Помочь сайту
Поздравления
Окна во двор-колодец
29 января 2012 -
Марина Разумова
- ОКНА ВО ДВОР-КОЛОДЕЦ.
- Черный экран. Идут титры.
- Закадровый голос:
- - Представляешь, сегодня целый день в голове вертится странная легенда... Читал что-нибудь об этом.. Про болезнь сибирскую горячку.
- - Что еще за болезнь?
- На экране появляются двое молодых людей лет по двадцать. Они идут по 17-й линии Васильевского острова мимо Смоленского кладбища.
- - Да я сам толком не помню. Только что болеют ей будто бы в Сибири крестьяне, которые работают на полях. Представь, что ты крестьянин, живешь один - одинешенек и каждый день на своем поле горбатишься. А вокруг - никого. Куда ни взглянешь, везде горизонт -на севере, на востоке, на юге, на западе. И больше ничего. Каждый день ты видишь, как на востоке поднимается солнце, как проходит свой путь по небу и уходит на западе за горизонт и что-то в тебе рвется. Умирает. Ты бросаешь все и тупо устремляешься на запад…
- - Ну-ну, - слушающий усмехнувшись закуривает сигарету, щурится на красное заходящее
солнце, - слышишь, «философ», какой номер дома?
- Сейчас, - «философ» роется в карманах, достает смятую бумажку, - шестьдесят первый.
- А, это значит через дорогу.. Ну и чем эта болезнь заканчивается?
- Разумеется, смертью..
- Ну это кому как. Мне вот, совсем даже не разумеется. Почему смертью?
- Ты бредешь день за днем как одержимый - не ешь, не пьешь, пока не упадешь замертво.
Это и есть сибирская горячка. - Пришли, кажется сюда, - молодые люди входят в грязный обшарпанный подъезд, стены
которого исписаны матерными словами, «Зенит - чемпион» и т.п. - Ну и вонища, - говорит тот, который слушал, - сюда, наверное, все местные алкаши в
туалет ходят. Может ты еще раз к ректору сходишь? Ну что значит нет мест в общаге? Бред полный. Просто наш доблестный институт сдает комнаты кому не попадя, только не студентам. - Да ладно, - махнул рукой «Философ», - Неохота скандалить... Во, квартира 21..
На двери было семь звонков с табличками фамилий против каждого.
- Ну и кому звонить?
- Да какая разница? - «слушатель» нажимает на самую яркую кнопку. За дверью слышится какой-то шум, крики.
- Кто там? - вопрошает хриплый женский голос.
- Мы по объявлению по поводу сдачи комнаты.
- Дверь распахивается. На пороге стоит женщина лет 40-45 в грязном рваном халате, явно со следами «после вчерашнего». В руке пачка «Беломора». Она надменно осматривает гостей.
- Кто это вам сказал, что здесь что-то сдается?
- В газете было объявление - вот, - «философ» достает газету, - Я предварительно звонил,
мне адрес дали.
- На лестницу высовывают морды две кошки: черная и серая, принюхиваются.
- Пошли прочь, твари ненасытные, - женщина топает на кошек ногой, те убегают.
Из комнаты, что напротив двери выходит старуха в теплом пуховом платке. - Ой, это ко мне, ко мне, - говорит она.
- Та-а-а-к, - женщина встает руки в боки, - А кто это вам, Ольга Федоровна, сказал, что
сдавать можно без согласия соседей? - Рая, ну ты бы успокоилась. Жить –то как?
- А вот это мне совершенно неинтересно.
- Ладно, мы тогда пойдем, - парни переглянулись, собираясь уйти.
- Э, погодите, - крикнула Рая, - вы за сколько комнату снимать собираетесь?
- - Две с половиной, как договаривались.
- - Пятьсот мне, и можете въезжать.
- Старуха обреченно махнула рукой. Парни вошли в квартиру. Вся прихожая была заставлена какими-то коробками, обувью, хламом. Тут же стоял старый дисковый телефон. Обои грязные засаленные были исписаны номерами, а посередине крупно и обведено красной рамочкой - МИЛИЦИЯ и номер телефона.
- Заходите сюда, - старуха открыла ключом маленькую комнатку рядом с кухней. Из
двери напротив высунулся лысый дед. Прищурив глаза, он подозрительно посмотрел на
парней, затем захлопнул дверь. - Тут свету нет, - сказала старуха, показав на оборванный свисающий с потолка провод.
- Починим, не беда.
- В комнате стоял диван, стол, кресло и куча художественный принадлежностей: мольберт, разнообразные кисти, тюбики с краской горой были свалены в углу. На стене висел портрет красивого молодого человека с длинными волосами.
- Вы, извините, я все тут не приберусь никак, - сказала старуха, - тут мой внук жил...
- Уехал? - спросил один из парней, рассматривая рисунок, который он поднял с пола.
- Его убили..
- Извините..., - парни переглянулись.
- Да ничего.. Я уже привыкла. Ко всему можно привыкнуть.
- Ладно, мне пора, - сказал парень, который вначале был «слушателем», - Макс, завтра
придешь на первую пару? - А что там? - отстраненно спросил тот.
- Теория государства и права, надо бы появиться.
- Ну да, приду. Наверное.
- Ну я пошел. Надо еще выбраться из этих катакомб, - он подмигнул товарищу и вышел.
По коридору шла Рая с чайником. - Молодой человек, а может чайку - кофейку? - кокетливо спросила она.
- Я бы с удовольствием, да завтра рано вставать, извините, спешу, - он быстро зашагал по
темному коридору. У входной двери висело небольшое тусклое зеркало. Парень на ходу
посмотрел в него, машинально провел рукой по волосам, затем ушел, хлопнув дверью. - Когда вы будете платить, сейчас или в конце месяца? - спросила старуха Максима,
который стоял в нерешительности посередине комнаты, - Если в конце месяца, то мне
нужен задаток. - Я оплачу все сейчас, - Максим достал деньги, положил на стол, Пожалуйста,
пересчитайте.
- Старуха взяла деньги, сразу смягчив голос, сказала:
- Ну, располагайтесь тут, я пойду. Если что-то нужно - моя комната первая от входа.
- Да, хорошо, - Максим вытащил из рюкзака рубашки, брюки, повесил их на спинку
кресла, несколько тетрадей и книг положил на стол. От скуки подошел к окну. Из окна
этой комнаты была видна только стенка противоположного дома с одиноким окном
посередине. В окне горел тусклый желтый свет. Там не было занавесок, и поэтому была
видна сама комната. Из мебели там был заметен только круглый пустой стол. С потолка
свисала голая лампочка на проводе. Дверь в комнате открылась, и вошла абсолютно голая
девушка с чайником в руках. Она помахала рукой Максу. Он резко отпрянул от окна,
будто уличенный в чем-то постыдном. Потом осторожно присел на корточки и чуть
приподнявшись посмотрел в окно. В комнате был уже мужчина лет сорока, в очках с
козлиной бородкой, подмышкой держал какой-то портфельчик. Девушка сидела на столе,
курила. Свет погас. Максим не разбирая диван лег, накрылся старым покрывалом. Из
комнаты деда доносился голос Утесова: «Утомленное солнце нежно с морем
прощалось...». Где-то слышался женский плач. Максим заснул...
- Звонит мобильник. Макс открывает глаза, берет трубку.
- - Да... А сколько времени? Да ну! Ну черт с ним с семинаром, что-то я вырубился
намертво. Ладно, к третьей паре приду. - Макс встает, одевается, выходит в коридор, в кухне сталкивается с дедом, который
- декламирует стихи:
- Пей, моя девочка, пей, моя милая,
- Это плохое вино.
- Оба мы нищие, оба унылые,
- Счастия нам не дано...
