Помочь сайту
Поздравления
Путешествие Джо и его друзей (глава 7 "Глаза болот", эпизод 3 "Между светом и тьмой")
8 декабря 2024 -
Андрей Кудин
Эпизод 3
Между светом и тьмой
Когда начался их путь?.. Куда ведёт он?.. Сколько времени прошло в пути?.. Почему-то Аманде пришлось это вспоминать, - да из воспоминаний её совсем другая история складывалась. И продолжилась она тем, что приехала Аманда в село родное – мать повидать.
- Не задержусь я, - говорит она друзьям своим. – Скоро вернусь. Не торопитесь, меня ждите…
- Я пойду с тобой, - Крэгволот ей отвечает.
- Нет, не ходи. Будем только внимание лишнее привлекать. Есть в селе те, кто по-своему поймёт это. Ещё что нехорошее затеют. А меня одну не приметят. Я сама, я быстро… Только к матери зайду, справлюсь про здоровье её, расскажу ей про нас - вот ведь обрадуется! Хочу, чтобы знала она, что со мной всё хорошо, что не только жива я и здорова, но и счастье своё нашла.
- Тогда будем ждать тебя прямо здесь. Поспеши – в таком то месте не можно долго ждать. Коль скоро не воротишься, так и знай, пойду за тобой! - Крэгволот ей говорит.
Идёт Аманда по селу, осторожно так идёт – чтоб в болото не ступить, которое и тут повсюду. Один, два дома проходит, а из третьего женщина, завидев её, выбегает. Она эту женщину хорошо знает. Аксиньей её звать. Худющая, как скелет, роста малого, но злющая, что собака. Вот и сейчас вид у неё свирепый. От двери к калитке по грязище несётся, чуть не поскальзываясь. «Смешно будет, коли упадёт, - думает Аманда, - но страшно, коли добежит…». Добегает. Костистые её пальцы в штакетник впиваются. И как заорёт на Аманду, слепыми от ярости глазами глядя:
- Как посмела ты вернуться, окаянная!!! За кем ещё ты пришла?! Моего сына тебе мало?!
- Мать свою повидать хочу, - чуть не в слезах отвечает ей Аманда и отступает подальше от забора. – Сына вашего я почти и не знала и, что с ним, не знаю.
- Как же, не знаешь… Всегда ты такой невинной прикидывалась! Ведь это он из-за тебя плохо видеть стал! Сперва голову из-за тебя потерял – от рук тогда совсем отбился! Чем ты ответила ему, окаянная?! Мало того, что отвергла его, так ещё и проклятье вслед послала! Чтоб это у тебя глаза видеть перестали, ведьма ты проклятущая!!!
- Верно, из-за чего другого приключилося…
Как будто насторожилась Аксинья, о чём-то подумала, да едва заметить это можно было.
- Ты на что, злодейка, намекнуть пытаешься?!
- Я только сказала вашему сыну…
- Что ты сказала моему сыну?! Что ты ему сказала?!
С этими воплями выходит со двора Аксинья, и на Аманду готова броситься. Заливаясь слезами, Аманда ей отвечает:
- Что не люблю его! Я больше ничего ему не сказала! Только то, что не люблю его!
Но вновь – как заорёт Аксинья:
- Я с петли его сняла!!!
И как прыгнет на неё! Успевает Аманда увернуться, только руку разъярённая женщина ей расцарапывает.
Промахнувшись, падает Аксинья в грязь, а после на колени встаёт и, раскачиваясь из стороны в сторону, проклятия извергает.
- Мне очень жаль, что с сыном вашим так получилось!.. Мне, правда, правда, очень жаль!
Но не слышит уже её Аксинья. И чувство щемящее гонит Аманду прочь.
Далеко не успела от дома Аксиньи отойти, как другая односельчанка – баба Ираида – навстречу ей выходит, в одной руке топор держа, - явно дорогу ей преградить намеревается. Впрочем, топор, может, и ни к чему ей был – перед тем, как Аманду увидела, она им голову петушку отсекла, да так с ним и вышла.
