"Лорд Хаоса"*Без памяти 4*

День второй

4

Меня разбудили. Кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Недовольно промычав, я перевернулся с живота на спину и приоткрыл глаза. Надо мной стояла пожилая женщина в белом чепчике .

- Руку дайте, молодой человек. – вежливо попросила она.

Еще сонный, я протянул ей правую руку. Запахло спиртом, пальца коснулось что-то мокрое и холодное, через мгновение его пронзила боль. От неожиданности я  проснулся и приподнял голову. Женщина собирала кровь из проколотого пальца в стеклянную трубку. Кровь на сахар и общий анализ, пронеслось у меня в голове, и я расслабился. Я уже знал, что это стандартные процедуры, при поступлении и при выписке. Но меня это мало волновало. Обычные исследования не могли раскрыть никаких особенностей организма, если у меня таковые имелись. Опасность могли представлять более глубокие и специализированные исследования с использованием современных технологий. Современные технологии. Я примерно имел понятие этих слов, но, несмотря на это, они казались мне чужими. Я снова почувствовал мокрую вату на своем пальце, что означало окончание сбора крови. Приподняв голову, я доброжелательно улыбнулся и поблагодарил лаборантку за оказанную услугу.

Снова оставшись в одиночестве, я задумался о целесообразности возобновления сна, но его как рукой сняло. Потянувшись, я резко сел на кровати. Небо за окном окрасили первые ноты восходящего солнца. Рассвет. Желтый мягкий свет отражался от белых стен, заполняя все помещение. Кажется, я потерял счет времени, если имел таковой с момента моего пробуждения. Пробуждение. Это слово вызвало внутри вспышку приятного тепла, разлившегося по всему телу. В голове было ясно, но тяжелые веки, так и норовили опуститься, не желая открыть взору новый день. Что он мог принести, я не знал. Не в моих силах было планировать что-либо, поскольку играл я по чужим правилам и на чужой территории.

Больница. Это другой мир, куда попадают не от хорошей жизни. Но и тут она лучше не становится. Люди, работающие тут, быть может, и стараются блага ради, но это мало что меняет. Свои правила, свой распорядок дня, свой ритм жизни. Все это сказывается на каждом, не зависимо от его возраста и положения в обществе. Иногда чувствуешь себя просто в ловушке…

Другой мир. Другие правила и законы. Эти слова нашли болезненный отклик в душе. Печаль легкой вуалью накрыла мое существо, погружая в глубокое раздумье.

Дверь тихо открылась, и в палату вошла Вика с подносом в руках.

- Доброе утро. – улыбнулась она, подойдя к кровати и поставив поднос на тумбочку.

- Доброе. – тихо отозвался я, но подняв глаза, сразу расплылся в улыбке.

Наверное, со стороны я выглядел полным идиотом, но ничего не мог с собой поделать. Создавалось впечатление, что организм реагировал на появление этой девушки не зависимо от моего сознания и жил сам по себе. А может это подсознание, не посоветовавшись с разумом, овладевало ситуацией. Как бы то ни было, результат сказывался на лице.

- Как спалось? – спросила Вика, натягивая на тонкие пальцы резиновые перчатки.

- Как младенцу. – отозвался я, просто наслаждаясь ее присутствием.

- Это хорошо. – она посмотрела на меня своими большими голубыми глазами. – Приляг, мне нужно кровь у тебя взять.

- Снова? – изумился я, но послушно лег. – У вас тут, случаем, не общество гуманных вампиров?

- Возможно. – рассмеялась Вика, затягивая руку жгутом выше локтя.

Игла пронзила кожу, холодом проскальзывая по вене, до самого основания. Внутри все передернулось не столько от неприятных ощущений, сколько от вторжения постороннего предмета в тело. Вика не спеша набирала в шприц густую темную кровь, от вида которой у меня возникли неприятные ощущения в районе желудка, и запершило в горле. Я поспешно отвел взгляд от шприца, всеми силами стараясь подавить возникшее ощущение, которое не имело ничего общего с тошнотой, а скорее напоминало голод.

Тем временем, Вика вынула иглу и приложила вату к месту укола. Я облегченно выдохнул и согнул руку. Эта процедура скорее походила на пытки, несмотря на то, что было совсем не больно. Больше всего настораживали возникшие ощущения от вида крови и неясные образы, мелькнувшие перед глазами на доли секунды. Внутри снова все сжалось. Казалось, сердце выскочило наружу и било по вискам барабанной дробью. Из дурноты меня вывело легкое прикосновение теплой руки.

- Все нормально? Голова не кружится? – раздался тихий голос.

- Все хорошо. – отозвался я, снова улыбаясь.

- Полежи немного, на всякий случай. – Вика положила шприц на поднос и стянула с рук перчатки. – Ходить по отделению все равно не положено, так что отдыхай до завтрака.

- Да, покушать было бы не лишним. – признался я, отгоняя остатки дурноты. – Завтрак с доставкой в кровать?

- До тумбочки. – рассмеялась девушка и, забрав поднос, вышла из палаты.

