ЧП совхозного масштаба

16 сентября 2021 - Василий Мищенко
article498438.jpg
 
                     У современной молодёжи слово «картошка» обозначает всего лишь овощ в супе или чипсы. Для студентов 60-90 х оно имело несколько своеобразное толкование. Большинство из них в сентябре вместо аудиторий попадали на поля подшефных совхозов, дабы убирать овощи. Конечно же, экономическая целесообразность такой практики была спорной, ибо низкая мотивация труда не могла обеспечивать достаточную его эффективность. Тем не менее «картошка» стала визитной карточкой времени, одним из характерных и значимых явлений целой эпохи, наряду со стройотрядами или бардовскими песнями под гитару у костра. Автору довелось отработать в подшефном совхозе 15 сезонов, сначала студентом, а затем преподавателем, командиром ЛССХО. За эти годы набралась огромная масса впечатлений от «картошечной эпопеи». Бывало всякое. От радости и гордости за тысячи девчонок и мальчишек, вчерашних школьников, разных по темпераменту, уровням воспитанности и образованности, выполнявших поставленные задачи порой в сложнейших условиях, до горечи от трагических случаев. Но было много и курьёзов, комических приключений. В рассказе изображены реальные события, персонажи, естественно, под другими фамилиями, но присутствует и доля художественного вымысла.
 

                                                                                                1
 
                  Командир линейного студенческого сельхозотряда доцент Арон Михайлович Райзенберг имел странную привычку коверкать фамилии студентов, аспирантов и даже преподавателей. Причём, иногда довольно-таки заковыристо. И было непонятно, происходило это случайно, или же делалось с неким умыслом, но забавные, а порой и несуразные ляпсусы прилеплялись к человеку намертво и надолго. Так, заместитель командира историк Беловинский, стал Белофинским. Комиссар Фофанов, работавший когда-то в Эфиопии переводчиком при дворе императора Хайле Селассие, превратился в Фуфлонова. Аспирант кафедры режиссуры Олег Чегаркин, лагерный истопник, фигурировал как директор теплопункта Кочегаркин. Студентка 3 курса Маша Меркина, заведовавшая бухгалтерией отряда и имевшая бюст 6 размера – как главбух Безмеркина, туркмен Аллаберды Чефанов – Алик Чингисханов, рыжий молдаванин Петру Бордеяну – Пэдро Борделян. Толстячка Вадика Стапфаева доцент называл Задпхаевым, а громадного ввысь и вширь Сеню Фурша – Фуршетом. Хотя Сеня уже и без того имел общепризнанное погоняло – Птенчик.
                  Конечно же всё это вносило в лагерный режим и однообразную жизнь студентов в подшефном совхозе некую долю разрядки. А также позволяло допустить наличие у внешне сурового доцента какого-никакого чувства юмора. Наконец, почти все, кого Арон Михайлович так кучеряво «пометил», ухитрились попасть в каверзные ситуации и нелепые истории.
                 К примеру, будущий режиссёр, а нынче директор Кочегаркин, промышлявший в свободное от работы время ловлей на чердаках голубей, умудрился провалиться сквозь хлипкие доски потолка в комнатке, где заседал штаб отряда. Комиссар Фуфлонов организовал и виртуозно провёл соревнование по многоборью. А после – не менее виртуозно организовал пьянку с привлечением местного лагерного персонала в лице завхоза Петровича, повара Ипполита и сторожа Звёздочкина. Последний, изрядно набравшись, затеял драку, побил стёкла в пищеблоке и устроил короткое замыкание электричества. Арон Михайлович придумал для всех шкодников изощрённые меры наказания. Так, комиссар в течение недели читал на линейке лекции о вреде пьянства. Директор теплопункта получил наряд на ремонт всех лагерных чердаков. Сторожа Звёздочкина, формально не подчинявшегося студенческому начальству, доцент собирался упечь в кутузку. С этой целью он даже, якобы, вызвал местного участкового лейтенанта Ленивцева.  Хотя на самом деле тот прибыл по своей инициативе в рамках профилактических мероприятий. Тем не менее, сторож изрядно сдрейфил и на время беседы лейтенанта с Райзенбергом, спрятался в лесу.  
                  Заместитель Белофинский оказался тем ещё ходоком. Нежданно-негаданно, без лишних слов охмурил медичку, красотку Асю Грачёву и, сказавшись больным, залёг в медпункт. Промаявшись неделю без «правой руки», командир разыграл на заседании штаба целый спектакль. Подобные игры доцент устраивал регулярно. Вполне возможно, что делал это он в воспитательных целях, дабы восполнить имеющиеся пробелы. Закончив с производственными вопросами, Арон Михайлович пожевал губами и, подбавив трагизма в голос, заявил:
                    - Товарищи, у нас сложилась чрезвычайная, понимаете, ситуация. Мой заместитель Владимир Ильич очень серьёзно заболел и уже неделю находится в больничке. Ему назначен постельный, понимаете, режим.  Самостоятельно он передвигаться не может, квалифицированных врачей здесь нет, нужно отправлять его в Москву. Потому что всякое может случиться. Какие будут мнения?
                  Доцент прервал речь и оглядел присутствующих. Комендант Саня Царёв, специалист по всем техническим вопросам, а также неизменный участник подобных спектаклей, заметив, как напряглась медичка, начал свою партию:
                  - Арон Михайлович, а как мы отправим Владимира Ильича, если он передвигаться не может? У нас с транспортом сейчас патовая ситуация. Коля Чупин на своём ПАЗике не повезёт. У него талоны на бензин закончились, на заправке ему в долг наливают. Совхоз тоже вряд ли транспорт выделит. Остаётся только грузовик Щекатурова. Он может отвезти Владимира Ильича в кузове, когда будет «окно» между закупками продуктов.
                  - Ася, носилки в медпункте есть?
                  - Нет, Арон Михайлович, носилок нет. А зачем они нужны?
                  - Донести Владимира Ильича до машины.
                  - Но, я не понимаю, зачем отправлять Владимира Ильича в Москву? Ему уже намного лучше стало. Он мог бы и здесь долечиться, - Грачёва в волнении теребила поясок медицинского халата.
                  - Это, понимаете, большой риск, мы не можем взять на себя такую ответственность. Думаю, надо отправлять Белофинского к своему врачу. Если носилок нет, понесём на кровати.
                  - Кровать можно поставить прямо в кузове ЗИЛа и прикрепить к бортам, чтобы Владимир Ильич не свалился во время движения, - подхватил доцент кафедры научного коммунизма Мазаев, - правда, будет холодновато в кузове ехать.
                  - Что предложишь, комендант?
                  - Возьму у Петровича штук пять запасных одеял, - Царёв для убедительности черкнул в блокноте, - ещё выделить бы сопровождающих. Можно послать Алика Чефанова и сторожа Звёздочкина.
                  - Сопровождающие нужны. Но против Звёздочкина возражаю, этот напьётся в дороге и укокошит там всех. Пусть едут с Чингисхановым Сеня Фуршет и Ваня Шампур. Аня, запишите в протокол. И ещё один вопрос. Завтра нужно выбросить «комсомольский десант» на свёклу. Соберем всех освобождённых от полевых работ и отправим, понимаете, в Пристанино, там осталась не обработанная площадь гектаров десять. На этом заседание штаба объявляю закрытым, все свободны.
                 Штабисты потянулись к выходу. Впереди всех оказалась медичка Грачёва. Она трусцой побежала по дорожке, усыпанной падающей листвой, в сторону медпункта. А утром историк Белофинский к огорчению Аси и к радости командного состава неожиданно «выздоровел» и отправился в поля руководить «комсомольским десантом».
 