- Он подходит к Максу вплотную: «Вертинский! Эх, ты - серость», - говорит он и уходит в
- свою комнату, предварительно плюнув в угол. Макс дергает ручку туалета - «Никого нет
- дома!» - оттуда доносится голос Раи, которая явно уже навеселе. «Черт», - Макс идет
- обратно в комнату, под ноги ему попадаются кошки. «Твою мать» - Макс со злостью
- хватает вещи, уходит, хлопает дверью. По лестнице поднимается девушка с пустым
- помойным ведром, та самая, которую Макс накануне видело в окне. На ней коротенькая
- юбочка, шлепанцы на босу ногу.
- Привет, - говорит она Максу.
- Привет, - смутившись отвечает Макс, быстро сбегает по лестнице вниз.
Чудесный солнечный день, яркое солнце бликует в лужах, в стеклах машин, в окнах
домов. Макс бежит вдоль набережной, по пути обрывает телефоны с объявлениями
«требуются на работу». На перекрестке напротив ЛГУ толпится народ, стоят машины
ГАИ. Максим идет мимо них, пытается рассмотреть, что произошло. КАМАЗ въехал в бок
красной «девятке», которая от удара перевернулась и вылетела на встречную полосу.
Лобовое стекло разбито, задние сидения залиты кровью, в искареженной машине мужчина
и девочка лет восьми. Динамики в салоне остались целыми, и из них доносится веселая
песенка Верки Сердючки. Макс поднимает воротник и быстрыми шагами идет к
университету. Подойдя к дверям ЛГУ, он останавливается в раздумье и вдруг быстро
разворачивается и уходит в другую сторону. Он вновь возвращается к дому, видит у
парадной стоит бабка - хозяйка комнаты с двумя пакетами, видимо отдыхает.
- -Давайте помогу, - Макс берет пакеты, идет в подъезд.
- -Это ты вовремя, - обрадовалась старуха, - А то сегодня с давлением что-то еле доползла.
- -Чего ж у вас там тяжелое-то такое?
- -Как чего? Мука, песок, яйца, - Пасха же через три дня. Да салаки еще взяла кошкам. Вот,
- считай от пенсии всего ничего осталось. Ты пока живи у меня, раз деньги есть.
- -Да где уж они есть-то, - буркнул Макс, открывая дверь. Из коридора было слышно как
- поет на кухне Раиса.
- -Вот зараза такая, - заворчала старуха, - Пьянчуга несчастная. Все мозги уже пропила.
- Тут же из комнаты деда понеслось «У самовара я и моя Маша».
- А дед он вообще нормальный? - спросил Макс, разгружая в комнате у старухи сумки.
- Ильич-то? - бабка стала раскладывать яйца, - Да бес его знает. Всю жизнь бобылем
прожил, говорил, что его на войне контузило, так он с тех пор женского общества
избегает.
- -А чего он все музыку слушает?
- -Да патефон ему Андрюша, внук мой лет пять назад принес вот он и забавляется.
- Пластинки старые раздобыл вишь..
- Макс посмотрел на бабкино окно. Оно также как и в его комнате выходило во двор,
- только совеем в глухую стену. В самый солнечный день здесь не бывало света.
- -Чего смотришь? - старуха уловила взгляд Максима,- Да, вот так и живем. Максим вышел
- коридор, заглянул в кухню.
- По-е-е-дем красотка ката-а-а-ться, - голосила Раиса, сидя на табуретке, чистила
картошку. - Здравствуй, красавец, - Раиса обняла Макса за плечи, - Вот скажи мне как мужчина:
почему меня замуж не берут? А я ведь баба видная, - Раиса задрала халат выше колен,
обнажив полные кривые ноги.
- -Ну вы бы занялись что-ли, - сказал Макс, - желая скорее уйти. Прическу, макияж.
- -Ага, это тебе значит сучек крашенных подавай! - заорала Раиса, - Блондинок с
- накладными ногтями! - она со злостью хлопнула дверью, ушла из кухни. Максим
- подошел к телефону, набрал номер.
- -Здравствуйте, я по объявлению, насчет работы, - Макс сшиб со стены здоровенного
- таракана, - Студент ЛГУ... Хорошо, спасибо, - он положил трубку, ушел к себе в комнату,
- стал осматривать раскуроченную проводку, чтоб починить свет. Внезапно дверь
- открылась.
- - К вам гости, Максим, не знаю отчества, - ядовито сказала Раиса. Рядом с ней стояла
девушка из квартиры напротив. - -Добрый день, - смущенно сказал Макс.
- -Привет, - девушка зашла в комнату, плюхнулась на диван, будто бы она тут уже сто раз
- была. Раиса демонстративно вышла, фыркнув напоследок.
- - Я просто так зашла, решила познакомиться, - девушка смотрела на Макса светлыми
почти прозрачными глазами. - -Ну да... Может чаю? - Максим не знал, что говорить.
- -Да нет, я не за этим пришла... Здесь жил очень хороший человек, - сказала она, подойдя к
- висевшему на стене портрет}'.
- -Это внук моей хозяйки. Его убили.
- -Да. Здесь во дворе. Забили насмерть. Пятеро.
- Ограбить хотели, наверное? - Максим удивленно смотрел на эту странную девушку.
- Нет, - она села на пол, закурила.
- За что тогда?
- -Он любил меня, - она вдруг рассмеялась, - Да, он меня любил. Хотел спасти.
- - От чего?
- Она подошла к зеркалу, посмотрела на себя, оголив плечи.
- - Я красивая?
- -Ну, да, наверное, - Макса стал угнетать этот непонятный разговор.
- Да, наверное.. Я красивая. И я шлюха. Самая настоящая, всегда ею была. Родилась ею.,
нет, еще до рождения... Так он считал, но это неправда.. Все это неправда.. Все это не
так.. - Зачем ты все это мне рассказываешь?
- -Не знаю, - лицо девушки стало каким-то отрешенным, будто бы она о чем-то забыла или
- что-то потеряла.
- Макс смотрел на нее, не зная что сказать.
- -Как тебя зовут?
- Люка, - безучастно ответила она, глядя куда-то перед собой.
- -Странное имя.
- -Знаешь, мне иногда кажется, что я его тоже любила, - девушка посмотрела на Макса, -
- Очень, очень, очень... вечерами я сидела у себя на окне, а он меня рисовал... У него глаза
- были синие — синие, а ресницы длинные-длинные, как у тебя, - она обняла Макса за шею,
- приблизилась к нему вплотную.
- -Я не понимаю тебя. Люка, - Макс снял ее руки.
- -Ну да, конечно, - совсем другим равнодушным голосом сказала Люка, - у тебя девушка
- есть?
- Есть, она осталась в Омске.
- Ты ее любишь?
- Конечно, люблю.
- Зря я пришла к тебе, - Люка встала, пошла к дверям.
Макс закрыл за ней дверь, вновь занялся проводкой.
- Вечер. Уже стемнело. Макс сидел в темноте, возился с проводами. Двор огласился страшным криком. Макс подбежал в окну. Какой-то мужик в спортивном костюме душил Люку прямо на ее столе, свет погас. Макс выбежал из комнаты, помчался по коридору,
- выскочил на лестницу. Начал нажимать звонок, но вдруг заметил, что дверь не заперта. Он осторожно зашел внутрь. Кромешная темнота, Макс тихонько стал пробираться наощупь, наконец на стенке нащупал выключатель. Загорелся свет. Коридор, открытые настежь двери. Везде жуткое запустение, как будто бы здесь и не живет никто. Макс прошел вдоль длинного коридора, подошел у грязной облупившейся двери, открыл ее. Из окна увидел напротив свое окно. Это была та самая комната. Здесь действительно ничего не было из мебели, кроме круглого стола посередине. Не было даже кровати. Макс щелкнул выключателем. При искусственном освещении комнате придавался какой-то странный зловещий вид. В углу валялись фотографии. Макс поднял несколько штук. Фотографии судя по всему были очень старые, на них были изображены какие-то люди в военной форме, женщина с маленькой девочкой, одетые по моде 30-40 гг. демонстрация с транспорантами «Слава Великому Октябрю».. Макс огляделся вокруг: ни малейшего намека, что здесь кто-то недавно мог быть или что тут кто-то живет. На подоконнике лежала видеокассета , покрытая слоем пыли. Макс машинально сунул ее в карман. -Люка, - крикнул он, его голос разнесся неприятным эхом по пустой комнате, - Люка, где ты?