- Мужика моего со свету сжила… - молвит, глядя на Аманду взглядом диким, нечеловеческим. Орать, как Аксинья, Ираида не собирается – нет потребности в том у этой сколь тучной, столь и властной женщины: привыкла она, что все с полуслова её слышат и слушают. От её взгляда и холодного тона у Аманды мурашки по телу побежали. Понимает Аманда: что ни скажи ей в ответ, всё в пустоту; что с одной только целью встала она посреди дороги – расправу над ней чинить.
- Мужу вашему ничего я не делала. Только убежала от него, когда он на меня напал, - в отчаянии, смахивая с лица слёзы, пытается всё же донести до неё Аманда.
- Одурманила его сперва, а опосля не покорилася. Голову вместо того ему кочергой расшибла. Он того дня напился и в колодец улетел – не иначе тобою проклятый.
- Мне жаль, очень жаль, правда! Не проклинала я – ни его, ни кого другого! – навзрыд говорит Аманда и стороной Ираиду обходит. Та, видя её маневр, на удивление, ведёт себя спокойно, нападать не собирается. Говорит только ей:
- Будешь ежели когда радость испытывать, подумай: мужик мой в колодце лежит, тебя, ведьму, поминает лихом.
А когда уже Аманда отдаляется, добавляет:
- Ожерелье мне своё отдай! Красивое оно больно! Отдашь – может, и не засеку.
Муж мой из колодца пущай тебя проклинает, а я ожерелье твоё носить буду!
Ускоряет Аманда шаг, бежит уже от Ираиды – в то время как та, отчего-то собою довольная, смотрит ей вслед, губами чмокая.
Бежит Аманда – и со всех сторон, вдруг, начинают брехать на неё собаки. Бежит – от их лая сама не своя, - и видит: мужик по имени Игнатий на пороге дома сидит, будто бы в тяжкую думу погружённый. Она хорошо его знает: часто за молоком к нему хаживала. Добрый такой, приветливый старик, словом, дедка Игнатий – как обращалась она к нему, когда ещё ребёнком была, – только что на судьбу жалиться любил: как ни придёт к нему Аманда, он обязательно про горькую долю ей расскажет. Вот и решила она поздороваться с ним. Захотелось ей кому-то слово доброе сказать и в ответ слово доброе услыхать.
На голос её Игнатий тут же отреагировал. Но вместо знакомого лица увидала Аманда, к своему ужасу, уставившуюся на неё пёсью морду. «Так вот откуда столько собак: это люди в них превращаются», - промелькнула у неё страшная мысль. И тотчас попятилась она от приближающегося к ней сперва на двух ногах, а потом на четырёх лапах Игнатия. Добрый, приветливый старик, впрочем, и будучи псом вёл себя тихо, разве что взгляд его, только что жалостливый, отчего-то озорным стал. Подойдя к забору, Игнатий, вероятно, пересилил себя и вновь встал на две ноги, и даже пёсья морда его обрела сходство с человеческим лицом. «Может, померещилось, - засомневалась в себе Аманда, - может, и вправду, со мной что не так?..»
- Входи, Амандушка, дитятко моё. Ждал тебя оченно! Коровушку подоил, молочка тебе приготовил, - говорит.
Но не смогла убедить себя Аманда. И озорной блеск в глазах Игнатия, и медоточивая речь его отталкивали её.
- Что не так-то, деточка моя? Неужто не зайдёшь к старику? Неужто не возьмёшь молочка? – чуть не умоляет её Игнатий, и взгляд его уж не спокоен, уж – чует Аманда – в смятении мужик, и неизвестно, чего дальше от него ждать.
И тут слышит она внутри себя голос: «Уходить тебе надобно, Аманда! Родное село твоё – скотный двор, как есть! Одни только овцы тут да собаки, свиней ожидающие, чтобы те, придя, стали одаривать их и управлять ими». И впрямь… видит Аманда в других дворах людей, на четвереньках стоящих и овечьей шерстью обрастающих, - и не то мирно щиплют они травку, как овцам и подобает, не то зазря головами в землю тычут, будучи людьми всё ж таки. От этого зрелища бросает её в дрожь. «И ты всегда с ними жила, и прежде страшно тебе не было только потому, что не видела ты их истинных лиц! Эти люди недостойны земли, на которой живут! Я жду тебя, Аманда! Жду тебя на краю леса…». «Кто ты?» – спрашивает Аманда у голоса, который на голос её возлюбленного похож, да только злые ноты в себе содержит. Но не отвечает он ей.