                                                                                                2
 
                 Вадику Задпхаеву и Сене Птенчику жизнь в совхозе казалась жутко занудной. Лагерь, картошка, почти тюремный режим и меры воспитательного воздействия доцента Райзенберга надоели до тошноты. Нужна была хоть какая-нибудь встряска с адреналином. Но какой тут может быть адреналин под этим свинцовым низко нависшим небом, в непролазной грязи, сырости, среди бесконечных мешков с картошкой, торчащих по всему полю.           
                 Во время завтрака Вадик, глядя на мощно глотавшего овсяную кашу двухметрового Фуршета, сказал:
                 - Как лорд последний, утром Сеня ел овсянку. Что-то тухло Сэмэн. Вместо того, чтобы поглощать знания, как завещал великий Ленин, мы существуем тут целый месяц как колхозные факмены. Поэтому душа просит срочно дринкнуть.
                - Да, кайф словить было бы ништяк. Но есть две проблемы: где взять мани и где взять дринк?
                  Вадик задумался. Действительно, даже если бы были деньги, ни водяры, ни винища купить негде. На время уборки картошки спиртное в магазинах продавать запретили. Да и денег давно уже ни у кого не имеется.
                  - Может, котлы кому-нибудь загнать? - предложил Задпхаев, глядя на часы Фуршета.
                  - Чьи котлы?
                  - Твои. У меня же нет котлов.
                  Сеня посмотрел на Вадика, затем на свои часы «Юность», подаренные родителями два года назад ко дню рождения. Расставаться с ними Птенчику было жалко, поэтому он засомневался:
                 - Ну, кто их купит, они и нафиг никому не нужны.
                 - Есть план. Загоним котлы Пэдру Борделяну. На эти бабки купим в деревне самогона.
                 - Пэдру? Ржавому? Да откуда у него бабки? – продолжал сомневаться Сеня, - А потом, почему ты решил, что в деревне есть самогон?
                 - Отвечаю. Во-первых, самогон имеется в любой деревне, - со знанием дела утверждал Вадик, - Во-вторых, Пэдро ищет клёвые котлы, я слышал, как он у Рубинчика интересовался, следовательно, бабло у него есть.  А у тебя же клёвые котлы? Клёвые. В-третьих, самогон доставит на базу сторож Звёздочкин, плеснём ему потом за труды. Не дрейфь, Сэмэн, прорвёмся! – Задпхаев уже загорелся идеей, план казался ему блестящим и выполнимым. Не без трудностей, конечно, но это даже интереснее. Проще простого отслюнявить бабки, спокойно пойти купить в магазине батл водки или портвейна и распить его, где захочется. А вот добыть бабло, потом добыть дринк – это кайф, не говоря уже о кайфе от процесса употребления добытого где-нибудь в глубоком подполье, поскольку у Райзенберга не забалуешь: сухой закон нарушать никому не позволяет.
                 Вадик ушел с часами Фуршета и вскоре вернулся вдвоём с рыжим Пэдро Борделяном. На левой руке у молдаванина висели Сенины часы. Первую часть плана помог реализовать Боря Рубинчик, который «достал» хорошие дешёвые котлы хорошему человеку Ржавому. А ему, оказывается, стукнуло вчера восемнадцать лет. Как бы случайно оказавшийся при сделке Вадик Задпхаев, тут же предложил «обмыть» покупку, а заодно и выпить за «днюху», на что повеселевший Пэдро сразу согласился и внёс в общий котёл два заначенных рубля. Фуршет, до последнего надеявшийся, что афера Задпхаева провалится, удручённо смотрел на свои часы. Пэдро, по-своему расценив интерес Сени, поднёс руку к его носу:
                  - Во, смотри, Птенчик, котлы клёвые достал. Водонепроницаемые, противоударные.               
                  Расчёт Вадика в отношении Звёздочкина тоже оказался верным. Без лишних разговоров сторож, местный мужик лет сорока в полтора метра роста и похожий на чёрта, деловито спрятал деньги в карман фуфайки и трусцой побежал из лагеря.  Спустя полчаса он вернулся, бережно неся подмышкой завёрнутую в мешковину литровую бутыль самогона.
                 Распивали вонючую мутную жидкость в сарае хоздвора, где громоздились сломанные стулья, тумбочки, оконные рамы, какие-то мешки, неприкосновенный запас колотых дров и угля. При этом лагерный пёс Волчок, помесь овчарки с дворнягой, жутко волновался, бегал вокруг сарая, скулил и царапал дверь. Очевидно, обиделся, что его не взяли в компанию. Сторож, наливая самогон в засаленный гранёный стакан, гордо сказал:
                 - У меня, как в аптеке, всё точно, я определяю по булькам.
                 Сеня пил, зажав нос двумя пальцами, самогон пах дерьмом. Вадик поздравил Пэдро Ржавого с днём рождения и с клёвым приобретением, залихватски опрокинул свои полстакана, крякнул и занюхал коркой хлеба. Молдаванин Борделян, взросший на благородных виноградных винах, затолкал самогон внутрь в три приёма и закусил луковицей. Звёздочкин, крепко держа стакан мосластой пятерней с оттопыренным мизинцем, презрительно сказал собутыльникам:
                  - Учись, шелупонь недоделанная, как надо пить.
                  Он тянул тошнотворную сивуху медленно, с явным наслаждением, как бы растягивая удовольствие. При этом жидкая бородёнка и чёрный скрюченный мизинец, по мере опустошения стакана, поднимались вверх, нацеливаясь на Птенчика, а торчавшие космы давно нечёсаных волос, опускались назад к голове Вадика.  У Сени на лице менялась палитра выражений: от изумлённо-недоверчивого до туповато-брезгливого. Пошли по второму заходу. Затем по третьему. Когда бутыль опустела, выяснилось, что разливавший с аптекарской точностью сторож, себя не обделил. Его доза оказалась граммов на семьдесят больше. Пэдро, громко икнув, неожиданно качнулся в сторону и едва не упал. Вадик, подхватив молдаванина и обращаясь к Звёздочкину, сказал:
                  - Слышь, аграрий, вообще-то руку пора бы уже и набить.
                  - И морду тоже, - щурясь и тыча пальцем в косматую физиономию сторожа, - добавил Пэдро.
                  - Чё ты сказал? Кому морду, мне?! – Звёздочкин рванул фуфайку, под которой обозначилась майка, отдалённо похожая на тельняшку.
                  - Ладно, ладно, - Вадик попытался урезонить сторожа, - мы пошутили, это из анекдота про Василия Ивановича, не слышал, что ли?
                  - Василий Иванович – это я, понял? – сторож вознамерился порвать майку, однако она не поддалась.
                  - Козёл ты, а не Василий Иванович, - сказал Пэдро сильно гримасничая.
                  Звёздочкин схватил цепкими, как клешни, пальцами молдаванина за рыжие бакенбарды и сильно дёрнул. Пэдро взвыл и боднул головой, ударяя аборигена по лбу. Тот осел в ящик с углём, схватил крупный кусок антрацита, швырнул в студентов и потянулся за следующим. Пацаны дружно упали на пол, отползли к стене и залегли за грудой ящиков. Сторож продолжил кидаться углём, сопровождая каждый бросок отборным заковыристым матом.
                 - Что будем делать, Вадик? – громким шепотом спросил Сеня, безуспешно пытаясь спрятать за ящики длинные ноги, - Этот придурок окончательно сбрендил, он нас тут всех замочит.
                - Будем прорываться. Значит так, Пэдро, ты собирай снаряды, ну, короче, уголь. Ты, Сеня, будешь нас прикрывать, забрасывай его антрацитом, а мы поползём к двери.
                 - Почему это я? А-а-а, урод!!! – дико заорал Птенчик. Очередной кусок, прилетевший из противоположного угла сарая, попал ему в ногу.
                 Сеня поднял увесистый шмат угля, вскочил с пола и швырнул его в сторожа. «Бомбометание» на время прекратилось. Студенты, воспользовавшись моментом, шустро поползли к двери. Во дворе осатаневший от обиды Волчок встретил их яростным лаем.  Подбежав к ползущему первым Ржавому, он поднял заднюю лапу и брызнул в него ароматной струёй.         
             
 
                                                                                                3

                 После обеда чумазые от угля и изрядно окосевшие студенты отправились на работу во вторую смену. В автобусе они, развалившись на задних сидениях, заплетающимися языками несли какую-то околесицу и ржали как кони. Сидевшие впереди первокурсницы удивлённо оглядывались и хихикали.
                Шатаясь и неоднократно падая, кое-как добрели до поля. Пэдро пытался забраться в кузов машины, но у него это не получилось. Полевой командир Бабаева, понаблюдав за неадекватными студентами, решительно отстранила их от работы. Сеня стал возражать, но после того, как сторону аспирантки принял шофёр Михеев, оскорблённая троица побрела в сторону косогора. Взобравшись на вершину, штрафники остановились, и Задпхаев сказал:
                 - Они об этом пожалеют. Пепел Клааса стучит в моё сердце. Ты ощущаешь, Сэмэн?
                 Фуршет, бессмысленно глядя сквозь Вадика, кивнул:
                 - Ощущаю. И Пэдро тоже ощущает.
                 Борделян, подтверждая слова Птенчика, стукнул себя кулаком в грудь.
                 - Ну, тогда пусть получают, гады. Это наш ответ Чемберлену.
                 С этими словами Задпхаев расстегнул штаны и спустил их до колен. Затем нагнувшись, нацелил голый зад в сторону работавших на поле студенток и замолотил ладонями по ягодицам. Фуршет и Педро стояли рядом в нерешительности. Вадик подбадривал приятелей:
                 - Товарищи! Выразим наш коллективный протест угнетателям трудового народа!
                 Ржавый с Сеней последовали примеру Вадика, стали с ним рядом и запели Интернационал.
                  С вершины холма виднелась деревня Теряево и купола Иосифо-Волоцкого монастыря, основанного аж в 1479 году преподобным Иосифом во имя успения Божией матери и повидавшего немало всякого на своём веку. И тёмное Смутное время, и наполеоновское нашествие, и ужасы последней войны. Десяток лет назад в этих местах Сергей Бондарчук снимал «Войну и мир». Когда-то в монастыре содержались пленные французы, а ещё раньше польские военнопленные. В разное время там находились в заточении известные исторические личности: Максим Грек, царь Василий Иванович Шуйский, князь Патрикеев-Косой. Не менее известные личности нашли там упокоение: преподобный Иосиф, митрополит Даниил, боярин и главный опричник Ивана Грозного Малюта Скуратов. В эту компанию почему-то попала и тёща Пушкина. А, следовательно, и сам Александр Сергеевич здесь бывал. Не исключено, что стоял на этом самом месте.
                  Совсем низко, казалось, прямо над головами нависло тяжелое серое небо, которому было абсолютно всё равно, кто его коптил раньше и кто коптит в данный момент. Когда-то здесь бродили мужики в лаптях, бояре в причудливых одеяниях и монахи в рясах. Двигались в сторону Москвы, бряцая оружием польские, французские и немецкие солдаты. А сейчас опившиеся сивухой студенты, приехавшие из Москвы на подмогу селянам, не способным самостоятельно убрать картошку, стояли с голыми задницами и пели гимн пролетариев всех стран. А что будет потом? Временной поток, как сквозняк в гигантском коридоре, смывает поколение за поколением. И кто здесь будет стоять под этим же небом через сто, тысячу лет? Может быть, обезьяны с палками, а может и вообще никого не будет. Неизвестно.
                  Спустя некоторое время, взбудораженные от собственной выходки «протестанты», спустились по противоположному склону и оказались на территории усадьбы Кузяевского отделения совхоза. Здесь находились коровники, свинарник, элеватор, картофельные бурты, весовая, бригадирский вагончик, кочегарка и ещё несколько помещений непонятного назначения. На сортировальном пункте под хлипким навесом стояли, как зомби, девчонки и перебирали картофель. Студенты, пошатываясь, проследовали мимо и направились к длинному сараю с шиферной крышей. Это был свинарник. В нос ударил тошнотворный запах. Внутри в клетях находились визжавшие свиньи всяких размеров. Городские парни никогда в своей жизни не видели такого количества свиней, собранных вместе. Посередине сарая между клетями, под самым потолком от одного конца до другого, был прикреплён рельс. У противоположной двери на нём висела вагонетка. Дальше, за дверью, рельс продолжался ещё на двадцать метров и крепился к перекладинам, прибитым к столбам. На конце стоял фиксатор из толстого провода. Внизу лежали кучи зловонного дерьма.
                  - Знаешь, Сеня, что это за чудо техники? - Задпхаев приблизился к вагонетке.
                  - Это сельсх.., сексх.., сексохозяйственный механизм, - с трудом выговорил Птенчик.
                  - Подозреваю, что это есть средство малой механизации уборки свинячьего навоза.  Давай проверим, как это работает, - Вадик залез в вагонетку и сел на дно. – Ну-ка, Птенчик, толкни.
                  Сеня толкнул вагонетку, она проехала пару метров и стала. Фуршет разогнал висячее корыто посильнее, в результате Вадик с грохотом доехал до двери.
                 - Клёвая колымага. Давай, Сэмэн, обратно.
                  Сеня доставил вагонетку в противоположный конец сарая, предложил забраться в неё Ржавому и начал толкать средство малой механизации. Свиньи завизжали, а Вадик, сверкая очками и перекрывая этот визг, крикнул:
                - Давай, Птенчик, давай! Поднажми!
                 Сеня, топоча ногами по бетонному полу, поднажал. Вагонетка вылетела из свинарника как снаряд, пронеслась по открытому пространству и, сорвав фиксатор, рухнула в кучу дерьма. Вадик с Пэдро по инерции вывалились из вагонетки, пролетели метра два вперёд и упали рядом. Фуршет схватился за живот и сломался пополам от смеха, глядя, как друганы на четвереньках выползают из свинячьего навоза. 
 
