Белые мыши. Глава пятая.

Однажды я не пошел на футбол – должен же когда-то и выходной быть! Я сидел в гостиной и играл в шахматы с сыновьями на двух досках одновременно. Меня радовало, что хоть фигуры они научились двигать, значит с логикой не совсем плохо. Дочка сидела у меня на коленях, и давала ценные указания. Сыновья цыкали на нее, но не очень. Вообще они к ней хорошо относились, что было приятно.
Татьяна сидела в кресле около окна и читала извлеченную из синтезатора книгу какого-то американского автора с душещипательным названием: «Семеро веселых палачей».
– И зачем только ты такую гадость заказываешь? – недовольно пробурчал я, хотя не раз уже давал зарок не спорить с женой о литературных пристрастиях.
– Хочу. – коротко ответила Татьяна, переворачивая страницу.
– Вальтера Скотта лучше бы взяла, или Стивенсона, если уж русскую литературу презираешь.
– Да что ты ко мне цепляешься! – взвилась Татьяна, швыряя книгу на пол.
– Это была уже не первая наша ссора и, очевидно, не последняя. Я обычно закрывал рот на замок, если жена начинала орать, но тут меня досада взяла. Нет, я не стал ей отвечать, просто снял дочку с колен, подобрал брошенную книгу и сунул ее в утилизатор.
У Татьяны правый глаз задергался, и я понял, что грозы не миновать.
– Дети, погуляйте! – сказал я тоном, не терпящим возражений, и они послушно вышли во двор.
– Ты, ты… – зашипела Татьяна и споткнулась на секунду, выбирая оскорбление пообидней. – Козел старый!
Я еще не видел ее до такой степени взвинченной, поэтому сам быстро успокоился. Да, такой вот феномен.
– Во-первых я еще не старый, а во-вторых не козел. У меня рогов нет. – возразил я, втайне наслаждаясь почти невменяемым состоянием своей половины.
– Ну так я тебе их наставлю! – заорала Татьяна первое, что пришло ей в голову.
– Сколько угодно. – согласился я. – Сделаю вид, что ничего не заметил. Лишь бы тебе было приятно.
– Ах ты, свинья!
И в меня полетел кувшин с квасом.
Я ловко увернулся от него, и запустил в Татьяну шахматной фигурой. Правда нарочно мимо.
– Сначала козел, потом свинья. Дальше что?
Татьяна плюхнулась в кресло и зашмыгала носом.
– Не надолго же тебя сегодня хватило. – с сарказмом заметил я. – Обычно не менее часа орешь.
Я сошвырнул со стола все шахматные фигуры вместе с досками и, хлопнув дверью, выскочил из дома. Но дорогу мне преградили дети. Они, взявшись за руки, стояли около калитки и смотрели на меня такими печальными глазами, что я тут же развернулся на 180 градусов, и вновь вошел в дом.
– Не выпускают? – усмехнулась Татьяна, успев уже перевести дух и принять, свойственный ей, насмешливый тон.
– Угу. – ответил я. – А ты дура!
– От дурака слышу!
Я опустил свой зад на стул и принялся хохотать.
– Договорились. Два сапога – пара. Но все же печально, что мы не понимаем друг друга. Да, сегодня я виноват. Не надо было к твоему дурацкому чтиву цепляться, тем более, что с детьми был занят. Но ведь согласись, что чаще ты первая начинаешь и заводишься на всю катушку. Так давай угомонимся оба, и о детях подумаем.
– Детей-то ты, конечно, любишь, а вот на меня плюешь!
– Ах вот в чем дело, – удивился я, – понятно теперь. Но ведь и ты на меня ноль внимания. А, если учесть, что я тебе руку и сердце никогда не предлагал, равно, как и ты мне, ибо за нас все Хозяева решили, то зачем друг на друга обижаться? Там более, что проблем здесь никаких нет, все, что нужно, само выскакивает. Хотя, это, наверное, и плохо. Даже хуже, чем день изо дня о хлебе насущном думать.
– Вот-вот, такой философией ты меня из себя и выводишь. Живи и радуйся, что по улице можно спокойно пройти, что о детях волноваться не надо – никто не украдет, не изнасилует. Играй в свой паршивый футбол, но и мне внимание уделяй. Так нет же, Брюзжишь и брюзжишь!
– Когда футбол с утра до вечера гоняешь, ибо больше заняться нечем, он действительно паршивым становится. Да и за детей лишь до поры, до времени можно не волноваться, пока они не подрастут и в дикое поле не убегут смерти навстречу. Неужели ты не понимаешь, что мы подопытные кролики под стеклянным колпаком, что нас насильно от России оторвали и исследуют во имя неведомых нам целей.
– Да провались ты со своей Россией!
