Ценная бандероль стоимостью в один доллар. История восьмая часть 20

Ч. 20   Величие королевы

Смерть — конец страданий.
Неизвестный автор

Прошлое – не что иное, как тяжкий груз. Накапливаясь в тебе, он будет тянуть вниз, как камень на шее. 

Лорен Оливер «Делириум»

Мария – Антуанетт,
Чтό
с тобой революция сделала?
...Казнь за казнью. Танцуют бал
Над Парижем чёрные вороны.

    12 октября 1793 года начался судебный процесс над бывшей королевой. Председатель суда Эрман согласно протокола  задаёт вопрос:

– Как вас зовут?

Антуанетта отвечает громко и отчётливо:

 – Мария Антуанетта Австрийская-Лотарингская, тридцати  восьми  лет, вдова короля    Франции. 

     «Станешь ли  ты, наконец, тем, кто  ты есть?» –   писала  дочери  двадцать лет назад  Мария Терезия.  Сейчас, в  шаге  от смерти,  Антуанетта начинает  проявлять то  величие, которым до сих пор  владела лишь внешне.

Одетая в чёрное с ног до головы, с высоко поднятой головой, Антуанетта вызывает восхищение. Она бледна, еле стоит на ногах, с утра во рту не было маковой росинки, но судьи равнодушно взирают на  её мучения.

    Эбер обвиняет  Антуанетту как мать в развратных действиях  с сыном, зачитывает  показания тюремного коменданта Фукье - Тенвиля и показывает суду подписанные  Луи Шарлем бумаги. 

– Что вы ответите на это? – обращается председатель революционного трибунала   к подсудимой.

  Антуанетта подняла высоко голову, оглядела зал и сказала твёрдым голосом:

– Я отказываюсь отвечать, так как считаю ниже своего достоинства  подобные оскорбительные заявления.

Эрман  настаивает:

– Мадам! Вы, вероятно, взволнованы, но обязаны отвечать суду!

– Хорошо. Я отвечу!  Мой сын ещё ребёнок. Я уверена, что показания написаны под давлением. И считаю, что предъявление их  матери противно человеческой природе.

  Слова Антуанетты вызвали аплодисменты публики. Что ж, в этом суд не посмел обвинить бывшую королеву.

Эрман  обращается к залу:

– Прошу успокоиться! Народ Франции обвиняет Марию Антуанетту, виновной в политических  событиях, происшедших за последние  пять лет.  Её участь решат присяжные, выбранные Национальным Конвентом.

Он ставит перед присяжными четыре вопроса:

           1. Доказано ли,  что имеются тайные  соглашения  с иностранными державами и врагами республики о  передаче им денежных средств, а также договорённости  пропустить на французскую  территорию и поддержать их  в вооруженной борьбе против республики?

           2. Принимала ли Мария Антуанетта  Австрийская, вдова  Капет  участие в интригах против Революции, поддерживала подобные соглашения  и договоренности?

           3. Доказано ли, что имел место заговор с целью развязать  в стране гражданскую войну?

           4. Участвовала ли Мария Антуанетта Австрийская, вдова Капет, в  этом заговоре? ⁽¹⁾   

     Среди присяжных  ярые ненавистники королевской власти, их возвеличила  Революция.   Они молчаливо, без лишних слов,  поднимаются и удаляются в соседнюю комнату на совещание.

  Время позднее, тускло  горят свечи.  Если бы не этот процесс,  давно они давно бы спали.  Первым берёт слово портной Гренье Трей:

–  Конвент не требует от нас  приговора, вынесенного в полном  соответствии с законом. Он послал нас  не для того,  чтобы решать, виновна  она или  нет, а для  того,  чтобы мы   осудили  эту опасную  для государства  женщину.

– Понятно, мы должны либо отдать  голову Марии  Антуанетты, либо лишиться  своих голов,  – высказывает  общее мнение  перчаточник Пикар.

Присяжные понимают, что они собрались здесь лишь для видимости.

–  Вопрос решённый, нужно потянуть время, чтобы  у всех сидящих в зале создалось впечатление, что мы обсуждаем поставленные перед нами вопросы,  –  высказывает обще мнение  слесарь Дерье.

–  Так точно, –  почти одновременно говорят плотник Девез и портной Жимон.

Обвинения  подтасованы, что и следовало ожидать. На все четыре вопроса звучит  единодушное:

– Да, виновна!

Облитая бесконечными потоками грязи,  Антуанетта остаётся  такой же спокойной, гордой и величественной, какой была всегда.

Чёрное, злое слово

В сердце моё впилось. ⁽²⁾    

Душу, стянув в оковы,

Тело, бросая в дрожь.

Знаю, что не виновна,

Только Божественный суд

Может лишить короны,

Жизни закончить путь.

Далеко за полночь зачитывается приговор:

– Вдова Людовика Капета признаётся виновной во всех предъявленных обвинениях. И приговаривается к смерти!  Приговор привести в исполнение 16 октября 1793 года.