                                                                                                4
            
                  Вадик полз, плохо соображая, куда ползёт и зачем. При падении он стукнулся лбом о какую-то хреновину, в голове щёлкнуло, вспыхнул яркий свет, как электросварка, затем потемнело и заложило уши. Неожиданно темечко упёрлось в преграду в виде ног, обутых в хромовые сапоги. Вадик повернул в сторону, сапоги тоже переместились. Подняв голову, он увидел мужика с пистолетом «люгер» в руке и в эсэсовской форме со всеми символами и атрибутами Германского рейха: эмблемами, чёрными погонами, орлом со свастикой.
                  - Aufstehen!!! - закричал эсэсовец и пнул Вадика носком сапога в бок.
                  - Э-э-э, чего беспредельничаешь, откуда ты вообще тут взялся?
                  Немец упёрся дулом пистолета в лоб и быстро заговорил, будто залаял.
                  - Не понимаю, нихт ферштеен, я в институте английский изучаю, и вообще, я плохо слышу, - сказал Вадик, озираясь вокруг.
                  То, что он увидел, повергло Задпхаева в шок. Вокруг было полным-полно немцев. Солдаты деловито сновали в свинарнике, волоча душераздирающе визжащих поросят. Поодаль, у сортировки стоял танк со свастикой, эсэсовцы громко ржали, наблюдая за работой студенток, перебиравших грязную картошку вручную, сортировальный агрегат не работал уже несколько дней. У дверного проёма свинарника двое фашистов обыскивали Сеню и Пэдро. Один из них вцепился в бывшие часы Фуршета, пытаясь снять их с руки молдаванина.
                  - Это мои котлы, мне их сегодня Боря Рубинчик достал, не отдам!!! – вопил Борделян, дёргая рукой. – Я целый год учил немецкий, а потому идите nach!
                  Фашист двинул молдаванина прикладом и подтолкнул его к стене свинарника. Второй немец пинками погнал туда же Сеню, отступил на несколько шагов назад и стал целиться в них из автомата. В это время к сараю на большой скорости подкатил мотоцикл Zündapp. В коляске торчал комиссар Фуфлонов со связанными руками и кровоподтёками на лице. А сзади, крепко обхватив сидевшего впереди эсэсовца за талию, приткнулся Звёздочкин в драной, засаленной фуфайке и немецкой пилотке на голове. На рукаве у сторожа висела белая повязка с надписью «Polizei», а подмышкой торчала большая бутыль, завёрнутая в мешковину. Немцы поволокли комиссара к эсэсовцу, державшему на мушке Задпхаева. По всей видимости он был здесь главным. Опередив их, туда же устремился и сторож, который, подбежав к немцу почти вплотную, завопил:
                  - Товарищ, то есть, господин, херр оберлойтенант, я извиняюсь, гауптман, короче, я – есть староста нашей деревни Чисмены. Осмелюсь доложить, у нас тут всё в ажуре, в смысле, полный орднунг.  
                  - Was ist das? А эти – кто есть? – немец, брезгливо морщась и отпихивая от себя странного мужичонку, похожего на чёрта, ткнул пальцем в студентов и комиссара Фуфлонова.
                  - А-а, это так, шелупонь городская, ездиют тут к нам из Москвы картоху копать. Тока толку от них, как от козла молока.
                  - Ну, так сами бы сажали и убирали свою «картоху», - не удержался Вадик, - век бы тебя, придурка, не видать.
                  -  Was ist das? – эсэсовец показал перчаткой на вагонетку, торчавшую в куче навоза.
                  - Так это они и раскурочили, - полицай мотнул головой в сторону студентов, - я ж говорю, от этих раззвездяев один вред.
                  Комиссар перевёл, и немец стал кричать, брызжа слюной и стуча Вадика рукоятью пистолета по темечку.
                  - Он говорит, - начал переводить Фуфлонов, - что теперь всё, включая этот механизм, принадлежит рейху. И что за порчу имущества полагается расстрел.
                  - Ты это, слышь, переведи, - засуетился Звёздочкин, - расстрел всегда успеется, а пока мы, так сказать, наших освободителей, как говорится, с хлебом, солью и шнапсом…
                   Сторож с ловкостью фокусника развернул мешковину, извлекая литровую бутыль мутного самогона, краюху чёрного хлеба и два солёных огурца. Пошарив в кармане фуфайки, он выудил гранёный стакан, зубами вытащил из горлышка бутыли тугую пробку, скрученную из газеты, налил до краёв самогона и протянул эсэсовцу.
                  - У меня всё точно, как в аптеке, я определяю количество по булькам.  
                  Холёный офицер сморщился, нюхнув тошнотворный запах. Кивком головы он показал на связанного Фуфлонова, веля передать стакан ему. Сторож заволновался и зачастил, обращаясь к эсэсовцу:
                 - Товарищ, херр, комиссару не положено, они не употребляют, у них сухой закон.
                  - Kommissar?! Wer ist Kommissar?! – внезапно возбудился немец.
                  - Да нет, он не настоящий комиссар, это у них так, для близиру. Он даже – не коммунист. Его исключили. За это дело, - Звёздочкин щёлкнул пальцем по шее, и из больших начальников турнули. Раньше он там у вас за границами жил, а теперь тут вот у нас кукует, агитацию и пропаганду разводит среди этих обалдуев.
                   Между тем, бывший переводчик опрокинул стакан сивухи, взяв его за край зубами, поскольку руки были связанными и, крякнув, шумно выдохнул. Сторож наполнил стакан снова, а немец, разглядывавший с неподдельным интересом комиссара Фуфлонова, приказал передать стакан Задпхаеву. Вадик выпил, силясь не дышать, чтобы не чуять запах. Эсэсовец сделал несколько глотков, побагровел, закашлялся, бросил стакан в Звёздочкина, который подобострастно совал огурец на закуску, и принялся орать благим матом:
                   - Das ist Scheisse! Rusish shvaĭn!
                  Немец, побагровев, стал топать ногами и судорожно дёргать затвор пистолета. Звёздочкин, почуяв неладное, дал дёру в сторону кочегарки.
                 - Чего это немчура с катушек слетел? – спросил Вадик у комиссара.
                 - Он сказал, что самогон сделан из дерьма. Думаю, что фашист не ошибся.  
                 Между тем эсэсовец несколько раз выстрелил по петлявшему, как заяц, сторожу. Тот, упав на землю, шустро пополз и залёг в ящике с углём. Расстреляв всю обойму, фашист приказал солдатам уничтожить зловредного сторожа. Однако, несмотря на шквальный огонь, он ухитрялся швырять в немцев куски антрацита, громко матерился и кричал «Гитлер капут!». Оказавшиеся без охраны Птенчик и Пэдро побежали в сторону леса. Эсэсовец прицелился и выстрелил Сене в спину. Тот, как подкошенный, рухнул в заросли борщевика.
                  Вадик коршуном налетел на немца, сбил его с ног и прыгнул в седло мотоцикла. Комиссар последовал за ним, упав в коляску. Задпхаев газанул, и Zündapp сорвался с места.
                 - Давай, давай, очкарик, поднажми! – комиссар надрывал глотку, стараясь перекричать рёв мотора и сучил ногами.
                  Студент крутанул ручку газа до упора, мотоцикл вылетел на вершину холма, где совсем недавно они пели со спущенными штанами Интернационал, и лоб в лоб впаялся в бронированную морду танка.
                  - Куда прёшь по встречной, фашист недоделанный! Где ГАИ!? - истошно закричал Задпхаев, плотно прикрыв глаза и не слыша своего голоса.
                  Какая-то чудовищная сила подняла и потянула Вадика вверх, как на скоростном лифте. Спустя некоторое время он упал плашмя во что-то зелёное и мягкое, похожее на мох сфагнум. Вокруг сияло, звенело, благоухало лето. Пели птицы, стрекотали кузнечики, лёгкий ветерок обдувал лицо студента, испачканное чем-то вязким и вонючим.  Под громадным деревом в диковинном кресле сидел какой-то странный старичок в белой хламиде и с большим посохом в руке.
                  - Где я, дедушка? – сиплым и почему-то заискивающим голосом спросил Вадик.
                  - Где, где, в раю вестимо, голубчик, - сказал старик голосом профессора Божникова с кафедры научного атеизма по кличке Атеист, - только вам сюда нельзя, вам полагается в другое учреждение.
                  - Это почему же мне - нельзя? - обиделся Задпхаев.
                  - Ну как же? Вы, юноша, большой затейник. Богохульствуете, водочку употребляете, и даже паршивый самогон. Случается, что и травку покуриваете.  Сексохозяйственный механизм сломали. Давеча вон зад оголили и пели Интернационал. Срам-то какой, - опечалился старик.
                 - Ну, так кайф же!
                 - Э-э, молодой человек, «кнопочка кайфа» теряет своё очарование после многократного её использования. В жизни так всё устроено, что кайф может получить даже тот, кто не выпил ни одной стопочки вонючего самогона и понятия не имеет о существовании маковой соломки. Кайф дремлет внутри человека. Надо уметь его у себя обнаружить и активировать без всяких вонючих допингов. Ну, да что я вас воспитываю. Пусть этим делом займутся другие. Короче, юноша, если не умеете жить, поупражняйтесь в чём-нибудь другом.
                  Вадик хотел было возразить райскому старичку, но тот исчез, а вместо него возник косматый чертяка, очень похожий на сторожа Звёздочкина.
                  - Чего расселся, мухоблудь королобый, давай, вали отсюда в моё учреждение, - осклабился рогатый.
                  - Я не хочу ни в какое учреждение, мне надо в свой лагерь, у нас ужин скоро! – сказал Вадик, опускаясь на четвереньки и шустро отползая в райские кущи.
                  - Рождённый ползать – везде пролезет, - крикнул чёрт и швырнул ему вслед увесистый кусок антрацита, попав прямо в копчик.
                  - А-а-а-а! – дико закричал Вадик и упал в мох.
                  - Вадик, Вадик, ты чего базлаешь? Всех свиней распугал, – Сеня Птенчик тормошил кореша, который выползая из кучи навоза, что-то кричал и тряс головой.
                  - Сеня, ты живой! - обрадовался Задпхаев, надевая очки без одного стекла и озираясь вокруг, - и я живой, а куда рогатый делся?
                  - Какой – рогатый? – Птенчик тоже оглянулся.
                  - Ладно, проехали. Идём к бетонке, надо как-то добираться до лагеря.
                                                                       
