, служит пока?

- Пока нет! - как в анекдоте, отвечает командир.

Это верно. Капитан учится заочно в военной бурсе по-тихому, не торопясь уже шестой год, поэтому имел прозвище «Студент». Добавлю — Вечный. Учиться – это прекрасно! Две экзаменационные сессии в год, с выездом на полтора месяца с канистрой спирта для сдачи экзаменов на ЮБК – южный берег Крыма. Плюс к этому дальневосточный отпуск более двух месяцев. Добавьте к этому время прохождение ежегодной диспансеризации в базовом госпитале. Не забудьте периоды приезда - отъезда, вхождение - выхождение в должность. Командировки за молодежью или исполнение каких-нибудь временных обязанностей. В итоге получалось, что на военную службу в своем подразделении у Африкана оставалось от силы полтора - два месяца в году. Всю жизнь так бы служил!

Наш рассказ не об этом, а о Любви! Вечной! Чистой! Целомудренной! Непорочной! Великой Любви Мужчины к Женщине!!! Проще говоря - о ласке и койке. Принцип жизни Африканыча в глухом военном гарнизоне был прост: «Живи» - не хочу, «люби» - так до одури и на три метра в глубь! Он до того любил женщин, что даже возможный триппер его не останавливал. Считаясь как бы офицером, увы, был женат. Жену под стать ему звали Даздраперма, что с коммунистического означало – Да здравствует Первое Мая.

В очередной раз Африкан Александрович убывает сдавать летнюю экзаменационную сессию в свою военную семинарию. В историческую цитадель русского флота – город-герой Севастополь. После очередной сдачи хреновых знаний на «хорошо» и «отлично» решает «лечь на крыло и снять трусы». Встает на «тропу любви». Расплескивая свою сперму по дороге, плывет в приморский кабачок откушать свежего крымского портвейшка с женщинами прекрасного поведения. Наш бабник жаждет совершить новые половые подвиги, чтобы «размагнититься» от ученых трудов. Да к тому же это ему экономило деньги и время, хотя, мы знаем - в любви бесплатна только луна. Он любил говорить женщинам слова, которые утром мучительно вспоминал, разочаровываясь в содеянном.

Ресторанный оркестр щедро дарил сладкую тоску по любви. Женщин было море. Они летели к морякам, как бабочки на огонь. От молодых лиц, еще не знающих огорчений было светло. Жриц любви в советское время в ресторанах еще не было. Большинству тогда в голову не приходила мысль за любовь брать деньги, да и моряки – не гусары, с женщин денег тоже не брали.

В ресторане были женщины из трудовых семей, просто изголодавшиеся по празднику, простому мужскому обществу, яркому свету, музыке и танцам. В моряках их привлекало обаяние мужской силы, плоти, красоты и необычности. Скороспелые связи завязывались без принуждения, с видимостью перевернутого листа и свободного выбора. Иногда они даже перерастали в сердечные привязанности со стороны девиц.

На женщин всех возрастов производили ошеломляющее действие красота флотской формы, широта и добродушие моряков. Главное надо было быть нормальным, общительным человеком. Не жадным и без вредных бзиков в голове. Хорошо, если была запасная квартира, куда можно было «приземлиться» после ресторана. У кого такого места не было, тому приходилось «вылезать» из штанишек - искать по знакомству свободную каюту на каком-нибудь гражданском судне или вести «бой» на чужой территории, как командировочным, у которых дом был далеко. В гостинице их никто не ждал, а так хотелось ласки и любви, хрустящих простыней и поцелуев, поцелуев, поцелуев.

В ресторане «вечный студент» знакомится с разбитной Тамарой бальзаковского возраста (тридцать лет). Быстро успевает поведать ей, как он несчастлив в семейной жизни: жена - мегера, теща - фельдфебель, тесть – пьяница. Африкана к Тамаре сразу же переполняет страстная любовь, что по философскому определению Владимира Соловьева означает - «влечение одушевленного существа к другому для соединения с ним и взаимного восполнения жизни».