  Мария Антуанетта  слушает заключение присяжных  и приговор  совершенно спокойно,  без видимых следов волнения. Никаких признаков  страха,  гнева, слабости.

   Когда было произнесено торжественное слово «смерть», в зале воцарилось зловещее молчание. На вопрос председателя:

–  Вы согласны с приговором?

Антуанетта не отвечает ни слова, лишь отрицательно качает  головой.  Медленно обернувшись к одному из своих защитников, Трансону-Дюкудре, она снимает  с пальца два обручальных кольца, которые так тщательно прятала от неусыпных стражей и решилась надеть только перед судом. Достаёт из-за корсажа прядь своих поседевших волос и преподносит их со словами:

–  Вот, сударь, если Бог поможет Вам встретить когда-нибудь моего друга мадам де Жарже, то прошу Вас, передайте ей эти кольца и эти волосы на  долгую память.

  Голос Антуанетты звучит мягко, как никогда раньше, будто она через некоторое время отправится  на купание, а не на казнь.

  В зале по-прежнему царит  молчание. Не оборачиваясь,  ни на кого не глядя,  Антуанетта сходит  со скамьи подсудимых так, как спускалась с королевского трона. В зале все присутствующие онемели от  выдержки Антуанетты. Слышится глухой голос:

– А всё-таки она настоящая королева!

  Антуанетта в сопровождении своих защитников и стражи твердыми шагами, глядя  перед собой, с высоко поднятой  головой и доброй улыбкой, выходит  из зала.   Она ступает   также величественно, как отправлялась некогда  на бал в Трианоне. Но всё-таки силы её были на исходе. С  утра она ничего не ела и не пила, кроме чашки бульона в перерыве, когда присяжные удалились на совещание.

 Спускаясь  по ступеням, она чуть не споткнулась, но сохранила равновесие.

 –  Боже, как я  устала от этой жизни, от этих людей! – думает она.  – Я в  высшей степени счастлива, что все  эти унизительные мучения скоро  закончатся. Самое главное –  сохранить силы для  последнего часа.

   Когда осуждённая бывшая королева, окружённая двенадцатью гвардейцами,  проходит  по широкому коридору, среди стоящих двумя рядами любопытных, одна простая женщина  не выдерживает:

–  Ишь, какая гордая, эта мадама  Антуанетта!

  Антуанетта продолжает  улыбаться,  будто ничего не слышит. В  её мыслях звучат строки:

Как хорошо в грозу носиться вместе с тучей,⁽³⁾    

Когда средь молний гром грохочет в небесах,

Неся земле и смерть, и страх.

Антуанетта повторяет  про себя:

–Неся земле и смерть, и страх.

Но мне не страшно умирать,

Устала я одна страдать!

– Неизбежное  надо принимать с достоинством. Что суждено –  исправить и  изменить мы  не в силах, – понимает Антуанетта.

     Невозмутимая и спокойная возвращается она в свою тюремную камеру, ставшую за несколько месяцев прибежищем  её воспоминаний и страданий. 

    Бывшая королева, вдова Людовика XVI сохранила достоинство до последнего своего часа. Никто не знал, как  ей было тяжело. Всё скрывать ото всех, что творится в душе – это суровое австрийское, королевское воспитание.

Когда в тебе клеймят и женщину, и мать –

 ...Безмолвствуя, храни покой бесстрастья, –

                    Умей молчать!

 ...На гнёт тоски, и горя, и позора, –

                  Умей любить!

И если на тебе избрания печать,

.. Неси свой крест с величием богини, –

                Умей страдать! ⁽³⁾

Свои последние часы  Антуанетта проводит  за чтением и молитвами. Она молится  Ангелу – Хранителю.

– Возьми  мои руки в причистые руки,

Веди меня, Ангел – Хранитель Святой,

Туда, где нет горя, страданий и муки,

Туда, где царит величавый покой.

Крылом своим белым укрой меня, Светлый,

Кудрями коснись молодого чела,

Веди меня в мир твой желанный, заветный,

Куда не проникнет житейская мгла. ⁽⁴⁾      

   Напоследок её хорошо кормят. В девять утра — завтрак, в первый  день приносят кофе с булочкой,  в 12 часов  на обед – суп, овощное блюдо, телятина и десерт. Ужинает  Антуанетта остатками от обеда.

   Во второй день  на завтрак – её любимый  шоколадный напиток с булочкой, а перед выездом на казнь  – овощной суп и дичь.

     Исповедь

    Антуанетта просит разрешения исповедоваться, но  от услуг аббата Жирара отказывается.

– Я  признаю посланниками Бога только священников, не принявших присяги Революции, – заявляет она.

  За приличную сумму друзьям на воле через  мадемуазель Фош  удаётся убедить одного из католических  священников, не присягнувшего Революции, принять исповедь королевы.  Имя священнослужителя история скрыла завесой тайны. Священник стар,  он уже ничего не боится. Деньги принял.

– Извините, кушать хочется.

