ГлавнаяПрозаЮморЮмористическая проза → Музыкальный Кулибин

Музыкальный Кулибин

25 февраля 2012 - Вячеслав Сергеечев

  

                            автошарж "Простачёк". 


                            
     Я целыми днями сочиняю и распеваю свои песни. Человек я простой, консервардроний не кончал. Однако послухать мене собираетси порой всё наше село. Правда, некоторые ехидны говорять, шо ента бред сивой кобылы. Проявились мои способности в раннем детстве, кады мене бешеная собака укусила, и я свалилси в глыбокую яму головой вниз. Начал петь я, аж с самой колыбели. Мой батяня бывало не выдюжить да скажет:
      – Мать, да уйми ты, ради бога, ентого недозагрызённого горлапана!
      Но моя матушка, женщина рассудительна, в таких случаях гаваривала:
      – Да пущай горлапанить! Иш, шельмец, как заливаетси. Вот вырастить да станить пявцом, аль карпазитором.
      Кады я подрос маненька, то, бывало, усядусь с нашими курями на шесток, да давай 
гарлапанить свою песню задористо, с кукарекиванями, про проказника-шалунишку нашего домовёнка, коий завязал узлом нашему коту хвост, надел яму на голову бидон – бегаить по избе кот кричить из бидона так, быдто падашол уже март. Усе куры попадали в обморок, а петух заерепенилси, попыталси переорать мене, но токо сорвал глотку. И таперичи по утрам нас будить петушиное хрипение.
                                   
      И гаварить тады мене матушка ласково:
      – Петушок ты мой галасистай, ступай-ка лучше петь на двор к нашему старому гусаку. Намедни мы яво падругу с капустой съели, и он чавой-та загрустнул. Скора мы яво самаво подадим к столу с яблоками. 
                                     
      Ну, я чаво? Пошёл к старому гусаку. Запел жалостиво, с прихлипываними, про нашу сиротинку, как он калинку, на кою ветер дуванул с обрыва медведя. И тот задрал нашу калинку! Но наша калинка усё ж зацвяла. Тута старый гусак вдруг всполошилси, забегал по двору, с тягостным, безысходным гоготом поднялси на крыло и полетел топитьси на наше озеро.
                                   
      Остались мы без гуся с яблоками. И говорить тады мене матушка ласково:
      – Гусёнок ты мой галасистай, ступай-ка ты лучше петь в хлев к нашей корове.
     Ну я чаво? Пошёл к корове. Запел неутешно, с завыванями, про мой собственный будущий прах, коий был блудлив, полюбил какова-то там вертопраха, видать был он сам голубым, потом измянил яму. Корова так ентому удивилась, шо у ей откинулась челюсть, отпал язык до самой земли, а сзади у ей шлёпнулась агромадная куча навоза! Тока с той поры наша корова перестала доитьси.
                                
      И гаварить тады мене матушка ласково: 
      – Бычок ты мой галасистай, ступай-ка ты лучше петь в канюшню к нашей лошади.
      Ну я чаво? Пошёл к лошади. Надел сабе на шею хомут, нахлобучил на спину седло, подтянул подпругу, показывая ентим, шо я готов разделить с ей яё тяжёлую лошадиную участь. И во всю глотку запел зычно, с ржаними про нашего деда–алкоголика, коий с похмелюги как-то раз набил морду сперва самому Наполеону, а потом и его адютанту Пукмалиону! И, оседлав кентавру, поскакал в Египет бить морду Тутан-Ахламону!
                                       
      Как токо закончилси мордобой в моей песне, лошадь с копыт, как подкошенная, и рухнула – стукнул яё паралич.
                                   