Откинувшись на подушку, я закрыл глаза. Внезапная слабость овладела всем телом. Глаза сами собой закрылись, погружая меня в беспокойный тяжелый сон…

…Необыкновенно темное небо низко свисало над головой. Тяжелый воздух разрывал легкие, не давая нормально дышать. Все вокруг полыхало огненными вспышками и расплывалось едким черным дымом. Крики и вопли перекрывали звуки взрывов и воя пламени, пожиравшего все на своем пути. Где-то вдалеке бежали люди, спасаясь от взрывной волны. Но бежать было некуда. Огненное кольцо отрезало их от остального мира, и сужалось с каждым всполохом пламени. Крики становились все громче и отчаяннее, пока не превратились в непрерывную какофонию. Я зажимал уши руками, но это не спасало. Мимо пробегали люди, спотыкаясь и падая на выжженную землю. Кто-то уже не поднимался. Казалось, меня никто не замечал, но я был там! Я видел, как круг становился все уже, и подбирался ко мне. Вжавшись в землю и прикрыв лицо грязными ладошками, я был не в силах двигаться. Я боялся. Я был таким маленьким и беззащитным... Ребенком.  Жар от огненной непреодолимой стены с каждой секундой становился все невыносимее, через мгновение огонь начал лизать босые ноги. Я дрожал всем телом, не имея возможности пошевелиться, от сковавшего меня ужаса и болезненного ощущения в груди. Нет, я не задыхался, но казалось, начинал гореть изнутри. Огонь, разрастающийся внутри, был куда сильнее и свирепее того, что уничтожал людей. Он разрывал меня изнутри, не находя выхода! Я не сразу понял, что стена словно отступает и тухнет с каждой секундой, оставляя после себя обожженную землю. Не сразу понял, что собственный вопль перекрывает все остальные звуки. Не сразу понял, что внутренний огонь вырвался наружу…

Я резко открыл глаза и вскочил на кровати, обливаясь холодным потом. Меня колотило изнутри, и я все еще ощущал живой огонь на теле. Сердце бешено колотилось, закладывая уши и застилая глаза пеленой. Что это было? Воспоминания или больная фантазия? Реальность или дурной сон? Я не знал ответ на этот вопрос. Мысли путались, сменяя одна другую, снова и снова прокручивая сюжет этого непонятного сна. Почему полыхала земля? Почему я был там? Почему я был ребенком? И почему огонь начал отступать, когда я сам начал полыхать? И почему это случилось? Неужели,  это были воспоминания из детства…

Голова пошла кругом, и я снова упал на подушку, оказавшейся горячей и мокрой. Спутанные волосы прилипли к мокрому лицу, закрывая глаза, из которых текли слезы. Их словно разъедал едкий дым из кошмара. Волна страха захватила все мое существо, но мгновенно исчезла, поглощенная невозмутимым спокойствием и холодностью. Глубоко вдохнув полной грудью, прогоняя остатки наваждения, я провел ладонями по лицу, убирая влажные волосы, закрыл глаза и погрузился в приятное расслабление. Внутренний голос что-то мурлыкал на, понятном только ему языке, будто убаюкивая меня. Мелодия, еле улавливаемая и тихая, казалась знакомой, даже родной, но такой далекой. Покорившись неземной мелодии, я окончательно расслабился и снова уснул.

Проснуться сегодня самому, видимо, была не судьба. Чья-то небольшая рука поглаживала меня по плечу, осторожно, но настойчиво. К моей радости, на этот раз меня будила не очередная лаборантка, а мой чудный ангел. Она так же, как и утром, улыбалась и, словно, светилась изнутри, подобно светлячку.

- Завтрак с доставкой до тумбочки. – посмеиваясь, сказала она и указала на тумбочку, на которой стоял поднос.

- Как нельзя кстати! Завтрак! – обрадовался я, садясь на кровати.

На плоской тарелке небольшой кучкой лежало что-то белесое неоднородное и склизкое, но пахло вполне приятно. Недоверчиво посмотрев в сторону Вики и поймав ее ободряющий взгляд, я принялся за трапезу. На вкус каша оказалась куда приятнее, чем на внешний вид. Сдобренная кусочком батона с маслом и сыром, она превратилась в полноценный завтрак, венчал который стакан сладкого какао. Допив приятный напиток и поставив пустой стакан на поднос, я удовлетворенно вздохнул. Теперь, пребывание в стенах этого заведения, казалось мне не таким уж зловещим. По крайней мере, кормят, что уже имело свои преимущества.

- Хороший у тебя аппетит. – улыбнулась Вика, присаживаясь на край кровати. – Даже как-то непривычно.

Я прекрасно понимал ее. В этом отделении редко кто мог отличиться желанием плотно покушать, поскольку многие прибывали на грани жизни и смерти. Может поэтому Вика обратила на меня внимание? Наверняка тоскливо работать в месте, где тебя окружают безмолвно лежащие пациенты, и, кроме постоянного персонала, больше не с кем поговорить. И с графиком работы медсестер, остается совсем мало времени на жизнь вне больницы.

- Покушать всегда приятно. – ответил я, а потом неожиданно добавил, проведя рукой по волосам. – Хорошо, но мало…

- Однозначно идешь на поправку! – засмеялась Вика, поднимаясь с кровати. – Постараюсь еще порцию найти для тебя.

- О, это было бы просто замечательно! Я перед тобой в долгу. – склонив голову ответил я.

- Перестань, это самое меньшее, что я могу сделать. – отмахнулась она и, подхватив поднос, вышла из палаты.