     Его проводят в тюрьму под видом старьевщика.

   Пастор увидел красивую, ещё не старую, но уже поседевшую женщину, очень бледную, с тёмными кругами бездонных глаз, в которых затаилась глубокая печаль. Несмотря на убогость обстановки, держалась Антуанетта  не менее величественно, чем, если бы она была в Версале или Трианоне.  

   – Падре! Исповедуйте меня, освободите душу от тяжкого груза.

    Антуанетта целует протянутую руку и падает на колени.

   Исповедь длится полтора часа. Антуанетте нужно было высказаться. Она  вспоминает своё детство и юность  в Австрии, рассказывает историю замужества, делится  своим первыми впечатлениями  от Франции, описывает дворцовые интриги, говорит  о Французской революции, неудачных попытках побега.  И очень переживает, что не видит своих детей, которых от неё забрали.

     Наконец, Антуанетта  кается в своих ошибках и заблуждениях. 

     Невозможно не делать ошибок! Главное, вовремя их осознать и постараться, если это возможно,   исправить. Люди не могут быть ангелами, хотя их души с рождения чисты.

Душа – она чиста и непорочна,

Но человек об этом знать не хочет,

Идёт туда, где душам тесно,

В места, где им не  место.

Душа болеет и страдает,

А как исправить – человек не знает.

 В конце исповеди Антуанетта просит  освободить  её душу, не дать ей погибнуть.

  Прости, о Боже, пригрешенья!

Молю тебя о снисхожденье

И о спасении души,

Взлетевшей высоко

На крыльях чувств,

Волнующейся,

Трепетной души.

О Боже, душу,

Не меня, спаси!

   Грехи  отпущены,   Антуанетта, наконец-то успокоилась.  Присев на старое кресло, она обхватила голову руками и прикрыла глаза.  Страха не было. В голове  звучит голос матери:

«Станешь  ли  ты, наконец, тем, кто  ты  есть?»

– Я был такой всегда, какая я есть!  Готова  принять смерть. Осталось только оставить завещание. Хотя, что я могу оставить? Только  попросить прощения у своих близких.

Проводив священника, возвращается Бол, тюремщик Антуанетты.

– Прошу вас, принесите, пожалуйста,  свечи, – просит она Бола. –  Не хочу последнюю ночь провести в темноте и ещё бумагу, перо  и чернила. Хочу написать прощальное письмо Елизавете.

   Не посмев отказать в последней просьбе,  Бол приносит Антуанетте то, что она просила. Зажигает две восковые  свечи и уходит, прикрыв за собой дверь, приказав двум стражникам:

 – При малейшем шуме вызывайте меня.

Когда Бол вышел, Антуанетта  задумалась.

– О чём я напишу?

Мысли обрели чёткость и ясность. Твёрдым почерком она начинает писать:

  16 сего октября, в полпятого утра, Вам, сестра моя, я пишу в последний раз. Я не знаю даже, дойдёт ли это письмо до Вас.Меня только что приговорили не к позорной смерти –  она позорна лишь для преступников, –  а к возможности соединиться с Вашим братом.  Невинная, как и он,  я надеюсь  проявить ту же твердость  духа,  какую он проявил  в  свои последние  мгновения. Я спокойна. Только мне  глубоко жаль покинуть  моих бедных детей.  В каком положении я оставляю Вас, моя добрая и нежная сестра, Вас, пожертвовавшую всем, чтобы быть с  нами!

   Я  надеюсь, что когда-нибудь  мои дети смогут соединиться с Вами. Пусть они  думают о том, что  я не переставала им внушать: что первой основой жизни являются принципы и точное выполнение своих обязанностей. Пусть они знают, что только  дружба и доверие друг другу составят их счастье.

  Пусть они поймут, что только в собственной семье можно найти нежного и близкого друга.

  Пусть мой сын никогда не забывает последних слов своего отца, которые я особенно горячо повторяла ему:  никогда  не мстить за нашу смерть.

   Я знаю, сколько  неприятностей Вам  причинил мой  ребенок. Простите  его, моя дорогая сестра. Подумайте о его возрасте и о том, как легко сказать ребенку то, чего он не понимает. Настанет  день,  я надеюсь, когда он  отлично поймет  всю  величину Вашей ласки и Вашей нежности к ним обоим.

     Я прошу прощения  у всех, кого я знаю, и особенно у Вас, моя сестра, за все те обиды, которые, помимо моего желания, я могла нанести.

     Всем моим врагам я прощаю зло, которое они мне причинили.

     Здесь я прощаюсь с моими тётками,  со всеми моими братьями и сестрами.

     У меня были друзья. Мысль о том, что я разлучаюсь навсегда с ними,  и что эта  разлука принесет им горе,  вызывает одно из самых глубоких  сожалений, которые я уношу с собой в час смерти.  До последней минуты я думала о них.

     Прощайте, моя добрая и  нежная сестра.

О,  если бы это письмо дошло  до Вас! Думайте всегда обо мне. От всего сердца  я обнимаю Вас моих  бедных и дорогих детей.