                                                                                                5     
                                                                            
                  Лёха Гиря, водила совхозного автобуса, забрав кузяевскую группу сортировальщиц, возвращался в лагерь. У развилки на обочине трое студентов энергично «голосовали», пританцовывая и размахивая руками. Лёха остановился и открыл дверь. Троица полезла в автобус, наполняя салон зловонием. Девчонки, округлив глаза и зажав носы, с ужасом смотрели на однокурсников. «Протестанты», громко переругиваясь, разместились на задних сидениях. Пэдро Ржавый во всём обвинял Фуршета.
                 - Какого хрена ты так раскочегарил это корыто?
                 - Так Вадик кричал, «поднажми», - вяло отбивался Сеня.
                 - Котлы, мои котлы! - вдруг завопил молдаванин.
                 - Чего орёшь, причём тут твои котлы?
                 - Котлы время не показывают! – Пэдро тыкал пальцем в часы.
                 - Как они будут показывать, если в них стрелок нет, - резонно заметил Сеня, внимательно рассматривая бывшие свои часы без стекла и стрелок.
                  - Твои котлы эсэсовец прикладом раскурочил. Если бы ты не упирался - остались бы они целыми, а то вопил, как контуженный, «идите nach», - передразнивая Пэдро, неожиданно сказал Задпхаев.
                 - Какой ещё, ядрён батон, эсэсовец? – Пэдро очумело воззрился на приятеля, - ты чего, кукукнулся?
                 - Э-э, помнишь, как тебя звать, как твоя фамилия? – Сеня пощёлкал пальцами перед носом Вадика.
                  - Я – Наполеон. Ты – гетман Мазепа. А Пэдро – народный мститель Дубровский. Пошёл к чёрту Птенчик. Ты меня за идиота держишь?       
                 По прибытии в лагерь кореша сразу отправились в душ, дабы помыться и постирать зловонную одежду. В одной из четырёх кабинок кто-то был. Пэдро быстро разделся и направился в соседнюю кабину, предвкушая предстоящее блаженство. В это время дверца распахнулась и в проёме возникла огромная розовая фигура. Большие, размером с тыкву груди, уперлись Борделяну в лицо.
                 Директор теплопункта аспирант Чегаркин сидел перед жерлом гудевшей печи и бренчал на гитаре, разучивая песню Высоцкого «Банька по белому». Вдруг за стеной в женской душевой послышались громкие крики, ругательства и грохот тазов. Выбежав на улицу, «директор» увидел нечто невообразимое. Из раскрытой двери в абсолютно голом виде кубарем вылетел толстячок Задпхаев, а следом за ним рыжий Пэдро.  Довершая картину, в дверях показалась нагая, как нимфа, главбух Безмеркина. Она выбросила на улицу одежду сидевших в луже «протестантов» и, грозя им мощным кулаком, закричала:
                  - Извращенцы, козлы вонючие, сегодня же получите по полной на штабе.
                   Увидев аспиранта, Маша прикрыла груди рукой и призвала его в свидетели:
                  - Олег, подтвердишь, что эти пьяные придурки залезли в женскую душевую и обматерили меня. А навоняли так, что теперь в душ не войдёшь без противогаза.
                  - Да-а, всегда трагедий больше, чем шекспиров, - вздохнул директор.
                  После ужина на заседании штаба было рассмотрено «дело» «протестантов». Райзенберг слушал, не веря своим ушам. Он жевал губами, пожимал плечами, и время от времени разводил руки в стороны. Наконец доцент, видимо приняв какое-то решение, сказал:
                  - Товарищи командиры! Это уже не просто грубое нарушение распорядка. Это – идеологическая диверсия. Такое поведение сих отщепенцев несовместимо с пребыванием в рядах нашего славного, понимаете, комсомола. У нормальных людей оба полушария защищены черепом, а у этих дибэлов — штанами. Их надо гнать поганой метлой из комсомольской организации и института. Завтра проработаем на линейке, на комсомольском и профсоюзном собраниях. А потом выкинем из лагеря и отправим в Москву.   
                  Арон Михайлович Райзенберг впервые за четыре «картофельных» сезона оказался в таком архисложном положении. Конечно, подобные идиотские выходки нельзя оставлять без последствий. Само собой, нужно принять меры и доложить по возвращении в институт куда следует. Пусть за их перевоспитание возьмутся другие товарищи. В то же время, раздувать эту историю совсем не выгодно. И для собственной репутации, и для репутации тех, кто повыше.  Вот взять, хотя бы этого молдаванина. Поступил в институт по целевому набору, в рамках программы подготовки национальных кадров, собственной, понимаете, интеллигенции. Попробуй, тронь такого. Да и этот, толстый Задпхаев, не с бухты-барахты в институт свалился. Скорее всего, тоже по «ректорскому» списку. Нет, нет, нужно сделать так, чтобы и овцы оказались целыми и волки, понимаете, сытыми.
                  Вечером после линейки доцент пригласил коменданта Саню Царёва прогуляться и изложил ему диспозицию: не наказать идеологических «диверсантов» недопустимо, но и применять к ним крайние меры невозможно. Следовательно, нужно найти золотую середину.
                 - Пропесочим их завтра на комсомольском собрании как следует, размажем, понимаешь, по стенке. А после разборки тебе надо выступить с предложением взять всех троих на поруки отряда.
                  Рано утром, сразу после подъёма, в клубе состоялось совместное комсомольско-профсоюзное собрание отряда. В президиуме сидели комсорг Кляев, профорг Васев, Маша Меркина и секретарь штаба Анечка Буркина. Вадик, Сеня и Пэдро понуро стояли перед сценой лицом к залу. Они мучились похмельем и неопределённостью своего положения. Краснощёкий комсорг отряда Вова Кляев изложил суть вопроса и попросил комсомольцев высказываться. С обвинительными речами выступили Айгуль Бабаева, главбух Безмеркина, профорг Васев и комсорг первой бригады Нина Кулебяка. Они клеймили позором зарвавшихся отщепенцев и высказывались за исключение всех троих из комсомола. Потом встал Царёв и выступил в защиту обвиняемых, делая упор на безупречную и высокопроизводительную работу студентов в течение всего сезона, на их товарищескую взаимопомощь и активное участие в культурно-массовой работе.
                  - Хотя, конечно, нельзя оставить без внимания такое их придурковатое и просто головотяпское поведение. Я предлагаю взять наших товарищей, допустивших ошибки, на поруки отряда и объявить им строгий выговор без занесения в учетную карточку.
                   Неожиданно Вадик попросил слова.
                 - Товарищи, я осознал всю глубину и степень нашего падения и заверяю, что такое больше не повторится. К тому же, мы втроём оказались в крайне затруднительном положении, можно даже сказать, перед лицом смертельной опасности, лично мне показалось, я подумал…, - Задпхаев потрогал багровую шишку на лбу, сбился и понёс какую-то ахинею про эсэсовцев, оккупировавших кузяевское отделение совхоза, про кайф, дремлющий внутри каждого человека, кнопочки, профессора Иванькова, беса, самогон и маковую соломку.
                  Сонные бойцы ЛССХО,  не вникая в смысл речи Вадика, ответили жиденькими аплодисментами. После этого прошло голосование, и Санино предложение было принято большинством.  Против голосовали Маша Безмеркина и Нина Кулебяка. Кляев, Васев и Айгуль Бабаева воздержались. До утверждения решения штабом трое «отщепенцев» на работу в поле не поехали, однако, чтобы не болтаться без дела, их отправили на хоздвор в распоряжение директора теплопункта колоть дрова и возить уголь в кочегарку.
                  Сеня Фуршет, толкая впереди себя тележку, мечтательно сказал:
                 - Эх, сейчас бы пива дринкнуть, а то башка от этого дерьмового самогона разламывается надвое…
                 - Не. Я пас, - Вадик, с опаской поглядывая на нагло торчавшую в открытом окне сторожки лохматую физиономию Звёздочкина, решительно отказался, - мне вчера Божников всё доходчиво объяснил.
                 - Не понял. Какой-такой Божников, Атеист, что ли?
                 - Может быть, Атеист, а может – и не Атеист.
                 - Когда это он успел тебе объяснить? - удивился Сеня.
                 - Неважно, - уклончиво ответил Задпхаев и посмотрел в хмурое небо.            
                  Вечером на заседании штаба Райзенберг утвердил решение, принятое комсомольцами. А утром всех троих отправили в качестве меры воспитательного воздействия убираться в свинарнике и восстанавливать «сексохозяйственный механизм», то есть раскуроченное средство малой механизации.
 
