Уважаемые гости, настоятельно рекомендую перед чтением включать
сопроводительную мелодию, которая находится под произведением. Поверьте,
такое чтение расширит эмоциональный фон и поможет понять идею автора,
её глубину.
ЧТО ЗОВЕТСЯ РОДИНОЙ МОЕЙ
Николина Озерная
Что зовется Родиной моей?
Задаю вопрос себе я часто.
Речка? Может серый воробей,
Что под крышей прячется напрасно?
Может только куст кудрявых роз?
Или та осенняя березка?
Иль в саду душистый абрикос?
Может радуги одна полоска?
Может… нет, скорее зимний день!
Новый год, подарочки под елкой!
Подожди, весной звенит капель!..
Летом соловей в саду защелкал!..
Так и невозможно мне решить:
Что же все-таки душе дороже?
Значит, нужно мир вокруг любить!
И за это все спасибо, Боже!
***
...Я скажу без всякой позы,
без какого бы вранья,
что не сосны, не берёзы,
люди – Родина моя.
Евгений Евтушенко
***
Когда я начинаю думать о причинах, вызывающих далёкие воспоминания о
моих первых детских годах, о посёлке, затерянном в степи, в котором
родился, то осознаю, насколько всё в мире взаимосвязано и переплетено, —
и явь, и грёзы. Причина эта — ностальгия, тот самый «побочный эффект умирания». Но
я бы назвал это чуть-чуть иначе: неприятием тягостного настоящего.
Я, конечно, догадываюсь о великом ходе развития, о том, что у
всякого муравья, у любой козявки непременно есть своя сверхзадача, а уж у
меня-то...
Чем меряю я свою жизнь? Переменами. Или необычными моментами,
переживаниями, которые оставляют после себя яркие, мрачные или светлые,
но воспоминания. А те моменты, что были в детстве, когда я ещё на мир
смотрел снизу вверх? Память сохранила, допустим, сиюминутный сюжет из
того прошлого, а он стóит целого года, заполненного рутиной. Да что там —
сюжета! Достаточно запаха, например, наливного августовского яблока,
смешанного с укропом, огурцами и помидорами, или аромата цветущей
черёмухи — его вдыхаешь, но он не отсюда, не из этого времени, он тот,
что был когда-то давным-давно и по нему скучается! А то хватает
лёгкого
касания ветром кожи, и я уже не просто вспоминаю, а оказываюсь там, в
своём прошлом, в том самом яблоневом саду на краю нашего посёлка или
будто
просыпаюсь в огороде, где стояла старая кровать, а вокруг раскидистая
сирень и вишнёвые кусты, и солнышко играет «зайчиками» сквозь густую
листву — пора вставать!
Здесь, в Париже, нет тех запахов, потому что помидоры и яблоки не
источают, и остаётся только прикосновение ветерка, да и тот чужой, не
ласковый... У него, конечно же, есть своя история, только я её не слышу, и она улетает в пустоту. И самое главное, здесь, в
Париже, нет моего прошлого. Правда, иногда мелодия чувств, которую я испытываю в
сердце, совпадает с услышанной с улицы, но это — редкий случай.
Чаще звучит под моим окном бойкая музыка, на которую тут же сбегаются весёлые танцоры.
А может от этих мелодий польза в том, что они не позволяют нам
слишком задумываться? Но, боже ж мой, каким горластым бывает этот аккордеон,
что мне не слышно даже своих мыслей!
***
Я вновь возвращаюсь к тому, о чём раньше старался не задумываться
или откладывал на потом всякий раз. А оказалось, что на самом деле я
откладывал свою жизнь, отодвигал себя...
Поляна — так называется посёлок, в котором я появился на свет, где
прошли первые 15 лет
моей жизни. Наверное, теперешние мысли о тех временах и породили сны, и
после таких снов я тоскую, а по ночам жду, когда вновь увижу
себя мальчишкой, беззаботным и счастливым, потому что у меня всё ещё
впереди и всякое разное возможно...
Мысли — начало поступков. Я погряз в воспоминаниях, будто решил в давно забытом открыть своё будущее.
Намеченную на начало ноября выставку картин я перестал воспринимать
как что-то значимое в моей жизни и старался отодвинуть подальше все
заботы о ней.
А сегодня, чтобы почувствовать хоть какое-то умиротворение, похожее
на младенческий покой, я погрузился в события, которые не забывались. Я
не искал в них смысла, я просто хотел ощутить себя... Представил: под
головой — степь, а весь остальной мир — надо мной... и жаворонки!
Поют... И мне не хотелось сдавать это событие в архив, чтобы забыть...