Идёт Аманда дальше, чувствуя, будто меж двух огней находится. Почему же, когда Крэгволот предложил ей вместе пойти, она отказалась?! С ним ей не было бы так страшно! Но ничего, родной дом уже близко, справится она… Идёт Аманда, и слышит, и чувствует: народ собирается, за ней следует. Бабы, обладающие властью над своими мужиками, выходя со двора, наказывают тем вести себя смирно. В других домах наоборот – наказ дают, уходя, мужики. И овцы дворов своих не покидают – потому как их дело малое. Оборачивается Аманда и видит: уж с два десятка сельчан набралось… Впереди всех баба Ираида, с топором в руке да с ухмылкой на лице, – уста её шевелятся – своё повторяет: «Ожерелье мне отдай! Красивое больно! Отдашь, может, и не засеку, а не отдашь – с мёртвой сниму!» Рядом с Ираидой – Аксинья: с верёвкой на шее идёт и сына своего молчаливого на этой же верёвке за собой тянет. Даже дедка Игнатий в их числе оказался – оно, впрочем, и понятно: стар он да одинок, ничем то жизнь его не балует, а тут зрелище такое, действо, можно сказать, для всего села судьбоносное. Глядит она в глаза Игнатию, а тот виноватый взгляд от неё отводит. «Как же ошибалась я в тебе, дедушка! Во всех вас ошибалась!» И, в отчаянии произнеся это про себя, слышит Аманда вновь голос незнакомый: «Пока не поздно, беги! Даже домой не заходи! Времени всё меньше, Аманда. Жду тебя на краю леса…». Глядит она туда, где кто-то её ждёт, и что же… видит то, что даже представить себе трудно, что в самых тревожных снах не пригрезится. Видит чудище огромное, над лесом возвышающееся, – несуразную громаду из кожи да мяса, - чудище, как сажа, чёрное, с множеством глаз – печей раскалённых. И не идёт – ползёт оно, землю бороздя. Но вот останавливается, пасть свою разверзает: жерлу вулкана подобна она, и лава из неё вытекает дымящая. Струятся по земле-матушке ручьи огненные – затем струятся, чтобы не дать болоту топкому её поглотить. Кажется, будто огонь против воды восстал, в коей тонут сердца и умы людские. Да тем едва ль спасёт он землю – только погибель её ускорит.
Добегает Аманда до дома родного, но и тут сразу чует неладное. Слишком тихо во дворе, ни одной живой души будто в нём нет. Ладно, Митрофан – где угодно может быть этот старый бродяга, но и Дружок её не встречает, и курочек не видно, не слышно…
В который уж раз холод по телу Аманды проходит.
- Где ты, Митроша, бродяжка мой? – зовёт она, а у самой уже ноги подкашиваются, будто знает, что не дозовётся. – Где ты, Дружочек, пёсик мой милый?.. Куда-то вы, квохтушки мои, подевалися?..
И не верит Аманда, когда замечает в траве ошейник с куском мяса, что это всё, что от Дружка её осталось; не верит, когда взгляд её натыкается на перья и кровавое месиво, виднеющиеся через приоткрытую дверь курятника; не верит, когда проходит мимо прибитой к порогу кошачьей головы с торчащим из неё хвостом. Точно пьяная входит в дом, мать свою зовёт. Но и от матери отклика нет. Лежит она тихонечко на кровати, простынёю накрыта. а на простыне пятно красное – ещё свежее, ещё мокрое.
Чтоб не упасть, Аманда за проём дверной хватается. И тут ей всякое мерещиться начинает. Слышит, будто ноги чьи-то тяжёлые по полу топают, будто голоса – грубые, мужицкие – меж собой о чём-то недобром договариваются; а вскоре и лица видит – страшные, бандитские – к ней приблизились, на неё смотрят и ухмыляются.