- Никого. Максим вышел из комнаты, зашел на кухню. Здесь так же как и в его квартире стояли две плиты, он провел по горелке: толстый слой пыли остался на его пальцах. Из заржавевшего крана капала в раковину вода. -Есть тут кто-нибудь? — громко закричал Макс.
- Тишина. Макс пошел прочь, вышел из квартиры, дверь оставил приоткрытой как и было. В кухне старуха месила тесто. Макс подошел к окну: напротив было темно. -Чего ходишь как неприкаянный? - спросила бабка. -Ольга Федоровна, а вы знаете девушку, которая живет в квартире напротив?
- Какую еще девушку? - удивилась старуха, - Там пол года никто не живет, квартиру
расселили, Комковы на Просвещение уехали, Захаровы куда-то в Стрельну, вот
Ермолаеву старому пню повезло — ему на Фонтанке комнату дали. - Как это? - опешил Макс, - Не может быть. Там каждый вечер свет горел вон в том окне,
и девушка была.
- -Нет. Не говори чепухи, квартира опечатана.
- Я там только что был, мне кажется, что там совершенно убийство.
- Господи Святы! - бабка перекрестилась.
- Пойдемте, я покажу.
Бабка со скалкой в руках пошла за Максом. Они вышли на лестничную площадку. Дверь квартиры напротив была опечатана.
- Что за черт? - пробормотал Макс.
- Ну и что? Приснилось что-ли? ~ недовольно проворчала старуха.
- Только что дверь была открыта. Я заходил туда. - Ой, нервишки сдают, студент. Заучился видать в своих университетах, - она пошла
обратно. Макс еще раз проверил дверь - она была накрепко заперта и опечатана. Он
приложил ухо к дверям: тишина Макс в раздумье вернулся в квартиру, постучал к Раисе. - Войдите.
- Макс зашел в комнату. Раиса сидела перед зеркалом, красила хной волосы.
- Чего тебе, красавец?
- Раиса, вы помните сегодня ко мне девушка заходила?
-Чего? - Раиса повернулась к нему, - Я тебе что нанималась всех твоих девок помнить? -Да при чем здесь это? - раздраженно сказал Максим. - Конкретно сегодня вы помните девушку? Ну вы же ее и привели ко мне..
- - Я к тебе девку привела? Ты рехнулся что-ли, добрый молодец?
- - Значит вы не помните...., - Макс вышел из комнаты, вернулся к себе, сел на диван. Напротив окно не горело. «Валенки, да валенки, эх, да не прошиты стареньки..» -доносилось из комнаты деда.
- Утро. В комнате Макса его друг Сергей.
- - Слушай, Макс, ты тут наговорил какие-то страсти-мордасти. Да забей ты на всю эту
- белиберду.
- -Серега, пойми ты, я чувствую, что у меня крыша съезжает. Понимаешь, я был в той
- квартире, был. А через пять минут - на тебе - все опечатано. Как ты это объяснишь? А
- если ее убили на самом деле?
- - Ты перед этим сколько косячков забил?
- Да иди ты. - - Ладно, надоело твое нытье слушать. Придешь сегодня в «Дачу»?
- - Зачем?
- Ну типа день факультета нашего отмечать.
- Не знаю. - Не не знаю, а пойдешь. Зайду за тобой в семь. Все, пока.
- В тесном клубе народу было не протолкнуться. Накурено так, что лица с трудом можно было различить. Максим сидел в углу, потягивал джин-тоник. Сергей зажигал с какой-то девчонкой в «кислотных» очках.
- Скучаем? — на колени к Максиму присела красотка азиатской внешности.
- Да нет.
- Она вытащила Макса в толпу.
- Тебя как зовут? - спросил Макс.
- Аля, - кокетливо ответила девушка.
- А меня Максим.
- Максим Максим - носом стену прорубил, - засмеялась Аля. Она двигалась очень красиво
и изящно, несмотря на то, что была явно навеселе. Макс подхватил ее на руки, закружил.
В это время он увидел, как Сергей у стойки бара беседует с девицей в очках. Максу
показалось, что она смотрит на него в упор. Она вдруг сняла очки - это была Люка. - Люка! - Макс стал пробираться сквозь толпу. Когда он наконец добрался до бара, то
Люки уже не было. - Сергей, где она?
- Кто? - удивился Сергей.
- Девушка в ярких очках, ты с ней только что разговаривал.
- В очках? Что-то не помню такую. Слушай, как тебе вон те птички? - он махнул рукой на
двух девушек блондинок. - Никак, - Макс вышел на улицу, в лицо ему ударил холодный сырой ветер.
- Он пошел по Невскому проспекту, ему на встречу шли нарядные улыбающиеся люди. Макс шел среди них мрачный, нелепый. Пешком он дошел до дома. В квартире было на удивление тихо, как-то сиротливо. В комнате он достал найденную накануне кассету в квартире Люки, сел к окну, и включил на “play”. Картинка тряслась, снимали явно с рук.
- ... Большая стрекоза села на сочный мясистый лист лопуха, заиграли переливаясь радугой тонкие крылышки. Капельки росы дрожали на стебельках осоки. Было утро. Чудесное летнее утро. Утро нового дня, утро чьей-то жизни, радостным криком огласившей мир, последнее утро того, кто взглянет еще раз на солнце, которое через мгновение погаснет для него навсегда... Я стоял на мосту и смотрел на поросшее кувшинками озерцо, на теплый поднимающийся от воды пар, слушал кваканье лягушек, жужжание мошкары, далекий лай собак. Высоко в небе летел самолет, оставляющий за собой белую полосу, расплывающуюся на глазах и превращающуюся в рваное облако. Потом и оно исчезло. И вот уже спокойное чистое небо, и горизонт сходится где-то за лесом. Мне больше некуда идти, жаль, что так и не изобрели машину времени, она перенесла бы меня в далекое детство, и было бы тоже небо, и то же лето, только я был бы другим, и нечего бы не знал еще, как беспощадна и жестока жизнь. Я был бы еще жив..
