Табельный номер
4 февраля 2015 -
Дмитрий Сергеевич Гавриленко
Утром к Рябинкину явился новоиспечённый полицейский. Он успешно прошёл переаттестацию, но выглядел удручающе. Не так давно вместе вкалывали и хорошо знали друг друга. Сели к столу на кухне, сыщик мигом соорудил выпивку и закуску. Гость отказался от угощения, лишь попросил разрешения закурить.
- Кури, форточка открыта. Почему не в своей тарелке?
- Не в своей, ты прав.
Полицейский глубоко затянулся, выпустив из ноздрей облако сигаретного дыма.
- Помощь твоя нужна, Ефим. Прогорел я. Вышвырнут из органов с треском.
- После переаттестации-то?
- Представь. То, что со мной стряслось, - позорище на всю Европу. Товарищей подведу, посмешищем сделаю.
Детектив привык к нештатным ситуациям, однако почувствовал, что тут стряслось нечто прущее из ряда вон.
- Рассказывай.
- Прихожу вчера после работы домой, жены и дочки ещё нет. Дай, думаю, пока тихо в квартире, смажу пистолет. Ты знаешь, он порой единственная надежда. Надо, чтоб работал как часы. Чтоб даже теоретически патрон не мог попасть вперекос. Тут в новостях сообщают: гаишный пост какое-то отребье из автоматов расстреляло. Тонированное стекло в «мерсе» опустили и прошили двух инспекторов очередями. В общем, не стал умываться, есть, пить – сразу за кобуру. Открываю, и что ты думаешь? Вместо пистолета – пол-листа газеты, а в нём камень. Моё состояние после этого - прах.
- Представляю, - откликнулся Рябинкин.
Гость поднёс зажигалку к погасшей сигарете.
- Я жене и дочке об этом ни гу-гу, дождался утра – и сразу к тебе.
Задымил, вытащил из кармана камень, положил на стол перед сыщиком. Обыкновенный круглый булыжник, оружие пролетариата. Небольшой по размеру, вполне соответствующий весу оружия.
- А газету ты не похерил?
- Нет.
Тут же был извлечён аккуратно сложенный клок бумаги, испещрённой буквами.
- Когда ты видел пистолет последний раз?
Полицейский, выпустив тёмно-синий клуб дыма, погасил окурок в пепельнице. Лицо его покраснело от волнения.
- Позавчера нас швырнули на демонстрацию. Накануне я проверил: табельное оружие на месте.
- Свалка была?
- Да не особо. Оттеснили с площади и приказали разойтись.
- Соприкасались с ними?
- Соприкасались. Гомики с одной стороны; те, кто против,- с другой. Мы между ручьём и рекой.
- Табельный номер у тебя сохранился?
- А как же?
Сыщик занёс в мобильник табельный номер его пистолета.
- Слушай, а не могла твоя дочка напроказить?
- Нет. Она только седьмой класс закончила.
- Да в седьмом порой на головах ходят, курят и пиво пьют наравне с мальчишками. Может, приятель попросил взять у отца на время.
-Какой там приятель? Она лишь уроками занимается, студию молодёжного театра посещает.
- Вот-вот, студию. Вдруг там для какой-нибудь роли пистолет понадобился?
- Она обязательно спросит, прежде чем взять. Знает, что такое оружие для меня.
На всякий случай детектив записал адрес школы и студии.
- Не могли коллеги подшутить?
-Какие шутки? У нас нет хохмачей - корпоративная солидарность. Все за одного.
- Ну, знаешь, - тёмная ночь. Не вижу ни тени, ни просвета. Сегодня ты сможешь как ни в чём не бывало с пустой кобурой на работе пробыть?
- Смогу.
- Я готов помогать бесплатно, похититель же может потребовать вознаграждение. Сколько ты в состоянии заплатить?
- Семь тысяч – это максимум. Если больше бабла потребуется, попробую занять.
- Не вешай нос. Может, твой томагавк найдётся.
Приятель с таким напутствием ушёл, а Ефим проветрил кухню, опорожнил в одиночестве стопарик с водкой и, не закусывая, завалился на диван размышлять. Он не прочь проигнорировать ёрническую версию с причастностью коллег, зато дочка-семиклассница могла что угодно отчубучить. Если не дружок-приятель подбил, то начинающий актёр из неформального объединения. Вот школа у неё с английским уклоном, там шалости вряд ли возможны. И охрана серьёзная: со сказкой о журналистском задании вряд ли удастся проникнуть на школьную территорию. Театральная студия может принести ощутимую пользу в плане расследования. С неё и следует начинать. Рябинкин позвонил директору и без проблем договорился о встрече.
Студия располагалась на окраине в полуподвале девятиэтажки. Рябинкин ожидал узреть богемный бардак, но поразился ещё в коридоре идеальной чистоте. На стене висели в ажурных рамочках под стеклом копии учредительных документов, стенды с фотографиями из спектаклей. Общий заголовок красными буквами гласил: «Школа актёрского мастерства». Директор, девушка лет двадцати восьми, пригласила его в кабинет. Стол, на нём монитор с большим экраном, сотовый телефон. Широкий шкаф с книгами. Корешки их блестели позолоченными буквами. Хозяйка села за стол, детектив разместился в тонком кресле напротив.