 
 
 
 

© Copyright: Василий Мищенко, 2021

Регистрационный номер №0498438

от 16 сентября 2021

[Скрыть] Регистрационный номер 0498438 выдан для произведения:  
                                                                                           1
 
                  Командир линейного студенческого сельхозотряда доцент Арон Михайлович Райзенберг имел странную привычку коверкать фамилии студентов, аспирантов и даже преподавателей. Причём, иногда довольно-таки заковыристо. И было непонятно, происходило это случайно, или же делалось с неким умыслом, но забавные, а порой и несуразные ляпсусы прилеплялись к человеку намертво и надолго. Так, заместитель командира историк Беловинский, стал Белофинским. Комиссар Фофанов, работавший когда-то в Эфиопии переводчиком при дворе императора Хайле Селассие, превратился в Фуфлонова. Аспирант кафедры режиссуры Олег Чегаркин, лагерный истопник, фигурировал как директор теплопункта Кочегаркин. Студентка 3 курса Маша Меркина, заведовавшая бухгалтерией отряда и имевшая бюст 6 размера – как главбух Безмеркина, туркмен Аллаберды Чефанов – Алик Чингисханов, рыжий молдаванин Петру Бордеяну – Пэдро Борделян. Толстячка Вадика Стапфаева доцент называл Задпхаевым, а громадного ввысь и вширь Сеню Фурша – Фуршетом. Хотя Сеня уже и без того имел общепризнанное погоняло – Птенчик.
                  Конечно же всё это вносило в лагерный режим и однообразную жизнь студентов в подшефном совхозе некую долю разрядки. А также позволяло допустить наличие у внешне сурового доцента какого-никакого чувства юмора. Наконец, почти все, кого Арон Михайлович так кучеряво «пометил», ухитрились попасть в каверзные ситуации и нелепые истории.
                 К примеру, будущий режиссёр, а нынче директор Кочегаркин, промышлявший в свободное от работы время ловлей на чердаках голубей, умудрился провалиться сквозь хлипкие доски потолка в комнатке, где заседал штаб отряда. Комиссар Фуфлонов организовал и виртуозно провёл соревнование по многоборью. А после – не менее виртуозно организовал пьянку с привлечением местного лагерного персонала в лице завхоза Петровича, повара Ипполита и сторожа Звёздочкина. Последний, изрядно набравшись, затеял драку, побил стёкла в пищеблоке и устроил короткое замыкание электричества. Арон Михайлович придумал для всех шкодников изощрённые меры наказания. Так, комиссар в течение недели читал на линейке лекции о вреде пьянства. Директор теплопункта получил наряд на ремонт всех лагерных чердаков. Сторожа Звёздочкина, формально не подчинявшегося студенческому начальству, доцент собирался упечь в кутузку. С этой целью он даже, якобы, вызвал местного участкового лейтенанта Ленивцева.  Хотя на самом деле тот прибыл по своей инициативе в рамках профилактических мероприятий. Тем не менее, сторож изрядно сдрейфил и на время беседы лейтенанта с Райзенбергом, спрятался в лесу.  
                  Заместитель Белофинский оказался тем ещё ходоком. Нежданно-негаданно, без лишних слов охмурил медичку, красотку Асю Грачёву и, сказавшись больным, залёг в медпункт. Промаявшись неделю без «правой руки», командир разыграл на заседании штаба целый спектакль. Подобные игры доцент устраивал регулярно. Вполне возможно, что делал это он в воспитательных целях, дабы восполнить имеющиеся пробелы. Закончив с производственными вопросами, Арон Михайлович пожевал губами и, подбавив трагизма в голос, заявил:
                    - Товарищи, у нас сложилась чрезвычайная, понимаете, ситуация. Мой заместитель Владимир Ильич очень серьёзно заболел и уже неделю находится в больничке. Ему назначен постельный, понимаете, режим.  Самостоятельно он передвигаться не может, квалифицированных врачей здесь нет, нужно отправлять его в Москву. Потому что всякое может случиться. Какие будут мнения?
                  Доцент прервал речь и оглядел присутствующих. Комендант Саня Царёв, специалист по всем техническим вопросам, а также неизменный участник подобных спектаклей, заметив, как напряглась медичка, начал свою партию:
                  - Арон Михайлович, а как мы отправим Владимира Ильича, если он передвигаться не может? У нас с транспортом сейчас патовая ситуация. Коля Чупин на своём ПАЗике не повезёт. У него талоны на бензин закончились, на заправке ему в долг наливают. Совхоз тоже вряд ли транспорт выделит. Остаётся только грузовик Щекатурова. Он может отвезти Владимира Ильича в кузове, когда будет «окно» между закупками продуктов.
                  - Ася, носилки в медпункте есть?
                  - Нет, Арон Михайлович, носилок нет. А зачем они нужны?
                  - Донести Владимира Ильича до машины.
                  - Но, я не понимаю, зачем отправлять Владимира Ильича в Москву? Ему уже намного лучше стало. Он мог бы и здесь долечиться, - Грачёва в волнении теребила поясок медицинского халата.
                  - Это, понимаете, большой риск, мы не можем взять на себя такую ответственность. Думаю, надо отправлять Белофинского к своему врачу. Если носилок нет, понесём на кровати.
                  - Кровать можно поставить прямо в кузове ЗИЛа и прикрепить к бортам, чтобы Владимир Ильич не свалился во время движения, - подхватил доцент кафедры научного коммунизма Мазаев, - правда, будет холодновато в кузове ехать.
                  - Что предложишь, комендант?
                  - Возьму у Петровича штук пять запасных одеял, - Царёв для убедительности черкнул в блокноте, - ещё выделить бы сопровождающих. Можно послать Алика Чефанова и сторожа Звёздочкина.
                  - Сопровождающие нужны. Но против Звёздочкина возражаю, этот напьётся в дороге и укокошит там всех. Пусть едут с Чингисхановым Сеня Фуршет и Ваня Шампур. Аня, запишите в протокол. И ещё один вопрос. Завтра нужно выбросить «комсомольский десант» на свёклу. Соберем всех освобождённых от полевых работ и отправим, понимаете, в Пристанино, там осталась не обработанная площадь гектаров десять. На этом заседание штаба объявляю закрытым, все свободны.
                 Штабисты потянулись к выходу. Впереди всех оказалась медичка Грачёва. Она трусцой побежала по дорожке, усыпанной падающей листвой, в сторону медпункта. А утром историк Белофинский к огорчению Аси и к радости командного состава неожиданно «выздоровел» и отправился в поля руководить «комсомольским десантом».
 
                                                                                 2
 
                 Вадику Задпхаеву и Сене Птенчику жизнь в совхозе казалась жутко занудной. Лагерь, картошка, почти тюремный режим и меры воспитательного воздействия доцента Райзенберга надоели до тошноты. Нужна была хоть какая-нибудь встряска с адреналином. Но какой тут может быть адреналин под этим свинцовым низко нависшим небом, в непролазной грязи, сырости, среди бесконечных мешков с картошкой, торчащих по всему полю.           
                 Во время завтрака Вадик, глядя на мощно глотавшего овсяную кашу двухметрового Фуршета, сказал:
                 - Как лорд последний, утром Сеня ел овсянку. Что-то тухло Сэмэн. Вместо того, чтобы поглощать знания, как завещал великий Ленин, мы существуем тут целый месяц как колхозные факмены. Поэтому душа просит срочно дринкнуть.
                - Да, кайф словить было бы ништяк. Но есть две проблемы: где взять мани и где взять дринк?
                  Вадик задумался. Действительно, даже если бы были деньги, ни водяры, ни винища купить негде. На время уборки картошки спиртное в магазинах продавать запретили. Да и денег давно уже ни у кого не имеется.
                  - Может, котлы кому-нибудь загнать? - предложил Задпхаев, глядя на часы Фуршета.
                  - Чьи котлы?
                  - Твои. У меня же нет котлов.
                  Сеня посмотрел на Вадика, затем на свои часы «Юность», подаренные родителями два года назад ко дню рождения. Расставаться с ними Птенчику было жалко, поэтому он засомневался:
                 - Ну, кто их купит, они и нафиг никому не нужны.
                 - Есть план. Загоним котлы Пэдру Борделяну. На эти бабки купим в деревне самогона.
                 - Пэдру? Ржавому? Да откуда у него бабки? – продолжал сомневаться Сеня, - А потом, почему ты решил, что в деревне есть самогон?
                 - Отвечаю. Во-первых, самогон имеется в любой деревне, - со знанием дела утверждал Вадик, - Во-вторых, Пэдро ищет клёвые котлы, я слышал, как он у Рубинчика интересовался, следовательно, бабло у него есть.  А у тебя же клёвые котлы? Клёвые. В-третьих, самогон доставит на базу сторож Звёздочкин, плеснём ему потом за труды. Не дрейфь, Сэмэн, прорвёмся! – Задпхаев уже загорелся идеей, план казался ему блестящим и выполнимым. Не без трудностей, конечно, но это даже интереснее. Проще простого отслюнявить бабки, спокойно пойти купить в магазине батл водки или портвейна и распить его, где захочется. А вот добыть бабло, потом добыть дринк – это кайф, не говоря уже о кайфе от процесса употребления добытого где-нибудь в глубоком подполье, поскольку у Райзенберга не забалуешь: сухой закон нарушать никому не позволяет.
                 Вадик ушел с часами Фуршета и вскоре вернулся вдвоём с рыжим Пэдро Борделяном. На левой руке у молдаванина висели Сенины часы. Первую часть плана помог реализовать Боря Рубинчик, который «достал» хорошие дешёвые котлы хорошему человеку Ржавому. А ему, оказывается, стукнуло вчера восемнадцать лет. Как бы случайно оказавшийся при сделке Вадик Задпхаев, тут же предложил «обмыть» покупку, а заодно и выпить за «днюху», на что повеселевший Пэдро сразу согласился и внёс в общий котёл два заначенных рубля. Фуршет, до последнего надеявшийся, что афера Задпхаева провалится, удручённо смотрел на свои часы. Пэдро, по-своему расценив интерес Сени, поднёс руку к его носу:
                  - Во, смотри, Птенчик, котлы клёвые достал. Водонепроницаемые, противоударные.               
                  Расчёт Вадика в отношении Звёздочкина тоже оказался верным. Без лишних разговоров сторож, местный мужик лет сорока в полтора метра роста и похожий на чёрта, деловито спрятал деньги в карман фуфайки и трусцой побежал из лагеря.  Спустя полчаса он вернулся, бережно неся подмышкой завёрнутую в мешковину литровую бутыль самогона.
                 Распивали вонючую мутную жидкость в сарае хоздвора, где громоздились сломанные стулья, тумбочки, оконные рамы, какие-то мешки, неприкосновенный запас колотых дров и угля. При этом лагерный пёс Волчок, помесь овчарки с дворнягой, жутко волновался, бегал вокруг сарая, скулил и царапал дверь. Очевидно, обиделся, что его не взяли в компанию. Сторож, наливая самогон в засаленный гранёный стакан, гордо сказал:
                 - У меня, как в аптеке, всё точно, я определяю по булькам.
                 Сеня пил, зажав нос двумя пальцами, самогон пах дерьмом. Вадик поздравил Пэдро Ржавого с днём рождения и с клёвым приобретением, залихватски опрокинул свои полстакана, крякнул и занюхал коркой хлеба. Молдаванин Борделян, взросший на благородных виноградных винах, затолкал самогон внутрь в три приёма и закусил луковицей. Звёздочкин, крепко держа стакан мосластой пятерней с оттопыренным мизинцем, презрительно сказал собутыльникам:
                  - Учись, шелупонь недоделанная, как надо пить.
                  Он тянул тошнотворную сивуху медленно, с явным наслаждением, как бы растягивая удовольствие. При этом жидкая бородёнка и чёрный скрюченный мизинец, по мере опустошения стакана, поднимались вверх, нацеливаясь на Птенчика, а торчавшие космы давно нечёсаных волос, опускались назад к голове Вадика.  У Сени на лице менялась палитра выражений: от изумлённо-недоверчивого до туповато-брезгливого. Пошли по второму заходу. Затем по третьему. Когда бутыль опустела, выяснилось, что разливавший с аптекарской точностью сторож, себя не обделил. Его доза оказалась граммов на семьдесят больше. Пэдро, громко икнув, неожиданно качнулся в сторону и едва не упал. Вадик, подхватив молдаванина и обращаясь к Звёздочкину, сказал:
                  - Слышь, аграрий, вообще-то руку пора бы уже и набить.
                  - И морду тоже, - щурясь и тыча пальцем в косматую физиономию сторожа, - добавил Пэдро.
                  - Чё ты сказал? Кому морду, мне?! – Звёздочкин рванул фуфайку, под которой обозначилась майка, отдалённо похожая на тельняшку.
                  - Ладно, ладно, - Вадик попытался урезонить сторожа, - мы пошутили, это из анекдота про Василия Ивановича, не слышал, что ли?
                  - Василий Иванович – это я, понял? – сторож вознамерился порвать майку, однако она не поддалась.
                  - Козёл ты, а не Василий Иванович, - сказал Пэдро сильно гримасничая.
                  Звёздочкин схватил цепкими, как клешни, пальцами молдаванина за рыжие бакенбарды и сильно дёрнул. Пэдро взвыл и боднул головой, ударяя аборигена по лбу. Тот осел в ящик с углём, схватил крупный кусок антрацита, швырнул в студентов и потянулся за следующим. Пацаны дружно упали на пол, отползли к стене и залегли за грудой ящиков. Сторож продолжил кидаться углём, сопровождая каждый бросок отборным заковыристым матом.
                 - Что будем делать, Вадик? – громким шепотом спросил Сеня, безуспешно пытаясь спрятать за ящики длинные ноги, - Этот придурок окончательно сбрендил, он нас тут всех замочит.
                - Будем прорываться. Значит так, Пэдро, ты собирай снаряды, ну, короче, уголь. Ты, Сеня, будешь нас прикрывать, забрасывай его антрацитом, а мы поползём к двери.
                 - Почему это я? А-а-а, урод!!! – дико заорал Птенчик. Очередной кусок, прилетевший из противоположного угла сарая, попал ему в ногу.
                 Сеня поднял увесистый шмат угля, вскочил с пола и швырнул его в сторожа. «Бомбометание» на время прекратилось. Студенты, воспользовавшись моментом, шустро поползли к двери. Во дворе осатаневший от обиды Волчок встретил их яростным лаем.  Подбежав к ползущему первым Ржавому, он поднял заднюю лапу и брызнул в него ароматной струёй.         
             