Я не переставал восхищаться этой девушкой! На вид ей было не больше 20 лет, а светлость ее взгляда и энтузиазм говорил о том, что она совсем недавно работает медсестрой. Скорее всего, она только закончила колледж  и еще не сталкивалась с трудностями этой профессии в полной мере. Недовольные больные, озлобленные родственники, строгое начальство, все это чудом обходило ее стороной.

Родственники. Почему-то мысль о них посетила только сейчас. По сути, родственники должны быть у каждого, за редким исключением. Может они есть и у меня? Эта мысль немного воодушевила меня, подняв настроение. Встав с кровати, я решил немого размяться, пока была такая возможность.

Пройдясь по прохладному полу босыми ногами, я подошел к окну. Организм взбодрился, скинув с себя остатки сна. За окном кипела жизнь. Мелкие птицы сновали между ветвей деревьев и громко переговаривались между собой на своем причудливом языке. Внизу на свежем газоне и по аккуратным тропинкам  лениво прогуливались голуби в поиске пропитания. Хотя не думаю, что это составляло для них проблему на территории больницы. Добросердечные сотрудники и пациенты подкармливали этих пернатых остатками хлеба и семечками. А за высокой чугунной оградой больничного комплекса начиналась уже другая, более активная жизнь. Колонны транспорта лениво тянулись по широкой дороге в обе стороны. Огромные автобусы и небольшие маршрутки, до отказа набитые пассажирами – вот он, час пик! Люди спешили на свои рабочие места, кто-то торопился на учебу, умело лавируя между машинами, стоявшими в многокилометровой пробке. Прелести современного мира и большого города.

Создавалось впечатление, что все новшества, современные технологии и машиностроение, предназначенные изначально для облегчения жизни человеку, создавали еще больше проблем. Современный человек уже не мог представить себе жизнь без электричества, водопровода, интернета и сотового телефона. Человек напрямую зависел от этих вещей, сбой в работе которых, приводил порой к трагедиям. Было бы все это забавно, если бы не было столь печальным.

Мир менялся, но все же были вещи, неизменные веками. Жажда власти и больших денег. О, алчность человечества не имеет границ. Мировые войны по завоеванию территорий, махинации по отмыванию денег и их хищения из бюджетов целых стран, повышение налогов и пенсионного возраста, и все только с одной целью – личного обогащения. Цивилизованный мир, в котором человеческая жизнь ничего не стоит. Мир, в котором все решают деньги, а призвания и таланты прозябают в ожидании своего часа, но, так и не дождавшись, канут в Лету.

Голос моего надзирателя мгновенно выдернул меня из раздумий.

- Смотрю, ты уже на ногах.

Обернувшись на его голос, я увидел своего врача в дверном проеме, а позади него мелькала Вика с подносом дополнительного завтрака. Ответить мне не удалось, поскольку Анатолич сразу перешел к делу.

- Ложись. – скомандовал он, подходя к кровати.

Я послушно лег на кровать и морально приготовился к осмотру. Анатолич обернул мою руку манжетой и принялся мерить давление. Вика тем временем, аккуратно поставила поднос на тумбочку и отошла в сторону, в ожидании указаний. Анатолич, закончив мерить давление, пощупал пульс и, удовлетворенно кивнув самому себе, свернул свое оборудование. Посмотрев на наручные часы, он командным голос объявил.

- Через двадцать минут придет зав.кардиологией, чтобы все было в лучшем виде. – с этими словами, Анатолич развернулся и вышел из палаты.

Его последние слова, видимо, были адресованы нам обоим. Вика устало вздохнула и присела на край кровати. Несмотря на ее улыбку, было видно, что она изрядно устала после ночной смены и нуждалась в отдыхе. Не проронив ни слова, я принялся уплетать вторую порцию завтрака, уже немного остывшего, но не потерявшего вкусовые качества. Вика с интересом наблюдала за мной, внутренне ликуя, что я сам подношу ложку ко рту, и меня не нужно кормить, как годовалого ребенка. Собственно, не только ее радовал этот факт. Я осушил стакан какао и поставил его на поднос.

Вика с небольшой задержкой поднялась с кровати, чтобы забрать поднос. Каждое ее движение было легким и изящным, что внешне делало ее еще более хрупкой, чем она была на самом деле. В ней был очень сильный стержень, который было сложно разглядеть за внешней уязвимостью и беззащитностью. Может именно поэтому и возникало непреодолимое желание защитить ее, укрыть от всех невзгод и опасностей этого жестокого мира…

- Тебе лучше лежать к приходу врачей. – тихо сказала Вика. – У тебя сегодня напряженный день, все светила нашей больницы будут у тебя.

- Я почему-то и не сомневался. – потирая виски отозвался я. – Спасибо, что предупредила.

- Да не за что. – Вика улыбнулась в ответ и собралась уходить.

- Вика. – окликнул я ее. – А меня никто не искал? Родственники, друзья? Может, кто звонил? -  с надеждой спросил я, в очередной раз, откидывая пряди непослушных волос назад.

- Насколько я знаю, нет. – печально отозвалась она. – На скорой тебя одного привезли, без сопровождающего. Но ты не переживай, тебя найдут, это только вопрос времени. – ободряюще закончила она.

Я просто улыбнулся в ответ, и она выпорхнула из палаты.

Напряженный день и около получаса до начала обхода. Если объявлялось точное время прихода врача, то можно было смело прибавлять полчаса, а то и час, и расслабиться. Вытянувшись на кровати и заложив руки за голову, я уставился на потолок.