- У вас занимаются одни школьники?
- В основном, да. Причем девятиклассники и одиннадцатиклассники к нам не идут, у них экзамены. Больше всего ребят из среднего звена.
- Из школ с углублённым английским есть?
- Немного. У них свои сложные программы, да ещё наша. Не всякому под силу.
- На языке Шекспира не пробовали поставить спектакль?
- Куда там! - улыбнулась директор. - Сначала теория, сценки небольшие прикладного характера. Всё, что для школ надо к праздникам. Встречи организуем с профессионалами. В последний год обучения у нас выпускники ставят спектакль. Это своего рода дипломная работа.
- Английская школа как-то даёт знать о себе?
- Сейчас нашествие английских слов. Бывают роли - язык сломаешь. А «англичане» как раз с такими неплохо справляются.
- И декорации у вас есть?
- Да. Над нами шефствуют два театра. Кое-что добавили спонсоры.
- Можно на всё это добро взглянуть?
Директор на мгновение растерялась, однако взяла себя в руки и повела назойливого посетителя в просторное помещение, соседствующее со сценой. Хаос предметов скрывал здесь как стены, так и свет Божий. И всё же Ефим убедился: шпаги, сабли, пистолеты имелись в достатке. С ними можно разворачивать грандиозное театральное сражение.
- Вот какие у нас шефы! - похвалилась девушка, тряхнув гламурными кудряшками.
- Вашу студию посещает дочь моего друга, семиклассница из английской школы.
Ефим назвал имя и фамилию.
- Хорошая девочка, способная, старательная.
- Уже участвовала в спектакле?
- Нет, ей пока рано даже в эпизодической роли. Она у нас недавно. Если будет и дальше стараться, тогда другое дело. Со своим спектаклем мы ездим на гастроли в другие города. Это экзамен на зрелость.
Рябинкин поспешил проститься с симпатичной директрисой и отправился домой. Он явно переборщил, подозревая семиклассницу. Действительно, такая дочка не могла подставить отца. Что же тогда оставалось делать? Камень говорил лишь о том, что его могли вывернуть из мостовой. Первая страница газеты «Метро» за 2-е августа, день десантуры. Основные силы полиции охраняли порядок на празднике. В это время почему-то высунулись и неформалы. Они выбрали задворки, тем не менее им не разрешили демонстрацию. Голубые не посчитались с запретом. Туда же явились их антагонисты. Полицейские не допустили столкновения. Хвала им. Украсть пистолет в суматохе мог вор-карманник, хотя тот обычно не суётся к стражам порядка. Из предосторожности. Своя шкура дороже.
Сыщик отыскал у себя на квартире картон, бывший упаковочный ящик телевизора, с помощью ножниц и бритвенного лезвия вырезал на нем цифры и буквы. Нашел банку краски и кисть, после чего завалился спать, не раздеваясь. Проспал до часу ночи. В половине второго вышел из дому. Город задремал, не работало метро, успокоились троллейбусы и трамваи. Только шоссе изредка оживлялось шустрой иномаркой и тут же затихало вновь. Минут за тридцать он дошёл до площади, где не так давно демонстрировали гомики, и в самом центре её с помощью трафаретки оставил надпись: «Прошу вернуть за вознаграждение». Броскими цифрами набросал табельный номер пистолета и чуть поменьше – свой городской телефон, потому что мобильный оставлять рискованно. Аналогичные надписи сделал ещё в трёх местах, на сей раз подальше от своего дома. Среди привычной рекламы на асфальте они выглядели не ахти, обращая на себя внимание разве что свежей краской.
Теперь ему оставалось ожидание с неопределённым исходом. Ночь ушла, спать не хотелось. Он включил телевизор. Рассказывали о том, как десантники провели праздник, как купались в фонтанах, несмотря на прохладную погоду, и с восторгом слушали посвящённый ВДВ концерт. Вдруг зазвонил мобильник. Друг спросил, нет ли чего нового. Порадовать пока нечем. Ефим и сам не знал, приведёт ли его затея к успеху или закончится пшиком. Он решил поесть, восстановить силы, израсходованные за неблизкую пешеходную прогулку. В холодильнике оставались котлеты. Разогрел на газовой плите. С подоконника взял пару красных помидоров. Позавтракал. Полез в ванну освежиться. Громом с чистого неба зазвонил городской телефон. Рябинкин, голый, подскочил к нему и снял трубку. Глухой голос поинтересовался, что скрывается за номером на асфальте.
- Вы ошиблись. Я не оставлял никакого номера.