– Не стоит так говорить, Таня, – сказал я, едва сдерживаясь, – ты же мне ниже пояса бьешь. А это нечестно.
– Фанатик! – вздохнула Татьяна. – Ну что тебе Россия? Грязь на улицах, озлобленные лица, нищета.
– Нет, – возразил я, – это дом, в котором ты вырос, школа, в которой учился, друзья и родные. Это – память поколений.
– Хорошо, я не буду трогать твои чувства. Но, наверное, трудно жить одним прошлым, и не свихнуться при этом.
– Свихнусь – перестану страдать, – сказал я, – но перед тем попытаюсь дорогу домой найти.
– И детей бросишь?
– С собой возьму. И тебя тоже.
– Нет! – снова перешла на крик Татьяна, – Я еще с ума не сошла! Слышать о твоей паршивой России не желаю!
– Тварь ты! – вырвалось у меня помимо воли.
Я снова выскочил из дома и, перепрыгнув через забор, так как дети все еще загораживали калитку, побежал по улице.
– Папа! Папа! – закричала мне вслед Маринка, но я даже не обернулся.
Я летел сам не зная куда, пока не оказался перед домом старосты. Тогда я вломился в его сад и бросился ничком в полынь-траву. Я жадно вдыхал горький, знакомый с детства запах и пытался успокоиться. Но – куда там. Дикая злоба переполняла все мое существо и заставила, в конце-концов, вскочить на ноги и устремиться в заросли крапивы.. Я рвал ее голыми руками, и с каким-то мазохистким удовольствием чувствовал, что они покрываются сплошными волдырями.
Может достаточно? – услышал я вдруг голос Михаила Петровича.
– Достаточно! – согласился я, и, схватив изумленного старика за бороду, потащил его за собой, в его же дом.
– Где у Вас синтезатор? – спросил я, когда мы вошли в прихожую.
– На кухне. – ответил Михаил Петрович совершенно обалдевшим голосом. – Вон она, в конце коридора. Отпусти бороду-то!
– На кухне, – проворчал я, – все у Вас не как у людей!
Бороду старосты я, конечно, отпустил, а сам быстрым шагом двинулся в указанном направлении. Синтезатор действительно стоял на кухне в левом углу, рядом с окном. А справа красовалась настоящая русская печь.
– Кухня! – продолжал я ворчать. – Зачем она Вам только нужна?
Я нажал на кнопку синтезатора и грубо потребовал построить мне в саду у старосты деревянную избу.
«Только с разрешения хозяина» – засветилась надпись на экране.
– Разрешайте, а то бороду оторву! – гаркнул я на Михаила Петровича.
– Разрешаю. – с усмешкой сказал он. – Но не потому что за бороду боюсь. Тебя, дурака, жалко.
Я не обратил внимания на замечание старосты и стал «утрясать» с синтезатором проект. И минут через десять небольшая избушка стояла уже в середине сада. Я тут же бросился вон из дома и, вбежав в свое новое жилище, запер за собой дверь. Под окошком, как я и заказывал, стояли деревянные нары, посередине комнаты стол и пара стульев, а справа небольшой шкаф. Однако рядом со шкафом нагло торчал совсем маленький, но, несомненно, действующий синтезатор. Первым моим порывом было – раздолбать его вдребезги, дабы ничего здесь не напоминало о Хозяевах. Но, подумав как следует, я решил не делать глупостей. А в моей голове зашевелились новые мысли.
– Если спиртного мне не получить, – думал я, – а выпить хочется, то, может быть, дрожжи заказать. А уж брагу поставить, да самогон нагнать – дело плевое.
– Я тут же надавил на кнопку и потребовал дрожжей, но, увы… Вместо заказанного продукта на экране появилось чье-то лицо, очевидно одного из Хозяев, ибо, хотя и было оно земного, даже европейского типа, но вместе с тем присутствовало в нем нечто такое, что сразу отличало его от землянина. Это «нечто» было неуловимо глазом, но осязаемо, я бы сказал, разумом.
– Здравствуй, Михаил! – довольно любезно и на чистом русском языке сказал незнакомец.
– Шел бы ты, знаешь куда! – огрызнулся я.
– Мое имя Ингер, – сообщил незнакомец, не обращая внимания на мою грубость, – мы заинтересовались твоей неадекватной реакцией на происходящее, поэтому…
– Решили провести со мной дополнительный эксперимент. – закончил я за него.
– Поэтому сочли возможным пойти на прямой контакт.
– Во имя чего?
– Во имя тебя. Не думай, что мы способны моделировать любые ситуации и проводить любые действия с пространством и временем. Мы, может быть, в большей степени плывем по течению, чем вы, не ведающие истинного смысла происходящего. Поэтому, если вы, земляне – белые мыши, то и мы в таком же положении.