- Я родился в СССР - стране, которой больше не существует. И тем не менее моя родина -Советский Союз. С каким саркастическим пафосом звучат сейчас слова: «Я люблю свою Родину». А я люблю ее, ту, которой больше нет. Ту, в которой о войне я знал только из книг и фильмов, ту, в которой не было бомжей и олигархов, нищих старух и зажравшихся бандитов, где детям по телевизору показывали сказки, а не кровавые боевики... Но той страны больше нет. Я горд тем, что носил пионерский галстук, что давал пионерскую клятву у Вечного огня. Смешно, конечно же.. Если б не было так больно и горько. Мое детство прошло в обычной ленинградской коммуналке, окна моей комнаты выходили в глухой двор - колодец. Каждое утро начиналось с доносящихся с кухни криков - ругались соседи, а вместе с ними моя мать и бабушка. Я сонный выходил в темный коридор и прислушивался на чьей стороне ругается мать, если на бабушкиной, то это хорошо, значит день в целом спокойно, а вот если против - значит скандал на целый день, а то еще и на последующие дни затянется. Своего отца я не помню, видел только на фотографиях, он ушел, когда мне было два года, и через несколько лет погиб. У моего отца была настоящая мужская героическая профессия - моряк-подводник. Я не могу винить его ни в чем, потому что был еще слишком мал, чтобы реально оценить ситуацию. У моей матери всегда был тяжелый характер, склонный к истерии, что происходило между ней и отцом я не знаю. Матери не стало, когда мне исполнилось восемь лет. Я так и не узнал что с ней случилось на самом деле. Говорили, что у нее был любовник, что она утонула где-то на море, когда уехала с ним отдыхать. В школе я был серой мышью, сидел за последней партой и молчал. Учителя считали меня чуть ли не умственно-отсталым. Я конечно же был «со странностями». Мальчишки играли в «войнушку», а я в это время прятался где-нибудь в раздевалке, чтоб меня никто не мог найти. Одноклассники меня ненавидели, впрочем, я к ним тоже не испытывал любви. А потом все изменилось. Как-то на перемене я как обычно сидел за своей партой, мучительно ожидая начала урока, а заодно и его конца - в общем, чтоб скорее из школы уйти. Одноклассники бегали по классу, кидаясь мокрыми тряпками. Был месяц май, окна были распахнуты. И вот в окно буквально сваливается подбитая ворона. Откуда она рухнула непонятно, может со своей же товаркой подралась, может из рогатки подбили, только левое крыло ее безжизненно волочилось. Мальчишки страшно обрадовались такой забаве, один из них Стас взял швабру и стал метелить ворону. Та жалко каркала, забиваясь в угол, но он тыкал ее шваброй гогоча и улюлюкая. Я молча встал, подошел и врезал Стасу по лицу, что есть мочи. На какое-то мгновение воцарилась тишина. Обалдевшие одноклассники открыв рты смотрели на меня. Тут Стас опомнился и с яростью бросился на меня в атаку. И я стал драться. Страшно драться с отчаяньем и яростью дикого бультерьера. И впервые в жизни я почувствовал невероятную силу, которая дремала раньше во мне. Было в этом что-то первобытное, звериное. Очнулся я от истошного крика учительницы: «Что здесь происходит?!» Только тогда я отпустил своего соперника, который жалко рухнул на пол, размазывая кровь по лицу. Я молча поднял с пола издохшую ворону и вышел вон из класса. Я почти физически ощущал взгляды мне в спину, но мне было уже все равно. Во дворе за школой я закопал ворону под старой яблоней. Вместе с ней был похоронен и робкий зашуганный мальчик. Обратно в класс вошел уже лидер. И все же с того дня во мне что-то сломалось я не знаю был ли я плохим или хорошим все эти годы. Мне казалось, что я живу очень правильно, я весь такой Робин Гуд или Тимур без команды.
- В 17 лет я легко поступил в ЛГУ на юридический факультет, тогда же вступил в юношескую партию. Я был фанатично предан идеям: носить одежду не дороже 200 рублей, строить приюты для бродячих животных, устраивать раздачу пищи для бомжей, и, наконец я вместе с новоявленными единомышленниками задумался о новой мировой революции наш девиз «Если не мы, то кто? Когда, если не сейчас?». Я играл рок музыку и стал местным кумиром, этаким Че Геварой. Вокруг меня вились толпы идиотично влюбленных девчонок, для которых идейный парень в черной одежде, играющий рок, почти что господь Бог. Все они готовы были разделить мое «одиночество». Более менее
- симпатичным я не отказывал, но утром выкидывал как драных кошек, после первой фразы вроде «я пойду за тобой на край света, или я люблю тебя как не любил никто, я буду твоей верной боевой подругой, я твоя телом и душой и т.п.» Мне было их ничуть не жаль, хотя возможно среди них действительно были хорошие девчонки, но не для меня. Потом я резко отказался от этих утех. Я пытался быть фанатично правильным, возомнив себя чуть не вторым Мессийе, явившимся на Землю но не замечал, что правильность моя шла не от сердца и не была искренней, я просто бросал всем вызов. Мне казалось, что я люблю всех, но вот смотри какой я добрый и справедливый, но на самом деле я всех ненавидел. Я играл депрессивную музыку и рисовал картины в стиле сюрреализма... А потом я встретил ее.
- Маленькая худенькая девчонка с такими откровенными глазами, что в них как я однажды пафосно сказал можно было читать правду жизни и смысл бытия. Она была сама естественность. Ни женского кокетства, ни хитрости. Но при этом полное отсутствие понятия нравственности и морали. Вернее, у нее была своя мораль. Она была проституткой, хотя не вполне это слово к ней подходит. Проститутка «трудится» за деньги, а Люка, так звали ее, делала это как она объяснила «по призванию», просто потому что это так же естественно как дышать. Когда я говорил, что люблю ее, и не хочу чтоб она таскалась по каким-то мужикам, Люка смотрела на меня ясными чистыми глазами и удивленно говорила: «Я тоже тебя люблю, я всех люблю. Что я делаю плохо? Почему так нельзя?»
- Да потому что так делают уличные шлюхи, - орал я.
- Я не знаю как делают уличные шлюхи. Я не продаю себя, я так себя наказываю.
- Что ты несешь? За что ты себя наказываешь?
- За то что живу. За то что чувствую. За то что люблю. Тебя. Одного.
- Если б ты любила меня, то не смела бы заниматься такими гадостями.
- Андрюша, это для того, чтобы быть к тебе еще ближе, это искупление всех прошлых и
будущих грехов. Это чтобы не быть абсолютно счастливой, быть счастливой стыдно,
когда вокруг столько горя и зла. - Ты ненормальная только и всего.
- И она снова уходила. Я сходил с ума, метался по комнате как дикий зверь в клетке. Я не знаю любил ли я Люку, я просто не мог без нее существовать. Она была мне жизненно необходима. Она уходила - и мне отрезало руку, ногу - физически ощутимая боль... Однажды она пришла ко мне, не раздеваясь прошла в комнату, встала у окна.
- Я зашла попрощаться, - Люка сказала это так спокойно и буднично.
- Ты куда-то уезжаешь?
- Нет, я ухожу к другому человеку.
- Вот как, - криво усмехнулся я, - Чем же этот человек лучше меня?
- В том то и дело, что хуже. Не просто хуже, он чудовище.
- И ты уходишь к чудовищу?
- Да. С тобой мне слишком хорошо. Так хорошо, как не должно быть.
- Что ты несешь?! - я схватил ее за плечи, - Прекращай свои фокусы! Хватит.
Люка смотрела куда-то в сторону, мимо меня. - Андрей, не надо. Мне пора идти.
- И она ушла из комнаты, потом хлопнула входная дверь. Я заорал, швырнул стул в стенку, разбил горшок с цветком. А потом лег на пол и тупо уставился в потолок.
- Я видел ее потом еще пару раз с каким-то мордоворотом в черном «Мерседесе». Она даже не посмотрела в мою сторону. Я ненавидел ее! Ее, жизнь, себя, своих товарищей.
- Наша организация проводила массовые митинги, акции. Я с еще большим рвением отстаивал права обездоленных. Гонялся за за всякими уродами... А потом... Потом я стал убийцей. Моя борьба принимала фанатичность «охоты на ведьм».