 
                                                                               3

                 После обеда чумазые от угля и изрядно окосевшие студенты отправились на работу во вторую смену. В автобусе они, развалившись на задних сидениях, заплетающимися языками несли какую-то околесицу и ржали как кони. Сидевшие впереди первокурсницы удивлённо оглядывались и хихикали.
                Шатаясь и неоднократно падая, кое-как добрели до поля. Пэдро пытался забраться в кузов машины, но у него это не получилось. Полевой командир Бабаева, понаблюдав за неадекватными студентами, решительно отстранила их от работы. Сеня стал возражать, но после того, как сторону аспирантки принял шофёр Михеев, оскорблённая троица побрела в сторону косогора. Взобравшись на вершину, штрафники остановились, и Задпхаев сказал:
                 - Они об этом пожалеют. Пепел Клааса стучит в моё сердце. Ты ощущаешь, Сэмэн?
                 Фуршет, бессмысленно глядя сквозь Вадика, кивнул:
                 - Ощущаю. И Пэдро тоже ощущает.
                 Борделян, подтверждая слова Птенчика, стукнул себя кулаком в грудь.
                 - Ну, тогда пусть получают, гады. Это наш ответ Чемберлену.
                 С этими словами Задпхаев расстегнул штаны и спустил их до колен. Затем нагнувшись, нацелил голый зад в сторону работавших на поле студенток и замолотил ладонями по ягодицам. Фуршет и Педро стояли рядом в нерешительности. Вадик подбадривал приятелей:
                 - Товарищи! Выразим наш коллективный протест угнетателям трудового народа!
                 Ржавый с Сеней последовали примеру Вадика, стали с ним рядом и запели Интернационал.
                  С вершины холма виднелась деревня Теряево и купола Иосифо-Волоцкого монастыря, основанного аж в 1479 году преподобным Иосифом во имя успения Божией матери и повидавшего немало всякого на своём веку. И тёмное Смутное время, и наполеоновское нашествие, и ужасы последней войны. Десяток лет назад в этих местах Сергей Бондарчук снимал «Войну и мир». Когда-то в монастыре содержались пленные французы, а ещё раньше польские военнопленные. В разное время там находились в заточении известные исторические личности: Максим Грек, царь Василий Иванович Шуйский, князь Патрикеев-Косой. Не менее известные личности нашли там упокоение: преподобный Иосиф, митрополит Даниил, боярин и главный опричник Ивана Грозного Малюта Скуратов. В эту компанию почему-то попала и тёща Пушкина. А, следовательно, и сам Александр Сергеевич здесь бывал. Не исключено, что стоял на этом самом месте.
                  Совсем низко, казалось, прямо над головами нависло тяжелое серое небо, которому было абсолютно всё равно, кто его коптил раньше и кто коптит в данный момент. Когда-то здесь бродили мужики в лаптях, бояре в причудливых одеяниях и монахи в рясах. Двигались в сторону Москвы, бряцая оружием польские, французские и немецкие солдаты. А сейчас опившиеся сивухой студенты, приехавшие из Москвы на подмогу селянам, не способным самостоятельно убрать картошку, стояли с голыми задницами и пели гимн пролетариев всех стран. А что будет потом? Временной поток, как сквозняк в гигантском коридоре, смывает поколение за поколением. И кто здесь будет стоять под этим же небом через сто, тысячу лет? Может быть, обезьяны с палками, а может и вообще никого не будет. Неизвестно.
                  Спустя некоторое время, взбудораженные от собственной выходки «протестанты», спустились по противоположному склону и оказались на территории усадьбы Кузяевского отделения совхоза. Здесь находились коровники, свинарник, элеватор, картофельные бурты, весовая, бригадирский вагончик, кочегарка и ещё несколько помещений непонятного назначения. На сортировальном пункте под хлипким навесом стояли, как зомби, девчонки и перебирали картофель. Студенты, пошатываясь, проследовали мимо и направились к длинному сараю с шиферной крышей. Это был свинарник. В нос ударил тошнотворный запах. Внутри в клетях находились визжавшие свиньи всяких размеров. Городские парни никогда в своей жизни не видели такого количества свиней, собранных вместе. Посередине сарая между клетями, под самым потолком от одного конца до другого, был прикреплён рельс. У противоположной двери на нём висела вагонетка. Дальше, за дверью, рельс продолжался ещё на двадцать метров и крепился к перекладинам, прибитым к столбам. На конце стоял фиксатор из толстого провода. Внизу лежали кучи зловонного дерьма.
                  - Знаешь, Сеня, что это за чудо техники? - Задпхаев приблизился к вагонетке.
                  - Это сельсх.., сексх.., сексохозяйственный механизм, - с трудом выговорил Птенчик.
                  - Подозреваю, что это есть средство малой механизации уборки свинячьего навоза.  Давай проверим, как это работает, - Вадик залез в вагонетку и сел на дно. – Ну-ка, Птенчик, толкни.
                  Сеня толкнул вагонетку, она проехала пару метров и стала. Фуршет разогнал висячее корыто посильнее, в результате Вадик с грохотом доехал до двери.
                 - Клёвая колымага. Давай, Сэмэн, обратно.
                  Сеня доставил вагонетку в противоположный конец сарая, предложил забраться в неё Ржавому и начал толкать средство малой механизации. Свиньи завизжали, а Вадик, сверкая очками и перекрывая этот визг, крикнул:
                - Давай, Птенчик, давай! Поднажми!
                 Сеня, топоча ногами по бетонному полу, поднажал. Вагонетка вылетела из свинарника как снаряд, пронеслась по открытому пространству и, сорвав фиксатор, рухнула в кучу дерьма. Вадик с Пэдро по инерции вывалились из вагонетки, пролетели метра два вперёд и упали рядом. Фуршет схватился за живот и сломался пополам от смеха, глядя, как друганы на четвереньках выползают из свинячьего навоза.
 