     Боже мой! Как  мучительно покинуть  вас всех навсегда! Прощайте, прощайте!»

На последнем слове усталость одолела Антуанетту, она не успела даже поставить подпись, как перо выскользнуло у неё из рук. Она забылась тяжёлым сном.

     Последний сон Антуанетты.

Высоко в горах ни деревца, ни кустика. Гуляет и посвистывает ветер. Среди нагромождений скал и каменных глыб не видно ни  тропки. Лишь в одном месте небольшой островок зелени с нежными  фиолетовыми цветами.

    В этом диком ущелье, на уступах отвесной  скалы в трещинах устроили гнёзда птицы.

Среди пучков зелени еле видны  воробьиные гнёзда.  Рядом с ними воробьи, задрав хвосты, пытаются перекричать друг друга. Это им не удаётся. Один за другим они кувыркаются вниз, раскрывая крылья.  Делая небольшой круг, они возвращаются на свои места и исчезают в гнёздах. 

  С пронзительными криками, как стрелы, проносятся стрижи. На каменном карнизе кружат и воркуют голуби. Им нет дела до потешных воробьиных игр, которые считают ниже своего достоинства.

  На  вершине одной из скал, между камнями и пучками сухой травы десяток ванночек - лунок. Здесь только избранные птицы принимают песчаные ванны, дышат горным воздухом, оглядывая сверху хребты и долины. Это птичья лечебница. Есть здесь  и птичья школа, и птичьи театры и даже птичье собрание.

   Вдруг гомон разнёсся по всей округе. Это загудели возбуждённые птичьи голоса.

 В центре круга – ястреб с белым оперением. Чуть в стороне маленькая птичка, наклонив голову, что-то посвистывает. К ней прислушиваются, и этот голос решает всё.

  На ястреба набрасываются с десяток чёрных огромных воронов и толкают его к обрыву, предварительно затянув на шее петлю с привязанным к ней камнем. Ястреб, раскрыв крылья, сделав последний вздох, падает вниз. Шума падения не слышно, но лишь кровавое пятно остаётся на том месте, куда он упал.

Ануанетта слышит голос:

   «На Востоке существует поверье, что птицы не умеют грустить, так как награждены вечной свободой. Когда они в чём-то разочаровываются, то надолго улетают в небо. Чем выше, тем лучше. Летят с уверенностью в том, что под порывами ветра высохнут слёзы, а стремительный полёт приблизит их к новому счастью.

Люди могут многому научиться у птиц, взлетать,  даже если крылья сломаны. Надо всего лишь захотеть оторваться от земли, воспарить навстречу самому себе».⁽⁵⁾

  Антуанетта успела только повторить:

– Воспарить навстречу самому себе!  –  И проснулась, поёживаясь от  холода.

 Утро встретило её хмурым рассветом. Собирался дождь. На душе было тяжело, но она старалась держаться.  Последний сон показался ей таким похожим на то, что происходило и происходит  в Париже.

– Быть стойкой. Вот главное для меня. Быть выше всех, выше гроз и дождей. Выше мнений и обвинений.

 Быть выше всех гроз и дождей,

Быть выше народных вождей.

Пусть кара будет страшна,

Мне  жизнь моя не нужна.

Осталась одна без детей,

Без верных придворных, друзей.

Я  Богу душу отдам,

Только себя не предам.

Судьба последнего письма королевы.

   На  столе все  ещё мерцают  огарки   свечей. Наплывший воск  так похож на силуэт раненой птицы.  Несколько капель упало на лист бумаги, прощальное письмо королевы.

  Последнее письмо Антуанетты   не попало  ни к кому из тех, кому было  адресовано. Незадолго до  казни она  отдает его тюремщику Болу со словами:

– Прошу вас, ради Бога, передайте это письмо моей золовке Елизавете.

Но Болу не хватит мужества доставить это письмо по адресу. Он трясётся за свою жизнь.

–  Ради какого-то письма я должен  рисковать своей головой? Пусть скажет спасибо, что я передал ей бумагу и чернила! Да кто она такая? Никто!

«Она», «ей» – это малодушный тюремщик так говорит о бывшей королеве.

   Согласно установленному   порядку   он   вручает   письмо   тюремному коменданту  Фукье-Тенвилю. Он,  главный обвинитель Антуанетты,   визирует  его, но  никуда не отправляет.

–Ещё чего! Я  не обязан быть жалким  почтальоном!

   Но история и Фукье –Тенвиля поставит на  то место, которого он достоин.  Через два года наступит  его черёд  занять место в телеге, которую он  сам посылал в Консьержери   для доставки осуждённых на эшафот.

   Письмо останется среди кипы секретных бумаг Революционного трибунала,  а после ареста Робеспьера попадёт в руки бывшего сапожника, депутата Куртуа. Ему, как самому аккуратному  Конвент поручит привести в порядок документы для их издания.  Этого мелкого  человечка, жадного до денег, осенит мысль:

– Ха! Здесь столько документов, компрометирующих  многих государственных чиновников!  Я смогу на этом заработать!