Положил трубку. Не рассказывать же ему о пистолете. Кто умыкнул, тот знает, тот наверняка держит в руках холодную сталь. Ефим не спеша смыл с себя мыльную пену. После того как обсохли на голове волосы, погладил чистую рубашку и вынес мусор. Посмотрел на новом диске полуторачасовой фильм. Там стреляли, топили и вешали. А детектив всё не мог избавиться от хлопотного дела, навязанного приятелем. Никак не связывались концы с концами. Ведь спереть всегда стараются незаметно и тихо улизнуть, чтоб не засветиться. Тут по-другому. Нахально подсовывают булыжник, бумагу. Они должны сохранить отпечатки пальцев. Если сдать в лабораторию, джин из бутылки будет выпущен. Надо объяснять, что и как. Следовательно, тот, кто свистнул пистолет, уверен: официального расследования можно не бояться. Опозорен не только приятель, только что прошедший аттестацию. Пятно на всех стражах порядка. Средь бела дня увести пистолет из кобуры… Такое мог позволить растяпа, а не полицейский. Ясно одно: вороватого джина выпускать из бутылки нельзя. Но звонков нет, ночная затея не сработала. Предпринять что-то другое нельзя. Скоро история выстрелит со звуком дальнобойной пушки. Сколько ждать: день-другой либо всего лишь час?
Телефонная трель прервала несладкие раздумья Рябинкина. На другом конце провода долго молчали.
- Сколько дашь?
- Семь.
- Зелёных?
- Откуда? Деревянных семь тыщ.
- Для меня это крохи. Дело-то стрёмное.
- Игрушка опасная. Можешь загреметь.
- А если я кого пришью, ты загремишь.
- Десять устроит?
- Гони четырнадцать – и ни гроша меньше.
- Ладно. Может быть, наскребу. Куда принести?
Договорились встретиться на бульваре у памятника Есенину.
Ефим сразу же позвонил по сотовому приятелю. Сообщил, что вор затребовал ни много ни мало – четырнадцать тысяч. Лучше не артачиться и заплатить.
Рябинкин не меньше трёх часов ждал друга. Он заявился в поту и пыли. Готовый с говном сожрать любого жулика. Но деньги принёс.
- Не ерепенься. Лучше спокойно отдать выкуп, если с пистолетом всё в порядке и ни одного патрона не израсходовано. Если выпущена хоть одна пуля, дашь мне знать. Я тотчас подойду и продиктую проходимцу свой сценарий.
В метро ехали вместе, потом разошлись. Сыщик подстраховывал друга. Правая рука будто случайно засунута в карман, в левой - свежий номер популярной газеты. Разглядывает вроде бы памятник поэту, а на самом деле глаз не спускает с полицейского, занявшего полскамьи. Вот краешек её достался невзрачному человечку, напоминающему подростка. Как и было условлено, вытащил из-за пазухи сверток, передал соседу. Тот развернул его, осмотрел пистолет, проверил обойму, неприметным жестом сунул оружие в кобуру. В сверток положил деньги и вернул его владельцу. Невысокая фигурка с поразительной шустростью исчезла.
Полицейский неторопливо пошагал к метро, и тут-то к нему присоединился детектив.
- Объясни, Ефим, что это за плюгавка?
- Подставное лицо, я полагаю. Он, скорее всего, не имеет отношения к исчезновению пистолета. Задумано было не тебя выгнать из полиции с лишением возможности работать в правоохранительных органах, а поднять эти органы на смех. Шельмецы ждали лишь, когда откроется в отделе недостача табельного оружия. Вот так-то, приятель. Игра дороже свеч.
2011
[Скрыть]
Регистрационный номер 0269231 выдан для произведения:
Утром к Ефиму Рябинкину явился новоиспеченный полицейский. Он успешно прошел переаттестацию, но выглядел удручающе. Еще не так давно вместе работали и хорошо знали друг друга. Сели к столу на кухне, сыщик мигом соорудил выпивку и закуску. Полицейский отказался от угощения, лишь попросил разрешения закурить.
-Кури, форточка открыта. Почему ты не в своей тарелке?
-Не в своей, ты прав.
Гость глубоко затянулся, выпустив из ноздрей облако сигаретного дыма.
-Помощь твоя нужна, Ефим. Прогорел я. Вышвырнут из органов с позором.
-Это после переаттестации-то?
-Представь себе. То, что со мной стряслось,- позорище на всю Европу. Товарищей подведу, посмешищем сделаю.
Рябинкин привык к нештатным ситуациям, однако почувствовал, что тут стряслось нечто из ряда вон выходящее.
-Рассказывай.
-Прихожу вчера после работы домой, жены и дочки еще нет. Дай, думаю, пока тихо в квартире, смажу пистолет. Ты знаешь, он порой единственная надежда. Надо, чтоб работал, как часы. Чтоб даже теоретически патрон не мог попасть в перекос. А тут еще в новостях сообщили: пост ГИБДД какие-то отморозки из автомата расстреляли. Тонированное стекло в «мерсе» опустили и прошили двух инспекторов очередью. В общем, не стал умываться, есть, пить – сразу за кобуру. Открываю, и что ты думаешь? Вместо пистолета – лист газеты, а в ней камень. Можешь представить мое состояние.
