Сценарий по мотивам рассказов Л.Андреева «Он» и А.Грина « Крысолов»

КНЯЗЬ ТИШИНЫ

20 век. 1916-17 год.

Натура. Вечер, темно. Из дверей Университета выходит мужчина лет 35-40, усталый, измученное лицо, воротник поднят вверх. Он переходит дорогу, идет вдоль набережной. Мимо проезжает повозка, кучер что-то говорит мужчине, видимо предлагает подвезти, но мужчина отрицательно кивает головой, повозка уезжает. Мужчина идет через мост, сильный ветер, дождь. Он переходит мост, на углу набережной стоит молодая женщина, на голове теплый пуховый платок, в руках несколько книг.

- Сударь, книги не желаете купить?

Он растерянно смотрит как бы сквозь нее.

- Книги… Нет, нет…

- Сударь, постойте! Что ж вы ходите в такую погоду с голой шеей? – она деловито подскакивает к нему, - Так и простудиться недолго.

- Ничего.

- Нет не ничего, давайте помогу, - она пытается застегнуть расхлястанный воротник ветхого пальто, но замечает, что на нем нет пуговиц , - ай, беда. Ладно, сейчас помогу.

Она снимает со своего платка аглицкую булавку и по-детски прикусив губу, старательно застегивает воротник.

- Ну вот, так-то лучше.

- Спасибо, - улыбнулся мужчина, - Что, плохо торговля идет нынче?

- Ай, да совсем не идет, - махнула рукой девушка, - погода сегодня неподходящая. Все по домам сидят под абажурами, чай пьют. В хорошую-то погоду я быстро управляюсь. Да вы не думайте, я редко этим занимаюсь, когда совсем денег нет, я потихоньку у отца беру книги из библиотеки и хожу сюда. У нас их много, он пока не заметил. А вы домой?

- Да. Я в университете работаю, преподаю. Преподавал…

- А что? Ушли?

- Ну скажем так в моих услугах больше не нуждаются.

- Да, это плохо нынче. И как вы теперь?

- Не знаю. Посмотрим.

- Ну ладно. Вы если что, звоните. Мой телефон 44-61-20. Запомните?

- Запомню.

Интерьер. Захламленная комнатушка, грязные засаленные обои, по полу разбросаны картины и наброски. На столе кипы исписанных бумаг. На дырявом подобии дивана лежит мужчина, прикрывшись какой-то тряпкой. Где-то играет пианино, кто-то ругается. У развалившегося камина, который давно не топили копошится крыса. Мужчина кидает в нее башмаком, но промахивается, башмак падает рядом. Крыса не испугалась, она грызет валяющуюся на полу графику с изображением обнаженной женщины . Крыса поворачивает свою острую мордочку, воспаленное сознание мужчины видит как крысиная морда превращается в остроносую узколицую даму. Мужчина кружит вальс с дамой в зале.

Утро. Та же комнатушка. Стук в дверь.

В проеме двери появляется старуха.

- Григорий Михайлович! – она видит, что мужчина не откликается. Входит в комнату.

- Да что ж с вами, батюшка! – старуха тормошит его, - Горячий весь, заболел ты, голубчик!

Мужчина открывает глаза. Волосы всклокоченные, воспаленный взгляд.

- Евдокия Павловна, который час?

- Да уж два часа дня, голубчик. А вы хворать зря задумали, не время сейчас.

- Евдокия Павловна, у вас не найдется горячего молока?

- Молоко может и найдется, только батюшка не плохо бы за комнату заплатить. А то помрете тут, а уже два месяца не плачено! Обещали десятого, а сегодня уж шестнадцатое будет.

- Да, да я заплачу. На днях. Мне перевод должен прийти.

- Когда на днях? Я уж ждать устала. А у меня тоже средства на исходе: вона нынче как дрова подорожали!

- Я заплачу.

- Ладно. Идите на кухню, налью молока, - она идет к дверям, - ай, запамятовала, чего пришла-то: письмо вам голубчик, держите, - она положила письмо на стол. Вышла.

Григорий распечатывает письмо, пробегает по строкам. На губах его появляется подобие улыбки. Он смотрит на висящие на стене часы, быстро встает, шатаясь одевается, выходит из комнаты. По коридору идет старуха.

- Куда же вы в таком виде? Ищи вас потом! Нате, хоть попейте, - она протягивает чашку с молоком.

Он жадно пьет.

-Благодарю вас, я скоро вернусь.

Выходит из квартиры, эхо шагов гулко разносится по подъезду.

Интерьер. Кофейня. За столиком у окна сидит немолодой хорошо одетый мужчина. Он непрерывно помешивает ложечкой кофе, не обращая внимание, что кофе расплескался из чашки. Движения его резки, угловаты.

- Простите, это вы мне прислали письмо нынче утром? – к столику подходит Григорий.

- Григорий Михайлович! – неожиданно радостно и задорно вскакивает мужчина, - Да, это я. Ну так как? Вы согласны?

- Откровенно говоря , меня несколько удивило ваше предложение. Я никогда не практиковал частным учителем, да еще и с проживанием. Я преподавал в университете. Вы уверены, что моя кандидатура подходящая?

- Садитесь, милый мой. Вы заболели? Что-то вид у вас бледноватый.

- Простудился.

- Ну, конечно. Здесь такая сырость. Я сам раньше жил в Петербурге. А потом понял, что человек должен быть рядом с природой. Мы живем на берегу залива, но никакой сырости , только приятная морская свежесть.

- У вас большая семья?

- Ну как у всех. Сын мой Володя семи лет, к которому я вас и приглашаю, его наставница Анна Васильевна, хотя вообще-то она Анна Дюссельмерт, немка, но так уже обжилась здесь, что переименовала себя в Анну Васильевну. Ну и прислуга. Вот и все. Дочь Елена утонула два года назад, - он произнес это абсолютно буднично, как если бы утонула домашняя кошка.

- Боже… Мои соболезнования.

- Ничего, - он все так же странно улыбался, - Ну так как? Вы готовы переехать к нам? Я плачу вам 25 рублей. Пятнадцать выдам сейчас же, - он достал из толстого портмоне купюры, положил на стол , - Да, меня зовут Александр Вольдемарович.