- Однажды я увидел молодого парня из «тех», я видел его раньше много раз нападающим на чернокожих, громящим ларьки «кавказцев». Был вечер, по проспекту на огромной скорости неслись машины. Парень стоял у светофора. Рядом с ним никого не было. Он вертел головой, в ожидании когда зажжется зеленый свет или иссякнет поток машин. Из-за угла вывернул троллейбус. Я подошел к парню сзади, поравнялся с ним, так чтобы водитель видел, что я тоже будто собираюсь перейти дорогу. Троллейбус ехал на приличной скорости, остановок вблизи не было. Когда он поравнялся с нами, и чуть даже проехал, я стремительно толкнул парня под колеса, раздался крик, визг тормозов, но было все кончено. В ту же минуту я увидел лицо Люки. Она ехала в черной машине. В ее глазах не было укора или презрения, а только жалость будто и не к тому под колеса, а ко мне, точно меня переехал троллейбус. Машина уехала прочь. Потом приехала милиция, но я считался свидетелем, водитель подтвердил, что я спокойно стоял на перекрестке, к тому же как нельзя кстати, у того парня обнаружили алкоголь в крови, я был вне всяких подозрений. Единственное, что меня беспокоило - это Люка, она и только она знала правду. Выдаст ли она меня? Но время шло, об этом деле давно забыли, значит не выдала. Значит она все-таки любила меня? Или дело было в другом?
- Я же с того дня все более превращался в зверя. Меня отнюдь не мучили муки совести, я был убежден в собственной правоте и более того стал кумиром для всей партии.
- Однажды ночью я проснулся от странного ощущения, что на меня кто-то смотрит. Я открыл глаза: комната была залита лунным светом. В окно смотрела Люка. Я хотел ей что-то сказать, но голос застрял в горле: я жил на пятом этаже, а Люка стояла за стеклом со стороны улицы. Балкона у меня не было. Она смотрела на меня с такой тоской, с такой надрывной печалью, что мне стало страшно. Потом она опустила глаза и будто ушла по невидимой дороге. Я подбежал к окну: никого не было, внизу мокрыми лужами блестел асфальт. Меня трясло как в лихорадке, я уже не мог заснуть до утра. Днем, замотавшись делами, я почти забыл о странном видении.
- Этим же днем на своем концерте я познакомился с человеком, предлагающем помощь нашей организации. Ему было на вид лет 40, хотя он выглядел несколько необычно для своего возраста, яркая вызывающая одежда, кричащие цвета. Он назвал себя Вольдемаром Аркадьевичем. Мы быстро поладили. Вольдемар начал щедро спонсировать наши мероприятия. Странно. Я почти о нем ничего не знал, а считал его братом. После очередного митинга я возвращался на метро, дома меня ждал Вольдемар Аркадьевич с каким то серьезным разговором. В вагоне ко мне подсел бомж, грязный оборванный дед, при этом с очень благородным лицом и манерами. У него в рваных тюках была куча тетрадок и листов бумаги, он что-то непрерывно писал. Он неожиданно заговорил со мной:
- - Я пишу седьмой том энциклопедии о катастрофе человечества, - дед ничуть не смущен, что я смотрел на него с недоверием. Он рассказал мне странную историю о встрече с антихристом, который предстал перед ним в облике продавца прекрасных цветов. Бомж цитировал поэму Блока « Двенадцать»: В белом венчике из роз – впереди Иисус Христос.
- - Искусствоведы так и не разгадали загадку, почему впереди революционеров шел Христос. Ведь церковь считала коммунистов сатаной. Что же имел в виду Блок?
- Я рассеянно слушал бомжа, не понимая о чем он.
- На улице совсем стемнело, почти никого нет. Я вошел в арку своего двора и увидел компанию из пяти бритоголовых, которые в упор смотрели на меня. Я понял, что это конец и меня охватило странное спокойствие. Один из них полоснул меня ножом по горлу, на снег брызнула теплая солено- терпкая кровь. Ускользающим сознанием я видел стоящего поодаль Вольдемара Аркадьевича.
- « Перед глазами кружатся тысячи разноцветных звезд. Последнее, что я понял, что смерти нет, что это начало чего-то другого…»
- Здесь кассета заканчивалась.
- За стенкой послышался плачь. Макс встал, приложил ухо к стенке - плакала старуха. Тихо всхлипывала. Макс вышел в коридор, постучал ей в дверь. Никто не откликнулся.
- - С вами все в порядке? - Макс осторожно открыл дверь, просунул
голову в комнату.
Старуха сидела у окна, невидящим взглядом смотрела в стену за окном. В углу комнаты горела лампадка под иконой Богородицы.
- Ольга Федоровна...
- Господи, как я устала..., - тихо проговорила старуха.
- Вам что-нибудь нужно? - спросил Макс.
- Когда ж я обрету покой, вечный покой.
- Вам нехорошо? Может врача вызвать?
- Тошно мальчик мне, если б знал ты как тошно...
- Ладно, я тогда пойду, - тихо сказал Максим.
- Посиди, очень худо одной.
- Макс сел на старую потертую тахту.
- Не должен человек один быть. Нельзя. Я всегда жила для кого-то, хотела, чтоб в доме
народу много было... Сначала муж Ваня умер, но это давно, еще в '64 году. От инфаркта.
Доченька Анечка была, светик мой ясный. Институт художественный закончила, замуж
вышла, внучек родился Андрюша. Жить да радоваться. Так нет... Любовь все какую-то
искала. С мужем развелась, встретила какого-то, черт его знает кого... Придет вечно,
сядет за стол и молчит как сыч, только глазищами чернущими зырк да зырк. То ли цыган,
то ли татарин, не разберешь его, заразу.. Я как чувствовала, беду, только он придет, мне
аж нехорошо делалось, - старуха сжала в руках платок, - А потом летом в Сочи они
собрались. Я Анюте говорила, зачем тебе Сочи, у нас дача хорошая. Нет, не послушала,
Андрюшку мне оставила и уехала с этим хлыщем. Через неделю из милиции звонят -
ваша дочь утонула, приезжайте на опознание, - старуха затряслась в рыданиях, - А этот
черт черномазый так и смылся куда-то. Это он ее утопил. Анька плавала как рыба, не
могла она утонуть. -
Ну а ему-то зачем было ее топить? - тихо спросил Максим.
- Да кто ж его сатану знает? Нечистый он был. У меня лампадки гасли как он приходил. И
Андрюшку он проклял. До семи лет такой был мальчик добрый, светлый. Когда вырос,
так совсем странным сделался: какие-то собрания, чего-то все затевал.. - А его девушка?
- Какая? У него их много было, телефон вечно обрывали.
- Люка.
- Не помню такой. Что за имя-то чудное? А ты почем знаешь?
- Да... так, - замял Максим.
- Нет, что-то не так в этой жизни, - старуха отдернула занавеску на окне, - Одному вид из
окна на сады, на улицы, а другому в черную стену... Ничего тут не сделаешь... Дождь на
улице? - Дождь..
- В этом городе пять лет только дождь, дождь... Ладно спать пора.
- Спокойной ночи, - сказал Максим, вернулся к себе в комнату, снова пролистал тетрадку,
положил ее под матрац.
- В эту ночь приснился ему странный сон: будто идет он по пустынной дороге, идет, идет, а она все не кончается. И что впереди, что сзади унылая картина: деревца какие-то пожухлые, пыль. И небо серое, солнца не видно. И такая тоска бесконечная, и страх, что нет у этой дороги ни начала, ни конца, и идет он в никуда, в Вечность... Максим шел по дороге и слезы катились по щекам, он размазывал их руками. Обессилев, он упал на колени и закричал: Что вам от меня нужно? Я просто студент, я ничего не понимаю, что происходит! Но голос его звучал как в пустой коробке, мертвый, ударяющий в пустоту...
- Максим проснулся от собственного крика, подушка была мокрой от слез. Он встал, вышел в коридор. Комната Раисы была открыта, у нее работал телевизор, передавали новости: «Сегодня было совершенно очередное дерзкое убийство индийского студента. По словам очевидцев нападение совершила группа бритоголовых молодчиков. За расследованием этого инцидента будет лично следить губернатор Санкт-Петербурга...»