-Представляю,- откликнулся Ефим.
Гость вновь зажег погасшую сигарету.
-Я жене и дочке об этом – ни гу-гу, дождался утра – и сразу к тебе.
Вытащил из кармана камень и положил на стол перед сыщиком. Это был обыкновенный круглый булыжник, оружие пролетариата. Небольшой по размеру, он вполне соответствовал весу пистолета.
-А газету ты не похерил?
-Нет.
Тут же был извлечен аккуратно сложенный газетный лист.
-Когда ты видел пистолет последний раз?
Полицейский выпустил клуб дыма, погасил окурок в пепельнице. Лицо его покраснело от волнения.
-Позавчера нас швырнули на демонстрацию. Накануне я проверил: табельное оружие на месте.
-Свалка была?
-Да не особо. Оттеснили с площади и приказали разойтись.
-Соприкасались с ними?
-Соприкасались. Гомики с одной стороны, те, кто против,- с другой. Мы между двух огней.
-Табельный номер у тебя сохранился?
-А как же?
Сыщик занес в свой мобильник табельный номер его пистолета.
-Слушай, а не могла твоя дочка напроказить?
-Нет. Она еще в восьмом классе.
-Да в восьмом они порой на головах ходят, курят и пьют наравне с мальчишками. Может, приятель попросил взять у отца на время.
-Да какой приятель? Она только уроками занимается, студию молодежного театра посещает.
-Вот-вот, студию. А вдруг там для какой-нибудь роли пистолет понадобился?
-Она обязательно спросит, прежде чем взять. Знает, что такое оружие для меня.
На всякий случай, Ефим записал адрес школы и студии.
-Не могли твои коллеги подшутить?
-Какие шутки тут? У нас нет хохмачей - корпоративная солидарность. Все за одного.
-Ну, знаешь, - темная ночь. Не вижу никакого просвета. Сегодня ты сможешь, как ни в чем ни бывало, с пустой кобурой на работе пробыть?
-Смогу.
-Я готов вкалывать бесплатно, однако похититель может потребовать вознаграждение. Сколько ты в состоянии заплатить?
-Семь тысяч – это максимум. Больше у меня нет. Если больше бабла потребуется, попробую занять.
-Не вешай нос. Может быть, твой томагавк найдется.
Полицейский с таким напутствием ушел, а сыщик проветрил кухню, выпил в одиночестве рюмку водки и, не закусывая, завалился на диван размышлять. Он не прочь проигнорировать версию с шуткой со стороны коллег, зато дочь-восьмиклассница могла что угодно отчубучить. Если не дружок-приятель подбил, то начинающий актер из неформального объединения. Вот школа у нее с английским уклоном, там шалости вряд ли возможны. И охрана серьезная, со сказкой о журналистском задании вряд ли удастся проникнуть на территорию школы. Театральная студия может принести больше пользы в плане расследования. С нее и следует начинать. Рябинкин позвонил директору и без проблем договорился о встрече.
Студия располагалась на окраине в полуподвале девятиэтажки. Сыщик ожидал увидеть богемный бардак, но был поражен еще в коридоре идеальной чистотой. На стене висели в аккуратных рамочках под стеклом копии учредительных документов, стенды с фотографиями из спектаклей. Общий заголовок большими буквами гласил: «Школа актерского мастерства». Директор, девушка лет двадцати восьми, пригласила его в свой кабинет. Стол, на нем монитор с большим экраном, мобильник. Широкий шкаф с книгами. Корешки их блестели позолоченными буквами. Девушка села за стол, Ефим разместился в тонком кресле напротив.
-У вас занимаются только школьники?
-В основном, да. Причем девятиклассники и одиннадцатиклассники к нам не идут, у них экзамены. Больше всего ребят из среднего звена.
-Из школ с углубленным английским есть?
-Немного. У них свои сложные программы, да еще наша. Не всякому под силу.
-На языке Шекспира не пробовали поставить спектакль?
-Куда там!- улыбнулась директор.- Сначала теория, сценки небольшие прикладного характера. Все, что для школ надо к праздникам. Встречи организуем с профессионалами. В последний год обучения у нас выпускники ставят спектакль. Это своего рода дипломная работа.
-Английская школа как-то дает знать о себе?
-Сейчас нашествие английских слов. Бывают роли - язык сломаешь. А «англичане» как раз с такими неплохо справляются.
-И декорации у вас есть?
-Да. Над нами шефствуют два профессиональных театра. Кое-что добавили спонсоры.
-Можно на все это добро взглянуть?
Директор на минуту растерялась, но тотчас взяла себя в руки и повела назойливого посетителя в просторное помещение, соседствующее со сценой. Хаос предметов здесь скрывал не только стены, но и свет Божий. И все-таки сыщик убедился: шпаги, сабли, пистолеты имелись в достатке. С ними можно было развернуть грандиозное театральное сражение.
-Вот какие у нас шефы!- похвалилась девушка, тряхнув кудряшками.
-Вашу студию посещает дочь моего друга, восьмиклассница из английской школы.