- Хорошо, я готов попробовать. Но мне нужно собраться, рассчитаться с хозяйкой.

- Да конечно. Я думаю до вечера времени вам хватит. В семь часов за вами заедет экипаж.

Мужчина встал, случайно задел рукавом чашку с кофе, которая тут же опрокинулась. Кофе потек по столу темной лужей. Рукав обмакнулся в эту лужу. Но мужчина ничего не заметил и с той же странной улыбкой пошел к выходу. Григорий проводил его взглядом через окно. На улице он уже не улыбался, отрешенно пошел прямо по мостовой в пальто нараспашку, то ли забыв, то ли нарочно не застегивая пуговиц.

Интерьер. Григорий сидит в комнате на топчане, у ног узелок с вещами , свернутые рулоны картин. Поглядывает то на часы, то на окно. Старуха стоит в дверях, качает головой, что-то бормочет. В углу опять появляется крыса.

-Тьфу, ты зараза, чтоб тебя, - старуха кидает в нее башмаком. Крыса не боится.

- Беда скоро будет, уже и крысы не боятся ничего, - говорит старуха, - К худу это. Мне еще моя бабка рассказывала: в 12-м году перед войной пошли полчища крыс. Ничего не боялись, сколько зерна тогда испоганили. А уж потом…, - она махнула рукой.

За окном послышался звон колокольчика, топот копыт. Григорий посмотрел в окно: у подъезда стоял экипаж.

- Все пошел я, Марья Андреевна, спасибо за все.

- Да и тебе батюшка, дай бог.

Григорий сел в раздолбанную, скрипучую карету.

Натура. Темнело. Только горизонт был ярко-красным от заходящего солнца. Солнце «подпалило» кроны деревьев, далекие поля, кровли избушек. Выехали к заливу, который был так же огненно-красным. Перед глазами Григория (в его сознании) крутилась пластинка с какой-то мелодией. Навстречу вылетел какой-то экипаж, извозчик Григория еле успел осадить лошадей в строну. Бешеный экипаж пронесся мимо.

- Ненормальный, что творишь?! – крикнул извозчик вслед.

Они поехали дальше.

- Приехали, - сказал извозчик, осаживая лошадей.

Григорий открыл глаза. Роскошный двухэтажный особняк с чудесным садом. К воротам уже спешил хозяин.

- Григорий Михайлович, дорогой вы мой! – выбежал он с распростертыми объятьями, - Как вы доехали? Правда ведь до города отсюда совсем недалеко, а какая разница! Чувствуете какой здесь воздух? Его же пить можно!

- Спасибо. Да до города совсем близко, - Григорий спрыгнул с подножки.

- Ступай, - хозяин заплатил извозчику, карета уехала.

- Пожалуйста, милости просим, - Александр Вольдемарович распахнул ворота перед гостем.

Гравиевые дорожки перед домом были идеально убраны: ни опавших листьев, ни чьих-то следов. Так же как и участок: абсолютно ухоженная территория.

Интерьер. Они вошли в дом. Им навстречу вышли немолодая женщина и мальчик.

- Знакомьтесь, Григорий Михайлович: это мой сын Володя, ваш ученик с нынешнего дня, а это его наставница Анна Васильевна.

- Доброго вечера, сударь, - сказал мальчик.

Григорий кивнул в ответ. Мальчик выглядел абсолютно безучастным ко всему. Его лицо ничего не выражало. Немка попыталась улыбнуться.

- Проходите, сейчас будем ужинать, - сказал хозяин.

В доме тоже было очень чисто, все вещи на своих местах, само помещение казалось при этом нежилым, не ощущалось присутствия ребенка: нигде не валялись игрушки, детские вещи. Ничего. В гостиной был накрыт стол.

- Володя, будешь ужинать? – спросил Александр Вольдемарович.

- Я уже ужинал. Разрешите, я пойду к себе?

- Да, конечно, ступай.

Немка ушла вместе с ним.

- Пожалуйста, попробуйте вот это, - хозяин указал на рубленные биточки, - такого вы точно не пробовали. Эти биточки делают у меня на кухне по немецкому рецепту Анны. Восхитительно!

- Благодарю.

- Ну как вы думаете начинать занятия?

- Мне кажется уместнее всего завтра часов с десяти утра, если вы не против.

- Ну что вы, я да против! Только за!

Вернулась Анна.

- Я уложила Владимира.

- Прекрасно. Присоединитесь к нам?

- Нет, с вашего позволения я пойду к себе.

- Ну как знаете.

Она ушла.

- Александр Вольдемарович, разрешите я тоже пойду отдыхать? Что-то устал с дороги.

- Да, да, конечно. Пойдемте я покажу вашу комнату.

Они прошли по длинному коридору, в конце которого была запертая дверь. Хозяин открыл ее. Внутри было темно. Александр Вольдемарович распахнул шторы, зажег свечи. В комнате из вещей была только атаманка у стены, стол и кресло.

- Если вам понадобится что-то еще, вы скажите. Это комната для гостей, а гостям как правило нужен самый минимум.

- Спасибо, мне особо ничего не нужно.

- В таком случае я вас покидаю. Отдыхайте.

Александр Вольдемарович закрыл дверь, что-то напевая под нос, шаги его гулко разносились по дому.

Григорий распаковал свой узелок, разложил свертки, книги, бумаги. Подошел к окну. в саду было тихо, деревья не двигались, абсолютное безветрие . Он открыл окно: стояла тишина, ни птиц, ни лая собак. Ничего. Тишина. Григорий закрыл окно, потушил свечи, лег на диван, накрывшись теплым пледом.

На сцене печальный Арлекин поет романс, на фортепиано играют печальную музыку. Арлекин встает, идет к одиноко сидящему в зале Григорию. В это время сцена озаряется красным светом, тени всадников, крики «ура».

Григорий просыпается. Но музыка продолжает литься, разрывая мертвенную тишину дома. Кто-то играет на пианино. Григорий встает, выходит из комнаты. Играют похоже на втором этаже. Внезапно все прекращается, снова воцаряется тишина. Григорий стоит в нерешительности, затем возвращается в свою комнату.

Раннее утро. Григорий поднимается с дивана, смотрит за окно. Там трое угрюмых фигуры железными граблями ровняли дорожки, стирая вчерашние следы.