Новость о том, что меня никто не искал, давала пищу для размышления. Если не нашли в течение суток, значит жил я один и с соседями, либо отношения были не очень хорошие, либо не настолько близкие, что бы те знали родителей, если таковые имелись. Друзья, сокурсники или коллеги по работе могли и не сразу спохватиться о моей пропаже, и надежда на них была небольшой. Что ж, оставалось только уповать на милость случая или очередного чуда. И оно не заставило себя долго ждать.

Дверь с шумом открылась, и в палату вошла пожилая женщина в цветастом халате с ведром и шваброй в руках. Меня привел в недоумение тот факт, что уборщица была столь преклонного возраста, в то время, как основной персонал состоял из молоденьких девушек, которые с большей легкостью справились бы с работой санитарки. Впрочем, какая молодая особа станет утруждать себя подобной работой, когда можно тихо сидеть за столом, возиться с бумажками и не поднимать ничего, тяжелее бокала с кофе. И насколько я мог понять, подобного рода ситуации были приняты повсеместно и были в порядке вещей.

Из уважения к пожилому человеку, я поднялся и сел на кровати. Заметив движение, женщина поставила ведро и посмотрела на меня. Ее лицо мгновенно озарила наидобрейшая улыбка.

- Витенька, боже мой! – воскликнула она, радостно хлопнув руками. – Ты уже сидишь. Вчера я тебя еще в бинтах видела. Поглянь ка, красавец какой! – затараторила женщина.

Казалось, радости и счастью ее, не было предела. Можно было подумать, что я ее родной сын, вернувшийся с того света. На доли секунды меня охватил приступ отвращения, но в этот момент мне открылся внутренний мир этой пожилой женщины.

Всю жизнь она проработала воспитателем в детском саду. Дети были смыслом ее жизни, стимулом для ее продолжения, поскольку, своих она иметь не могла. Она видела, как росли и вырастали ее воспитанники. Она видела, как некоторые поднимались по жизни, а некоторые падали настолько низко, что уже не вставали. Бесконечная любовь к детям делала ее сильной и слабой, настолько, насколько это можно было себе представить. Переживания сделали из нее больного человека, который уже не мог работать с детьми. Спасением стал племянник, который приехал учиться и несколько лет жил с ней. Но настало время, когда и он покинул женщину, ставшую вновь одинокой и никому не нужной… Возможность заботиться о тяжелобольных, представлялась ей лучшим, что могла предоставить ей судьба на старости лет. Она переживала за каждого больного, как за родного и не могла иначе.

 - Ой, я же тебе кое-что принесла. – спохватилась она и поспешно вышла из палаты.

Болезненное чувство любви и сострадания наполнили мою душу, и я просто не мог представить, как можно было отказаться от такой заботы, выраженной в банальных мелочах. Хотя, бывало и такое, грубые выражения и резкие отказы очень больно задевали эту женщину. Тетя Надя – мать Тереза, так ее называли врачи и медсестры.

Тетя Надя появилась в дверях с черным пакетом в руках. Подойдя к кровати, она начала вынимать его содержимое, аккуратно раскладывая его на кровати.

- Вот, Витенька. – начала она. – Твоя одежда в негодность пришла, я вот тебе футболочку и штанишки принесла, еще от моего племянника остались. Он у меня тоже высокий и худенький был. – засмеялась она, разглаживая руками футболку.

Черная футболка и темные потертые джинсы выглядели очень даже хорошо. От одежды исходил приятный запах стирального порошка и тепло, с которым тетя Надя собирала ее для меня.

- Спасибо большое! Моя благодарность не знает границ! – восхитился я.

- Да что ты, сынок. – расчувствовалась женщина. – Ты у нас чудо такое. Сколько тут работаю, ни разу такого не было! Сплошные чудеса творятся, ей богу!

Я хотел было уточнить, какое еще чудо произошло, но моя способность меня опередила. Перед внутренним взором встала картина. Девушка, с волосами красного дерева сидела на кровати и улыбалась. Рядом с ней толпились врачи, засыпая ее вопросами. Анатолич в недоумении смотрел на показатели приборов, после чего, схватившись за голову, вылетел из палаты. Девушка, это была та самая девушка, у которой отказывало сердце. Та самая, в палату которой я вчера ворвался по пути в душ!

От одной только мысли, что ее чудесное выздоровление как то связано с моим визитом и непонятными манипуляциями, у меня перехватило дыхание. Всеми силами скрывая свое состояние, я успокоил дыхание и снова посмотрел на женщину, но ничего ответить не смог. Не заметив моего изменения в лице, тетя Надя продолжила.

- Паспорт твой и кеды я тебе в тумбочку положила, а вот одежку спасти не удалось.

- Паспорт? – переспросил я, на автомате спрыгнув с кровати и открыв дверку тумбочки.