Но лучше поразмыслить о накопившемся, когда над тобой звёздное небо!
Время в такие мгновения перестаёт существовать, теряют значение
дома, города, картины, положение — всё! Остаётся лишь память и бездна...
Несколько
раз и в разные годы возникала у меня эта мысль, а потом уже
застолбилась точно, как убеждение: все праздники остались в детстве. Там
же, в детстве, остались
и впечатления — яркие, сказочные, необычные и обязательно с каким-то
ожиданием чуда. Вот это ожидание чуда пока ещё живёт во мне, оно как
изюминка... правда, уж больно сморщенная, но сохранилась...
За стеклом моего парижского окна начало осени, а я вспоминаю зимнюю ночь, январь, канун Рождества...
Я — ребёнок, мне лет 6-7...
Рождество не означало для
меня религиозной подоплёки, оно было просто словом, украшающим
необычный зимний день. И начинался этот день рано-рано утром, когда ещё
звёзды сияли на стеклянном сине-зелёном небе. Мороз крепчал перед рассветом, но меня это совсем
не пугало. Я помню, как просыпался радостным и бодрым, традиционно
собирался к деду с бабушкой, чтобы отнести им кутью.
Шёл я на край села по хрустящему снегу. В домах не спали, горел свет в окнах, лаяли собаки. И было не страшно идти одному.
Дед
всегда вручал мне медный «пятачок» и какую-нибудь обнову, — рубашку,
например. Ну и конфет, конечно же, печенюшек-кокурок, ватрушек разных от
бабушки, которые та пекла в русской печке.
Вроде бы всё
просто. Ан нет! Я помню, что в душе был необычный праздник, какой-то
восторг, непохожий на другие. И восторг этот повторялся через неделю в
другую январскую ночь, 13 числа, на Старый Новый год, когда все ходили
друг к другу в гости и «посевали». Я снова в первую очередь шёл к деду с
бабушкой...
Сеем, веем, посеваем,
С Новым годом поздравляем!
Открывайте сундучок,
Доставайте пятачок!
Немного
иначе, но всё так же с долей таинственности и загадок воспринимались
ощущения на новогодней Ёлке в школе. Помню, как дома появилась маска
поросёнка. Но мать почему-то сшила мне сарафан, надела фартучек,
подвязала платочком и получилась свинка — делов-то! Я ещё приз какой-то
получил за тот костюм. Пришлось долгое время молчать на праздновании,
чтобы не выдать себя, чтобы не догадались, что я — мальчик...
Мои мысли осторожно и плавно переносят меня в летний вечер...
Солнце
так устало, ему хотелось скорее спрятаться за балкой, за ржаным полем,
за дальними далями, но тёплые лучи ещё шалили, как непослушные дети, они
валялись в пыли и удерживали светило на небе, не давая ему покоя.
Эту
пыль подняло стадо коров, шагавшее по центральной улице посёлка.
Кормилицы шли важно, с чувством выполненного, а то и перевыполненного
долга — в вымени каждой находилось никак не меньше двух вёдер молока!
Может поэтому коровы не стеснялись и не сдерживались, а их «лепёшки»
шлёпались прямо тут, по пути следования. Пастух привычно покрикивал на
своих подопечных, взмахивал кнутом, бил им о землю, а эхо лениво не
поспевало за ударами и с опозданием разносило в воздухе хлопки.
Около
заборов выстраивались дети, бабы, мужики — хозяева коров. Узнав их,
рогатые радостно мычали и сворачивали каждая к своему двору. Ближе к
сельсовету стадо редело.
«Чайка!» — кричал я, завидев родную рябую мордяху своей коровы, махая ей рукой...
Почти каждый вечер, если не заигрывался с мальчишками, я встречал
у сельсоветского колодца Чайку — так звали нашу корову. Она тоже
узнавала меня и шла навстречу. От коровы пахло травой и
парным молоком.
Солнцу, наконец-то, удавалось спрятаться за горизонтом.
Надвигались
сумерки. Хозяйки к этому времени успевали подоить коровушек,
просепарировать молоко, покормить детей-мужей — и вот тут наступала та
трогательная
минута! То в одном конце села, то в другом, по-двое, по-трое запевали
женщины песни. И становилась разноголосица уместной да слаженной. И
лился тот мотив от
души к душе, по всему селу и дальше — в степь! А там... Там...
За туманом нічого не видно,
За туманом
нічого не видно.
Тільки видно дуба зеленого.
Тільки видно
дуба зеленого...
Під тим дубом криниця стояла,
Під тим дубом
криниця стояла...
В тій криниці дівка воду брала,
В тій криниці...