Гостиная. За столом уже сидит Александр Вольдемарович, немка и Володя. Подходит Григорий.

- Доброго утречка, Григорий Михайлович? Ну как провели первую ночь в нашем доме?

- Доброго и вам. Скажите, а в доме живет кто-то еще?

- Ах, да, забыл вас предупредить, - весело ответил хозяин, - на втором этаже живет моя жена. Она несколько нездорова и не выходит к нам. Но она замечательно играет, простите, что наверное, разбудила вас. Обычно она играет днем. У нее талант, просто выдающийся талант.

- Благодарю за ответ. Ну что, Владимир, пойдемте заниматься?

- Да, конечно, - послушно ответил мальчик, вставая из-за стола, - Спасибо, все было очень вкусно.

В комнате Володи было также стерильно чисто. Мальчик сел, с какой-то раболепной услужливостью стал ожидать урока.

- Сегодня, Владимир, мы поговорим с вами об эпохе Петра Первого. Что вам известно об этом?

- Пока немногое, сударь. Только то, что Петр Первый провел ряд реформ на Руси.

- Ну похвально, а теперь… , - Григорий осекся, - в окне второго этажа он увидел стоящую у окна молодую женщину с темными провалами глаз. Она смотрела куда-то вдаль. Затем отошла и занавеска снова задернулась.

- А что, ваша мама очень больна? – спросил Григорий.

- Нет, не очень. Мы навещаем ее каждое утро, она сожалеет, что не может с вами познакомиться лично.

- Она часто плачет?

- Плачет? – удивился Володя, - мама никогда не плачет.

- Смеется? – сердито усмехнулся Григорий.

- А что разве смеяться нехорошо? – спросил Володя.

- Смеяться – это замечательно. Продолжим наш урок.

Натура. По саду деловито расхаживал Александр Вольдемарович. Что-то поправлял у кустов, где-то подкидывал земли . Подошел Григорий.

- Чудесный у вас сад.

- А, Григорий Михайлович? спасибо, сад – это моя гордость. Ну как успехи с Володей?

- Все нормально, он сообразительный и толковый мальчик.

- Ну я и не сомневался, что все хорошо будет.

- Вам здесь не скучно?

- Скучно? – Александр Вольдемарович рассмеялся, - Ну что вы! У нас здесь так весело, мы проводим отличные вечера, вот кстати и сегодня будет. А так к нам приезжают гости, танцуют, разгадывают викторины, какая же тут скука! И кроме того море! Его нельзя не любить.

Они идут вдоль побережья. Григорий заметил груду камней, имевших форму пирамиды и скрепленных цементом.

- Видите пирамиду? Хоть и меньше Хеопса, но все-таки пирамида, - засмеялся Александр Вольдемарович.

- Я здесь хотел построить церковь в норманнском стиле. Вы любите норманнский стиль? Но мне не позволили… Такая узость взглядов.

Григорий молчал, не зная, что сказать.

- Как раз на этом месте был найдет труп моей дочери Елены. Сюда головой, - он показал на пирамиде, - сюда ногами. Она утонула, я кажется вам говорил.

- Как же это случилось?

- А как тонут молодые люди? – улыбнулся он, - Поехала на лодке кататься одна, поднялся шквал, лодку перевернуло… так это обычно случается.

- Здесь очень мелко…

- А она уехала далеко. У меня есть две прекрасные лодки, на зиму мы их прибираем, а веною снова спускаем на воду. Вы любите кататься на лодке?

- А ту лодку тоже прибило к берегу?

- Какую ту? Ах да, ту! Как же, как же, ее тоже прибило на берег. Но теперь она выкрашена и ее нельзя узнать: прекрасная прочная лодка. Весной вы сами испробуете ее.

- Скажите, а что ваша жена молода?

- Жена? А, да ей двадцать девять лет, Елена была дочерью от первого брака. Однако, ветер поднимается, пойдемте к дому.

Действительно, поднимался сильный ветер, в воздухе кружились листья, клочки бумаги, море почернело, яростные волны набегали одна на другую.

Александр Вольдемарович разу же вошел в дом, Григорий остался на улице, несмотря на усилившийся ветер. Он стоял у аккуратно подстриженного розового куста, взял прут и написал на песке «ЕЛЕНА». Ветер тут же начал стирать слово.

- Григорий Михайлович, идите в дом! Простудитесь, вон непогода как разгулялась! – крикнул Александр Вольдемарович.

Интерьер. В доме горели свечи и невидимая музыкантша играла на этот раз очень веселые мелодии. Немка неуклюже кружилась по залу как цирковая лошадь, Володя танцевал заученные на уроках движения, а сам Александр Вольдемарович изображал балетные па, комически их утрируя. Все весело смеялись.

- Григорий Михайлович, присоединяйтесь, - хозяин подхватил под руки Григория и запрыгал с ним на манер польки, - Отчего вы не смеетесь? Или вам не нравится наш новый танец? Этого не может быть, чтоб не нравилось – я буду жаловаться Марии Васильевне, и она вас накажет, как дурного мальчика. А! Вы уже испугались!

Все снова захохотали. Немка в шутку стукнула по руке Григория, а затем Володя и немка встали на колени:

- Сударь, ну потанцуйте с нами!

Григорию было крайне неприятно это зрелище, он улыбался через силу. В дверях показался лакей, он изумленно раскрыл рот, приготовившись что-то сказать, но Александр Вольдемарович махнул ему рукой и лакей как был в белых перчатках и фраке, также встал на колени и стукнулся лбом об пол.

- Ну, потанцуйте же с нами! – давясь от смеха сказал Александр Вольдемарович.

Тогда Григорий стал в неистовстве отплясывать какую-то лезгинку вперемешку с полькой. Это было больше похоже на конвульсии, но все весело и задорно хохотали.

Ночь. Григорий лежит на диване в своей комнате. В его ушах еще стоит безумный смех хозяина дома, перед глазами кружатся лица. От окна показалась тень. Григорий подошел к окну, чтоб посмотреть кто там. отдернул занавеску. За окном прямо перед ним, по грудь возвышаясь над подоконником, стоял кто-то и неподвижно-темным лицом смотрел на Григория. Растерявшись, Григорий махнул ему рукой, но фигура никак не отреагировала.