Тамара с виду была похоже на наливное и румяное крымское яблочко. От напора буйной плоти порочная страсть к этому запретному плоду сразу начала биться в брюках «Студента», распирать понос слов и рвота мыслей. С сексуальной одержимостью он ищет предлог - «попить кофейку» и посмотреть как бы «быт» простой советской женщины. В итоге после ресторанного шума и гама наши голубки с коньячком и конфетами под мышкой счастливо «летят» на такси в тихое одинокое девичье гнездышко южной горлицы на окраину приморского города. Для чего? Догадайтесь с трех раз. Секс - не предлагать, так как в советское время его не было.

По дороге Африкан Александрович покупает цветы. Ему бы сказать своей подруге, как в старину – Мадам, я старый солдат и не знаю слов любви! но он начинает, как журавль, пляшущий на поляне среди болота токовать свою страстную Песнь Любви. «Поет» капитан о своем одиночестве, что его в жизни никто не понимает и не любит, ему не хватает простой женской ласки, а он готов обнять и своим большим сердцем полюбить весь мир. Наша действительность состоит из того, что мужики врут, а бабы верят. В квартире подруга, с заботой поглаживая Студента по рыжей плеши, подталкивает в спальню.

- Милый! Ты пока раздевайся, я только душ приму.

На флоте дважды команду «Раздеться!» не повторяют, если ее дает молодая симпатичная женщина, за «кормой» выпита не одна бутылка крымского портвейшка, а впереди бескрайняя южная ночь. Как небо - одна на двоих.

Капитан, быстро ориентируясь на «местности», выключает верхний свет. Включает торшер в цветном дешевеньком бумажном абажуре. Мягкие тени прячутся по углам спальни. Втихаря начинает согревать душу дешевым коньячком, растягивая удовольствие. В таком волнительном деле рюмка коньяка никогда не бывает лишней. Главное - не порвать это удовольствие! Полирует его лимончиком с сахарком, аккуратно нарезанным в блюдечке на прикроватной тумбочке, и для цимуса заедает все конфеткой каунасского ассорти. Сказка, а не жизнь!

Чтобы не быть смешным в своем нижнем военно-морском белье Африкан за сорок пять секунд, как его учили в «шмоньке», раздевается до состояния перворожденного Адама. Он готов как Бродский к «скрещению рук, к скрещенью ног, к судьбе скрещенью». Одежду педантично по-флотски аккуратненько вешает на спинку стула у кровати. Снятую ядовито желтую майку, которую выдают солдатам-стройбатовцам, прячет под рубашку на стуле. Заботливо поправляет «стрелки» на брюках. Аккуратно причесывает лысенку. У ботиночек Африканыч выравнивает шнурки, волглые носки прячет под кровать, на всякий случай, проверив, не прячется ли там муж.

Сняв семейные, с заплатками на коленях трусы, вешает их на батарею проветриваться. Сам голенький, пузатенький и гладенький яки ангел бури - Азраил, он приводит свою «женилку» в положение «боевое». Быстро прыгает с наслаждением на мягкие пружины. Проваливается в чистую пуховую постельку на простыни удовольствия с запахом лаванды, в предвкушении ласки и любви.

- Ау-у! Иди сюда, страсть моя! – начинает ворковать Африкан, с нежностью незнакомца, плотоядно причмокивая губами. - Я покажу тебе одну свою «штучку», - он готов к эротическим утехам.

Глаза каплея, изнывающего под бременем играющих гормонов теплеют козлиным лукавством старого сатира. Пузатенькое тело, прикрытое накрахмаленной простынкой от превратностей жизни начинает медленно и лениво, как растекшееся масляное пятно на палубе истекать истомой и сладострастием возлюбленного. Он готов пропеть свою Песнь Песни Любви кому угодно. В голове кобелино пульсирует только одна мысль, как бы подругу в экстазе не назвать именем своей жены. Поверьте, у гулящих мужиков это не последняя проблема.