- Что, красавица, вот и встретилися мы с тобою сызнова! Помнишь нас? Ну да где уж тебе нас помнить… зато мы тебя и твоих друзей надолго запомнили… – говорит ей высокорослый бородатый, с лицом гладким, ухмылкой тонкой, взглядом холодным.
- Ну да где уж ей нас помнить… - повторяет другой, ростом пониже, с лицом перекошенным, глазами в вине утонувшими. – Это нам её не забыть…
- Пока тебя не было, красавица, мы тут у твоей мамки немного погостили. Добрая она у тебя, сердобольная, открытая вся такая… - произносит третий и, произнеся, то ли смеётся, то ли плачет, лицо в ладонь уткнув.
- Очень милая женщина… - задумчиво говорит четвёртый. – Замаялася с нами, вот и прилегла отдохнуть…
- И пёсик милый, славный пёсик. Кушать хотел, так мы его покормили, - обнажает гнилые зубы пятый. – Из курятничка мясца вынесли. Может, и ты девица с дороги сголодалася?.. Может, у мамки для тебя что найдётся…
- Брось, Кривонос! – осаживает его первый, а после к Аманде вновь обращается: - Слушай меня, девка, да внимательно слушай: всё это из-за тебя, только из-за тебя: ты отказала Винголу поехать с ним, и потому он погиб, а наши с ним судьбы неразрывно связаны были, с ним у нас всё было, а без него мы просто шайка нищих, бездомных! Без него мы просто гниём! Вот и сталося, что к тебе заглянули. А после, будь уверена, и к друзья твоим заглянем…
- Скоро… скоро Крэгволот придёт и убьёт вас!
И, сказав это, Аманда выбегает из дому, едва с крыльца не падает. Только бежать дальше некуда – дом людьми окружён. Бандиты выходят за ней.
- Ты права, детка… да, права… Крэгволот этот твой, он ведь убийца.
- Да только дураков нет с ним силой меряться…
- К чему теперь нам сложности, сестрица! – тот говорит, у которого зубы гнилые. – Нехитрое ведь оно дело: подкрался, ножичек достал, кишочки выпустил – даже тишины не порушив. Мы с каждым из вас такое проделать могли, пока вы спали. Но не проделали – пожалели вас, да и предводитель наш убийство бы не одобрил. Ты, коли живой сегодня отсюда уйдёшь, помни: нет у нас цели иной, кроме как за тобой да дружками твоими по следу идти. Украли вы у нас жизни, и мы у вас украдём.
Но кто-то его поправляет:
- «Сестрица» не произноси, какая она нам сестрица… ведьма она, судьбу нам искалечившая! Не уйти ей от возмездия сегодня, время её умереть пришло…
И народ последние слова бандита подхватывает:
- Пришло время избавиться от ведьмы!
- Да, пора уже! Сколько можно терпеть беды и несчастья!
- Каждый год за урожай боремся, а его всё нет! Земля наша через неё проклята!
- Сколько-то нас топить ещё будет! Допрежь того, как она родилася, такого не было!
- Разгневали мы бога – тем, что до сего дня с дьяволицей не разобралися. Сами заслужили…
- Разводите пламя! Сожжём богомерзкую! Заодно и дом её сожжём!
- Ожерелье мне своё отдай! Красивое больно! Нельзя, чтобы красота такая обгорела!
Ираида к Аманде подходит, но не пытается сходу ожерелье с неё сорвать, а с глазу на глаз говорит ей:
- Люба ты мне! Кабы сразу сняла его с себя, да встала на колени предо мной, взмолилася, я б тебе защиту свою предоставила, никто и пальцем бы до тебя не дотронулся. Но невдомёк тебе было, дура окаянная, а теперь поздно уж!
Только после того, как сказала, топор свой к шее её приставила, чтоб ожерелье остриём сдёрнуть. Но Аманда руку её убрала, убрала резко, с силой, что баба в сторону подалась, да чуть не упала. Глядела на неё Ираида после того, будто обезоруженная, будто бы даже по нраву ей пришлось, что Аманда сопротивление оказала.