Ефим назвал имя и фамилию.
-Хорошая девочка, способная, старательная.
-Она уже участвовала в спектакле?
-Нет, ей пока рано даже в эпизодической роли. Она у нас недавно. Если будет и дальше стараться, тогда другое дело. Со своим спектаклем мы ездим на гастроли в другие города. Это экзамен на зрелость.
Рябинкин поспешил проститься с симпатичной директрисой и отправился домой. Он понял, что переборщил, подозревая восьмиклассницу. Действительно, эта девочка не могла подставить отца. Но что же тогда оставалось делать? Камень говорил лишь о том, что его могли вывернуть из мостовой. Первая страница газеты «Метро» за 2 августа, день десантуры. Основные силы полиции охраняли порядок на празднике. В этот день почему-то высунулись и неформалы. Конечно, они выбрали задворки, и все-таки им не разрешили демонстрацию. Голубые не посчитались с запретом. Туда же явились их антогонисты. Полицейские не допустили столкновения. Хвала им. Украсть пистолет в суматохе мог вор-карманник, однако тот не суется обычно к стражам порядка. Из предосторожности хотя бы. Своя шкура дороже.
Сыщик отыскал у себя на квартире картон, бывший упаковочный ящик телевизора, с помощью ножниц и бритвенного лезвия вырезал на нем цифры и буквы. Нашел банку краски и кисть, после чего завалился спать. Проспал до часу ночи, не раздеваясь. В половине второго Рябинкин вышел из дому. Город уже задремал, не работало метро, успокоились троллейбусы и трамваи. Только шоссе время от времени оживлялось шустрой иномаркой, и тут же затихало вновь. Минут за тридцать он дошел до площади, где не так давно демонстрировали гомики, и в самом центре ее с помощью трафаретки оставил надпись: «Прошу вернуть за вознаграждение». Большими цифрами написал табельный номер пистолета и чуть поменьше – свой городской телефон, потому что мобильный оставлять было рискованно. Такие же надписи сделал еще в трех местах, на этот раз подальше от своей квартиры. Среди обычной рекламы на асфальте они выглядели не броско, и, тем не менее, обращали на себя внимание свежей краской.
Теперь ему оставалось только ждать. Ночь прошла, спать не хотелось. Он включил телевизор. В нем рассказывали о том, как десантники провели свой праздник, как они купались в фонтанах, несмотря на прохладную погоду, и с восторгом слушали посвященный ВДВ концерт. Вдруг зазвонил сотовый. Это друг спрашивал, нет ли чего нового. Порадовать его нечем. Ефим и сам не знал, приведет ли его затея к успеху или закончится повалом. Он решил поесть, восстановить силы, израсходованные в неблизкой пешеходной прогулке. В холодильнике оставались котлеты. Разогрел на газовой плите. На подоконнике краснели помидоры. Позавтракал. Полез в ванну освежиться. Зазвонил городской телефон. Голый, подскочил к нему и снял трубку. Глухой голос поинтересовался, что скрывается за номером на асфальте.
-Вы ошиблись. Я не оставлял никакого номера.
Положил трубку. Не рассказывать же ему о пистолете. Кто умыкнул, тот знает, тот наверняка держит в руках холодную сталь. Ефим не спеша смыл с себя мыльную пену. После того, как обсохли на голове волосы, погладил чистую рубашку и вынес мусор. Посмотрел на новом диске полуторачасовой фильм. Там стреляли, топили и вешали. А сыщик все не мог избавиться от хлопотного дела, навязанного приятелем. Никак не мог связать концы с концами. Ведь украсть всегда стараются незаметно и тихо улизнуть, чтоб не наследить. Тут по-другому. Нахально подсовывают булыжник и бумагу. Они должны сохранить отпечатки пальцев. Если сдать в лабораторию, джин из бутылки будет выпущен. Надо объяснять, что и как. Следовательно, тот, кто свистнул пистолет, был уверен: официального расследования можно не бояться. Опозорен не только его приятель, только что прошедший аттестацию. Пятно на всех стражах порядка. Средь бела дня увести пистолет из кобуры… Такое мог позволить растяпа, а не полицейский. Ясно одно: вороватого джина выпускать из бутылки нельзя. Но звонков нет, ночная затея не сработала. Предпринять что-то другое нельзя. Скоро эта история выстрелит со звуком дальнобойной пушки. Сколько ждать: день-другой либо всего лишь час?
Телефонная трель прервала размышления Рябинкина. На другом конце провода долго молчали.
-Сколько дашь?
-Семь.
-Зеленых?
-Откуда? Деревянных семь тыщ.
-Для меня это крохи. Дело-то стремное.
-Игрушка опасная. Можешь загреметь.
-А если я кого-либо пришью, ты загремишь.
-Десять устроит?
-Гони четырнадцать – и ни гроша меньше.
-Ладно. Может быть, наскребу. Куда принести?
Договорились встретиться на бульваре у памятника Есенину.
Ефим сразу же позвонил по сотовому приятелю. Сообщил, что вор затребовал ни много ни мало – четырнадцать тысяч. Лучше не артачиться и заплатить.