      И гаварить тады мене матушка ласково:
      – Жерябёночек ты мой галасистай, ступай-ка ты лучше петь в сарай к нашей козе.
      Ну я чаво? Пошёл к козе. Запел с присвистаним, на блатняке, про то, как я ишшо до сваво рожденья – ха-ха-ха – хулиганил: сучил ногами – боже упаси. А появившись на свет, пил на троих всё с тем же дедом-алкоголиком и с Хеопсром.
      Услыхав такое, у козы рога сперва пряманулись, апасля начали расти, затем засветились, с искрами и со звоном, как сосульки вясной с крыши паатвалились!
                                                     
      Заблеяла коза к таму ж так, шо пыльные стёкла в сарае враз просветлели, словно помыли их «Тайдом». И яё блеянье, ядрёна вошь, получилось в аккурат с моим пением. Это уже дуэт!
                              
      Но тута прибежала матушка, абалдела, увидав нашу козу без рогов, всплеснула руками вверх, как при пажаре! И гаварить тады мене матушка ласково:
      – Козлёночек ты мой галасистай, ступай-ка ты лучше петь в загон к нашим баранам: у их рога покрепче.
      Ну я чаво? Пошёл к баранам. Представил сабе былинным пявцом Баяном, и запел взахлёб, с улюлюканими, с хлыбокой хфилосовкой мудрёностью про то , как очень-очень давно сорвалась наша вселенная с цепи, и как бешеная собака мчится неизвестно куды, а на ходу ишо и, как сука, плодитси. Ну, просто нету сил! 
      Бараны, с непривычки от узреня такова высокого искусства, сперва слегка подмочились, а вожак перекосоглазилси.
                             
      Но усё ж выдюжали мой первый мощный удар певческой интерпердации. Затем ачухались, переставились в ровные строевые порядки свиньёй, как нямецкие псы-рыцари. Чуилось, в их ачумелых глазах, шо так просто, за дарма, они сваи жизни не отдадуть! Апасля стали на мене удивлённо глазеть, быдто я новые варота. На четвёртой интерпердации вожак вдруг встал на дыбы, давая пример всем остальным, и вся ента рать с разбегу долбанула мене лбами в грудь, а вожак пониже пупка! На мои вопли прибежала матушка, заохала, заахала, запричитала. И гаварить тады мене матушка ласково:
      – Ягнёночек ты мой галасистай, ступай-ка ты лучшэ петь к нашему борову. С первыми заморозками будем солить сало. Так спой яму для аппетиту.
                              
      Ну я чаво, пошёл к борову. Налил яму в карыто побольше пойла с отбросами нашева стола. Стал боров хлебать пойло: ав, ав, ав. А с другой стороны корыта, встав на четвереньки, стал хлебать я: ав, ав, ав, показывая яму, шо мы с ним кореша до гроба, то бишь до первых заморозков. Апасля мы с боровом разляглиси в канаве с грязью. Многие дураки едуть за тридевять земель на грязевые курорты. Ха, ха, ха – чаво у нас своей грязи шо ли мало? Вон наш боров по уши в грязи, да и мене по грудь грязи хватило.
                                    
      И запел я весело, шаловливо, про то, как я был на хгастролях с моим лучшим дружаном Шариком, и как из нашева Шарика хотели сделать ушанку. Боров слухал, зажмурив глазки, и добрительно похрюкивал: хрю, хрю, хрю.
                              
      А воротясь к нашим баранам, хачу сказать: ну чаво с них вазьмёшь? – бараны, они и есть бараны!Однако права была матушка: рога у наших баранов всамделе покрепче.
      Усё ж надо бы усвершенсватца и учить музычну грамоту. По хсольфедбреджиям до, рэ, ми, фасоль – я с лету освоил, а с ля у мене чавой-та не заладилось. Ну да ладно, и без ля, по вечерам, кады я верхом на нашем борове едю по селу, из изб выскакивають однасельчане, слухають маи песни, тычуть в мене пальцем, с ухмылкой говоря:
      – Енто наш самородок, сельский гений, музыкальный Кулибин – однозначно!
                    