- Что вам надо? – негромко спросил Григорий.

Ответа не последовало.

- Сейчас я разберусь с вами, - сказал Григорий, но странный тип начал отходить- медленно, не торопясь, на мгновение обрисовавшись темным профилем. Ушел. Григорий распахнул окно, ему в лицо ударил ветер, он посмотрел вниз: его комната хоть и находилась на первом этаже, но чтоб оказаться по грудь на уровне окна нужно было быть или 2,5 метрового роста или парить в воздухе. Григорий в ужасе захлопнул окно. Он сел на диван, увидел запылившийся телефонный аппарат, стоящий на полу.

- Сорок четыре, шестьдесят…, не помню, - бормотал он, ну как же….

Он взял в руки телефонную трубку.

- Сорок четыре, шестьдесят один…, - он наугад набирает различные комбинации цифр, внезапно в трубке отвечают:

- Станция. Переводим в литеру А.

Снова гудки.

- Я слушаю, - тихий, очень далекий голос.

- А…. Добрый вечер… Доброй ночи… Это… Вы помните, вы дали мне свой номер телефона, вы продавали книги у набережной.

- Книги?... Ах, да, конечно, это вы. Я ждала вашего звонка. Вы не звонили.

- Я совершенно забыл ваш номер.

- Вспомнили?

- Почти.

- Хорошо, что позвонили. Сейчас ночь. Никто не слышит. Как вы?

- Да неплохо устроился. Может мы сможем увидеться?

- Сейчас уже нет.

- Вам ничего не нужно?

- Мне…Нет, мне ничего не нужно , - она говорила медленно , как будто нараспев ,- хотя мне нужен покой… Знаете, я так что-то устала за последнее время, хочется чтоб было тихо-тихо, тихо-тихо,- ее голос стал вдруг удаляться и наконец все стихло.

Григорий потряс трубку, подул в нее – в трубке не было ни гудков, ничего.

В углу что-то зашебуршало . Григорий швырнул туда башмак. Крыса. Такая же большая бесцеремонная крыса, какая жила у него в каморке в городе.

Утро. В комнату стучат.

- Григорий Михайлович, можно? Я на пару слов.

Григорий открывает. Александр Вольдемарович раскрасневшийся, смеющийся.

- Я в город съезжу до вечера. Вы уж сами позавтракайте и с Володей позанимайтесь. Если что – Анна вам все покажет.

- Да, конечно. Вы извините, я сегодня ночью вашим телефоном воспользовался, но он похоже сломался. Я уж не знаю как так вышло, все нормально было…

- Телефоном? Так у нас его и нет, это просто старый аппарат, я из города привез, в квартиру новый купил, а этот здесь так уж, не выбрасывать же… Так что воспользоваться им вы бы все равно не смогли, не переживайте - засмеялся он.

Григорий посмотрел на аппарат: его шнур лежал просто на полу, не было никакой соединительной розетки.

- Да, наверное, ночью я не понял…, - тихо сказал Григорий .

- Что это вы такой? Вечером снова будут танцы! Не скучать!

Он выбежал из дома, как обычно что-то напевая.

Григорий прислонился лбом к стеклу.

На втором этаже снова играют на пианино. Теперь опять какую-то тяжелую мрачную мелодию. Григорий выходит из комнаты.

- Володя!

-Да, сударь, - как из-под земли моментально появляется мальчик.

- Хочешь погулять?

- Как вам будет угодно.

- Причем здесь я? Ты хочешь пойти погулять? Я тебя приглашаю составить мне компанию.

- Хорошо, сударь. Я с удовольствием прогуляюсь.

Натура. Они идут по аллее. Впереди появилась темная фигура. Некто шел спокойным, размеренным шагом навстречу. Григорию стало неприятно присутствие незнакомца.

- Володя, пойдем в другую сторону.

- Да, сударь.

Они свернули. Володя шел настолько послушно, что Григорию становилось отвратительно за ним наблюдать. Мальчик словно был заведенной куклой, послушно изображающей ребенка.

- Володя, почему ты не плачешь? Я видел, ты сегодня упал и сильно ударился, - спросил Григорий.

- Я плакал , - спокойно ответил Володя.

- Да? Я что-то этого не видел.

- Я упал, заплакал, потом все прошло и я перестал , - как на экзамене словесности ответил мальчик уверенно и безучастно.

Внезапно из-за угла вышел тот же тип.

- Вот привязался, - сквозь зубы процедил Григорий.

- Кто привязался? – спросил Володя.

- Да вон какой-то господин. Когда мы там шли, он тоже прогуливался там. Сейчас свернули, так на тебе – и он здесь. Не люблю гулять в чьем-то присутствии.

- А где этот господин?

- Ну вон же- идет нам навстречу.

- Я никого не вижу, - пожал плечами Володя.

- Как это? – резко остановился Григорий, - ты не видишь этого человека?

- Нет, я никого не вижу.

Григорий посмотрел на мальчика: его глаза явно следили за фигурой, так обычно смотрят на вполне осязаемый предмет.

- Володя, зачем ты мне лжешь? Я пожалуюсь на тебя отцу.

- Сударь, я не лгу вам! - изумленно возразил мальчик, - как можно?!

- Вот и я спрашиваю: как можно?

Незнакомец поравнялся уже с ними, и развернувшись, пошел чуть поодаль туда же куда и Григорий с Володей. Это был как будто мужчина неопределенного возраста, абсолютно отстраненный от происходящего. Вместе с тем у него присутствовали женские черты. Вероятно, так должен выглядеть абсолютный андроген, так изображают на фресках ангелов или демонов, ведь у них нет пола. Григорий искоса наблюдал за незнакомцем, при этом бросал взгляды на мальчика. Но тот шел как ни в чем не бывало, рассматривал камешки на дороге, никого не замечал или делал вид, что не замечает. Так они прошли до ближайшей развилки, где незнакомец наконец свернул.

- Володя, пошли домой.

- Хорошо, сударь. Мы так мало погуляли сегодня.

- Ничего. Погуляем завтра. Нужно заниматься.

Они подходят к дому. В окне второго этажа появилась снова загадочная пианистка.

- А что мама не спит? - спросил Григорий.

- Она не спит днем. Сейчас она что-нибудь сыграет для нас.