    Куртуа почувствовал в своих руках огромную власть. Действительно, чиновники станут заискивать перед  ничтожным человеком, на которого раньше  не обращали внимания.  Хилый, тщедушный, небольшого роста Куртуа до революции изготавливал  обувь для простых парижан. Ценой ложных доносов он, не имея никакого чина,  сделал карьеру и стал депутатом Конвента.

   За возвращение  так называемых «писем», проще говоря,  доносов, когда-то написанных Робеспьеру, Куртуа  будут предлагать огромные выкупы.

– Значит, – решит  про себя этот жалкий человечишко, – нужно припрятать как можно больше разных рукописей, авось пригодятся.

    В Париже и по всей Франции царит всеобщий хаос. Используя его, Куртуа  похитит огромное количество документов Революционного трибунала и  будет ими торговать.  Вот тогда он и наткнётся на письмо Антуанетты.

– Вот это да! Кто знает, как изменятся события в будущем, – думает хитрец. – Этот документ – золотая жила!

  Целых 20 лет пролежит в тайнике у Куртуа письмо Антуанетты. В 1815 году  вновь на французском троне Бурбон, Людовик XVIII.  Депутаты третьего сословия, те, кто голосовал в Конвенте за смертную казнь его брата, Людовика  XVI,  будут трястись за свои жизни, опасаясь ножа гильотины.

  Куртуа, добиваясь королевской благосклонности, преподнесёт Людовику XVIII письмо Антуанетты, сопроводив таким посланием:

– Сир! Это письмо я нашёл среди бумаг Революционного  трибунала, ценой своей жизни  сохранил его. Единственно, что я прошу, это снисхождения к моей   судьбе.

  Но, увы, Куртуа, это не спасло.  Как и остальных, оставшихся в живых революционных деятелей, его ссылают далеко за пределы Парижа, в  провинцию.  Но письмо, наконец, через двадцать один год, как его написала Антуанетта,  прочитают дальние родственники королевы.  Тех, кому оно было послано, уже не будет в живых.

Последние часы королевы

Закончилась ночь, догорела свеча.
Мгновения тают... кричать бесполезно.
Моя королева, ты ждешь палача
И шепчешь молитву над вечности  бездной. ⁽⁶⁾ 

  День  16 октября 1793 года – для парижан начинался обычно.  Кто-то ещё нежился в постели, а кто-то уже был на ногах. В 7 часов утра  поднят гарнизон города. Бьют барабаны, заряженные пушки блокируют мосты и улицы.  Вооружённые отряды гвардейцев выходят патрулировать город.

    Розали, служанка тюремного коменданта Фукье - Тенвиля, по его распоряжению входит в камеру королевы. Антуанетта уже встала, облачившись в чёрное платье,  сидит в кресле, устремив горящий взгляд в маленькое окно почти под самым потолком.

 –  Мадам, вы вчера вечером почти ничего не ели,   выпили только стакан воды, – говорит взволнованно Розали,  сострадая приговорённой к смерти королеве. –  Я принесла вам горячего бульону.

–  Зато после суда меня кормили, как на убой, – усмехнулась Антуанетта, но тут же стала серьёзной. – Дитя моё,  скоро мне ничего не будет нужно!  Для меня всё кончено.

–  Но, мадам, вам нужны силы! – убеждала Розали.

–  Да, дитя, ты права.

Антуанетта ест немного и без аппетита. Ей уже всё равно, она готова к смерти.

–  Мадам, Фукье –Тенвиль приказал вам переодеться.

Розали передразнила коменданта:

–  Одежда вдовы – вызов всему народу Франции!

– Ну что, ж белое, чёрное – мне всё равно, – соглашается Антуанетта. – Душе будет спокойнее.

Как сложно быть королевой,

Лучше быть просто мамой!

Такие железные нервы,

А в сердце глубокая  рана.

Душа безмолвно страдает –

Её с детьми разлучили,

Она  никогда не узнает,

Какие на то причины.

И наступает время

Казни на эшафоте.

Прощай, моя королева!

Душа твоя на излёте.

   Розали помогает Антуанетте выбрать платье. Королева аккуратно расправляет складки белого лёгкого, не по погоде, платья. Около года она не была на свежем воздухе, небо видела только из  зарешеченного оконца. Она взволнованна, сердце бьётся учащённо. Лёгкий румянец появляется на её бледном лице. 

– Скоро я воссоединюсь с Людовиком, – думает Антуанетта.

Её мысли прерывает голос Розали:

 – Мадам, вы должны выглядеть прилично.

– Да, да! – рассеянно кивает королева, соглашаясь с девушкой.  – Выглядеть прилично. Сохранить своё  достоинство.  

  Антуанетта накидывает на платье  чёрный шерстяной  платок, единственно тёмное пятно на её наряде. Снимает чёрные туфли и надевает атласные  лиловые,  что означало милосердие к народу Франции.  Так рано поседевшие  от мучительных страданий волосы она прячет под чепец. 

