Тсс...

Как мне книгу читать теперь,
Когда брызнули кровью в ночь...
На полу легла тенью дверь,
Одинокой душе невмочь.

Как мне вызнать, что сон во сне?
Поперек, что ль, кровати лечь?
Тихо падает в жилах снег —
Здесь давно не топили печь.

Ты приходишь чужой, больной,
Весь продрогший, но вижу я,
Что в глазах этих мрак стеной,
До костей в них судьба моя.

Вдруг коснётся страх языка,
Проникая, плетя узор,
Сыпят мысли вниз с потолка,
Замирая на миг у штор —

Мне б их вытерпеть и сберечь.
Тебе хочется стать моим,
Тебе хочется рядом лечь,
Но мы вместе лишь постоим...

Молча скинешь с меня халат,
И по телу пройдёт озноб.
Оторвёшь свой голодный взгляд,
Поцелуешь небрежно в лоб.

И уйдёшь. Но за дверью там
Сколько раз пропадал навек,
Ты ведь знаешь, что нужно нам.
Тсс... Все думают, ты — человек.

 

 

***

 

 

 

 

***

 

«Зачем говорить мне, что моё счастье не более как грёза. Если даже оно грёза, пусть дадут мне ею насладиться...»

 

 

 

***

 

Августовским поздним вечером, когда ветры, уснувшие в высоком небе, уже не могли развеять сгустившийся туман вокруг зáмка, на пышную траву рядом с кипарисом пала чёрная тень. Сумеречная нежность мгновенно исчезла. Полумрак заволокло тревогой. Тот, кто прятался в тени, проник сквозь дубовую дверь внутрь здания.

 

Надвинулась ночь — маняще доступная, привычная, но пронзительно неизвестная...

 

Алесса отложила в сторону прочитанную книгу.

Спрессованные лоскуты-страницы в кожаных переплётах давно стали убежищем для герцогини. С ними вместе она могла с лёгкостью переступать грань привычной обыденности, в которой жила, и возвращать прошлое, притаившееся в ней, находить потерянное. Её жизнь после сумерек была похожа на воображаемый сон, волнительный, порой пугающий, где ароматы игриво превращались в пёстрые блики, а звуки могли засверкать ярче звёзд. И всё это пылало, переливалось на полнеба, разразившись хрустальным перезвоном... Только никто этого действа не мог увидеть, потому что скрыто оно было гигантским занавесом, а занавес — её тайна!

 

Алесса заранее была согласна на жуткое пробуждение, но не обменяла бы эти минуты безумства на то, что происходит в реальности.

 

 

«Реальность мне не нужна. Вступают в свои права сумерки, изменяют всё — и вот она, моя Шамбала, где мечты плотно переплетаются с картинами из прочитанного, а мои чувства и желания заполняются ожиданием! И душа в это время набирается сил, расправляет крылья и взлетает туда, где воздух так чист, прозрачен и тонок. Я хочу продлить полёт в разлом меж двух миров и оказаться там, где беснуется жизнь, а звёзды стремительно падают и исчезают...»

 

 

«Гляжу в окно, всматриваюсь в него. Повсюду можно увидеть то, что понятно, там суть простых вещей оживает — и в ночном небе, и в тумане, окутавшем всё в округе, и даже в бликах на оконном стекле. Весь мир говорит с тем, кто готов слушать...» 

 

Её веки чуть подрагивали. Впечатления затягивали силой, уводили за собой, они становились хозяевами над её волей. Это было похоже на цепкий рок, что гнал и преследовал Алессу, проникая в кровь каплями страха и трепета. Он будто жаждал расплаты и добивался искупления за не совершённые ошибки. От провидения нельзя было скрыться в бесчисленных коридорах замка.

 

 

— Да, это так. Я знала. Когда дрожь вползает в душу, я понимаю — ты уже рядом. Я не смогу забыть нашу привязанность. Но она всё больше терзает мою душу. То ли из-за того, что не удаётся постичь её сокровенную суть, а может я так и не научилась владеть зыбкостью влечения. Видимо, этот предмет оказался слишком утончённым для меня, оттого и недосягаем... Ты единственный, кто приходит, когда мои силы на исходе. Почему ты бледен? Ты испугался за меня? Глупый...
— Веришь ли, я внутренне содрогаюсь, когда слышу эти земные звуки, я просто наслаждаюсь мелодией твоего голоса.

— Не ищи ответов, Алесса. Как только найдёшь правильный, вопросы тут же изменятся. И не старайся понять всё так, как это есть на самом деле. Зачем? Узнав истину, очень скоро заскучаешь. Просто почувствуй, наконец, не то, кем ты была или станешь, а ту, кто ты есть сейчас.
— Удивляет, мы словно повенчаны с тобою перед алтарём и судьба накрепко связала нас, но... но я же никогда не говорила тебе о своей любви. У меня даже мыслей таких не возникало. И откуда ты узнаёшь о моих снах?
— Тени, сны... в них так много общего.
— Мои пальцы замёрзли и я протягиваю их тебе — согрей своим дыханием! Мне холодно! Мучитель мой — вот ты кто!

 

 

— Не важно, кто я. Я пришёл для тебя... Всмотрись, я настоящий! Когда я оказываюсь рядом, ты боишься и радуешься, потому что ждёшь этого момента...

 

— Странное ощущение охватывает меня, словно какая-то сила без разрешения пытается потрогать что-то моё, глубоко-глубоко запрятанное внутри... Тебе пора. Мигнула звезда. Возможно, так улыбается космос... Он решил нас не соединять — чудна шутка мироздания!

 

 

— Но я люблю тебя, Алесса!
— Как ты можешь любить меня, если я не существую для тебя? Амадео, ты придуман мною... Нельзя любить сон. Прощай. Мне нужно научиться не скучать по тебе, обходиться без тебя, радоваться не с тобой.

 

Амадео отдалился и растаял.

 

 

— И вновь я одна... Прошло то время, когда я была убеждена, что самое великое чудо — это я сама. Лживая надежда ещё раз постучать в стекло окошка, за которым любовь, оставила меня... И завтра, когда я проснусь, мир станет ещё теснее, — Алесса научилась сдерживать слёзы. — Одна я... Всегда одна. Какая-то непогрешимая одинокость... Господи, где уверенность и значимость? Куда исчезло всё? И только ночное небо, мягко опускаясь ко мне на плечи, напоминает, что скоро утро. Неизведанное притягивает к себе, неуловимые изменения просыпаются вместе с суетой, а от меня пока никто ничего не требует, всё только начинает быть в моём театре, где я — режиссёр. Но всё пройдёт, лишь одиночество останется и будет хранить мне свою преданность...