Сексофазантрон

[Скрыть] Регистрационный номер 0271602 выдан для произведения:
            Ефим Рябинкин простудился и несколько дней пил малиновый чай да валялся в постели. Телефон не отключал, и тот молчал, словно набрал в трубку воды. Ни одного письмеца не пришло по электронной почте с предложением работы. Мир, казалось, забыл о существовании детектива. Несправедливость и жестокость вроде бы уснули на время либо и вовсе исчезли из жизни. Приутихли грабители, и раскаялись в своих преступлениях убийцы. Перестали отлавливать лохов мошенники, симпатичные цыпки прекратили заманивать в постели простофиль. Политики перестали строить козни друг против друга, бизнесмены накопили столько бабла, что больше им уже и не требовалось. А у Ефима за душой ни копейки, но и он не унывал, доедая сухари, оставшиеся с последнего гонорара за удачно раскрытое преступление. На столе чай с малиной и непочатая бутылка водки, которую берег до своего выздоровления. Голос Ефима охрип – это даже не голос, а скрежет мягкого металла, и он втайне радовался, что не надо ни с кем говорить, ничего не надо доказывать, выведывать чью-то тайну за семью печатями. Заколебали эти тайны. Без всякого напряга можно жить и в постели, изредка вставая по нужде и свято веря: здоровое тело в конце концов возьмет свое, согнет хворобу в бараний рог, а в здоровом теле – здоровый дух.
            Рябинкин читал рассказ об очередном приключении Шерлока Холмса, когда тишину в квартире нарушил телефон. Звонил приятель из полиции, искренне удивившийся тому, что Ефим заболел и не пошел в больницу. Полицейский хотел  пожелать скорейшего выздоровления и положить трубку, но сыщик хрипло спросил его, зачем звонил. Оказалось, ему предлагали висяк – дело, которое не удалось раскрыть по горячим следам. Может быть, удастся найти какой-нибудь новый подход к прояснению загадочных обстоятельств смерти ученого-биолога, ставшего торгашом. Есть свидетельство, подписанное судебно-медицинским экспертом, подтверждающее, что остановка сердца могла быть вызвана искусственно, если учесть отсутствие патологических изменений в его работе. Однако следов каких-либо вредных веществ в организме обнаружить не удалось. Учитывая свое  беспомощное состояние, Ефим ничего конкретного другу не пообещал.
            Речь шла об известном Павле Львовиче Лакове, одним из первых в научном мире примкнувшем к кооперативному движению. Он зарабатывал неплохие деньги и тогда, когда его коллеги бедствовали, получая на кафедрах почти столько, сколько нищие на помойках. Павел Львович открыл в центре города небольшую аптеку «Знахарь», где продавал целебные травы и порошки. Кто-то относился к этому как к шарлатанству, а многие верили в целительную силу растений. Заглядывали к нему пожилые люди или те, которые разуверились в официальной медицине. Заходили порой пациенты, в которых разуверилась сама официальная медицина и вынуждена была признать собственное бессилие. 
Интернет переполнен статьями о Лакове и бесчисленными комментариями к ним. В среде преподавателей многие осудили отступника, предавшего науку ради золотого тельца. Их комментарии были полны желчи и нескрываемого презрения. Павла Львовича называли то троянским конем, то случайным человеком в науке, накропавшим диссертацию с помощью студентов. То, что некоторые его работы переведены на иностранные языки, недоброжелатели объясняли конъюнктурой и простым везением. Чертыхнется человек, нахамит офигительно – значит, завистник, бывший коллега выпускает пары. Короче, недруги у Павла Львовича имелись, и порой влиятельные, хотя непримиримой злобы к нему не чувствовалось. Многочисленные ворожеи и приворотчики польщены тем, что настоящий ученый примкнул к ним, признав в их снадобьях целительную силу. Никто из знахарей даже не помышлял о соперничестве с Лаковым. Он пользовался среди них внушительным авторитетом, реял над ними знаменем. Покушаться на Павла Львовича? Это было равносильно покушению на святая святых. Между тем, жена знахаря уверяла, что он был крепок физически, как дуб, и что его убили, и ругала на чем свет стоит оперов, не сумевших выйти на след преступника. Ее можно понять. Аптека без хозяина захирела и готова вот-вот обрушиться. Женщина привыкла к роскоши и поездкам за границу. Без предприимчивого супруга привычный уклад трещал по швам.