 
 
                                                                                     4
            
                  Вадик полз, плохо соображая, куда ползёт и зачем. При падении он стукнулся лбом о какую-то хреновину, в голове щёлкнуло, вспыхнул яркий свет, как электросварка, затем потемнело и заложило уши. Неожиданно темечко упёрлось в преграду в виде ног, обутых в хромовые сапоги. Вадик повернул в сторону, сапоги тоже переместились. Подняв голову, он увидел мужика с пистолетом «люгер» в руке и в эсэсовской форме со всеми символами и атрибутами Германского рейха: эмблемами, чёрными погонами, орлом со свастикой.
                  - Aufstehen!!! - закричал эсэсовец и пнул Вадика носком сапога в бок.
                  - Э-э-э, чего беспредельничаешь, откуда ты вообще тут взялся?
                  Немец упёрся дулом пистолета в лоб и быстро заговорил, будто залаял.
                  - Не понимаю, нихт ферштеен, я в институте английский изучаю, и вообще, я плохо слышу, - сказал Вадик, озираясь вокруг.
                  То, что он увидел, повергло Задпхаева в шок. Вокруг было полным-полно немцев. Солдаты деловито сновали в свинарнике, волоча душераздирающе визжащих поросят. Поодаль, у сортировки стоял танк со свастикой, эсэсовцы громко ржали, наблюдая за работой студенток, перебиравших грязную картошку вручную, сортировальный агрегат не работал уже несколько дней. У дверного проёма свинарника двое фашистов обыскивали Сеню и Пэдро. Один из них вцепился в бывшие часы Фуршета, пытаясь снять их с руки молдаванина.
                  - Это мои котлы, мне их сегодня Боря Рубинчик достал, не отдам!!! – вопил Борделян, дёргая рукой. – Я целый год учил немецкий, а потому идите nach!
                  Фашист двинул молдаванина прикладом и подтолкнул его к стене свинарника. Второй немец пинками погнал туда же Сеню, отступил на несколько шагов назад и стал целиться в них из автомата. В это время к сараю на большой скорости подкатил мотоцикл Zündapp. В коляске торчал комиссар Фуфлонов со связанными руками и кровоподтёками на лице. А сзади, крепко обхватив сидевшего впереди эсэсовца за талию, приткнулся Звёздочкин в драной, засаленной фуфайке и немецкой пилотке на голове. На рукаве у сторожа висела белая повязка с надписью «Polizei», а подмышкой торчала большая бутыль, завёрнутая в мешковину. Немцы поволокли комиссара к эсэсовцу, державшему на мушке Задпхаева. По всей видимости он был здесь главным. Опередив их, туда же устремился и сторож, который, подбежав к немцу почти вплотную, завопил:
                  - Товарищ, то есть, господин, херр оберлойтенант, я извиняюсь, гауптман, короче, я – есть староста нашей деревни Чисмены. Осмелюсь доложить, у нас тут всё в ажуре, в смысле, полный орднунг.  
                  - Was ist das? А эти – кто есть? – немец, брезгливо морщась и отпихивая от себя странного мужичонку, похожего на чёрта, ткнул пальцем в студентов и комиссара Фуфлонова.
                  - А-а, это так, шелупонь городская, ездиют тут к нам из Москвы картоху копать. Тока толку от них, как от козла молока.
                  - Ну, так сами бы сажали и убирали свою «картоху», - не удержался Вадик, - век бы тебя, придурка, не видать.
                  -  Was ist das? – эсэсовец показал перчаткой на вагонетку, торчавшую в куче навоза.
                  - Так это они и раскурочили, - полицай мотнул головой в сторону студентов, - я ж говорю, от этих раззвездяев один вред.
                  Комиссар перевёл, и немец стал кричать, брызжа слюной и стуча Вадика рукоятью пистолета по темечку.
                  - Он говорит, - начал переводить Фуфлонов, - что теперь всё, включая этот механизм, принадлежит рейху. И что за порчу имущества полагается расстрел.
                  - Ты это, слышь, переведи, - засуетился Звёздочкин, - расстрел всегда успеется, а пока мы, так сказать, наших освободителей, как говорится, с хлебом, солью и шнапсом…
                   Сторож с ловкостью фокусника развернул мешковину, извлекая литровую бутыль мутного самогона, краюху чёрного хлеба и два солёных огурца. Пошарив в кармане фуфайки, он выудил гранёный стакан, зубами вытащил из горлышка бутыли тугую пробку, скрученную из газеты, налил до краёв самогона и протянул эсэсовцу.
                  - У меня всё точно, как в аптеке, я определяю количество по булькам.  
                  Холёный офицер сморщился, нюхнув тошнотворный запах. Кивком головы он показал на связанного Фуфлонова, веля передать стакан ему. Сторож заволновался и зачастил, обращаясь к эсэсовцу:
                 - Товарищ, херр, комиссару не положено, они не употребляют, у них сухой закон.
                  - Kommissar?! Wer ist Kommissar?! – внезапно возбудился немец.
                  - Да нет, он не настоящий комиссар, это у них так, для близиру. Он даже – не коммунист. Его исключили. За это дело, - Звёздочкин щёлкнул пальцем по шее, и из больших начальников турнули. Раньше он там у вас за границами жил, а теперь тут вот у нас кукует, агитацию и пропаганду разводит среди этих обалдуев.
                   Между тем, бывший переводчик опрокинул стакан сивухи, взяв его за край зубами, поскольку руки были связанными и, крякнув, шумно выдохнул. Сторож наполнил стакан снова, а немец, разглядывавший с неподдельным интересом комиссара Фуфлонова, приказал передать стакан Задпхаеву. Вадик выпил, силясь не дышать, чтобы не чуять запах. Эсэсовец сделал несколько глотков, побагровел, закашлялся, бросил стакан в Звёздочкина, который подобострастно совал огурец на закуску, и принялся орать благим матом:
                   - Das ist Scheisse! Rusish shvaĭn!
                  Немец, побагровев, стал топать ногами и судорожно дёргать затвор пистолета. Звёздочкин, почуяв неладное, дал дёру в сторону кочегарки.
                 - Чего это немчура с катушек слетел? – спросил Вадик у комиссара.
                 - Он сказал, что самогон сделан из дерьма. Думаю, что фашист не ошибся.  
                 Между тем эсэсовец несколько раз выстрелил по петлявшему, как заяц, сторожу. Тот, упав на землю, шустро пополз и залёг в ящике с углём. Расстреляв всю обойму, фашист приказал солдатам уничтожить зловредного сторожа. Однако, несмотря на шквальный огонь, он ухитрялся швырять в немцев куски антрацита, громко матерился и кричал «Гитлер капут!». Оказавшиеся без охраны Птенчик и Пэдро побежали в сторону леса. Эсэсовец прицелился и выстрелил Сене в спину. Тот, как подкошенный, рухнул в заросли борщевика.
                  Вадик коршуном налетел на немца, сбил его с ног и прыгнул в седло мотоцикла. Комиссар последовал за ним, упав в коляску. Задпхаев газанул, и Zündapp сорвался с места.
                 - Давай, давай, очкарик, поднажми! – комиссар надрывал глотку, стараясь перекричать рёв мотора и сучил ногами.
                  Студент крутанул ручку газа до упора, мотоцикл вылетел на вершину холма, где совсем недавно они пели со спущенными штанами Интернационал, и лоб в лоб впаялся в бронированную морду танка.
                  - Куда прёшь по встречной, фашист недоделанный! Где ГАИ!? - истошно закричал Задпхаев, плотно прикрыв глаза и не слыша своего голоса.
                  Какая-то чудовищная сила подняла и потянула Вадика вверх, как на скоростном лифте. Спустя некоторое время он упал плашмя во что-то зелёное и мягкое, похожее на мох сфагнум. Вокруг сияло, звенело, благоухало лето. Пели птицы, стрекотали кузнечики, лёгкий ветерок обдувал лицо студента, испачканное чем-то вязким и вонючим.  Под громадным деревом в диковинном кресле сидел какой-то странный старичок в белой хламиде и с большим посохом в руке.
                  - Где я, дедушка? – сиплым и почему-то заискивающим голосом спросил Вадик.
                  - Где, где, в раю вестимо, голубчик, - сказал старик голосом профессора Божникова с кафедры научного атеизма по кличке Атеист, - только вам сюда нельзя, вам полагается в другое учреждение.
                  - Это почему же мне - нельзя? - обиделся Задпхаев.
                  - Ну как же? Вы, юноша, большой затейник. Богохульствуете, водочку употребляете, и даже паршивый самогон. Случается, что и травку покуриваете.  Сексохозяйственный механизм сломали. Давеча вон зад оголили и пели Интернационал. Срам-то какой, - опечалился старик.
                 - Ну, так кайф же!
                 - Э-э, молодой человек, «кнопочка кайфа» теряет своё очарование после многократного её использования. В жизни так всё устроено, что кайф может получить даже тот, кто не выпил ни одной стопочки вонючего самогона и понятия не имеет о существовании маковой соломки. Кайф дремлет внутри человека. Надо уметь его у себя обнаружить и активировать без всяких вонючих допингов. Ну, да что я вас воспитываю. Пусть этим делом займутся другие. Короче, юноша, если не умеете жить, поупражняйтесь в чём-нибудь другом.
                  Вадик хотел было возразить райскому старичку, но тот исчез, а вместо него возник косматый чертяка, очень похожий на сторожа Звёздочкина.
                  - Чего расселся, мухоблудь королобый, давай, вали отсюда в моё учреждение, - осклабился рогатый.
                  - Я не хочу ни в какое учреждение, мне надо в свой лагерь, у нас ужин скоро! – сказал Вадик, опускаясь на четвереньки и шустро отползая в райские кущи.
                  - Рождённый ползать – везде пролезет, - крикнул чёрт и швырнул ему вслед увесистый кусок антрацита, попав прямо в копчик.
                  - А-а-а-а! – дико закричал Вадик и упал в мох.
                  - Вадик, Вадик, ты чего базлаешь? Всех свиней распугал, – Сеня Птенчик тормошил кореша, который выползая из кучи навоза, что-то кричал и тряс головой.
                  - Сеня, ты живой! - обрадовался Задпхаев, надевая очки без одного стекла и озираясь вокруг, - и я живой, а куда рогатый делся?
                  - Какой – рогатый? – Птенчик тоже оглянулся.
                  - Ладно, проехали. Идём к бетонке, надо как-то добираться до лагеря.
                                                                       