– Дешевая демагогия, – возразил я, – если вы в курсе событий, значит не белые мыши. Не может белая мышь осознавать, чем она на самом деле является.
– Тогда и ты, по тем же причинам, не белая мышь.
– Но в отличие от вас я не знаю ни целей, ни смысла эксперимента. Я лишь осознаю свое положение, и не более…Ну, хорошо, пусть мы не белые мыши, а в меру разумные существа, на которых, тем не менее, ставят опыты. А на вас ставят опыты? Вас лишают Родины? Нет, это вы делаете над нами. Поэтому вы – палачи, а мы – жертвы.
– Не говори глупостей! – человек на экране, казалось, рассердился. – Ты просто не знаешь всего…
– Так расскажи.
– Нет. Знания бывают опаснее неведения. А смысл своего бытия каждый должен постичь сам. Скажу лишь, что не мы экспериментируем над вами, а сама вселенная распорядилась вашими судьбами.
– Тогда при чем здесь вы?
– Так ведь вселенная и нашими судьбами распоряжается.
– Ты, однако, мастер лапшу на уши вешать. В государственной думу тебе бы цены не было.
– Каждый должен быть на своем месте.
– Вот именно! – воскликнул я. – Это ты правильно подметил. Мое место на Земле, равно, как твое…Как ваша планета называется?
– Зэта.
– Ага. Твое место на Зэте.
– Не спорю. Но твое место не на Земле.
– Почему же так?
– Судьба.
– Господи! – схватился я за голову. – Зачем ты только появился на этом экране? Чтобы самому ничего не сказав, исследовать мою психику?
– Ты опять возвращаешься к ложной предпосылке о белых мышах.
– А ты ничем не доказал ложность этой предпосылки.
– Доказывать что либо – не моя задача.
– А какова твоя задача?
– По отношению к кому?
– По отношению ко мне.
– Никакой.
– Так какого же черта?!... Нет, сейчас я разобью этот экран!
– Реакция варвара. – сказал Ингер, слегка сощурив глаза.
– Вот уже и выводы делаем! – обрадовался я. – А знаешь, любое мыслящее существо можно не только варваром сделать, но и до совершенно скотского состояния довести. Этим у нас нацисты в концлагерях занимались. Они не ваши братья?
– Михаил, ты слишком импульсивен, – вздохнул Ингер и посмотрел направо. Там, очевидно, находился еще кто-то, невидимый на экране, – ты, конечно, понимаешь, что неоднократно оскорблял меня, а в моем лице и весь народ Зэты. Но, если я стараюсь не обращать внимания на твое поведение, значит я не нацист. Согласен?
– Нет, не согласен, – ответил я, хотя и осознавал в душе несправедливость своих слов, – палач может позволить себе поиграть со своей жертвой.
– Ну, хорошо. Думай, как хочешь. Вернее, говори, что хочешь, ибо, как и у всех малоцивилизованных народов, мысли твои зачастую расходятся со словами. Твои эмоции доминируют над разумом, и это не позволяет нам вести равноценный диалог.
– Действительно, о каком диалоге может идти речь, – согласился я, – ты, знающее себе цену сверхсущество, а я – убогое ничтожество, которое можно безнаказанно водить за нос.
– Чем мы водим тебя за нос?
– Липовой возможностью вернуться на Землю, хотя бы.
– Такая возможность есть, но не надо спрашивать – как. У тебя должно хватить ума догадаться самому.
– Почему же до меня никто не догадывался?
– Догадывались. Возвращались. Одним словом – все в твоих руках.
– Если я догадаюсь, то смогу ли взять с собой детей?
– Нет, это невозможно.
– Что и требовалось доказать! – с горечью сказал я. – Это самое подлое, что можно сотворить с человеком – заставить его разрываться на части между домом и детьми!
– Так распорядилась судьба.
– Не надо сваливать на судьбу свои художества.
– Опять сказка про белого бычка начинается. – сказал Ингер и отключился.
Тогда я снова надавил на кнопку и во второй раз потребовал дрожжей, не надеясь, впрочем, что получу их. Так и оказалось. Только вместо лаконичной надписи «запрещено» на экране появился кукиш, а на подставке около монитора материолизовалась брошюра о вреде пьянства. Видно задел-таки я Хозяев за живое так, что и они из себя вышли.
Выругавшись на чем свет стоит, я развалился на нарах брюхом кверху и заложил руки за голову. Так и буду спать – без одеял и подушек, на голых досках, по системе Йогов.Но что же, все-таки у нас получается? Хозяева сами подопытные кролики? Трудно поверить, но все возможно. А, впрочем, какая разница, кто нашими жизнями распоряжается – сами боссы, или надсмотрщики…Ладно, сплю, стемнело давно.