Рябинкин не меньше трех часов ждал друга. Он заявился в поту и пыли. Готовый с говном сожрать любого жулика. Но деньги принес.
-Не ерепенься. Лучше спокойно отдать выкуп, если с пистолетом все в порядке и ни одного патрона не израсходовано. Если израсходован хоть один патрон, дашь мне знать. Я тотчас подойду и продиктую проходимцу свой сценарий.
На метро они ехали вместе, потом разошлись. Сыщик подстраховывал приятеля. Правая рука будто случайно засунута в карман, в левой - свежий номер популярной газеты. Смотрит вроде бы на памятник поэту, а на самом деле глаз не спускает с полицейского, усевшегося на скамью. Вот краешек ее занял невзрачный человечек, похожий на подростка. Как и было условлено, вытащил из-за пазухи сверток, передал соседу. Тот развернул его, осмотрел пистолет, проверил обойму, неприметным жестом сунул оружие в кобуру. В сверток положил деньги и вернул человечку. Невысокая фигурка поразительно быстро исчезла.
Полицейский неторопливо пошагал к метро, и тут-то к нему присоединился Рябинкин.
-Объясни, Ефим, что это за плюгавка была?
-Это подставное лицо. Скорее всего, он не имеет отношения к исчезновению твоего пистолета. Задумано было не тебя выгнать из полиции с лишением возможности работать в правоохранительных органах, а поднять эти органы на смех. Шельмецы ждали лишь, когда откроется в отделе недостача табельного оружия. Вот так-то, приятель. Игра стоит свеч.
Дмитрий ГАВРИЛЕНКО
Утром к Ефиму Рябинкину явился новоиспеченный полицейский. Он успешно прошел переаттестацию, но выглядел удручающе. Еще не так давно вместе работали и хорошо знали друг друга. Сели к столу на кухне, сыщик мигом соорудил выпивку и закуску. Полицейский отказался от угощения, лишь попросил разрешения закурить.
-Кури, форточка открыта. Почему ты не в своей тарелке?
-Не в своей, ты прав.
Гость глубоко затянулся, выпустив из ноздрей облако сигаретного дыма.
-Помощь твоя нужна, Ефим. Прогорел я. Вышвырнут из органов с позором.
-Это после переаттестации-то?
-Представь себе. То, что со мной стряслось,- позорище на всю Европу. Товарищей подведу, посмешищем сделаю.
Рябинкин привык к нештатным ситуациям, однако почувствовал, что тут стряслось нечто из ряда вон выходящее.
-Рассказывай.
-Прихожу вчера после работы домой, жены и дочки еще нет. Дай, думаю, пока тихо в квартире, смажу пистолет. Ты знаешь, он порой единственная надежда. Надо, чтоб работал, как часы. Чтоб даже теоретически патрон не мог попасть в перекос. А тут еще в новостях сообщили: пост ГИБДД какие-то отморозки из автомата расстреляли. Тонированное стекло в «мерсе» опустили и прошили двух инспекторов очередью. В общем, не стал умываться, есть, пить – сразу за кобуру. Открываю, и что ты думаешь? Вместо пистолета – лист газеты, а в ней камень. Можешь представить мое состояние.
-Представляю,- откликнулся Ефим.
Гость вновь зажег погасшую сигарету.
-Я жене и дочке об этом – ни гу-гу, дождался утра – и сразу к тебе.
Вытащил из кармана камень и положил на стол перед сыщиком. Это был обыкновенный круглый булыжник, оружие пролетариата. Небольшой по размеру, он вполне соответствовал весу пистолета.
-А газету ты не похерил?
-Нет.
Тут же был извлечен аккуратно сложенный газетный лист.
-Когда ты видел пистолет последний раз?
Полицейский выпустил клуб дыма, погасил окурок в пепельнице. Лицо его покраснело от волнения.
-Позавчера нас швырнули на демонстрацию. Накануне я проверил: табельное оружие на месте.
-Свалка была?
-Да не особо. Оттеснили с площади и приказали разойтись.
-Соприкасались с ними?
-Соприкасались. Гомики с одной стороны, те, кто против,- с другой. Мы между двух огней.
-Табельный номер у тебя сохранился?
-А как же?
Сыщик занес в свой мобильник табельный номер его пистолета.
-Слушай, а не могла твоя дочка напроказить?
-Нет. Она еще в восьмом классе.
-Да в восьмом они порой на головах ходят, курят и пьют наравне с мальчишками. Может, приятель попросил взять у отца на время.
-Да какой приятель? Она только уроками занимается, студию молодежного театра посещает.
-Вот-вот, студию. А вдруг там для какой-нибудь роли пистолет понадобился?
-Она обязательно спросит, прежде чем взять. Знает, что такое оружие для меня.
На всякий случай, Ефим записал адрес школы и студии.
-Не могли твои коллеги подшутить?
-Какие шутки тут? У нас нет хохмачей - корпоративная солидарность. Все за одного.