© Copyright: Вячеслав Сергеечев, 2012

Регистрационный номер №0029887

от 25 февраля 2012

[Скрыть] Регистрационный номер 0029887 выдан для произведения:

 автошарж "Простачёк". 

Музыкальный Кулибин.

                               слушайте рассказ в авторском исполнении (треугольник ) в конце страницы.

     Я целыми днями сочиняю и распеваю свои песни. Человек я простой, консервардроний не кончал, однако послухать мене собираетси порой всё наше село. Правда, некоторые ехидны говорять, шо ента бред сивой кобылы. Проявились мои способности в раннем детстве, кады мене бешеная собака укусила, и я свалилси в глыбокую яму головой вниз. Начал петь я, аж с самой колыбели. Мой батяня бывало не выдюжить, скажет:

– Мать, да уйми ты, ради бога, ентого недозагрызённого горлапана.
Но моя матушка, женщина рассудительна, в таких случаях гаваривала:

– Да пущай горлапанить. Иш, шельмец, как заливаетси. Вот вырастить, да станить пявцом, аль карпазитором.

Кады подрос я маненька, то, бывало, усядусь с нашими курями на шесток, да давай свою песню гарлапанить задористо, с кукарекиванями, про проказника-шалунишку нашего домовёнка, коий завязал узлом нашему коту хвост, надел яму на голову бидон – бегаить по избе кот кричить из бидона так, быдто падашол уже март. Усе куры попадали в обморок, а петух заерепенилси, попыталси переорать мене, но токо сорвал глотку. И таперичи по утрам нас будить петушиное хрипение. И гаварить тады мене матушка ласково:

– Петушок ты мой галасистай. Ступай-ка ты лучше петь на двор к нашему старому гусаку. Намедни мы яво падругу с капустой съели, и он чавой-та загрустнул. Скора мы яво самаво подадим к столу с яблоками. 

Ну, я чаво? Пошёл к старому гусаку. Запел жалостиво, с прихлипываними. Про нашу сиротинку, как он калинку, на кою ветер дуванул с обрыва медведя. И тот задрал нашу калинку. Но наша калинка усё ж зацвяла. Тута старый гусак вдруг всполошилси, забегал по двору. С тягостным, безысходным гоготом поднялси  на крыло и полетел топитьси на наше озеро. Остались мы без гуся с яблоками. И говорить тады мене матушка ласково:

– Гусёнок ты мой галасистай. Ступай-ка ты лучше петь в хлев к нашей корове.

Ну я чаво? Пошёл к корове. Запел неутешно, с завыванями, про мой собственный будущий прах, коий был блудлив. Полюбил какова-то там вертопраха, видать был он сам голубым, потом измянил яму. Корова так ентому удивилась, шо у ей откинулась челюсть, отпал язык до самой земли, а сзади у ей шлёпнулась агромадная куча навоза. Тока с той поры наша корова перестала доитьси. И гаварить тады мене матушка ласково: 

– Бычок ты мой галасистай. Ступай-ка ты лучше петь в канюшню к нашей лошади.

Ну я чаво? Пошёл к лошади. Надел сабе на шею хомут, нахлобучил на спину седло, подтянул подпругу, показывая ентим, что я готов разделить с ей яё тяжёлую лошадиную участь. И во всю глотку запел зычно, с ржаними про нашего деда–алкоголика, коий с похмелюги как-то раз набил морду сперва самому Наполеону, а потом его адютанту Пукмалиону. И, оседлав кентавру, поскакал в Египет бить морду Тутан-Ахламону.

Как токо закончилси мордобой в моей песне, лошадь с копыт, как подкошенная, и рухнула – стукнул яё паралич. И гаварить тады мене матушка ласково:

– Жерябёночек ты мой галасистай. Ступай-ка ты лучше петь в сарай к нашей козе.

Ну я чаво? Пошёл к козе. Запел с присвистаним, на блатняке, про то, как я ишо до сваво рожденья – ха-ха-ха – хулиганил: сучил ногами – боже упаси. А появившись на свет, пил на троих всё с тем же дедом-алкоголиком и с Хеопсром.