И действительно, как только они вошли в дом, играла музыка.

Интерьер.

- Володя, иди в свою комнату. Я сейчас приду, и мы будем заниматься, - сказал Григорий.

- Да, сударь, - мальчик ушел.

Григорий быстро поднялся на второй этаж. Крадучись подошел к запертой двери. Постучал.

- Извините пожалуйста, можно поговорить.

В это время появилась немка.

- Григорий Михайлович, туда нельзя. Александр Вольдемарович запретил.

- А это еще почему? Почему он держит свою жену как узницу взаперти?

- Видите ли, она больна.

- И чем же она таким больна, что ей не позволено выходить из комнаты?

- Душевное расстройство.

- Вот как? А мне известно, что при душевных расстройствах свежий воздух рекомендуют.

- Я не знаю, - растерянно ответила немка , - вы будете обедать?

- Буду, - резко ответил Григорий.

Анна накрыла на стол. Пришел Володя. Они сидят втроем за столом.

- Володя, ты заходил к маме?

- Сударь, я же вам говорил, мы каждый день навещаем маму.

- А маму, молодой человек, надо не навещать, мама должна обедать вместе с нами, гулять, играть с тобой!

- Мама больна.

- Даже если больна!

- Григорий Михайлович, пожалуйста, давайте не будем. Так решил Александр Вольдемарович …., - испуганно сказала немка.

Володя продолжает невозмутимо есть.

- Спасибо, - Григорий вышел из-за стола , - Володя, давай поиграем в прятки.

- С удовольствием.

- Отлично. Только водишь ты, а я прячусь, договорились?

- Хорошо , сударь.

Они вышли в холл.

- Становись в угол и считай до ста. А потом иди искать. И чтоб до ста, я тоже про себя буду считать!

Володя послушно встал к стене и начал громко считать: один, два, три…

Григорий бесшумно поднялся на второй этаж, подошел снова к загадочной комнате, стучать не стал, подергал ручку – дверь оказалась не заперта. Он заглянул внутрь. Это была просторная светлая комната. У окна стоял рояль, крышка была открыта. Незастеленная кровать, рядом с ней на полу телефонный аппарат. Григорий снял трубку – там шел ровный гудок, аппарат действовал.

- Что за черт, - прошептал Григорий, - Простите пожалуйста, - сказал он тихо, - Я бы хотел поговорить с вами.

Никто не откликнулся. В комнате было тихо. Внезапно заиграла музыка, Григорий вздрогнув, осмотрелся, но оказалось – это пластинка. На пластинке была записана музыка, которую слышали в холле.

- Здесь нет никого? Эй!

Дверь приоткрылась.

- Григорий Михайлович, уходите отсюда, я прошу вас!- в дверях стояла перепуганная Анна.

- Я не уйду, пока не разберусь в чем дело. Где жена Александра Вольдемаровича?

- Я вас умоляю, - губы у немки дрожали, глаза стали выпученными как у рыбы, выброшенной на песок, - Уходите отсюда, пожалуйста. Прошу вас, ну так нужно.

Снизу послышался шум.

- А вот и я! – раздался голос Александра Вольдемаровича , - почему меня никто не встречает?

В это же время наверх прибежал и Володя.

- Я вас нашел, - растерянно сказал он,- а почему вы не прячетесь?

- Я прячусь. Но ты же меня нашел, ты выиграл.

Григорий спустился вниз.

- Добрый день, Александр Вольдемарович, мы сейчас будем заниматься с Володей.

- Отлично, друг мой, отлично. А вы были наверху? – улыбаясь, но как будто испуганно спросил он.

- Григорий Михайлович играл с Володей в прятки, а тот спрятался на втором этаже, - быстро ответила немка.

- А, игры - дело хорошее, - расслабленно вздохнул Александр Вольдемарович, - А вечером танцы! Я привез новые ноты модного сейчас в Петербурге танца.

Григорий быстро ушел в комнату Володи.

Открытое окно на втором этаже. Стоит женщина вполоборота. Ставня монотонно хлопает, но женщина не обращает на это внимание. Где-то снизу доносятся крики Александра Вольдемаровича: «Танцирен! Танцирен!» , смех.

Поздний вечер. Григорий заходит к себе в комнату. Зажигает свечи. В углу сидит незнакомец. Теперь он был в прозрачной расстегнутой рубахе, обнажающей стройную изящную фигуру.

- Вы?! - вскрикивает Григорий, - Да что вам наконец надо! Я только репетитор в этом доме.

Ответа не последовало. Незнакомец прошелся по комнате, взял с пола одну из свернутых картин, развернул. Это была одна из картин Григория: на ней были изображены идущие куда-то старухи и замаскировавшийся под них мертвец.

- Это моя картина. Что вы хотите наконец?

Незнакомец так же молча сел у тахты.

- Что вы смотрите на меня? Вы глухонемой?

На лице незнакомца появилось подобие улыбки. Повинуясь словно его безгласному приказанию, Григорий лег на тахту, закрыл глаза. Незнакомец положил ему руку на лоб. За окном полыхали далекие отблески пожарищ.

- Кто ты? – тихо спрашивает Григорий.

Незнакомец молчит, второй рукой он берет Григория за руку.

- Я почему-то не боюсь. Мне все равно, - продолжает Григорий, - Я боюсь живых людей, а в тебе нет жизни, ничего нет. Я не боюсь, что умру. Смерть – это облегчение от ожидания беды. С самого детства меня мучают предчувствия. Я никогда не был счастлив из-за этого, я всегда ожидал что-то, даже сам не зная толком что. Это как приближающаяся гроза: еще светит солнце, еще ярко-синее небо, но уже слышны тревожные нарастающие звуки далекого грома, уже где-то на горизонте скопились тяжелые черные тучи. Приближение грозы тягостно, оно пугает больше чем самая страшная гроза и буря. Ожидание… Кто ты?...

Окно распахивается от порыва ветра, дождь хлещет прямо в комнату. Странный гость поворачивается окну: дождь стекает по его лицу.

- Надо закрыть окно, - говорит Григорий, - а хотя… пусть. С тобой даже хорошо. Все все равно. Пусть ветер стучит . Только чтоб не тихо…

Незнакомец садится рядом с ним, кладет ему руку на голову.