-Ну, знаешь, - темная ночь. Не вижу никакого просвета. Сегодня ты сможешь, как ни в чем ни бывало, с пустой кобурой на работе пробыть?
-Смогу.
-Я готов вкалывать бесплатно, однако похититель может потребовать вознаграждение. Сколько ты в состоянии заплатить?
-Семь тысяч – это максимум. Больше у меня нет. Если больше бабла потребуется, попробую занять.
-Не вешай нос. Может быть, твой томагавк найдется.
Полицейский с таким напутствием ушел, а сыщик проветрил кухню, выпил в одиночестве рюмку водки и, не закусывая, завалился на диван размышлять. Он не прочь проигнорировать версию с шуткой со стороны коллег, зато дочь-восьмиклассница могла что угодно отчубучить. Если не дружок-приятель подбил, то начинающий актер из неформального объединения. Вот школа у нее с английским уклоном, там шалости вряд ли возможны. И охрана серьезная, со сказкой о журналистском задании вряд ли удастся проникнуть на территорию школы. Театральная студия может принести больше пользы в плане расследования. С нее и следует начинать. Рябинкин позвонил директору и без проблем договорился о встрече.
Студия располагалась на окраине в полуподвале девятиэтажки. Сыщик ожидал увидеть богемный бардак, но был поражен еще в коридоре идеальной чистотой. На стене висели в аккуратных рамочках под стеклом копии учредительных документов, стенды с фотографиями из спектаклей. Общий заголовок большими буквами гласил: «Школа актерского мастерства». Директор, девушка лет двадцати восьми, пригласила его в свой кабинет. Стол, на нем монитор с большим экраном, мобильник. Широкий шкаф с книгами. Корешки их блестели позолоченными буквами. Девушка села за стол, Ефим разместился в тонком кресле напротив.
-У вас занимаются только школьники?
-В основном, да. Причем девятиклассники и одиннадцатиклассники к нам не идут, у них экзамены. Больше всего ребят из среднего звена.
-Из школ с углубленным английским есть?
-Немного. У них свои сложные программы, да еще наша. Не всякому под силу.
-На языке Шекспира не пробовали поставить спектакль?
-Куда там!- улыбнулась директор.- Сначала теория, сценки небольшие прикладного характера. Все, что для школ надо к праздникам. Встречи организуем с профессионалами. В последний год обучения у нас выпускники ставят спектакль. Это своего рода дипломная работа.
-Английская школа как-то дает знать о себе?
-Сейчас нашествие английских слов. Бывают роли - язык сломаешь. А «англичане» как раз с такими неплохо справляются.
-И декорации у вас есть?
-Да. Над нами шефствуют два профессиональных театра. Кое-что добавили спонсоры.
-Можно на все это добро взглянуть?
Директор на минуту растерялась, но тотчас взяла себя в руки и повела назойливого посетителя в просторное помещение, соседствующее со сценой. Хаос предметов здесь скрывал не только стены, но и свет Божий. И все-таки сыщик убедился: шпаги, сабли, пистолеты имелись в достатке. С ними можно было развернуть грандиозное театральное сражение.
-Вот какие у нас шефы!- похвалилась девушка, тряхнув кудряшками.
-Вашу студию посещает дочь моего друга, восьмиклассница из английской школы.
Ефим назвал имя и фамилию.
-Хорошая девочка, способная, старательная.
-Она уже участвовала в спектакле?
-Нет, ей пока рано даже в эпизодической роли. Она у нас недавно. Если будет и дальше стараться, тогда другое дело. Со своим спектаклем мы ездим на гастроли в другие города. Это экзамен на зрелость.
Рябинкин поспешил проститься с симпатичной директрисой и отправился домой. Он понял, что переборщил, подозревая восьмиклассницу. Действительно, эта девочка не могла подставить отца. Но что же тогда оставалось делать? Камень говорил лишь о том, что его могли вывернуть из мостовой. Первая страница газеты «Метро» за 2 августа, день десантуры. Основные силы полиции охраняли порядок на празднике. В этот день почему-то высунулись и неформалы. Конечно, они выбрали задворки, и все-таки им не разрешили демонстрацию. Голубые не посчитались с запретом. Туда же явились их антогонисты. Полицейские не допустили столкновения. Хвала им. Украсть пистолет в суматохе мог вор-карманник, однако тот не суется обычно к стражам порядка. Из предосторожности хотя бы. Своя шкура дороже.
Сыщик отыскал у себя на квартире картон, бывший упаковочный ящик телевизора, с помощью ножниц и бритвенного лезвия вырезал на нем цифры и буквы. Нашел банку краски и кисть, после чего завалился спать. Проспал до часу ночи, не раздеваясь. В половине второго Рябинкин вышел из дому. Город уже задремал, не работало метро, успокоились троллейбусы и трамваи. Только шоссе время от времени оживлялось шустрой иномаркой, и тут же затихало вновь. Минут за тридцать он дошел до площади, где не так давно демонстрировали гомики, и в самом центре ее с помощью трафаретки оставил надпись: «Прошу вернуть за вознаграждение». Большими цифрами написал табельный номер пистолета и чуть поменьше – свой городской телефон, потому что мобильный оставлять было рискованно. Такие же надписи сделал еще в трех местах, на этот раз подальше от своей квартиры. Среди обычной рекламы на асфальте они выглядели не броско, и, тем не менее, обращали на себя внимание свежей краской.