Услыхав такое, у козы рога сперва пряманулись, апасля начали расти. Засветились, с искрами и со звоном, как сосульки вясной с крыши паатвалились. Заблеяла коза к таму ж так, шо пыльные стёкла в сарае враз просветлели, словно помыли их «Тайдом». И яё блеянье, ядрёна-
вошь, получилось в аккурат с моим пением. Это уже дуэт, но тута прибежала матушка, абалдела, увидав нашу козу без рогов, всплеснула руками вверх, как при пажаре. И гаварить тады мене матушка ласково:

– Козлёночек ты мой галасистай. Ступай-ка ты лучше петь в загон к нашим баранам: у их рога покрепче.

Ну я чаво? Пошёл к баранам. Представил сабе былинным пявцом Баяном, и запел взахлёб, с улюлюканими, с хлыбокой хфилосовкой мудрёностью про то , как очень-очень давно сорвалась наша вселенная с цепи, и как бешеная собака мчится неизвестно куды, а на ходу ишо и, как сука, плодитси. Ну, просто нету сил! 

Бараны, с непривычки от узреня такова высокого искусства, сперва слегка подмочились, а вожак перекосоглазилси. Но усё ж выдюжали мой первый мощный удар певческой интерпердации.
Затем ачухались, переставились в ровные строевые порядки свиньёй, как нямецкие псы-рыцари. Чуилось, в их ачумелых глазах, шо так просто, за дарма, они сваи жизни не отдадуть. Апасля стали на мене удивлённо глазеть, быдто я новые варота. На четвёртой интерпердации вожак вдруг встал на дыбы, давая пример всем остальным, и вся ента рать с разбегу долбанула мене лбами в грудь, а вожак пониже пупка! На мои вопли прибежала матушка, заохала, заахала, запричитала. И гаварить тады мене матушка ласково:

– Ягнёночек ты мой галасистай, ступай-ка ты лучшэ петь к нашему борову. С первыми заморозками будем салить сало. Так спой яму для аппетиту. Ну я чаво, пошёл к борову. Налил яму в карыто побольше пойла, с отбросами нашева стола. Стал боров хлебать пойло: ав, ав, ав. А с другой стороны корыта, встав на четвереньки, стал хлебать я: ав, ав, ав, показывая яму, шо мы с ним кореша до гроба, то бишь до первых заморозков.

Апасля мы с боровом разляглиси в канаве с грязью. Многие дураки едуть за тридевять земель на грязевые курорты. Ха, ха, ха – чаво у нас своей грязи шо ли мало? Вон наш боров по уши в грязи, да и мене по грудь грязи хватило.

 И запел я весело, шаловливо, про то, как я был на хгастролях с моим лучшим дружаном Шариком, и как из нашева Шарика хотели сделать ушанку. Боров слухал, зажмурив глазки, и добрительно похрюкивал: хрю, хрю, хрю.

А воротясь к нашим баранам, хачу сказать: ну чаво с них вазьмёшь? – бараны, они и есть бараны. Однако права была матушка: рога у наших баранов всамделе покрепче.
Усё ж надо бы усвершенсватца и учить музычну грамоту. По хсольфедбреджиям: до, рэ, ми, фасоль – я с лету освоил, а с ля у мене чавой-та не заладилось. Ну да ладно, и без ля, по вечерам, кады я верхом на нашем борове едю по селу, из изб выскакивають однасельчане, слухають маи песни, тычуть в мене пальцем, с ухмылкой говоря:

– Енто наш самородок, сельский гений, музыкальный Кулибин – однозначно!
 
Рейтинг: +1 1570 просмотров
Комментарии (2)
Евгений Казмировский # 15 февраля 2014 в 10:38 0
The best!!!!
Вячеслав Сергеечев # 21 февраля 2014 в 19:02 0
Тенькью, Евгений! lubov5