                                                                         5     
                                                                            
                  Лёха Гиря, водила совхозного автобуса, забрав кузяевскую группу сортировальщиц, возвращался в лагерь. У развилки на обочине трое студентов энергично «голосовали», пританцовывая и размахивая руками. Лёха остановился и открыл дверь. Троица полезла в автобус, наполняя салон зловонием. Девчонки, округлив глаза и зажав носы, с ужасом смотрели на однокурсников. «Протестанты», громко переругиваясь, разместились на задних сидениях. Пэдро Ржавый во всём обвинял Фуршета.
                 - Какого хрена ты так раскочегарил это корыто?
                 - Так Вадик кричал, «поднажми», - вяло отбивался Сеня.
                 - Котлы, мои котлы! - вдруг завопил молдаванин.
                 - Чего орёшь, причём тут твои котлы?
                 - Котлы время не показывают! – Пэдро тыкал пальцем в часы.
                 - Как они будут показывать, если в них стрелок нет, - резонно заметил Сеня, внимательно рассматривая бывшие свои часы без стекла и стрелок.
                  - Твои котлы эсэсовец прикладом раскурочил. Если бы ты не упирался - остались бы они целыми, а то вопил, как контуженный, «идите nach», - передразнивая Пэдро, неожиданно сказал Задпхаев.
                 - Какой ещё, ядрён батон, эсэсовец? – Пэдро очумело воззрились на приятеля, - ты чего, кукукнулся?
                 - Э-э, помнишь, как тебя звать, как твоя фамилия? – Сеня пощёлкал пальцами перед носом Вадика.
                  - Я – Наполеон. Ты – гетман Мазепа. А Пэдро – народный мститель Дубровский. Пошёл к чёрту Птенчик. Ты меня за идиота держишь?       
                 По прибытии в лагерь кореша сразу отправились в душ, дабы помыться и постирать зловонную одежду. В одной из четырёх кабинок кто-то был. Пэдро быстро разделся и направился в соседнюю кабину, предвкушая предстоящее блаженство. В это время дверца распахнулась и в проёме возникла огромная розовая фигура. Большие, размером с тыкву груди, уперлись Борделяну в лицо.
                 Директор теплопункта аспирант Чегаркин сидел перед жерлом гудевшей печи и бренчал на гитаре, разучивая песню Высоцкого «Банька по белому». Вдруг за стеной в женской душевой послышались громкие крики, ругательства и грохот тазов. Выбежав на улицу, «директор» увидел нечто невообразимое. Из раскрытой двери в абсолютно голом виде кубарем вылетел толстячок Задпхаев, а следом за ним рыжий Пэдро.  Довершая картину, в дверях показалась нагая, как нимфа, главбух Безмеркина. Она выбросила на улицу одежду сидевших в луже «протестантов» и, грозя им мощным кулаком, закричала:
                  - Извращенцы, козлы вонючие, сегодня же получите по полной на штабе.
                   Увидев аспиранта, Маша прикрыла груди рукой и призвала его в свидетели:
                  - Олег, подтвердишь, что эти пьяные придурки залезли в женскую душевую и обматерили меня. А навоняли так, что теперь в душ не войдёшь без противогаза.
                  - Да-а, всегда трагедий больше, чем шекспиров, - вздохнул директор.
                  После ужина на заседании штаба было рассмотрено «дело» «протестантов». Райзенберг слушал, не веря своим ушам. Он жевал губами, пожимал плечами, и время от времени разводил руки в стороны. Наконец доцент, видимо приняв какое-то решение, сказал:
                  - Товарищи командиры! Это уже не просто грубое нарушение распорядка. Это – идеологическая диверсия. Такое поведение сих отщепенцев несовместимо с пребыванием в рядах нашего славного, понимаете, комсомола. У нормальных людей оба полушария защищены черепом, а у этих дибэлов — штанами. Их надо гнать поганой метлой из комсомольской организации и института. Завтра проработаем на линейке, на комсомольском и профсоюзном собраниях. А потом выкинем из лагеря и отправим в Москву.   
                  Арон Михайлович Райзенберг впервые за четыре «картофельных» сезона оказался в таком архисложном положении. Конечно, подобные идиотские выходки нельзя оставлять без последствий. Само собой, нужно принять меры и доложить по возвращении в институт куда следует. Пусть за их перевоспитание возьмутся другие товарищи. В то же время, раздувать эту историю совсем не выгодно. И для собственной репутации, и для репутации тех, кто повыше.  Вот взять, хотя бы этого молдаванина. Поступил в институт по целевому набору, в рамках программы подготовки национальных кадров, собственной, понимаете, интеллигенции. Попробуй, тронь такого. Да и этот, толстый Задпхаев, не с бухты-барахты в институт свалился. Скорее всего, тоже по «ректорскому» списку. Нет, нет, нужно сделать так, чтобы и овцы оказались целыми и волки, понимаете, сытыми.
                  Вечером после линейки доцент пригласил коменданта Саню Царёва прогуляться и изложил ему диспозицию: не наказать идеологических «диверсантов» недопустимо, но и применять к ним крайние меры невозможно. Следовательно, нужно найти золотую середину.
                 - Пропесочим их завтра на комсомольском собрании как следует, размажем, понимаешь, по стенке. А после разборки тебе надо выступить с предложением взять всех троих на поруки отряда.
                  Рано утром, сразу после подъёма, в клубе состоялось совместное комсомольско-профсоюзное собрание отряда. В президиуме сидели комсорг Кляев, профорг Васев, Маша Меркина и секретарь штаба Анечка Буркина. Вадик, Сеня и Пэдро понуро стояли перед сценой лицом к залу. Они мучились похмельем и неопределённостью своего положения. Краснощёкий комсорг отряда Вова Кляев изложил суть вопроса и попросил комсомольцев высказываться. С обвинительными речами выступили Айгуль Бабаева, главбух Безмеркина, профорг Васев и комсорг первой бригады Нина Кулебяка. Они клеймили позором зарвавшихся отщепенцев и высказывались за исключение всех троих из комсомола. Потом встал Царёв и выступил в защиту обвиняемых, делая упор на безупречную и высокопроизводительную работу студентов в течение всего сезона, на их товарищескую взаимопомощь и активное участие в культурно-массовой работе.
                  - Хотя, конечно, нельзя оставить без внимания такое их придурковатое и просто головотяпское поведение. Я предлагаю взять наших товарищей, допустивших ошибки, на поруки отряда и объявить им строгий выговор без занесения в учетную карточку.
                   Неожиданно Вадик попросил слова.
                 - Товарищи, я осознал всю глубину и степень нашего падения и заверяю, что такое больше не повторится. К тому же, мы втроём оказались в крайне затруднительном положении, можно даже сказать, перед лицом смертельной опасности, лично мне показалось, я подумал…, - Задпхаев потрогал багровую шишку на лбу, сбился и понёс какую-то ахинею про эсэсовцев, оккупировавших кузяевское отделение совхоза, про кайф, дремлющий внутри каждого человека, кнопочки, профессора Иванькова, беса, самогон и маковую соломку.
                  Сонные бойцы ЛССХО,  не вникая в смысл речи Вадика, ответили жиденькими аплодисментами. После этого прошло голосование, и Санино предложение было принято большинством.  Против голосовали Маша Безмеркина и Нина Кулебяка. Кляев, Васев и Айгуль Бабаева воздержались. До утверждения решения штабом трое «отщепенцев» на работу в поле не поехали, однако, чтобы не болтаться без дела, их отправили на хоздвор в распоряжение директора теплопункта колоть дрова и возить уголь в кочегарку.
                  Сеня Фуршет, толкая впереди себя тележку, мечтательно сказал:
                 - Эх, сейчас бы пива дринкнуть, а то башка от этого дерьмового самогона разламывается надвое…
                 - Не. Я пас, - Вадик, с опаской поглядывая на нагло торчавшую в открытом окне сторожки лохматую физиономию Звёздочкина, решительно отказался, - мне вчера Божников всё доходчиво объяснил.
                 - Не понял. Какой-такой Божников, Атеист, что ли?
                 - Может быть, Атеист, а может – и не Атеист.
                 - Когда это он успел тебе объяснить? - удивился Сеня.
                 - Неважно, - уклончиво ответил Задпхаев и посмотрел в хмурое небо.            
                  Вечером на заседании штаба Райзенберг утвердил решение, принятое комсомольцами. А утром всех троих отправили в качестве меры воспитательного воздействия убираться в свинарнике и восстанавливать «сексохозяйственный механизм», то есть раскуроченное средство малой механизации.
 
 
 
 
 
 
Мир шальной, до звона хрупкий...
Не умеют пить британцы без закуски!
Рейтинг: +9 336 просмотров
Комментарии (13)
Галина Дашевская # 17 сентября 2021 в 00:28 +6
Тяжело было читать подобный рассказ, который ни единым словом не напоминает юмор. А прозвища смахивают на лагерь уголовников, где придумывали подобные и несуразные прозвища. Автор, без обид, так как ваш рассказ мне видится вот так, как я написала.
Александр Джад # 17 сентября 2021 в 12:19 +5
Не одобряю алкашей в любом виде. Несомненно, комедия положений налицо. Но мне не смешно. Скорее, плакать хочется от реальности такого развития событий.
Видимо, это заслуга автора – эдак зримо и доходчиво всё передать.
Конечно же, это юмор, хотя, безусловно, чёрный юмор.
Удачи автору!
Галина Дашевская # 17 сентября 2021 в 14:46 +5
Это не чёрный юмор, а грязный.
Сергей Шевцов # 17 сентября 2021 в 19:01 +4
До сих пор рябит в глазах от обилия имён, кличек и событий. Чтобы не размазывать комментарий к этой своеобразной работе, скажу просто: мне не понравилось.
София Даль # 17 сентября 2021 в 19:02 +8
Рассказ такой большой, добротный. Студенты в совхозе колобродили от скуки вечерней.
Но эти события, вернее время, молодости моих родителей. Но это не означает, что они пили.
Сейчас в колхозы/совхозы не посылают студентов, сельчане используют труд мигрантов.
Галина Дашевская # 18 сентября 2021 в 11:22 +6
Мне тоже пришлось отработать в колходе, когда училась. Подобного безобразия не наблюдалось. А клички (прозвища) разве это не унизительно? Все работали честно и на совесть. Может время было другое?
Ивушка # 19 сентября 2021 в 10:00 +5
создаётся впечатление что на этот тур прозы
авторы предоставили на обозрение читателей свои самые неудачные работы...
Андрей Углов # 19 сентября 2021 в 19:00 +6
Если задан туру комедийный рассказ, то комедии не получилось. Доцент бестактен, хотя и его, скорее всего, наградили кличкой.
Дмитрий Милёв # 19 сентября 2021 в 19:37 +7
Был в совхозе на уборке картошки, моркови, капусты. Весело было.
Но больших инцидентов у нас не припомню.
Александр Жарихин # 20 сентября 2021 в 21:05 +4
Мне не пришлось работать в колхозе, но всю деревенскую работу знаю, так как родители жены живут в селе, где работы хватает. Рассказ не понравился. Автор без обид.
Людмила Комашко-Батурина # 21 сентября 2021 в 22:58 +5
Рассказ слишком затянут. Присутствие юмора меня как-то не развеселило, хотя парадокс воспитания присутствует. Всех падших брали на поруки, но хорошего в этом было мало. Согласна с Ивушком, этот тур мы все, авторы-участники, завалили. Автору, не огорчаться и готовиться к новому туру!
Пётр Великанов # 24 сентября 2021 в 20:25 +5
Побывал и я в колхозе на уборке капусты, первокурсником. Колхоз, это как посвящение в студенчество.
Без него не обойтись было в наше время.
Аида Бекеш # 3 июня 2022 в 19:26 +1
О студенческой "картошке" слышала от мамы.
А нас уже не посылали. Изменилось многое.
Понравился рассказ, настоящий, правдивый.

napitki-9