- Скажи, ты знаешь хозяина дома? - говорит Григорий, - странный он какой-то, - Почему, почему он позвал именно меня сюда, а? – он смотрит на незнакомца.

Тот ничего не отвечает, чуть качает головой.

- Не знаешь? Может из-за тебя? Что тут происходит? – Григорий закрывает глаза, - спать, спать. Твои руки напоминают мне руки матери , она приходила ко мне перед сном, пожелать спокойной ночи. Как все давно… Я сошел с ума?

Незнакомец не отвечает.

- Тебя никто не видит , значит я сошел с ума. А может делают вид, что не видят. ..

Утро. За окном какой-то шум. Григорий подходит к окну (незнакомца уже нет): Александр Вольдемарович белит деревья. Григорий распахивает окно.

- А, доброе утро, друг мой. Почему вы вчера не вышли на танцы?

- Я был не здоров.

- Да что ж такое! Здесь же море рядом, чудный воздух! Какое может быть нездоровье!

- Я давно хотел вам сказать…

- А я вот решил яблоньки и вишенки побелить.

- Александр Вольдемарович, что происходит в вашем доме?

- Как что?- растерянно улыбнулся .

- Я тоже хочу понять – что. Сюда ходят гости.

- Гости? Ну да, я периодически приглашаю гостей к себе, но они никоим образом не могут вам помешать.

- Я не про то. Что вы знаете о человеке, который приходит сюда по ночам?

- Помилуйте, какой человек? Ко мне в дом приходит посторонний человек? Этого не может быть!

- Тем не менее это так. . Я не знаю кто он и что хочет.

- Боже… Я сегодня же переговорю с прислугой, - Александр Вольдемарович сокрушенно закачал головой, но было в этом что-то неестественное, фальшивое, как будто он только притворялся удивленным.

- Я был бы очень признателен.

- Конечно, друг мой, конечно. Кстати сегодня вечером у нас будет настоящий карнавал. Я пригласил друзей из Петербурга. Будет очень весело, вы тоже придумайте что-нибудь. каждый из гостей представит маленькую сценку. Ну, споет или станцует, или еще что-нибудь. Будет очень интересно!

В коридоре послышался какой-то плач. Григорий вышел. В холле сидела незнакомая девочка лет 8, в одной руке она держала тряпичную куклу, ободранную, с одним глазом, другой рукой терла красное лицо.

- Ты кто? Что здесь делаешь? – спросил Григорий.

- Анна. Дяденька, покружи меня, - она протянула ему руки.

Григорий поднял ее на руки, стал кружить.

- Раз, два, три. Раз, два, три… приговаривала девочка.

Григорий поставил ее на пол. Она убежала. В холл вошла немка.

- Чья это девочка? Я ее не видел здесь раньше, - сказал Григорий.

- Дочка садовника. Она иногда приходит поиграть с Володей. Александр Вольдемарович разрешает.

- Я бы вас тоже хотел спросить, раз уж вы в курсе, происходящего в этом доме. Кому еще Александр Вольдемарович разрешает сюда заходить?

- Кому еще? – смутилась Анна, - Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду посторонних, которые беспрепятственно заходят в дом. А конкретно мужчина средних лет. Вы его знаете? Кто он?

- Мужчина?! - немка как будто испугалась, покраснела, но все-таки постаралась как можно спокойнее ответить, - Какой мужчина? Все мужчины, живущие здесь, вам известны. Александр Вольдемарович, садовник Алексей, рабочие Иван и Герман. Больше сюда никто не ходит. Ну за исключением гостей Александра Вольдемаровича, которые приезжают из Петербурга.

- Ну да, другого ответа я и не ожидал. Скажите, а что Александр Вольдемарович не сильно переживает из-за кончины дочери?

- Почему не сильно? Ну просто прошло уже время, все притупилось несколько.

- А где ее похоронили?

- Здесь. На местном кладбище. Так решил Александр Вольдемарович. Он не хотел везти тело в Петербург, да и кладбища там по его мнению шумные, много народу. А здесь тихое место, спокойно, красиво.

- Понятно.

Григорий вышел на улицу. Александр Вольдемарович о чем-то спорил с рабочими, они жгли костры.

Натура. Кладбище. Григорий неспешно идет вдоль могил, рассматривает надписи. В основном старые захоронения. Он входит в домик смотрителя.

- Добрый день. Не подскажете, я ищу могилу своей родственницы. Ее звали Елена, она утонула пять лет назад. Мне сказали, что ее похоронили где-то здесь.

- Елена? А фамилия? Здесь знаете ли много Елен захоронено.

- Фамилия.., - осекся Григорий, - она вышла замуж и сменила фамилию, я не знаю под какой фамилией ее похоронили.

- Вы не знаете за кого вышла замуж ваша сестра?- усмехнулся смотритель., - а вы уверены, что вы ее родственник?

- Я ее сводный брат. Вас что-то не устраивает?

- В каком году ее похоронили?

- В 1912. Вы знаете, она жила здесь недалеко. В большом доме у залива, вон там – Григорий указал в сторону дома.

- В доме у залива?! Ах вот оно что ! Вы из полиции? – резко спросил смотритель.

- Нет, почему из полиции-то… Я же сказал, я ее брат.

- Ну ладно, пойдемте, брат, - смотритель внимательно посмотрел на Григория и пошел .

Они прошли вдоль рядов могил.

- Вот. Любуйтесь.

Могила была оформлена в виде пирамиды. Надпись: Мезерницая Елена Александровна.

1891-1912. Мир праху твоему.

- Позорище какое-то, - пробубнил смотритель, - еще ухаживай за этой ерундой.

- Ну ничего такого позорного. Многие оформляют могилы нестандартно. Это не запрещено, - сказал Григорий.

- Могилы оформлять по всякому не запрещено. А вот ставить памятник, записывать могилу, да не хоронить никого – вот это уж слишком.

- Что значит никого не хоронить?

- А то и значит. Нет там никого. Что вы так на меня смотрите? Мое дело маленькое: деньги заплатили и хорошие, и ставь памятник на пустом месте. Я не знаю зачем ему это понадобилось. Поэтому и усомнился сразу, что вы ее брат. Вы точно не из полиции?