            Ефим не очень-то жаловал науку, поскольку ему казалось, что она околесицу стремится выдать за истину. Проще свихнуться, чем найти тропу в ее дебрях. Сыщик никогда и не лез в них. Пусть этим занимаются другие, более башковитые. У него своих хлопот полон рот, хотя знахарство само по себе интересно. Он помнил о том, что в их деревне когда-то не было ни врача, ни фельдшера, а лечением односельчан занималась его прабабка, и кое-кого она буквально вытащила из могилы. Прабабка лечила молитвой и травами. Павел Львович к молитве вряд ли прибегал. Как же он пользовал пациентов? Ефиму было ясно, что Лаков совмещал в себе аптекаря и врача. Это могло произойти исподволь, так как настоящий врач скорее пропишет таблетки, чем какую-нибудь траву. Павлу Львовичу наверняка приходилось подбирать аналоги официальным лекарствам.  И весьма удачно. Вот только некоторые заголовки статей о нем: «Возрождение знахарства», «Знахарь милостью Божьей», «Проникая в душу трав», «На дружеской ноге с растениями»… Ясно, что и в комментариях благодарность пациентов искренняя, и их было немало – тех, кому помог Лаков.
            Рябинкин обратился к статьям самого Павла Львовича. Он писал о бессмертнике, женьшене, тибетском рецепте молодости, мать-и-мачехе и пчелином яде, химический состав которого до сих пор изучен не полностью. Лаков стремился проникнуть в тайны, пока не приоткрытые природой. Его статья «Сексофазантрон» была посвящена сексуальному долголетию мужчин. Лаков назвал сексофазантроном порошок из высушенных корней петрушки, укропа, хрена и женьшеня, выдвинув лозунг «не трусь и трахай!», обращенный к тем, кому за шестьдесят. 
            Ефим встал с теплой постели и пошел на кухню. Там он открыл бутылку водки, налил в стограммовый стаканчик и выпил, не закусывая, хотя на столе лежал аппетитный сухарик. Потом лег в постель, укрылся с головой одеялом и стал читать по навороченному мобильнику статьи Павла Львовича. О чем он только не писал! Сексофазантрон был его ноу-хау, но он открыл также новые лечебные свойства подорожника и чеснока, зверобоя и лука. Небольшие статьи были посвящены ученым девятнадцатого века. Он восхищался многими из них за самоотверженность и преданность делу всей жизни. И это человек, которого упрекали в предательстве науки. Всю ночь не выпускал Рябинкин из рук телефон. Когда рассвело, сыщика стало клонить в сон, однако он поспешил прогнать его, одолев еще одну статью. Лаков не имел секретов, он щедро делился с читателями тем, что узнал сам. 
            Наступил, наконец, тот час, когда люди появляются на работе, открывают кабинеты, включают компьютеры. Ефим позвонил приятелю.
-Знаешь, удалось разгрызть тот орешек, что ты мне дал.
-Не может быть.
-Может. 
-Ни фига себе. Ну и как?
-Я думаю, предварительное следствие пришло бы к тем же выводам, что и я, если б нашлось время для чтения статей Лакова. Он создал порошок под названием сексофазантрон из высушенных корней лекарственных растений. А главное, он пробовал свои порошки и лекарства на себе. Применял по нескольку раз, чтоб убедиться не только в эффективности, но и в их безвредности. Таков был человек. Честный в малом, не только в большом. Образцом для него являлись русские ученые девятнадцатого века. Так вот, с сексофазантроном он перемудрил. Порошок, скорее всего, сработал, но сердце не выдержало. Ему тоже было за шестьдесят. 
Дмитрий ГАВРИЛЕНКО