Песня та — народная, украинская, она как будто бы незамысловатая, слова незатейливые и сюжет
совсем-совсем простенький: туман стелется по яру, дуб видно и колодец
рядом. Девушка нечаянно роняет ведро в тот колодец и хитрит: «Кто
достанет ведёрко, за того и выйду замуж!». Конечно же, её услышал казак и согласился помочь...
Вот и вся песня!
Но не нужно особо задумываться над тем, о чём пелось в ней, иначе —
всё, чуда снисхождения не произойдёт! Надо просто петь или слушать и в это время освобождаться от
переживаний, от боли... Для того и слова в песне лёгкие.
Лёгкие-то лёгкие, но отчего же так впиталась эта песня в самую
глубину души? Может оттого, что и душа, и песня состоят из схожего
тончайшего и невидимого материала, поэтому и проникают они непринуждённо
и беспрепятственно из одного мира в мир другой...
Когда сердце переполнено чувствами, будь то восторг или
горе, а может глубокая печаль или нерастраченная любовь, тогда душе
необходимо излить накопленное. Но оказывается, что выразить эти чувства
просто
словами невозможно, и как бы мы не старались, а всё равно этот
чувственный порыв будет недостаточно правдивым и сильным. Оттого люди и
поют.
Удивительное дело: таким песням совсем не нужны музыкальные
инструменты, им важно место и время... и чтобы тишина вокруг была.
В вечёрках* была скрыта тайна предков, некий код, потому что песня
звучала в унисон со Вселенной, она притягивала, волновала, лечила душу и
мы уносились куда-то, зная, — там гармония!
Мир меняется, а песня остаётся, и я будто внутри песни. Это удивительно!
Теперь для меня самыми романтическими звуками стали не шум дождя
на озере, не французские звуки аккордеона, а крики воронья, лягушачье
вечернее «хоровое пение» и не злобный лай собак. А смешанный запах парного молока
со свежескошенным сеном стал настолько явственным и преследовал меня повсюду, что я, проснувшись, чувствовал этот
травянисто-молочный привкус во рту каждое утро. Наваждение? Нет. Все эти звуки и вкусы мне давно
известны, но были временно забыты, а теперь я дал им волю — будьте! Волнуйте!
Я понял, все последние дни, недели, месяцы наполненные одним —
терпкими, как вино, воспоминаниями, а это результат моего долготерпения,
влияние которого росло, как дерево. Я старался пережить это, думал, что
важнее — перетерпеть возникавшую пустоту, если надо, то и перешагнуть
через себя, а уж за этим всем откроется мне счастье — огромное и
ослепительное! Но — нет! Не стало так.
Кусочки воспоминаний я сложил в мозаику и принял решение: всё, еду!
Еду туда, где появился я на свет. Нельзя больше играть роль.
Как только я принял это решение, так сразу жизнь стала такой многообещающей и исключительно для меня, а не для моей роли в ней.
***
Накануне отъезда нужно было провести неприятную встречу с
промоутером, Федерико, организатором предстоящей выставки. Он явился в
банкетный зал «Собрания», где обычно проходил бомонд парижских
художников, — весь «ходячая претензия».
— Ты уезжаешь? Меня это не устраивает.
— Поверь, меня целиком Солнечная система не устраивает, — так что ж? Пришли перемены и я не желаю им сопротивляться.
— А как же выставка? Послушай, как можно за прошлое держаться,
разрешать воспоминаниям тянуть себя назад? Разве можно позволять
внезапным порывам овладевать собою? Детство! Где-то в степях России!
Боже! Как трогательно! Ты должен остановиться. Что было, того уж не
вернуть, его нет нигде, понимаешь? Есть только сейчас и оно — правда.
— Мой мир изменился...
— Согласен, мир меняется. Но для чего, при этом, держаться за
прошлое? Ностальгия — это наркотик для стариков, их утешение, а ты... Ты
— эгоист!
— Знаешь... а иди-ка ты к чёртовой матери! И оставь меня в покое!
— Ты пожалеешь! Ты не здоров.
— Отнюдь. Ты даже представить себе не можешь, насколько становятся
здравыми те решения, когда их подсказывает собственный эгоизм. На свете
нет ничего проще — решить то, что я хочу. И я буду делать то, что хочу, а
не то, что надо тебе!
— Валери, понять тебя сейчас и обнять кактус — это одно и то же!
— Каждому из нас приходится делать такие объятия. Тут другое важно...
— Например?
— Например, постарайся получить удовольствие от этого. В жизни
всякое бывает, — а вдруг тебе понадобится, чтобы обняли тебя?
На выходе из «Собрания» я столкнулся со своим соотечественником и другом, Константином.