- Пора! Начинайте уже! Видите, не боится она нас! Чего ждёте вы, мужики?! Того, что дьявол силу ей даст?! – Аксинья орёт и сына своего вперёд из толпы за верёвку вытаскивает. – Вот, полюбуйся! Гляди, кому говорю, как ведьму твою сжигать будут, – чтоб жизнь тебя больше так никогда не обожгла!
И вспыхнул во дворе костёр, и несколько мужиков двинулись к Аманде. Но она палку с земли взяла, принялась отмахиваться от них. А бандиты тем временем на крыльце стоят, зрелищем любуются, - ибо кажется им, нечто знаменательное происходит – чувство мести сама матушка-земля-де с ними разделяет.
Не хватило девичьих сил, чтоб с мужиками долго драться. Тут и впрямь нужна была сила дьявольская. И в тот миг, когда мужики дотащили до костра не перестающую сопротивляться Аманду, пришла на помощь ей эта сила.
Бандиты первыми завидели Крэгволота и напряглись. Впрочем, делать что-либо нужды у них не возникло – всё произошло слишком быстро. Раздвинув толпу, вбежал он во двор. Мужички, занимавшиеся Амандой, заметить его не успели, а потому все разом равновесие потеряли, некоторым так не посчастливилось и в костёр угодить. Легко подхватив Аманду на руки, понёс Крэгволот её от беды подальше.
- Верила я, до последнего верила, что ты придёшь и спасёшь меня! – взгляд Аманды ему говорил.
Но, пройдя с ней через толпу, Крэгволот вдруг сказал ей:
- Прости меня, дорогая, что отпустил тебя одну, что к сердцу своему не прислушался! Пойдёшь ты дальше сама. Силы мои иссякнут скоро. Поминай меня, родная, как друга, как возлюбленного своего, светом поминай!
- Что с тобой, родной мой?! Милый, что с тобой?!
- Пока ничего, пока несу тебя, пока не убыла ещё сила. Но уж скоро не смогу, тогда ты сама, без меня уходи. Друзья наши тебя ждут.
- Не смей, не уходи, пожалуйста, не оставляй меня… - молит его Аманда, уже понимая, что с ним.
- Одного демона заколол! – раздался восторженный крик в толпе.
И ещё один следом:
- Черёд второго настал!
Завывает толпа, мужики из неё выскакивают, на Крэгвалота раненого бросаются.
- Уходи, Аманда! Ежели не уйдёшь, вдвоем погибнем!
- А я не хочу… я с тобой лучше погибну!
- Ради меня, ради друзей наших, прошу тебя, уходи! Ежели правду говорили те люди, ежели судьба Галамете пробудиться, то думай о том, что сейчас в твоих руках её судьба!
Послушалась она, как ни тяжело было смириться ей с тем, что возлюбленный её умрёт, а ей предстоит жить дальше, послушалась.
Бежит Аманда по полю, а Крэгволот, истекая кровью, с толпой мужиков сражается, даёт возможность ей подальше от села уйти. Уходит Аманда, а Крэгволот уж на земле лежит, и мужики его камнями да палками добивают.
И вдали от всех, вдали от дома родного, вдали от возлюбленного снова слышит Аманда голос: «Я всё ещё жду тебя. Либо в пламя, либо в болото вместе с ними – сейчас ты и сама это знаешь. Только моё пламя другое, не сожжёт оно тебя». «О чём ты говоришь? Какое оно твоё пламя?» - спрашивает она. «То, через которое попадёшь ты в совсем другой мир. Беги ко мне, Аманда, огненные ручьи мои, остывая, корой покрываются – по ней иди!» «Не хочу я к тебе идти! Не нужен мне никакой другой мир! Оставь и меня, и землю мою в покое!» - отвечает ему Аманда. «Веришь в то, что ещё можешь быть здесь счастлива? Но друзья тебя надолго не осчастливят. Веришь в то, что Галамету вы спасёте? Но то просто выдумка людская. Легко вы в эту выдумку поверили, потому как хоть куда готовы были вместе отправиться. Спроси об этом себя. Какой ответ даст тебе твоё сердце? Один простой ответ, Аманда: не будет счастья тебе на земле без возлюбленного! Через меня же ты в тот мир попадёшь, где он жив и ждёт тебя, где вы много лет вместе проживёте». «Кто ты такой?» - спрашивает у него Аманда. «Добрым словом себя не назову. Червь я. Да, как видишь, необычный, червь огнедышащий: пламенем своим изменяю судьбы людские, коль лучшего мира кто достоин, отправляю его в этот мир». Недолго подумав, Аманда ему отвечает: «Так отправь и меня!»