Теперь ему оставалось только ждать. Ночь прошла, спать не хотелось. Он включил телевизор. В нем рассказывали о том, как десантники провели свой праздник, как они купались в фонтанах, несмотря на прохладную погоду, и с восторгом слушали посвященный ВДВ концерт. Вдруг зазвонил сотовый. Это друг спрашивал, нет ли чего нового. Порадовать его нечем. Ефим и сам не знал, приведет ли его затея к успеху или закончится повалом. Он решил поесть, восстановить силы, израсходованные в неблизкой пешеходной прогулке. В холодильнике оставались котлеты. Разогрел на газовой плите. На подоконнике краснели помидоры. Позавтракал. Полез в ванну освежиться. Зазвонил городской телефон. Голый, подскочил к нему и снял трубку. Глухой голос поинтересовался, что скрывается за номером на асфальте.
-Вы ошиблись. Я не оставлял никакого номера.
Положил трубку. Не рассказывать же ему о пистолете. Кто умыкнул, тот знает, тот наверняка держит в руках холодную сталь. Ефим не спеша смыл с себя мыльную пену. После того, как обсохли на голове волосы, погладил чистую рубашку и вынес мусор. Посмотрел на новом диске полуторачасовой фильм. Там стреляли, топили и вешали. А сыщик все не мог избавиться от хлопотного дела, навязанного приятелем. Никак не мог связать концы с концами. Ведь украсть всегда стараются незаметно и тихо улизнуть, чтоб не наследить. Тут по-другому. Нахально подсовывают булыжник и бумагу. Они должны сохранить отпечатки пальцев. Если сдать в лабораторию, джин из бутылки будет выпущен. Надо объяснять, что и как. Следовательно, тот, кто свистнул пистолет, был уверен: официального расследования можно не бояться. Опозорен не только его приятель, только что прошедший аттестацию. Пятно на всех стражах порядка. Средь бела дня увести пистолет из кобуры… Такое мог позволить растяпа, а не полицейский. Ясно одно: вороватого джина выпускать из бутылки нельзя. Но звонков нет, ночная затея не сработала. Предпринять что-то другое нельзя. Скоро эта история выстрелит со звуком дальнобойной пушки. Сколько ждать: день-другой либо всего лишь час?
Телефонная трель прервала размышления Рябинкина. На другом конце провода долго молчали.
-Сколько дашь?
-Семь.
-Зеленых?
-Откуда? Деревянных семь тыщ.
-Для меня это крохи. Дело-то стремное.
-Игрушка опасная. Можешь загреметь.
-А если я кого-либо пришью, ты загремишь.
-Десять устроит?
-Гони четырнадцать – и ни гроша меньше.
-Ладно. Может быть, наскребу. Куда принести?
Договорились встретиться на бульваре у памятника Есенину.
Ефим сразу же позвонил по сотовому приятелю. Сообщил, что вор затребовал ни много ни мало – четырнадцать тысяч. Лучше не артачиться и заплатить.
Рябинкин не меньше трех часов ждал друга. Он заявился в поту и пыли. Готовый с говном сожрать любого жулика. Но деньги принес.
-Не ерепенься. Лучше спокойно отдать выкуп, если с пистолетом все в порядке и ни одного патрона не израсходовано. Если израсходован хоть один патрон, дашь мне знать. Я тотчас подойду и продиктую проходимцу свой сценарий.
На метро они ехали вместе, потом разошлись. Сыщик подстраховывал приятеля. Правая рука будто случайно засунута в карман, в левой - свежий номер популярной газеты. Смотрит вроде бы на памятник поэту, а на самом деле глаз не спускает с полицейского, усевшегося на скамью. Вот краешек ее занял невзрачный человечек, похожий на подростка. Как и было условлено, вытащил из-за пазухи сверток, передал соседу. Тот развернул его, осмотрел пистолет, проверил обойму, неприметным жестом сунул оружие в кобуру. В сверток положил деньги и вернул человечку. Невысокая фигурка поразительно быстро исчезла.
Полицейский неторопливо пошагал к метро, и тут-то к нему присоединился Рябинкин.
-Объясни, Ефим, что это за плюгавка была?
-Это подставное лицо. Скорее всего, он не имеет отношения к исчезновению твоего пистолета. Задумано было не тебя выгнать из полиции с лишением возможности работать в правоохранительных органах, а поднять эти органы на смех. Шельмецы ждали лишь, когда откроется в отделе недостача табельного оружия. Вот так-то, приятель. Игра стоит свеч.
Дмитрий ГАВРИЛЕНКО
Рейтинг: +3
786 просмотров
Комментарии (2)
Новые произведения