На нижней полке в прозрачном пакете лежала пара кед. На верхней полочке одиноко покоился потрепанный паспорт. Схватив его, я открыл первые страницы. На розоватых листках черными печатными буквами зияли фамилия имя и отчество с датой рождения, там же лежал свернутый в несколько раз, страховой полис. Первым делом я прочитал данные в паспорте. Зарубкин Виктор Михайлович 19-ти лет. Не поверив глазам, я еще раз посмотрел на дату рождения. Все же я не ошибся, мне на самом деле было 19, по крайней мере, по паспорту. Развернув полис и ознакомившись с его содержанием, у меня начала складываться более-менее понятная картина моего загадочного прошлого. Судя по полису, я был безработным, из чего можно было предположить, что я, возможно, был студентом. Перелистнув еще пару страниц, я наткнулся на адрес прописки и фактического места жительства. Внутренне ликуя, я уже было хотел закрыть паспорт, но страницы сами перелистнулись на самый конец документа, открывая моему взору несколько тысячных купюр заложенных в края обложки. Выходит, я был еще и при деньгах. Это было уже совсем хорошо. Расплывшись в улыбке, я закрыл паспорт и положил его обратно в тумбочку.

- Тетя Надя, спасибо. – искренне признался я. – Даже не знаю, как Вас отблагодарить!

Женщина задорно рассмеялась, даже не обратив внимания на то, что я назвал ее по имени, хотя она мне его не говорила.

- Выздоравливай поскорее и возвращайся домой.

- Да, домой. – эхом отозвался я. – Еще бы дорогу найти до него, родимого.

- Ты что же, не помнишь, где живешь? – изумилась она.

- Помню, конечно. – широко улыбнувшись, соврал я. – Только я ни разу в этой больнице не был, и понятия не имею, как до дома добраться.

Тетя Надя, потребовав назвать свой адрес, обстоятельно рассказала, как и на чем мне доехать до нужного района, в котором я проживал. Номера автобусов и маршруток мне мало о чем говорили, но зрительная память женщины открыла полную красочную карту маршрута. В который раз порадовавшись своей необычной способностью, я уже знал, куда мне направить свои стопы при первой же возможности. И что-то подсказывало мне, что появится она в скором времени.

- Витенька, ты только одежду убери в тумбочку. – настороженно сказала тетя Надя. – Не положено у нас тут личные вещи раскладывать. Стерильно все должно быть. – продолжала она, наматывая тряпку на швабру.

Быстро сложив одежду обратно в пакет и положив ее на нижнюю полку тумбочки, я с ногами забрался на кровать, чтобы не мешать добропорядочной блюстительнице чистоты. Тетя Надя ловко окунула тряпку в ведро и принялась мыть пол. Немного полноватая и небольшого роста, она была весьма подвижной, а учитывая ее возраст, который перешел за 60, было просто невозможно не восхититься активностью этой женщины. Она светилась голубоватым, немного поблекшим, но при этом очень приятным и теплым, светом. На ее морщинистом лице всегда было доброжелательное выражение, которое крайне редко можно было увидеть у других санитарок. Внутренний голос язвительно отметил, что мне крупно повезло на таких людей, имея в виду тетю Надю и Вику.

Вика. От одного упоминания о ней, внутри разливалось приятное тепло. На мгновение меня испугала подобная привязанность к этой девушке, но тут же нашлось множество причин, что бы попросту отмахнуться от подобной мысли. Было в этой девушке что-то притягательное и обворожительное, и речь тут шла совсем не о внешности. Внутренний огонь, горевший в ее глазах, затмевал все.

Гул голосов резко вырвал меня из глубочайших раздумий. Посмотрев в окно, выходящее в коридор, я увидел группу врачей, что-то бурно обсуждающую. Зрение мгновенно переключилось в режим сканирования, что позволило посмотреть на этих людей другими глазами. За вспышками от бурных и эмоциональных высказываний, мне не удавалось уловить ни одного цельного образа. Красочные вспышки смешивались в единый поток, ползущий по всему коридору. Петушиные бои, пронеслось в голове, и я чуть было не рассмеялся. Все это было очень забавно наблюдать. После недолгих дебатов, группа начала расходиться, и поток, лишенный подпитки, стал потихоньку рассасываться.

Две женщины, одна из которых держала в руках большой чемодан, направились к моей палате. Тетя Надя как раз, уже заканчивала домывать пол, вытирая остатки воды выжатой тряпкой. Дверь тихо открылась, и на пороге появилась дама в белом халате и очках на кончике носа. Не сказав ни слова, она отступила назад, выпуская санитарку с ведром. Тетя Надя мельком глянула в мою сторону и скрылась за дверью. Дама с важным видом первой вошла в палату, следом за ней зашла молодая девушка с чемоданом. Зав.кардиологией, догадался я. Сев, ближе к изголовью кровати и вытянув ноги, я натянул на лицо приветливую улыбку. Началось хождение по мукам, прошипел внутренний голос, и я не мог с ним не согласиться.

Дама, деловито прошла к моей кровати, цокая каблуками по полу. По больничным правилам, сотрудники должны носить обувь на мягкой подошве, чтобы не создавать лишнего раздражающего шума, но, видимо, заведующих это не касалось или мало волновало.

- Виктор Михайлович? – немного хриплым голосом поинтересовалась заведующая.

- Да. – отозвался я, раздраженный ее вопросом.

Можно подумать, в палате находился еще кто-то, преимущественно мужского пола. Волна эмоций, исходившая от этой женщины, накрыла меня с головой. На мгновение показалось, что я задыхаюсь. Густая тина из смеси надменности, высокомерности и едкой злости, переходящей в тихий вопль одиночества и отчаяния, окутала меня с ног до головы. Она пробиралась все глубже и глубже, намереваясь поглотить все мое существо. Столь противного ощущения мне еще не приходилось испытывать. Я даже не успел подумать, как можно избавиться от этого наваждения, когда огонь, теплящийся в груди, полыхнул яркой вспышкой. До моего слуха донесся еле уловимый внутренним слухом звук, похожий на треск и шипение раскаленного масла на сковородке. В тоже мгновение перед глазами возник все тот же маленький мирок моей палаты.