- Иду чертенок! Ты готов? - с теплотой в голосе отзывается подруга, прихорашиваясь в ванне.

- А то! Мой «готовец» уже устал ждать! – трепетно отвечает Африкан девице. Мужику жарко.

Студент спешит открыть священные женские врата и прыгнуть в ласковое бурное и нежное море любви, где бы шторм сменялся штилем. Качка бросала бы его до небес, отделяя душу от тела, а тело от простыней. Он жаждет видеть гладкие пылкие бедра, ласкать трепетную грудь, страстно взлохмачивать пеньюар своими ласковыми мужскими руками. Африкан готов чувствовать океан запахов. Мужик грезит обнять трепетное женское тело жаждущее, как он убежден, безвозмездно отдать флотскому «кобелино» свое тепло и женские соки. Нет грез слаще, чем эротические грезы кобелей.

Все идет, как учили капитана в шмоньке. Ласковый полумрак небольшой квартирки начинает обволакивать хмельное сознание мужика, реальность мира растворяется в предтече секса. Начинается эротическое восстание смятенной души. Где-то лает голодная, как наш капитан собака. Оконные занавески готовы уже вздрагивать и качаться в такт любовным утехам. Соседи за стеной прильнули помятыми ушами к стенке. Они готовы слушать советскую порнуху.

На ночном столике продолжает светиться фаросским маячком бутылочка армянского коньячка с коробкой шоколадных конфет. Это для восстановления потраченных «душевных» сил в предстоящую бурную ночь после «бесед» о любви. Откуда-то из угла комнаты из старенького проигрывателя «Аккорд» тихо и щемящее льется обольстительный голос Джо Досена, говорящего о превратностях французской любви. Амур, лямур… Па-па-па, Па-па-па-па-па-па, Па-па-па-па…

Вид у Африкана сияющий, как на именинах у архиерея. Через некоторое время молодая Тамара - эта обольстительная наяда, вся такая теплая и мягко-доступная в своей первородной красоте заканчивает последние штрихи своего женского туалета. Королевой возвращается в спальню. В шелковом прозрачном халатике-разлетайке с забавными китайскими дракончиками на своей прекрасной груди она останавливается в проеме двери спальни. Изящно вертит попкой, желая показать мужику для достойной оценки всю красоту своих женских прелестей.

Тамара в виде как бы бестелесной души ангела из свиты Богоматери со светящимися загоревшими сосками изящно наклоняется к нашему «мальчику без штанов» и целует его в лобик. У Студента заклинивают мозги. Тут звучит неожиданный звонок в дверь.

- Кто это? - с чувственно материализованным удивлением, но без видимого беспокойства, спрашивает наше кобелино-сукино у своей Пенелопы, чеша свою уже взволнованную промежность.

- Не волнуйся, солнышко, - успокаивает любовника его сирена. - Это, наверное, соседка из сорок седьмой квартиры опять за солью. Лежи-лежи, я сама открою, - и грациозно, как бригантина под парусами, плывет к входной двери.

Поправляя прическу, еще не растрепанную в пылу страсти она открывает обитую дерматином входную калитку и… «яко тать в нощи», что означает со старославянского, неожиданно возвращается в спальню с двумя молодыми амбалами марки Вован и Толян. Ребята одеты в малиновые пиджаки и зеленые шаровары. Золотые якорные цепи на груди горят огнем, как Панагии на груди церковных батюшек. Оп-паньки!