  В это время входит комендант Фукье-Тенвиль.

– Ну, нет!  Убрать чёрный платок! Только белый!

Розали находит у Антуанетты лёгкий белый  платок из муслина.

– Месье комендант! Но  мадам замёрзнет, – пыталась вступиться за Антуанетту   служанка.

– Не  твоё дело! Прочь отсюда!

Розали  бросила последний взгляд  на Антуанетту. Не опасаясь коменданта, она близко подошла к ней и вложила в руку маленький серебряный крестик. Королева протянула девушке  свой платок и  кивнула  на прощание.

  Розали со слезами бросилась  из камеры, прижимая  к груди чёрный платок Антуанетты, пахнущий лесными фиалками.

– Моя бедная, бедная  королева! Прощай и прости!– шептала она, убегая  прочь, от этого страшного места.

 В это время Фукье-Тенвиль зачитывает  приговор:

«Конвент утвердил приговор Революционного трибунала. Гражданка Антуанетта Капет приговаривается к высшей мере наказания – смерти на Гильотине».

 Антуанетта слушает рассеянно, а потом обращается к коменданту:

– Разрешите, хотя бы повязать чёрную ленточку  на запястье, будьте милостивы, ведь у меня траур.

– Траур? – комендант удивлён. – Со смерти Людовика прошло  9 месяцев, а вы никак не успокоитесь!

–  Вы не поняли, это траур  в честь меня.

– Придумаете тоже! Да ладно, бог с вами!  – согласился Фукье –Тенвиль.

Антуанетта повязала чёрную ленточку на левое запястье, взглянув на коменданта, завязывает и на правое.  Комендант только хмыкнул.

– Странная  эта мадам Капет, – думает он,  – случайно, умом не тронулась? Ну, ладно, мужа казнили, детей забрали, а выглядит так величественно, будто собирается не на гильотину, а на приём. Ха-ха, приём к госпоже Смерти.

  Фукье –Тенвиль засмеялся. Смех его был похож уханье совы. Антуанетта не обращала на коменданта никакого внимания, тщательно расправляя чёрные ленты. 

   В 10 часов утра в камере появляется палач Сансон – молодой мужчина гигантского роста.

  – Мадам,    снимите головной убор.

Антуанетта  послушно снимает чепец, с безразличием во взгляде даёт связать себе руки за спиной.

Длинный конец верёвки волочится по полу. Сансон срезает волосы, грубо, жёстко, обнажает затылок.  Антуанетта только вздрагивает, не смея открыть глаза. Волосы не жалко, да и себя  не жаль.

–Жизнь уже не спасти, спасти можно только честь, – думает Антуанетта. – Мир стал чёрным, а был цветным. Не обнаружить свою слабость! Сохранить стойкость, показать, как достойно умирает дочь Марии Терезии.

   Королева мысленно сжимает волю в кулак, как если бы сжала кулаки, а на это уже нет сил. 

 – Быть стойкой, умереть достойно, – вновь и вновь повторяет про себя Антуанетта.

    У каждого человека внутри существует предел. Предел чувств. Предел боли. Предел слёз. Предел ненависти. Предел прощения. Поэтому люди могут долго терпеть. Долго  страдать. А потом в один миг, преодолев этот предел, человек полностью уходит в себя и все чувства притупляются. Наступает момент, когда  он  будто находится между жизнью и смертью, как в коме.   Человек дышит, двигается, может говорить, если захочет.  Это страшно, но такое случилось с Антуанеттой.  Она переступила болевой порог. Возможно, что это дано немногим, но такое бывает. 

  Так проходит час. 

  – Ещё одно унижение придётся  вытерпеть королеве, – думает   Сансон.

Палач  берёт конец верёвки и ведёт её к выходу.

Nulla  crux,  nulla corona – ни  креста, ни короны 

 К  11 часам у  ворот  Консьержери собрались  парижане. Им любопытно поглазеть на бывшую королеву.

 Настал твой час, мадам Капет,

Теперь не королева!

Тебя увидит целый свет

Французов, полных веры.

Мечтали мы убрать вас всех,

Кто угнетал нас, грабил,

Ты не смеёшься? Где твой смех?

Мы видеть это вправе!

   Раздаётся барабанный бой, открываются ворота тюрьмы. Сначала выходят офицеры-гвардейцы, затем  солдаты с ружьями наперевес.  За ними медленно, с высоко поднятой головой, с бледным лицом, но  в величественном спокойствии   идёт Антуанетта.  Сансон следует за ней на небольшом расстоянии. Держит  в руках  длинную верёвку, один конец которой  привязан к рукам смертницы.

   Толпа ахнула. Слышатся тихие голоса:

– Боятся, что королева убежит?

– Разве  может она убежать, окружённая вооружённой охраной?

  Но и эти голоса растворяются в глубоком молчании окружающих. Все  безмолвно следят за тем, как Антуанетта идёт к телеге, запряжённой  могучей лошадью.