Лариса Николаевна, так звали заведующую кардиологией, изучающе смотрела на меня, своими карими глазами, густо намазанными серебристыми тенями. Поспешно отведя  глаза, чтобы не встретиться с ней взглядами, я уставился на белую простынь. Девушка тем временем открыла свой чемоданчик и раскладывала аппаратуру с множеством проводов. В теории, я имел представление о том,  как работает этот аппарат, вполне безобидный и не нуждающийся в механических проникновениях в организм. Но, несмотря на это, внутри появилась вполне ощутимая неприязнь к предстоящему исследованию. Внутренний голос начал недовольно ворчать, порождая в голове посторонний шум, затрудняющий восприятие реальности, потому я не сразу расслышал сдержанно вежливую просьбу врача, принять горизонтальное положение.

От прикосновения холодного стетоскопа тело покрылось мурашками. Врач внимательно прислушивалась к биению моего сердца, но по выражению ее лица сложно было пронять, что она думает. Задав мне несколько дежурных вопросов о моем самочувствии и получив удовлетворяющие ее ответы, Лариса Николаевна отдала распоряжение своей помощнице. Девушка засуетилась, еще раз проверяя все провода, присоски и щипцы. Волна недовольства, поднятая внутренним голосом, нарастала, как снежный ком, с каждой секундой становясь все плотнее и ощутимее. Девушка прицепила щипцы на мои лодыжки и запястья, смочив их водой. Когда все присоски оказались на моей груди, я почувствовал, что в глазах начинает темнеть. Как в тумане я услышал щелчок и пронзительный скрежет, вперемешку с шуршанием.

Невыносимая боль молнией пронзила голову, словно тысячи игл одновременно вонзились в мозг. Внутренности сжимались под невыносимым давлением, меня просто выворачивало наизнанку. Я перестал чувствовать, сведенные судорогой, конечности, проваливаясь куда-то вниз, в темноту. Исчезли все звуки, запахи и какие-либо ощущения реальности. Я понимал, что заточен в неимоверно маленьком пространстве, пронизанном тончайшими иглами. Оно пульсировало, словно живое, и с каждым сокращением становилось все меньше, готовое поглотить меня без остатка. На мгновение мысли исчезли, уступая место чему-то большему, тому, что все это время теплилось глубоко внутри.

Маленькое светящееся зернышко среди кромешной темноты набухало плотным бутоном и, подобно цветку, распускалось множеством лепестков. Переливаясь мириадом цветов и оттенков, лепестки превращались в горящие лезвия, рассекающие колючую темноту. Оглушительный звон битого стекла и скрежет металла заполнили некогда плотное пространство. Оно то осыпалось мелкими осколками, то исчезало мутной дымкой, пропуская свет, идущий откуда-то сверху. Последний всплеск чистого света, исходящий от распустившегося цветка, стер последние границы, выпустив меня из заточения.

Совсем рядом раздался жуткий треск и женский визг. Я подскочил на кровати, напрочь забыв о присосках и проводах. Молодая девушка с ужасом в глазах стояла на другом конце палаты и смотрела на дымящийся аппарат. Розетка, к которой он был подключен, оплавилась и издавала жуткий запах паленой пластмассы. Время словно остановилось, обе женщины пребывали в состоянии шока  и полной каталепсии. Сорвав с себя все присоски и щипцы, я вскочил с кровати и метнулся в сторону окна. От неприятного запаха кружилась голова и завтрак, принесший столько удовольствия, изъявлял непреодолимое желание выпрыгнуть наружу. Сердце бешено колотилось в груди, затмевая глухим буханьем в ушах внутренний голос, срывающийся ни то на истерический крик, но то на визг. По телу мелкой рябью распространялось приятное успокаивающее тепло, ликуя, отзываясь на размеренную пульсацию в солнечном сплетении.

Краем глаза я заметил движение. Лариса Николаевна сорвалась с места и буквально вылетела из палаты. Я четко слышал удаляющийся стук ее каблуков. И потом все стихло. Я прислушался. Гробовая тишина начинала звенеть в ушах. И только тогда я почувствовал неописуемое спокойствие. Шум и покалывание, преследующие меня с момента пробуждения, исчезли и не давили на мозг. Зрение становилось более четким, мысли прояснялись, словно с головы сняли вуаль из иголок. Внутренний голос на мгновение затих, дав мне возможность ощутить себя полностью.

Казалось, я ощущал каждый миллиметр своего организма, каждый орган, бесперебойно работающий, как швейцарские часы. Ощущал движение крови по венам и приятное тепло, мягкими потоками текущее по своим, отдельным от крови, каналам, наполняя тело силой и бодростью. Ощущал витающие вокруг потоки другой, немного сумбурной и беспокойной, но при этом не менее приятной, энергии других живых существ и самого пространства, которое не ограничивалось стенами больничного комплекса. Перед внутренним взором открывался огромный, казалось, бесконечный мир, наполненный множеством эмоций и энергий, пребывающий в бесконечном движении и стремлении продолжать его, несмотря ни на что.