У резких ребят кулаки, что тебе КЦБ - кувалды центрального боя. На лице, такая хоризма морды лица, что неделю не обойти и не обгадить. Африкан начинает понимать старинные слова древнего Писания: «Дух Господень явился пред лицом яго». У него неожиданно возникает чувство долго поротого. Мужику сразу хочется вскочить и метаться по квартире, как в анекдотах. На худой конец - спрятаться в тумбочку, которую он слышал от мужиков, выбрасывают с балкона. Но он не может сказать даже «мама», которая сама бы в этой ситуации убежать не смогла бы. Во-первых, Африкан голый, а во-вторых, он сразу же примерзает к постели. В горле застревает клубок нервов и сразу расстроенный желудок начинает выделывать непонятные соловьиные пуки. Вот так мужики становятся импотентами!

Проигрыватель, выключившись, затихает сам по себе. Становится тихо, будто кто-то умер. Подруга, опустив ресницы, растворяется в комнате, как сахар в чае.

- Этот что ли? - с легкой меланхолией, свидетельствующей о готовности к драке, ухмыляется один из вошедших «святых» апостолов с плечами, что гири и с челюстью, с которой Самсон избивал фемистилян. Уверенно вразвалочку проходит в спальню, вертя в руках что-то тяжелое. Вариантов нет.

- Ребята! Вы же приличные люди! Это не я… Я тут случайно, - сразу вспотев в интимном месте и покрывшись нервными пятнами мямлит голенький Африкан.

Под взглядом визитеров он начинает ощущать свою лысину и большой живот. С выпученными от удивления глазами, как у карася на сковородке старается натянуть одеяло до подбородка. Пытается стеснительно прикрыть сразу же поникший и развевающийся на сквозняке свой «стыд и срам».

- Вот, мимо проходил, - больно улыбнувшись, дрожащим голосом, как у сломанного корабельного дизеля говорит застывший, как кусок студня, перепуганный капитан,

- В кровать нашей «сестренки»? – гогочет другой, простой как букварь, улыбающийся бобик. Его морда напоминает утюг. Парень чешет себе голую безволосую грудь, где выколота корявым почерком фраза «Нет в жизни щастя».

Нагло наливает себе стакан коньячка. Одним глотком бросает его в желудок и закусывает шоколадными конфетами. Как здесь не вспомнить слова известного юмориста о том, что отсутствие волос на груди у мужчины свидетельствует о его бесстыдстве и склонности к прелюбодеянию.

- Да нет, вы не о том подумали, - наш Африкан Александрович держась за свою женилку, как за спасательный круг инстинктивно вжимается спиной в пуховую постельку.

В его глазах начинаются биться тоска и бессилие. Сердце проваливается в печень, и он затравленно, в полном затмении начинает поскуливать. Глядя на него, наворачиваются слезы, кажется, что на него опрокинулся ящик Пандоры.

- Ну и ладненько, капитан, что не о том, а об «этом»! Ты главное не суетись, - назидательно говорит амбал Вован, бросив взгляд на погоны тужурки, свисающей на стуле, – иначе клиент будет потеть и соскальзывать! Гаа-га-га…

Другой «братец» оперативно смахивает всю одежонку «Вечного студента» к себе в охапку. В тужурке все - спрятанное от любовницы в «пистон» обручальное кольцо, деньги на такси обратно в гостиницу, удостоверение личности, командировочное предписание. А главное уже покрасневший от стыда за своего хозяина партбилет – эти Ум, Честь и Совесть нашей Эпохи!

«Писец», есть на флоте такой прожорливый зверек, подкрадывается тихо и незаметно, готовый искусать за задницу нашего героя без штанов. Не вздохнуть, ни пукнуть. Ощущение надетого на кол пугала. Соседи, подслушивающие все эти диалоги, через «звуконепроницаемую» бетонную стену дома-скворечника не дыша, замирают. Они, чувствуя пОпом, что сейчас будет торжественный вынос очередного молодого тела от их соседки. Придание его бренных останков бетонным подъездным ступенькам.

Солидному Африкан Александровичу, надлежало бы в эту минуты помолиться. Вспомнить детство, отрочество, юность, зрелость. Подумать о своих детях, младший из которых еще ходит еще в первый класс, средний - курит самокрутки из букваря с чаем, а старший, как отец уже гуляет с девчонками. Вот бы кем мужику заниматься в жизни, а не блядками.