Идёт она, будто по крови запёкшейся, по тонкой коре ручья огненного, глядя на то, как шипящая лава под нею завораживающе переливается. «Не бойся, иди. Раз сердце тебя ко мне ведёт, не сгоришь ты!» - голос ей говорит. «Сердце… - отзывается мысленно Аманда. – Но почему-то кажется мне, что как раз сейчас молчит оно… Почему же ты молчишь, сердце моё?.. Осторожно, не упади, Аманда! Ты должна пройти, ты возлюбленному своему обещала…» Но от этих мыслей поднимает Аманда голову и видит вдалеке телегу, конём запряжённую; на телеге Сиццон в белых одеяниях едет. Свет от Сиццона исходит, тьму сгущающуюся растворяет. И будто бы к ней идёт этот свет. «Туда, к друзьям, мне надобно, а здесь тьма… - говорит она голосу. – Не стану я за счастье цепляться – так не вернуть мне его. Ты уходи, червь, сердце моё не ведёт меня к тебе».
Замечает Аманда, что тонкая кора под её ногами хрустеть и ломаться начинает. Разгневало чудище решение её. Стало оно биться, формы менять, казалось, будто само себя пожирает. Так от гнева и лопнуло. И точно из гигантского чана на землю хлынула смола кипящая и бурной рекой устремилась на Аманду. Пытается убежать Аманда, но колеблется земля – тонок слой тверди, а под ним болото, и сейчас оно разверзнется. Не иначе, в пучине битвы между огнём и водою оказалась она, при любом исходе которой погибнуть ей суждено.
Содрогается земля, содрогается тело Аманды. И, словно от тяжести и движений тела её, воронка вокруг неё образовывается. Из воронки этой уж не выбраться – остаётся только последний миг жизни ожидать. Каким он будет? Что раньше произойдёт: кипящая смола сверху на неё хлынет или трясина болотная, вырвавшись наружу, засосёт? А может быть, то и другое одновременно… Но почему-то тело, которое ей уже почти не принадлежит, трястись продолжает… От страха, конечно же, отчего же ещё. Но тогда, что за голос до неё доносится? Как будто кто-то её зовёт… Просто шум.
Чувствует Аманда, трясина уже засасывает её. Совсем чуть-чуть осталось: вот-вот на небо, на которое без надежды смотрит она, чёрная краска прольётся, и не увидеть ей больше его.
- Аманда! Аманда! – как будто имя её выкрикивает, клокочет вокруг неё пучина. Как же странно слышать его от самой смерти…
Но, и утопая, тело её трясётся, но и едва дыша, продолжает слышать она голос настойчивый, который только покой её нарушает…
И вот, в тот последний миг, которого ждала, в повисшей вдруг тишине слышит она – точно не шум – слышит отчётливо человеческий и так хорошо знакомый ей голос:
- Проснись же, родная! Прошу тебя, проснись!
Резко втянула Аманда воздух и открыла глаза. Непонятно, где она, но понятно, что перед нею её возлюбленный – на руках её держит. Тень тревоги на его лице улыбке и радости уступает. Поначалу только смотрит она на него, вымолвить ничего не может. Потом как-то сами собой слёзы у неё потекли, а с ними и слова произнеслись:
- Между светом и тьмой оказалась я, поздно только это поняла. Но ты вновь меня спас.
Рейтинг: 0
87 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