- На улице снимали фильм: Средневековье. На площади разжигают костер, над которым висит огромный котел. Неподалеку собирают подобие будущего костерища, посередине высокий столб. Выводят трех женщин и мужчину, оборванных, истерзанных. Толпа бросает в них палка, камни.
- - Ведьмы! Нечистые!
- Женщин привязывают к столбу, а мужчину ведут к котлу, в котором с ужасным бульканьем кипит масло. Выходит священник, зачитывает приговор.
- Анна Блер, Мария Бэйкер, Эстела Уоррен, Стейвард Тинсенд, вы обвиняетесь в сговоре с
дьяволом. Признаете ли вы свою вину? - Да будь ты проклят! - кричит одна из женщин священнику, - Ты сам и есть сатана, ибо
подвергаешь людей пыткам и страшной смерти только за то что они хотели помочь
другим. - Замолчите, Анна. Вы варили бесовские зелья и одурманивали добропорядочных
граждан. Вы будете сожжены на костре, во имя Господа нашего, Иисуса Христа. - Жги, сатана! И знай: мое горение будет длиться несколько минут, а твое - вечность, -
она плюет в сторону священника. - Не смейте прикрывать гнусные дела свои Спасителем нашим, - говорит мужчина, - Зло
не делается во имя добра. Ваше человеческое зло абсолютно по своей природе, потому
что вы уже родились черными, тогда как Люцифер был сам некогда Ангелом света. Вас
проклянет и Бог и дьявол. Молитесь, чтобы Спаситель Вас простил. - В котел его! - закричал священник, и мужчину кидают в кипящее масло, - Во имя Отца,
и Сына и Святого Духа, - тихо шепчет он, - разжигайте костер. Вспыхивает костер, и
священник со странной улыбкой и удовлетворением смотрит на костерище...
- Максим выходит на Дворцовую площадь. Здесь митингуют молодые люди с плакатами «Нет фашизму», «Кого не добили наши деды в '45 - мы найдем вас трусливые крысы», «Новый комсомол - новая Россия». Макс подошел к ним, сначала просто постоял, а потом стал вместе со всеми выкрикивать лозунги. Ему стало вдруг весело, задорно. Он почувствовал необыкновенное желание деятельности. Вечерело. Демонстранты стали расходиться. Максим пошел к парню, вместе с которым держал плакат.
- Слушай, а я вот хочу в вашу партию вступить.
- А ты кто такой? - хмуро стрельнул глазами тот.
- Студент. В СПбГУ учусь.
- Ну пошли тогда.
- Группа направилась к троллейбусной остановке. В троллейбусе все сидели тихо, отвернувшись к окну. Вышли где-то в районе улицы Блохина. Подъезд дома, куда вошла компания, весь пестрел надписями: цитаты из книг, мольбы о любви и прочее. Молодые люди, а их осталось не более 10 человек, поднялись на последний этаж. Здесь был исписан даже потолок.
- Тут раньше Гребенщиков жил, - шепнул Максу парень, который пригласил его с собой, -
А внизу за углом «Камчатка», та самая, слыхал? - Это где Цой выступал?
- Это питерская «Мекка», «академия хиппи», эх, ты, серость, не местный что ли?
- Я из Омска.
- Понятно. Проходи, - открылась дверь в большую темную квартиру с оборванными
обоями. Они вошли в огромную комнату. Посередине был разобран паркет и сложен
самодельный камин, кругом лепнина. Максим примостился в углу на раскиданных
матрацах. Остальные члены группировки побросали свои вещи, разожгли камин,
поставили чайник. Максима удивляло, что никто не спрашивает его кто он и зачем. По
кругу пошел «косячок», какой-то парень толкнул Максима и передал ему. Максим
затянулся зельем безо всякого удовольствия, передал дальше. - Тебя звать-то как? - наконец обратился к нему парень, который его сюда привел.
- Максим.
- Вован, - тот протянул руку.
- Слушай, а никто из ваших не слышал об убийстве студента, тоже из университета , я
фамилию не знаю правда. - Ворон, что ли? Андрюху Ворона помнишь? - он крикнул какому-то светловолосому
парню с гитарой в руках. - Таких не забывают. Он очень много сделал.
- А за что его убили?
- Нацболы его убили. История была громкая. Милиция на ушах стояла.
- Нашли убийц?
- Нашли, - усмехнулся Саня, - Уже синих.
- Это как?
- А вот так. Все пятеро умерли через две недели после убийства.. Причем насильственных
следов смерти не нашли. У кого сердечный приступ, у кого еще хрень какая-то. Темная
история. - Может их кто-то убил и замаскировал под несчастный случай?
- Да черт его знает. Ворон был настоящий боец, весь правильный, весь по справедливости.
- А девушка у него была?
- Какая еще девушка? Разве Богу нужна девушка?
- А он что Бог?
- Почти.
- Максим осмотрелся по сторонам. Книги валялись прямо на полу: Ленин - собрание сочинений, Карл Маркс, Энгельс. Закипел чайник, парни стали разливать по кружкам чай. Максим вышел на лестницу, сел на подоконник, закурил, задумался.
- - Скоро у них пройдет юношеский максимализм, они будут думать о себе и о том как
заработать денег побольше. А у кого не пройдет - те сопьются и станут такими же за
права которых они так рьяно борются.
Макс вздрогнул. Рядом с ним сидел мужчина лет 40, темноволосый, одетый вызывающе стильно для его возраста , тот самый Вольдемар Аркадьевич, который был на кассете.
- Вы не возражаете, если я посижу? - спросил он Максима.
- Сидите, мне-то что, - пожал плечами Максим.
- А вы здесь зачем? Тоже хотите свободной жизни?
- Да нет, я так зашел, скучно здесь. Тоже все неправда, все одно и тоже.
- А вы какую же правду ищете?
- Не знаю... Но только правда напоказ - это фигня все. Все эти лозунги, липовое братство.
Неформалы эти... Обычные бездельники. - Тогда зачем вы сюда пришли? - мужчина с усмешкой смотрел на Максима.
- Хотел узнать про одного парня идейного. Его убили. Но разве мертвый человек может снять историю своей жизни? Будучи уже убитым?
- А почему нет?! - спрашивает мужчина.
- Максим с недоверием посмотрел на собеседника, - Потому что он уже мертвый,
- любезный.
- -И что?
- -Да ничего, с вами все ясно, - Максим махнул рукой, встал с подоконника, пошел обратно
- в квартиру.
- - Неужели вам со мной уже все ясно? - рассмеялся мужчина.
- В это время из соседней квартиры выскочила старуха в чепце, в руках она держала здоровенный крест-распятие:
- А-а, опять тут свои сатанинские сборища устраиваете! - заорала она на Максима. Тот
решительно увернулся - распятие было тяжелым, а метила она по голове. - Боишься, чертяка! - торжествующе завопила старуха.
- Максим юркнул обратно в квартиру, потом посмотрел в глазок: старуха размахивала распятием, а странного мужчины на подоконнике уже не было. Максим заглянул в большую комнату: компания уже храпела, огонь догорал в камине. Максим зашел в другую комнату. Здесь также повсюду был навален хлам, а в темной нише стояло четырехметровое зеркало в черной толстенной раме. Казалось, что здесь все оживало и дышало, а комната и зеркало, подобно планете Солярис могли рождать любой образ. Максим лег на пол, свернулся калачиком и заснул.
- 1905 год. Кровавое Воскресенье. Толпа идет с иконами Спасителя, поет хор «Боже, Царя Храни». Блаженная босиком идет по снегу. «Царь наш, батюшка, защити нас сирых и убогих! Слава тебе и Сыну Божию!». Она падает на колени, целует снег. По толпе начинают стрелять солдаты. Один из них на сером жеребце налетает на блаженную, топчет ее, в руках она сжимает серебряный крестик. Всадники скачут по толпе, иконы валятся на снег и лошадиные копыта топчут их...