- Нет…

- Слава Богу. Я ведь понимаю, что не дело сделал. Но он такие деньжищи заплатил. А я что – человек маленький, жить-то хочется, хоть и на кладбище живу. Да… Скоро может и совсем не до того будет…

- В смысле не до того?

- Слыхали, в городе беспорядки начались? Мужики все крушат и ломают. И крыс полчища. Прям по улице ходят толпами. Эпидемия тифа. Беда будет…

- Наверное, сейчас не стоит возвращаться домой, - сказал Григорий, - да у меня и дома-то нет…

- Уезжать надо. Я –то уж здесь доживу как-нибудь. С мертвыми не с живыми, - усмехнулся он, - от живых беды.

Григорий медленно побрел обратно.

Интерьер. Вечер. К дому подъезжают экипажи. приезжают дамы в вечерних платьях, господа в смокингах.

- Прошу вас, господа, проходите – суетится Анна.

Александр Вольдемарович бегает по дому.

- Анна Васильевна, проверьте сколько бутылок вина в погребе!

- Сейчас, Александр Вольдемарович, - немка бежит в погреб.

В холле накрыт стол. Здесь же смастерили подобие сцены, на которой видимо будут выступать гости. Со второго этажа льется веселая музыка. Григорий стоит в углу залы, наблюдая за происходящим.

- Друг мой, что вы здесь стоите как неродной? – подбегает Александр Вольдемарович, - Сейчас начнется концерт!

- Да, хорошо.

- Что хорошо? Я вас заставлю что-нибудь исполнить!- он шутливо толкает Григория.

Гости расселись по местам.

На сцену выбегает Александр Вольдемарович .

- Дорогие друзья! Я очень рад, что вы все откликнулись на мое приглашение. Сегодня мы проведем замечательный, и надеюсь незабываемый вечер! Итак, первым номером у нас – дуэт. Романс « Опавшие листья». Прошу!

На сцену выходит немолодая уже пара. Начинают петь. Григорий смотрит на гостей. Все они похожи на нелепых раскрашенных заведенных кукол.

Немка в вечернем платье расхаживает перед гостями.

Пара закончила петь. Им аплодируют. Вслед за ними выходят танцовщики. Александр Вольдемарович довольный собой сам подкладывает гостям еду.

- Как вам? Все хорошо? – любезничает он.

Григорий стоит в углу холла, стараясь не попадать на глаза хозяина.

- А сейчас имею честь представить нашего гостя тенора маэстро Агнинского! Встречайте!

На сцену поднимается изящный мужчина. Начинает петь. Григорий узнает в нем незнакомца. Он подходит к сцене. Певцу аплодируют, кричат «браво». Он быстро выходит в коридор. Григорий выбегает за ним. Тенор стоит в коридоре перед зеркалом, поправляет бабочку на шее.

- Стойте, я узнал вас! Так вот вы кто! Что вам от меня нужно?

- Простите, сударь, что случилось? - поворачивается тенор. Это совсем другой человек, хотя одетый точно так же.

- Как… А где тот?- растерянно говорит Григорий.

- Кто?

- Ну, человек вместо вас.

- Вместо меня? Какой еще человек?

- Который сейчас пел.

- Сейчас петь буду я.

Тенор идет к сцене. Его снова встречают аплодисментами. Он поет арию.

Григорий подходит к зеркалу, трет лицо.

- Григорий Михайлович, что вы здесь делаете? – появляется немка, - идите в залу, тенор поет бесподобно. Да и Александра Вольдемаровича обидите.

- Анна, я наверное, не совсем здоров. Я пойду к себе.

Немка подходит к нему близко и как-то отстраненно говорит:

- Вы здоровы, - она смотрит ему в глаза, - Идемте танцевать.

Они возвращаются в зал. Начались всеобщие танцы. Александр Вольдемарович скачет как заведенный. В этот пляс включается Анна и Григорий. У входа в зал стоит девочка с куклой . Она дергает куклу за руку в такт движений гостей.

Гости разъезжаются. Пьяный Григорий идет по коридору к своей комнате. Из зала еще доносятся возгласы Александра Вольдемаровича:

- Не правда ли вечер был просто чудесным? А как забавно Володя передразнил Анну? А Григорий то, Григорий! Я давно его не видел таким веселым!

Григорий подходит к комнате. Он сильно пьян. На стене ему видится тень огромной крысы со свечкой в лапе. У двери стоит чья-то фигура. Посветив свечой, он узнает своего гостя. Молча открывает дверь, пропуская его в комнату. Незнакомец садится на тахту. На нем красная рубаха, расстегнутая на груди .

- А где крыса ? - говорит Григорий, садится перед ним ,- Ушла? ну что ж, спой мне! Мне одному, а?

Гость молчит.

- Молчишь? Не хочешь петь! – смеется Григорий, - А почему? Почему ты не поешь для меня одного? Как ты мне надоел!... Как вы все мне надоели!

Гость кладет ему руки на голову, закрывает глаза.

Натура. Они стоят на берегу залива. Черная незамерзшая вода лижет грязный песок.

- Господи, какая тоска, - говорит Григорий, - ничем неистребимая тяжелая тоска. И не пойму отчего эта тоска, оттого ли, что жизнь конечна, или наоборот, что нет этому ни конца, ни начала. Вертится колесо, зачем… Зачем? – он поворачивается к незнакомцу.

Тот молча кладет ему свою руку на голову.

- Рука у тебя тяжелая. И холодная… А ведь этот безумец Вольдемарович прав, надо хохотать, постоянно хохотать, чтоб только не слышать тишины. В тишине что-то нехорошее. Что-то в ней прячется. Ты слышал о беспорядках в городе? Что теперь будет? А почему действительно столько крыс? Могильщик прав, повсюду крысы… И ничего не изменить. Вроде люди вокруг, ходят, смеются, разговаривают. А вроде и нет никого. Тени по стене.

Он встает на колени, смотрит в воду на свое отражение.

- Старый я стал. Прошло все. Все прошло, все так далеко где-то. Скорей бы уже домой. А знаешь, где мой дом? А я знаю. Я помню как мальчонкой маленьким меня нянька на ковер зеленый сажала, лошадка на колесиках была, а я уже тогда думал, как долго здесь придется еще, как не скоро домой.