— Едешь, значит...
— Да. Хочу прокатиться на карусели из своего детства. До невозможности хочу!
— Ну что ж, время от времени нужно совершать поступки, которых
от тебя не ждут. Без неожиданностей, — а они хороший стимулятор, жизнь
угнетает.
— Именно. Костя, ты же меня знаешь.
— Ты решил подтвердить собственную свободу. А карьера?
— К чёрту! Я сыт ею. Это — вызов, который я бросаю, чтобы выяснить,
кем являюсь и кем становлюсь. Моя натура пожелала раздвинуть рамки,
установленные моим прошлым.
— Что сказал Федерико?
— Как и все менеджеры, он слишком занят... Ему некогда думать, философствовать. Он
никогда не поймёт, что очарование жизни заключается не в сумме
контракта, а в случайностях...
— Понятно. Ты решил разнообразить
своё существование логичной размеренностью. А может мне с тобой поехать? Во-первых, не будешь скучать, во-вторых...
— ... Во-вторых, ты переживаешь, что меня постигнет неудача. Не
беспокойся, я изобрету собственный путь отхода. А это тоже путь к
свободе. Я не возьму тебя с собой, я никого не беру, поеду сам. Побывать
в тех местах, где я родился, — это... это интимное дело. Такое же, как
помолиться. Публично — показуха. Потому и уходил Христос в пустыню,
свидетели ему в таком деле не нужны были.
***
— Валери, я не стану отговаривать тебя, потому что знаю, поиск
нестандартных решений — это такая же божья искра, как и вдохновение, как
любовь.
— Это не сделает меня гениальным. Софи, пойми, что самая страшная
ошибка — правильное решение, принятое слишком поздно. А я чувствую, что
эта поездка важна для меня. Если
и закрыть эту тему, то боль не уйдёт. Я принял решение.
— Ты никому не обязан подчиняться, потому что свободен.
***
Я вернулся...
Светлое стало обречённым... Я задохнулся от боли, мне не хватило
сил вместить в себя увиденное...
Я не хотел, чтобы было больно...
Великая простота обычной жизни, куда ты исчезла?
Яблоневый сад...
Две бабочки (землячки!) безмятежно порхали, а кругом — мучительная тишина...
Солнце больно слепило добром, оно нещадно обжигало любовью и лаской, а
воздух ошпаривал знакомыми с детства ароматами...
Тоска во мне завыла зверем...
Мой взгляд ленивой змейкой двигался по траве, по зарослям,
превратившихся в дебри, оставляя за собой след из болезненных
воспоминаний... И вот он нервно наткнулся на дом, в котором когда-то жили мои родители и я...
На другом конце посёлка стоял бабушкин дом...
Я не уворачивался от хлёстких ударов веток, я воспринимал их как укоры...
Зашумела вдруг густая крона гиганта-тополя, зашептались листья между собой. Уж не обо мне ли?
Узнал меня?
Опустевший давно дом пугал своей молчаливой отрешенностью. Как немые
стражи, окна удивленно смотрели чёрными глазницами на глухую,
безлюдную улицу, на меня... Они замораживали мне сердце, словно
высасывали остатки тепла из души. И было в этом месте что-то зловещее, и
чувствовался в этой заброшенности запах мстительного одиночества...
Кладбище.
Идиллия отчаяния и потерянной надежды, в попытке найти себя...
Всё, конец.
И ничего больше не будет так, как прежде. Всё
утеряно в далёком прошлом, всё пошло не так, как надо. И не
отыскать, не нащупать то больное место, чтобы исправить.
Всё сломано.
Нечего ждать, не на что надеяться. Словно в зыбучий песок затягивали меня собственные мысли и
мечты, они не давали возможности думать о чём-либо другом, кроме как о своей неудавшейся жизни.
Слёзы покатились из моих глаз. Сначала я заплакал, как трёхлетний
мальчик, которому сделали больно, во весь голос; затем стал всхлипывать,
будто мне одиннадцать лет; после — безмолвным криком, зажав рот, словно
меня могли услышать...
Я истекал кровью...
Родина моя, останься! Останься со мной!!
Восхищённой и беспощадной!!! Останься в этом огромном космосе...
Останься...
***
Я уезжал. Теперь уже навсегда.
Включил радио, а оттуда, будто кто-то подслушивал меня, донеслась песня:
С чего начинается Родина?
С картинки в твоем букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе,
А может она начинается
С той песни, что пела нам мать,
С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять.
С чего начинается Родина…
С заветной скамьи у ворот,
С той самой березки, что во поле
Под ветром склоняясь, растет.