- Максим просыпается от стука в дверь. Кто-то тихо и настойчиво стучит во входную дверь. Максим открывает дверь. На лестнице на коленях стоит девочка подросток лет 15 с изрезанными бритвой руками, по которым течет кровь, капает на каменные ступени.
- Ты кто? - в ужасе спрашивает Максим.
- Пустите меня. К зеркалу...
- Подожди, я сейчас вызову «скорую», - Максим берет в руки телефон.
- Не надо, пожалуйста, пусти меня, - она буквально вползает в квартиру, подходит к
зеркалу, прислоняется лбом к холодному стеклу. - Нет здесь ничего, - говорит Максим.
- Надо подождать. Я знаю, - на ее губах счастливая улыбка.
- Неужели все сошли с ума? - шепчет Максим.
- От ее рук текла целая лужа крови.
- Так, хватит. Я сам отвезу тебя в больницу, - Максим схватил ее и вышел из квартиры.
- Как ты не понимаешь - все! - тряслась в рыданиях девочка. На этой планете жить нельзя. Она проклята.
- Они сели на лавочку в сквере.
- Я режу, режу, а кровь все равно останавливается, - девочка вытянула свои тонкие
изрезанные руки, на которых действительно сворачивалась кровь. - Понимаешь, есть люди, которые не должны жить. У них нет ничего. Не правда, что человек сам управляет своей судьбой. Все предрешено еще до его рождения.
- Мне нужно попасть к зеркалу, это вход в иное измерение, - девочка попыталась встать, но тут же от бессилия упала.
- С чего ты это взяла? - усмехнулся Максим.
- Видела..
- Что это ты видела?
- Я была там в прошлом году. В это зеркало ушел один парень. Он был настоящим,
поэтому и ушел. - Ну, рассказывай сказки.
- Его потом нашли убитым. Его зарезали нацболы...
- Его звали Андрей? - чуть не вскрикнул Максим.
- Да, Андрей. Ты его знал?
- Я снимаю комнату у его бабушки. Был он вовсе не так идеален, как вы все
говорите. Я нашел его фильм. - Что за фильм? - вскрикнула девушка, - О чем там?
- Да не о чем. Так..
- Как! Он же почти Бог!
- Не был он Богом. Несчастный человек, влюбленный в Мечту, которая как известно
ускользает. - В какую мечту?
- Какая - то странная девушка Люка.
- Люка? Никогда не слышала о такой..
- Однако холодновато тут сидеть. Пойдем ко мне, раз уж идти тебе некуда.
Они идут мимо Смоленского кладбища. - Знаешь про часовню Ксении Блаженной? - спрашивает девушка.
- Ну, слышал, записки так всякие пишут.
- Пойдем туда.
- В три часа ночи?!
- Они идут в темноте, мимо старинных могил.
- Не страшно тебе ночью идти по кладбищу?
- В этой жизни я боюсь только живых. А про Ксению Блаженную я столько
разных легенд слышала, говорят, будто бы это вообще мужчина был на самом деле. - Ты веришь во все это?
- Пришли..
- Маленькая часовня. Стены исписаны надписями, хотя здесь стоит мешок для записок.
- - Я напишу тоже на стене, - говорит Максим, - Моя бабуся муку купила, яйца. Слышишь?
- он обернулся, но к своему ужасу девушку не увидел.
- Эй, ты где? - осторожно спросил Максим.
- Никто не ответил, подул холодный пронизывающий ветер, где-то послышался глухой удар колокола. Максим побежал прочь. Он бежал, не разбирая дороги, перепрыгивая через холмы и надгробья. Остановился, чтобы отдышаться, только когда оказался на проспекте. Его шаги гулко раздавались на ночной улице. Максим добрался до своего дома, юркнул в подъезд. В подъезде было темно, но Максим услышал на втором этаже какое-то шебуршание.
- - Эй, кто тут? - неуверенно крикнул Максим.
- Ответа не последовало, но в темноте мелькнула чья-то тень.
- Максим стал осторожно подниматься наверх. На втором этаже на подоконнике сидел бритый наголо парень. В тяжелых ботинках с высокой шнуровкой. Максим прислонился к стене, машинально пытаясь нащупать руками что-нибудь годное для драки, однако ничего не было.
- Приехали, - прошептал Максим, понимая что бритоголовый пришел явно по его душу.
Неужели они успели его вычислить на Дворцовой? - Закурить будет? - внезапно спросил бритый.
- Ну, будет, - как можно развязней ответил Максим, посмотрел наверх, успеет ли он
быстро проскочить наверх или нет. Он подошел к бритоголовому, протянул пачку
сигарет. Тот взял одну, затянулся. - Чего по ночам шляешься? - спросил он.
- А ты чего?
- Я первый вопрос задал.
- А я что должен перед тобой отчитываться? - Максим уже приготовился к атаке.
- Ничего ты не должен, - сплюнул бритый, - Я так спросил. Собственно мне плевать.
Живешь тут? - Живу.
- Хорошо, если есть где жить, а не бродяжничать как собака.
- А тебе что жить негде?
- Мне-то? Есть где, - усмехнулся бритый, - Россия - мать большая. А если еще всех этих
тварей чурок передавим, совсем хорошо будет, - он махнул рукой, на рукаве была нашита
свастика. - Ишь ты как за Россию печешься, а у самого немецкий крест вышит.
- Немецкий.. Да что ты понимаешь? Это крест каббалы, самого древнего учения на земле,
еще до язычества. - И до христианства?
- Вот только про эту еврейскую религию не надо, - зло сказал бритый, - Бог их еврей, а я
их на дух не выношу. - Евреев? Негров? То есть только русские и немцы?
- Только чистая раса. Читай Гитлера «Майн Кампф».
- Не имею такого желания.
- А что ты читаешь? - зло щурил глаза бритый, - Библию?
- Да нет, я как-то больше детективы, фантастику.
- Ну-ну, давай.
- Максим стал подниматься по лестнице.
- Эй, если здесь живешь, не видел, когда в этом окне свет горел? - крикнул бритый.
- В каком? - обернулся Максим.
- Вон, - тот показал на окно Люки.
- Давно, - Максим остановился, - А кто там живет?
- Живешь тут и не знаешь?
- Я знаю только, что она давно уже опечатана.
- Чего заливаешь? Там девушка живет одна.
- А она еще жива?
- Жива? - удивился бритый, - А чего ей не жить-то?
- Да так, но в окне свет давно не горит.
- Конспирация значит. Ладно.
- А ты что ее знаешь?
- А то.. Она хорошая, помогает нам.
- Вам?! - и изумился Максим, - Это кому?
- Слушай, давай топай, тоже мне следователь.
- Максим поднялся на свой этаж, подошел к квартире Люки. Здесь все также висела пломба с печатью. Максим подошел к себе в квартиру. Вошел внутрь, зажег свет. Прошел на кухню. На столе стояла большая кастрюля, прикрытая одеялом, в тазике лежала гора яиц. Максим зло посмотрел на эти приготовления, повернулся в сторону темного окна Люки и вдруг начал с яростью кидать яйца в стену. Яйца растекались по стене. На шум вышла растрепанная бабка.
- Ты что это, ирод, делаешь? - закричала она, - С ума что-ли сошел?!
- А вот так. Пускай вашу Пасху празднует тот, кому этот Бог все дал. Пускай прощает все грехи ворам и убийцам!
- - Прекрати, дурак, сейчас же! — бабка побежала останавливать Максима.