   Какая ирония!   Людовик  XVI к  месту  казни  отправился   в закрытой карете, защищающей его от  ненависти и  грубости  толпы. А вот его вдову, как и других осуждённых, на гильотину отправляют в менее комфортных условиях.  Перед смертью все равны. 

    Сиденьем  в телеге служит доска.  Сансон хочет помочь  Антуанетте, но она отталкивает протянутую руку и  поднимается сама, садится  лицом вперёд. Словно сквозь сон Антуанетта слышит голос палача:

  – Мадам! Вы должны повернуться!

  Антуанетта послушно поворачивается.  Теперь она сидит задом наперёд. Это  большое унижение даже для простого парижанина. Но Антуанетта даже не думает об этом. Мысли её уже далеко.

Судьба играет человеком.

Она лукавая всегда

То вознесёт тебя над веком,

То бросит в пропасти стыда. ⁽⁷⁾

  Телега, окружённая  двойным рядом тридцати тысяч вооружённых солдат,  движется медленно, подпрыгивая на выбоинах и неровностях  парижских мостовых, мимо толпы зевак, которые улюлюкают в след и непристойно кричат.

   Антуанетта смотрит перед собой, на её лице нет ни страха, ни следов страданий. Выстрадано всё. Глаза открыты, но она не видит никого вокруг. Перед ней лестница, которая ведёт в небо.  Но лестница без перил, поэтому она сосредоточена.

– Не оступиться, пройти до конца,  – думает Антуанетта.  – О Боже, как медленно тянется время!

 И, словно обращаясь ко всем окружающим:

–  Не найдёте признаки отчаяния и скорби.  Всё отболело,  отгорело!  Конец мучениям, наконец, пришёл покой.

   В толпе на углу  улицы Сент-Оноре –  художник Давид.  В его руках лист бумаги и карандаш.  Он делает  набросок портрета  бывшей королевы –  женщины, которая едет  умирать.

– Успеть схватить главное, – думает художник.

Он видит постаревшую  женщину, уже утратившую  былую красоту, но  сохранившую гордость. Карандаш легко скользит, штрих за штрихом на бумаге появляется образ.

 Давид мысленно вторит каждому движению:  23_30                                 

 – Губы высокомерно  сжаты,  как бы сдерживая  вопль  души, глаза безучастны и  холодны. С руками, связанными за  спиной, сидит она  на телеге палача  с независимым,  вызывающим  видом, словно  на  троне. Невыразимое презрение –  в каждой линии  окаменевшего лица, непоколебимая решимость – в истинно королевской осанке. Терпение, переплавленное в  упорство, страдания, ставшие внутренней силой,  – все это  придает измученной  женщине  новое и жуткое величие –  величие, с которым она поразительной манерой держать себя преодолевает бесчестье этой телеги позора. ⁽⁸⁾ 

     На площади Революции огромное стечение народа. Десятки тысяч людей с самого утра собрались здесь, чтобы не пропустить казнь бывшей королевы. Для них, любопытных, это просто очередное зрелище и место, где можно встретиться и поболтать с хорошенькой соседкой или обменяться новостями с  близкими и друзьями, которых из-за последних событий не видел. Здесь можно было купить газету у  шустрых разносчиков, снующих между плотными рядами.

  Слышится робкий шёпот:

– Интересно, чья голова завтра упадёт в эту корзину?

Отвечают грубо, но тоже тихо:

– Тебе какое дело? Лишь бы не твоя!

   Здесь жуют, пьют, грызут сухари – лишь бы занять себя в ожидании  зрелища.  Многие со страхом и трепетом  смотрят на два сооружения.

   Над людской толпой на постаменте для памятника Людовику XV возвышается статуя Свободы.

Богиня с мечом в руке и фригийском колпаке на голове  погружена в задумчивость. Она не видит, что происходит у неё под ногами. Ничто не тревожит её, ни крики  смертников,  ни венки на её коленях, ни кровь  под ногами. Молчит каменная богиня, словно ей нет дела до того, что вершится её именем. 

   Невозмутимый взгляд статуи Свободы  устремлён на стоящую рядом с ней машину смерти – Гильотину.   Тонкий её силуэт  протыкает серое небо, соединяя мир земной и потусторонний, как врата смерти.

    Все разговоры смолкают, когда появляется телега с Антуанеттой.  Слышится только  цокот копыт и протяжный скрип  колёс.  Как заунывная песня  в мёртвой   тишине. Чувство ужаса охватывает  всех при виде бледной, как сама смерть  бывшей королевы. 

     Никого не замечает Антуанетта.  

– Последнее испытание и душа будет свободной! – думает она, обращая взгляд в  хмурое небо.

Последний шаг  в бессмертие,

Последний шаг!

И  ты через столетие

Летишь в мечтах.

Танцует, развлекается

С тобой Версаль,

Прости, прощай, красавица,

Мне очень жаль.