В одно мгновение это прекрасное видение погасло. Перед глазами появилась рябь и, в следующий момент, пространство ограничилось темной искрящейся дымкой. В голову снова ударило легкой колючей волной, затуманив глаза и заставив внутренности немного сжаться. Внутренний голос что-то недовольно пробурчал и замолк. Дверь в палату открылась, и до меня донесся взволнованный женский голос, приятный, хочу отметить.

- Тут все в порядке?

В дверном проеме стояла молодая медсестра в неприлично коротком белом халатике из-под которого немного выглядывала яркая зеленая юбочка. Ее ярко накрашенные карие глаза бегло пробежали по палате и остановились на мне. Я стоял, опершись на подоконник руками, и смотрел на нее не менее изучающим взглядом. Сочетание небольшого роста и аппетитных форм давало поразительный эффект, а ярко накрашенные глаза, немного большеватый рот и пухлые губы делали ее похожей на куклу. При этом ее смуглое овально лицо было весьма подвижным и живым. На нем мгновенно отражались все ее мысли, и не возникало нужды читать ее изнутри, однако меня все равно накрыло волной исходящих от нее эмоций. Ее удивление мгновенно сменилось интересом и, уже через несколько секунд, уступило место неприкрытому восхищению и более глубокому интересу, граничащему с вожделением. Я невольно поежился от столь резкого изменения ее чувств и отвел глаза.

- Что случилось? – подала голос, отошедшая от шока, помощница заведующей кардиологией.

- На подстанции наверное что-то случилось, во всем районе свет погас. -  отозвалась медсестра, с явной досадой, вынужденная отвести от меня взгляд. – Хорошо, резервная запитка сразу включилась.

В моей голове мгновенно пронеслась картина произошедшего, и в душу начали закрадываться некоторые подозрения. В памяти всплыли мгновения полнейшей тишины и безмятежности, и момент возобновления неприятного давящего фона и затуманивания в глазах. От быстрого и бурного потока мыслей потемнело в глазах и меня шатнуло в сторону, но я успел схватиться за подоконник. Ко мне на помощь поспешили обе девушки, бережно подхватив под руки.

- У него, наверное, шок. – предположила помощница заведующей. – Я начала кардиограмму делать, когда замкнуло.

- Хорошо, что живой остался! -  воскликнула медсестра. – Удар током - это вообще страшно!

Девушки довели меня до кровати и помогли лечь. По сути, я мог сделать это самостоятельно, но отказываться от помощи было бы неприлично. По их мнению, меня ударило током, после чего нормальный человек по любому должен прибывать в шоковом состоянии. Мне очень не хотелось их разочаровывать и еще раз подтверждать свою «ненормальность». Положив голову на подушку и прикрыв глаза, я несколько раз глубоко вдохнул, выравнивая сердцебиение.

- Как ты себя чувствуешь? – над самым ухом раздался голос медсестры.

- Немного голова кружится. – честно признался я, но глаза не открыл.

Она ободряюще похлопала меня по плечу, и пошла к двери. По шагам я понял, что ушли обе девушки, оставив сгоревший аппарат на тумбочке, все так же включенный в розетку. Когда дверь захлопнулась, я выждал еще некоторое время и встал с кровати. Меня очень интересовал аппарат. Внимательно изучив его внешне, я понял, что он умер, так же как и розетка, к которой он был подключен. Оплавления были воистину ужасающими. От некогда ровного белого корпуса розетки остались лишь темно-коричневые  подтеки. Рассматривая весь этот кошмар, я размышлял, почему могло такое случиться. Девушки говорили о какой-то аварии на подстанции, но разве могло это сотворить такое? Меня терзали сомнения на этот счет. Максимум, что могло произойти, это отключение электричества, но чтобы розетки оплавлялись, это очень врядли. Я не был электриком и не мог сказать с уверенностью, но все, же были в моем арсенале некоторые случаи, подобному этому. Перебирая воспоминания своего надзирателя, я наткнулся на один интересный случай из его жизни.

Разгребая чердак на своей даче, Анатолич нашел старый электрический самовар. Оттерев его от пыли и грязи, он решил проверить, работает ли тот или можно нести на свалку. Залив самовар водой, он торжественно воткнул вилку в розетку. Сначала ничего не происходило, но внезапно розетка начала искрить и уже через мгновение покрылась копотью, продолжая плеваться искрами, пока не выбило пробки. Анатолич с досадой смотрел на сгоревший самовар и громко матерился, залезая на табурет, чтобы добраться до счетчика.

Я еще раз посмотрел на оплавленную розетку, и страшная догадка осенила мою звенящую голову. В памяти всплыли ощущения от контакта с аппаратом, когда он начал работать, черпая энергию от электричества. Ярким ворохом пронеслись картины заточения в колючем пространстве и цветок, распускавшийся внутри меня, цветок, режущий и разгоняющий пульсирующее пространство. Я зажмурил глаза и упал на подушку. Меня колотило изнутри, спина стала влажной от холодного пота. Раз, за разом прокручивая воспоминания, я старался понять, как смог сделать это и что послужило тому причиной. В воспоминания вклинивались знания, полученные от Анатолича. Схемы приборов, принципы работы механизмов под воздействием электричества и все, что было связано с происшествием. Внутренний голос молчал, не подавая признаков присутствия, а я все силился понять – как? Минут через десять я почти выбился из сил. Голова гудела, мысли играли в чехарду, и в глазах начинало темнеть от перенапряжения. Я уже начинал подумывать, что не имею никакого отношения к отключению электричества во всем районе, когда перед внутренним взором возникло видение.