- Что это вы? - Максим наклонился к ней, - А знаете, что вашего внука убила его же
любимая, которая была просто стервой. Она живет сейчас спокойненько и помогает
делать гадости тем, с кем он боролся, этим фюрерам недобитым. Как вам это? - Значит так надо, - тихо сказала старуха.
- Что надо? У вас отняли все, вы живете одна, в нищете, едите черный хлеб, а эти все суки
разъезжают в иномарках, по телевизору вам сериалы крутят про любовь эти зажравшиеся
режиссеры. - Угомонись уже, - старуха собрала недобитые яйца, поставила их варить, побросала луковые перья. Взяла тряпку, стала оттирать стену от яичного месива. Максим сидел на табуретке, обхватив голову руками.
- Я приехал из своего городишки в надежде на лучшее. Оставил мать с ее зарплатой в 3 тысячи. И что? Ничего. Никому здесь не нужно ни образование, ни мозги, ни черта. Только умение воровать и лицемерить. И столько людей несчастных, столько горя, и при этом столько золота! Пир во время чумы.
- Глуп ты еще, иди -ка спать лучше.
- Максим ушел к себе в комнату, не раздеваясь плюхнулся на кровать. За стенкой у деда пел Утесов «Темную ночь». В окно светила луна, и за стеклом появился чей-то неясный силуэт. Максим проснулся от шума с кухни - о чем-то спорили жильцы. Было уже утро. Максим нехотя встал, увидел, что окно приоткрыто, он хлопнул раму, щелкнул затвором, вышел в кухню. Здесь во всю пеклась ватрушка, Раиса рубила капусту для пирогов, дед месил творог для пасхи. Работал маленький черно-белый телевизор, шли очередные криминальные новости.
- Это ж надо, - постучал рукояткой ножа по столу дед, - Сталина на них нет, распустились!
Это все Горбачев продал нас Америке. - Что за шум у вас? - зевая спросил Максим.
- Да вон, выродок какой-то сегодня утром людей в церкви порезал ножом, - сказала Раиса,
указывая на телевизор.
- Максим посмотрел на экран.
- -... В настоящее время проводится медицинская экспертиза нападавшего на предмет вменяемости. Но как стало известно уже первые тесты подтвердили что нападавший полностью отдавал себе отчет в своих действиях, - камеру перевели на бритоголового парня, того самого, которого встретил Максим.
- Вот черт! - ужаснулся Максим.
- Не поминай нечистого в праздник, - строго сказала старуха.
- Я видел этого парня сегодня ночью, - сказал Максим, - Он сидел на нашей лестнице.
- Господь с тобой, - вскрикнула Раиса, - Быть не может.
- Еще как может, - Максим вышел из квартиры.
- - Надоели мне ваши фокусы, - Максим сдернул пломбу, открыл дверь, вошел внутрь.
Здесь в углу стоял старый проектор с заряженной пленкой, покрытый слоем пыли.
Максим навел его на дверь, завесил окно, и включил. Появилось черно-белое
изображение. Демонстрация, толпа людей, та же женщина с девочкой, которых Максим
видел на фотографии в комнате. Везде развевались огромные портреты Сталина, девочка
весело смеялась, держась одной рукой за маму, а во второй она несла воздушные шарики.
По низу экрана шли титры: «Абсолютная свобода - это анархия и хаос. Счастье
человечества можно и нужно конструировать. Если дать людям полную свободу - они
убьют друг друга. Свобода противоестественна по своей сути, так как сама природа, - Вселенная, космос подчиняются определенным законам». Следующие кадры: фашистская Германия, марширующие колонны, газовые камеры, в которые толкают евреев, Гитлер, принимающий парад. Внизу титры: «Гитлер появился на Земле, потому что Бог позволил ему появиться. Ни один убийца, маньяк, тиран не рождается случайно, каждый из них выполняет определенную миссию. Он умрет лишь тогда, когда совершит последнее запланированное свыше злодеяние». В следующем кадре молодая девушка в белом платье шла по залитой солнцем поляне, рвала полевые цветы. Она обернулась на камеру - это была Люка. Вверху в небе летал аэростат с надписью «Слава советскому народу Май 45». Люка плела из одуванчиков венок, одела его на голову. Пошли титры: «Откажись от борьбы - это твой путь к счастью. Начинай борьбу немедленно - и это второй путь к счастью.» Пленка оборвалась. Максим неподвижно в остолбенении смотрел перед собой. Потом резко встал и почти бегом выскочил из квартиры. Захлопнул дверь, кое-как скрепил пломбу и прилепил бумагу печатью. Он вернулся в квартиру, зашел в комнату старухи. Та украшала свежий кулич.
- - Помоги мне яйца сложить, - сказала старуха, - Да неси на кухню.
- Максим сложил яйца в плошку, подошел к окну и посмотрел в мокрую кирпичную стену.
- - Чего стоишь? В кухню неси, - в комнату заглянул дед.
- В кухне посередине накрыли стол - пироги, ватрушка, кулич, разноцветные яйца.
- Скоро 12 уже, - сказала Раиса.
В дверь позвонили. - Кто это еще? - удивилась старуха, - Максим, поди, открой. Дуся может с первого этажа.
Максим открыл дверь. На пороге стояла Люка. Она с улыбкой взглянула на Максима,
прошла в квартиру. Максим ошарашено пошел за ней. В кухне уже все расселись. - К нам гостья, - с трудом произнес Максим.
- Ну, садись, - предложила старуха.
Люка села за стол. - Двенадцать, - Раиса взяла яичко, - Ну что, Христос Воскресе!
- Воистину Воскрес, - Раиса, дед и старуха стукнулись яичками, - Максим, а ты что
сидишь, давай тоже.
- Максим взял яйцо, неумело стукнул его.
- Христос Воскрес, а ты говори - Воистину Воскрес, - засмеялась старуха.
- Воистину Воскрес, - прошептал Максим.
- Воистину Воскрес, - тихо сказала Люка, встала, подошла к окну.
- Главное, чтоб войны не было, - сказал дед, включил патефон «Синий платочек».
- Понял ты, внучек, как жить надо? - вдруг спросила старуха Максима.
- Не знаю.. - А ты думай, думай... На то жизнь тебе и дана. Она штука сложная.
- И жестокая, - тихо ответил Максим.
- Но можно ли любя послать на смерть? - спросил Максим и посмотрел на Люку.
- Только любя и можно, - ответила Люка, - Любовь - это прежде всего жертва
собой. Люди проходят много страданий и унижений, прежде чем узнают Свет
Истины. Три монеты - богатство, власть и бессмертие ты отдашь прокаженному, слепому
и небесному посланнику.
- Люка распахнула окно. За ним виднелась большая темная, но уже знакомая Максиму, комната штаба с зеркалом в центре. Она была бесконечна. В отражении зеркала тихое ласковое море играло в лучах заходящего солнца. Мария-Магдалена вышла к морю, где по волнам шел тот, кого она любила.
- Максим сидел на мосту у речки. В синем небе летел самолет, оставляющий после себя расплывающуюся белую полосу. На поляне бегала девочка лет 6 с сачком, ловила бабочек.
- Я уже в раю? - отрешенно спросил Максим.
Девочка засмеялась, побежала за большой стрекозой. - До «Рая», молодой человек, километров пять еще идти, - по мосту шла женщина с
бидоном в руке. - Пять километров до Рая? - очумело спросил Максим.
- Да, но вот через лесок может скорее дойдете. Вам ведь село Райское? Правильно?
- Ну да, - улыбнулся Максим, - А это было видно чистилище.
- Он шел по дороге, но не пыльной, а светлой и чистой, по обочине рос не кустарник, а
весенние ландыши и купальницы. Была эта планета Земля...
- Андрей, - Максим обернулся, девочка с бабочками смотрела на него. Максим помахал ей
рукой и пошел дальше...
Рейтинг: +2
726 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