Поднялся ветер, волны высоко поднимаясь, с шумом падали вниз. Незнакомец смотрит куда-то вдаль, его глаза ничего не отражают.

Интерьер. Григорий открывает глаза: он у себя в комнате. За дверью слышится непрерывный стук башмаков по лестнице, кто-то бегает вверх-вниз. Какие-то крики, приглушенный плач. Затем все внезапно стихло. Григорий осторожно выходит из комнаты. Он видит, что в холле повсюду горят свечи, а на обеденном столе лежит обнаженная женщина. Он подходит к ней, очевидно, что женщина мертва. Он наклоняется, чтоб рассмотреть ее: это та самая особа, которую он встретил с книгами.

-Господи, как же так…, - бормочет он, - не может быть.

В доме тишина. Он смотрит на нее. Внезапно, замечает незнакомца. Тот стоит в углу холла, все в той же красной рубахе.

- Что молчишь? – зло говорит Григорий, - Она мертва! Он убил ее. Он сумасшедший.

Елена, - обращается он к ней, - Тебя зовут Елена… Как же я не догадался… Все поздно теперь…. Горе то какое…

Незнакомец подходит к женщине, складывает ее руки крестообразно. Григорий гладит ее пальцы:

- Как все странно… Правда же, так странно. Чем это пахнет? Как будто озоном, гроза… Но сейчас ведь не может быть грозы. И молнии за окном? Гром? А? – он оборачивается к Незнакомцу.

- В эту ночь гроза на всей земле, - впервые отвечает Незнакомец.

- Так ты не немой?!

- Нет , - незнакомец отдергивает занавеску: снег с дождем и при этом вспышки молний и гром, - Сегодня будет много пожаров.

- Кто ты? - спрашивает Григорий.

Незнакомец молчит. Григорий хватает горящую головешку и кидает ее в Незнакомца. У того вспыхивает рубашка, но он продолжает стоять у окна. Загорается занавеска, начинается пожар. Незнакомец так же стоит в пламени. Григорий в ужасе бежит прочь, спотыкается, темнота…

Интерьер. Больничная палата. На кровати лежит Григорий, у него забинтованы руки и ступни. Дверь открывается, входит врач, за ним в белом халате Александр Вольдемарович.

- Проходите, только не долго. Вчера очнулся, - говорит врач.

- Да, да, конечно, - отвечает Александр Вольдемарович, - садится на кровать.

Григорий открывает глаза.

- Вы? Доброго дня… Или вечера, я право, не знаю

- Дня, - с улыбкой отвечает Александр Вольдемарович, - слава Богу вы в себя пришли. Как так, голубчик, чуть дом мой не спалили, головешки из камина на пол покидали, хорошо наша Мария спохватилась, что дымом пахнет.

- Где они?

- Кто они?

- Елена и гость.

- Елену похоронили.

- Снова?- со злым смехом спросил Григорий.

- Милый мой, поймите, бывают ситуации, которые могут быть не вполне понятны со стороны. Да, Елена была моей дочерью, и пять лет назад она уплыла кататься на лодке в бурю. Она страдала нервным расстройством, в общем не совсем была здорова психически. Чуть живую ее прибило к берегу. Я так боялся ее потерять, - он достал платок, приложил к глазам, - я запретил ей выходить из дома. Она не слушалась, тайком в непогоду все равно куда-то уходила. По совету врача мы давали ей успокоительное…. Господи, вы не представляете как тяжело мне говорить сейчас…. Она отравилась…

- Успокоительным?

- Да… Морфием.

Григорий посмотрел в окно. Светило яркое солнце. По подоконнику прыгала веселая птичка.

- А ваша жена? Настоящая?

- Она утонула… Восемь лет назад. Купалась и… Просто ушла под воду. В какой-то водоворот попала.

- А гость?

-Какой гость?

- Ну тот, который приходил в ваш дом? Ко мне?

- Я право, не знаю о ком вы. Я пытался вспомнить, кого вы могли иметь ввиду, но … Никто к нам не приходил.

Григорий внимательно посмотрел на него. Александр Вольдемарович смотрел куда-то в сторону отрешенным и пустым взглядом.

- Куда вы теперь?

- Мы уезжаем в Швейцарию. В России оставаться небезопасно. В столице бесчинствуют большевики, не сегодня-завтра дома не будет. Царская семья арестована… Господи, что теперь будет?... Страшно… И эти крысы, откуда их столько? Сейчас здесь в больнице в коридоре несколько штук попались, не боятся ничего, заразы… А мне сына нужно поднять на ноги. Как все нелепо… как нелепо, бестолково, бессмысленно…. Что ж, прощайте, Григорий Михайлович, Володя передавал вам привет, вы очень хорошо читали ему уроки. Ах, вот, это вам, - он достал конверт , положил на кровать , - надеюсь, здесь хватит на достойное существование. Хотя о чем я… Здесь уже достойно жить не получится. Все сломано, друг мой, все пропало…., - он встал и сгорбившись, похожий на большую нахохлившуюся птицу пошел из палаты, - остановился у дверей, - Вы знаете, я же вас специально пригласил к себе. Вы не держите зла на меня. Так вышло. Так надо было. Простите, - он быстро вышел, закрыл дверь.

Григорий с трудом поднялся, подошел к окну. У больничных ворот рядом экипажем стояла немка с Володей. К ним подошел Александр Вольдемарович, что-то сказал, сел в карету. Немка и Володя смотрели на Григория, словно хотели ему что-то сказать, что-то очень важное, но не могли. Немка покачала головой, как будто отрицая что-то, что-то шептала.

- Я не понимаю, - ответил Григорий, - я все равно ничего не понимаю! Что?!

Он прислонился к стеклу. Но немка и Володя уже сели в карету. Старые лошади мерно затрусили по мостовой…

Дом Александра Вольдемаровича. Дорожки заросли, окна забиты досками. Забор сломан. Все в запустении. Из-под пола выбегает крыса, затем еще одна, и еще. Крысы бегут по лестнице. Слышен стук копыт, скрип колес, голоса. Закадровый голос:

- Заходь давай, ишь, знатная хибара!

Звуки ломающихся ворот, отрываемых досок, топот сапог, пьяный хохот . Крупный план Незнакомца: он руководит происходящим, на нем военная форма комиссара красной армии.