Я увидел множество разноцветных цветков, подобных тому, что расцветал внутри меня. Они свободно плыли по течению, созданному мягкой чистой энергией. Некоторые плыли парами, некоторые в отдалении от всех. Зрелище неимоверной красоты, от которого невозможно было оторвать взгляда. Идиллия, которой бы позавидовали сами Боги! Неожиданно течение остановилось, ударившись о мутную стену, испещренную множеством искр. Оглянувшись,  я увидел, что стена перекрыла все пути и вперед и назад. Цветки, метались из стороны в сторону, не находя выхода. Преграда становилась все агрессивнее и стремилась поглотить прекрасные цветы, уже начинавшие тускнеть и терять былую красоту. Я заметил, что стебли цветков, уходящие далеко в неизвестность становятся тоньше, и вот-вот порвутся. Искрящая дымка коснулась одного из цветков, и тот полыхнул множеством оттенков. Стебель его вновь стал плотным и полнотелым, а дымка рассеивалась, звеня, как разбитое стекло. Вспышка за вспышкой, дымка отступала от цветков, принимавших форму людей. Совсем близко от меня возникла девушка. Махнув рукой, она отогнала от себя искрящую дымку и, повернувшись ко мне, понимающе улыбнулась.

Вскочив на кровати, я огляделся. Видение исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив после себя четкое ощущение знания произошедшего. Электричество. Именно оно создавало эту мутную дымку, стремящуюся задушить меня. Она была повсюду. Она проникала сквозь любые стены, пронизывая пространство, витала высоко над землей, окутывала каждое живое существо. От нее нельзя спрятаться, нельзя избавиться, только противостоять внутренней силой, Цветком, дремлющим внутри. Я не понимал, почему она так агрессивна, но знал, что неподвластен ей!

Волна восхищения прокатилась по всему телу, достигнув апогея в районе солнечного сплетения, от которого захватывало дух и дыхание. Понимая, что так могу и задохнуться, я сделал несколько глубоких вдохов и немного успокоился. На смену ощущению превосходства над этой дрянью, мешающей нормально жить и дышать, начали приходить печальные мысли. Из-за моей попытки остаться свободным, могли пострадать невинные люди. Люди. Внутренний голос как-то по особенному повторил это слово, от чего мне стало немного не по себе. Я ведь тоже человек, пусть и немного не такой, но все же. На эту мысль в голове, словно, бомба взорвалась. От потока непонятных, но явно не лестных слов в свой адрес, закипали мозги. Через какое-то время внутренний голос утих, и вместо него осталось ощущение, что слово «человек», было не очень применимо к моей скромной персоне. Мысли потекли уже в другом русле. Оставив соображения о вреде, который я мог и еще могу принести ни в чем неповинным людям, мысли кучковались вокруг вопроса  - кто же я, если не человек? Чем отличаюсь? Первая мысль, которая меня посетила – Цветок.

Я ощущал приятное тепло в груди, и не на миг не сомневался, что это мой Цветок. Не сомневался, что он был неотъемлемой частью меня и, мне его очень не хватало все это время. Вместе с ощущениями некой целостности самого себя, внутри начали зреть определенные подозрения и опасения. Теперь я начинал понимать, почему внутренний голос так негативно отозвался на причисление меня к человеку. Я не являлся им по сути своей! Осознание этого поселило в душе толику страха, через мгновение сменившуюся диким восторгом. Кажется, я даже рассмеялся. Меня захлестнуло ощущение собственной силы и превосходства над остальными. Цветок внутри меня зашевелился и начал распускать лепестки.

Ощущение мира увеличилось многократно. Я мог почувствовать и увидеть дальше, чем позволяло человеческое зрение через окно больничной палаты. Перед взором открылся весь город. Я мог заглянуть в любое окно и увидеть, что там происходит, услышать, о чем говорят люди за закрытой дверью, почувствовать радость детей, катающихся на аттракционе в парке развлечений. Колючая электрическая дымка, съежившись, отступала перед моим взором, уползала подальше в укромные уголки. Для меня не существовало преград! Мне хотелось увидеть и почувствовать еще больше, и я начал подниматься еще выше, расширяя обзор. Но…

Резкая боль в голове, словно обрезала мне крылья и лишила зрения, вернув меня в пределы моего маленького мирка. Зажмурив глаза и сжав голову руками, я упал на подушку. Боль с каждой секундой набирала обороты, голова была готова разорваться изнутри. Сердце бешено колотилось, гоняя кровь вместе с болью. Она распространялась по всему телу с неимоверной скоростью. Меня ломало и выворачивало наизнанку. Яркая вспышка в голове лишила меня возможности видеть. Перед глазами плыла черная дымка, искажая все вокруг, но боль начала отступать. Я закрыл лицо руками и почувствовал что-то мокрое и теплое на ладонях. Кровь. Не в силах подняться, я завалился на бок и уткнулся лицом в подушку. Кровь продолжала течь из носа, мгновенно впитываясь в наволочку и перо. Намокшие волосы прилипли к лицу, раздражая кожу. На смену отступающей боли приходила тяжелая беспокойная темнота, сопротивляться которой у меня не было сил. Я сдался.