В голове у мужика в микросекунды проносятся грезы страшной будущей жизни. Исключение с треском из училища. Приход «телеги» в часть, разбор персонального дела на суде чести офицеров за аморальное поведение на «учебе». Писание объяснительных, лишение тринадцатой «зарплаты», суд чести офицерского состава. Снятие с должности, позорное изгнание за аморалку с военной службы.

Стыд, мучения совести ну и так далее по начальственному «воспитательному» списку советского времени. Да и перевод с Востока на запад накрывается «передницей» Тамары. Ему сразу представляются подколки и насмешки товарищей, мол «не можешь гулять – не мучай свое «мужское естество». Это один конец «палки», а другой – семья.

Разбор «полетов» дома и в поселке. Где обручальное кольцо? Откуда триппер? Что ты делал в Крыму? Учился? Это теперь так называется? Потом долгий и нудный развод, алименты, дележка тещи (кому она достанется?), кучи домашнего неуемного барахла и скарба. Обсасывание всеми этой пикантной и интересной для всех ситуации на всех углах его гнилого поселка. А чего только стоит вопрос о партийном билете?

Потерять партбилет в те легендарные времена было хуже, чем попасть в плен или иммигрировать. Это политическая диверсия, что граничило с изменой Родине. «Три года расстрела и каждый день до смерти». Партбилет лежащий в кармане на пламенном сердце коммуниста можно было только прострелить пулей врага, спасти ценою своей жизни, лучше - своих товарищей. В крайнем случае, сжевать, если враг захочет все-таки узнать сумму партвзносов и регулярность их уплаты, но лишиться его, «потерять»! О, нет! Это невообразимо! Это был бы вечный общественный несмываемый, даже комиссарской кровью, позор! Это… это… все, кабздец с большой буквы «Пи»! Хочется застрелиться! Только чем? Не своим же любвеобильном «естеством», торчащим десять минут назад, как ствол зенитного орудия, а сейчас имеющий вид оплывшего церковного огарка.

Ржавая пружина умирающей входной двери в подъезд потихонечку начинает стонать и издавать минорные звуки Реквиема Шопена. Африкан Александрович продолжает молча мычать, пытаясь судорожно придумать аргументы в свою защиту. Одновременно он продолжает стеснительно прикрывать свой плюшевовелюровый срам своими носками с дырками.

- Мужики! Берите всё, но, партийный билет… Партбилет оставьте! Не губите, родные! Век буду помнить доброту вашу, - партийная совесть мужика тоскливо начинает выть голодной собакой Баскервиллей. - Хотите, даже свечку в храме за ваше здравие поставлю? - свет уличного фонаря за окном меркнет в капитанском зрачке, как у осьминога.

Ребята, политически подкованы, патриоты своей Родины. Повертев уважительно повертев красноалую, как кусочек революционного знамени книжицу, ухмыляются. Симпатичный дедушка Ленин в кепке на обложке партбилета, молча и осуждающе смотрит на всю эту банальную лихую ситуацию и думает, вот влип флотский, так влип – тут тебя даже рабоче-крестьянское происхождение не спасет. Бандюки бросают партбилет «Вечному студенту» в кровать и говорят.

- Ладно, но запомни! Нет любви и это не любовь! – и назидательно добавляют старинным четырехстопным ямбом. - Была без радости любовь - разлука будет без печали!

Через час по ночному, слабо освещенному приморскому городу бежал трусцой разбитый скорбью маленький мужичонка в светло-голубых военно-морских трусах до колен. В ядовито-желтой майке, будто покрашенной в «Солцедаре» и в хромовых ботинках на босу ногу он «летел» освещая дорогу к морской гавани, своей светящейся лысенкой, как Фаросский маяк Одиссею, но от любви не убежишь!