    Вот телега остановилась у эшафота, окружённого отрядами Национальной гвардии.  Спустившись без посторонней помощи,  Антуанетта сама  поднимается по деревянным ступеням к месту казни, величественно, как будто ступает по мраморным коридорам Версаля.  В груди у неё всё окаменело, последние шаги  так тяжелы, что  она случайно наступает  на ногу Сансону.  У Антуанетты ещё хватает  сил попросить прощения:

–Извините, месье, я сделала это не нарочно!

   Не  о смерти думает она, о том, что, возможно, сделала кому-то больно, пусть и своему палачу. Насколько могло поменяться мировоззрение у этой бедной женщины, у королевы, хотя и бывшей. У той, которая никогда не извинялась, если её последними словами были не слова: «Спасите!», а  «Извините!»

  Она уже смирилась со своей участью. Это последние минуты  Антуанетты в мирской жизни и её душа прощённой и безгрешной уйдёт  к Богу.  Через две недели ей  бы исполнилось 38 лет.

Последний шаг к плахе.  Антуанетта сама опускает  голову на наклонную доску. Помощники палача привязывают её. В  12. 15. со свистом падает  нож гильотины... Раздаётся глухой удар...  

   Схватив кровоточащую голову за  волосы,  Сансон   высоко поднимает её над своей головой, над площадью на обозрение десяткам тысяч людей.   Минуту назад они,   в ужасе затаили дыхание, а сейчас в едином порыве, словно избавившись от страшных колдовских чар, разразились  ликующим воплем:

–Да  здравствует Республика! 

   Душа Антуанетты, освободившись от тела,  спешно устремляется вверх  и летит над  громким гулом, переливающимся волнами:

–Да  здравствует Республика! 

Толпа, эшафот... ты стоишь в платье белом,
Серебряный крестик, сжимая в горсти.
Опустится нож... обезглавлено тело.
Моя королева, прощай и прости... ⁽⁸⁾ 

Гул стихает. Душа Антуанетты  свободна!  

  Зрелище окончено, все  расходятся. Наконец, можно вернуться к своим делам, поговорить. Слышатся голоса:

–  Скорее домой, что торчать здесь!

– Пора обедать! 

– Завтра, послезавтра и каждый день можно  увидеть подобное  представление.

     12. 30. В маленькой  тачке палач  увозит труп  с окровавленной  головой в  ногах. Двое жандармов  остаются  охранять эшафот. Никого не заботит кровь, медленно капающая на землю. Площадь опустела.

     Обезглавленное тело Антуанетты  Сансон  привёз на кладбище. Сразу не хоронят, ждут подвоза других трупов.   Ждать пришлось не долго. Гроб Антуанетты вместе с другими заливают негашеной известью и бросают в общую могилу.

    «Nulla  crux, nulla  corona  –  ни креста, ни короны  не распознать в    пристанище мертвых.

   Когда несколько лет спустя один из дальних родственников Антуанетты приезжает в Париж, то во всём  городе  не находится  человека,  который смог  бы  ему сообщить, где похоронена бывшая королева Франции. ⁽⁹⁾ 

    Император Австрии, Франц II   объявляет  глубокий придворный  траур. Дамы одеваются  в чёрные платья. Несколько дней не  дают представления в театре, газеты пишут о жестокостях якобинцев.  Вот и всё.

     Несколько лет спустя  Наполеон выскажет своё мнение по этому поводу:

–  В Австрийском доме  соблюдалось  непременное правило  –  хранить глубокое молчание о королеве Франции. При упоминании  имени Марии Антуанетты отводят  глаза,  и разговору  даётся  другое  направление,  чтобы  уйти от неуместной, неприятной темы. Это –неукоснительное  правило всей семьи, ему следуют также послы Австрийского дома при иностранных дворах. ⁽⁹⁾ 

Наши дни

      В октябре 2012 года пара прикроватных туфель, принадлежавших Антуанетте была выставлена на аукцион.   Туфли 36-го размера выполнены из дорогого  шелка XVIII века, ушли с молотка в частную коллекцию неизвестного покупателя за $82 025, тем самым в 6,5 раз превысив ожидаемую стоимость.

⁽¹⁾  Из романа Стефана Цвейга «Мария Антуанетта»

⁽²⁾  Из стихотворения  Тэффи, остальное дописано мною 23-24.11.2013 года

⁽³⁾Из стихотворений Мирры Лохвицкой (1869- 1905), остальное дописано мною 22- 23.11.2013 года

⁽⁴⁾  Лидия Чарская «Молитва Ангелу – Хранителю»

⁽⁵⁾Э. Сафарли – современный азербайджанский писатель

⁽⁶⁾ Ирина Каденская «Моя королева» сайт «Парнас»

⁽⁷⁾ Н.С.Соколов

⁽⁸⁾ Ирина Каденская «Моя королева, сайт «Парнас»

⁽⁹⁾ Стефан Цвейг «Мария Антуанетта»

Звучит "Органная месса" Баха