А может она начинается
С весенней запевки скворца,
И с этой дороги проселочной,
Которой не видно конца.
С чего начинается Родина…
С окошек горящих вдали,
Со старой отцовской буденновки,
Что где-то в шкафу мы нашли,
А может она начинается
Со стука вагонных колес,
И с клятвы, которую в юности,
Ты ей в своем сердце принес.
С чего начинается Родина…
Эти слова с корнем были вырваны когда-то из текста и навсегда пришиты к моей душе своим смыслом...
Прекрасно написано, Остап Ибрагимыч! Всё к месту: и описания природы, очень образные; и размышления, философски мудрые; и фотографии, добавляющие детали к описаниям; и диалоги, добавляющие понимание состояния Валерия. Сразу показалось, что это посещение не принесёт счастья и удовлетворения ему, но хотелось надеяться. Да, так вот и в жизни надеемся, что посещение малой родины принесёт успокоение в мысли и дела, но... Обычно это приносит глубокое разочарование и боль. Действительность никак не состыковывается с воспоминаниями, обычно более радужными, чем реалии, даже того времени. Новые впечатления оставляют шрам на старых, которые начинают восприниматься как нечто нарисованное, а не совсем то, что было раньше на самом деле, или в сознании... Поэтому я даже отговаривал некоторых знакомых, посещать давно покинутые, "забытые" места юности и детства, чтобы сохранить то, прекрасное "розовое", которое только и помнится. (По этой же причине не люблю ходить на похороны... Человек остаётся в памяти живым. Хотя это и нехорошо - не отдать дань покойному...) Многое очень близко в Вашем рассказе. Удачи Вам во всём, и меньше разочарований. С пониманием, Владимир.
Я рад, что Вы, Владимир, зашли ко мне, потратили время и дали обширную и одобрительную оценку моему произведению. Я тут практически и не сочинял ничего. Потому что сюда включены воспоминания моего поселкового детства. Да и саму идею мне подсказала реальная драматическая, если не сказать трагическая, история соседнего с моим посёлка с красивым названием ПОЛЯНА. Мой-то посёлок держится ещё, чему я несказанно радуюсь, и родни там достаточно, а вот Поляны нет... Разъехался народ поселковый в поисках работы, учёбы и лучшей доли, "благодаря" горбатому да ельцыну, устроившим советскому народу геноцид. Один-то подох, а вторая гадина ещё и нас с Вами переживёт.
Но не о них речь. Родина-мать всё равно жива в сердцах людей, тянет земля к себе невидимой пуповиной! И вот года три назад (брат мне рассказал, он так и живёт в моём посёлке) произошло событие: собрались жители Поляны в назначенный день на том месте, где теперь одни руины. Не все, но кто смог. Приготовили там еду на всех, посидели, наверное, выпили, конечно же, повспоминали... Я их понимаю. Нельзя жить без прошлого! И как хорошо, что в моём посёлке хоть триста человек, но живут. Как представлю, что может постигнуть мою Васильевку судьба Поляны - ужас охватывает и душа леденеет!
Но самое тяжёлое, когда отчим дом сиротеет. Когда уже некого там навестить. Всё же главное - это родственные души в нём, которые ждут нас, и к которым мы стремимся... Хорошо, если дом останется "дачным", куда можно частенько приезжать. А если совсем заброшен, то тяжело... Пусть живут наши деревни и посёлки как можно дольше. Хотя бы при нас. Детям и внукам, выросшим в городах, они уже будут чужими, не нужными... С наилучшими пожеланиями, Владимир.
Великолепно. Вот первое слово, что пришло в голову после прочтения. Мастерски пишете. Воспоминания прошлого сильны и впечатляюще ярки. А фото ещё более остро подчёркивают самую суть произведения. Музыкальное сопровождение спокойным фоном обволакивает читателя. Понравилось. Искренне говорю. От души желаю удачи!!
Потрясающее произведение! Заставляет задуматься и снова перечитывать и перечитывать уже по фрагментам, где ощущается созвучие мыслям, настроению, ощущениям... Сравнивать, удивляться точным совпадениям с собственными чувствами, прислушиваться к различиям, чтобы обогатить свою палитру чувств и впечатлений... Да, не зря говорят, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Лучше и не пытаться... У меня похожие ощущения после потери отчего дома, да и всей деревни своих предков... Очень понравилась фраза: "очарование жизни заключается не в сумме контракта, а в случайностях..." И еще... Из этого чудного рассказа может выйти целая подборка стихов, настолько поэтично написано, хоть и в прозе... Замечательно! Даже не могу написать, что понравилось - не то слово! Сильнее... Удачи Вам!
Мы жили в одной стране; мы, примерно, одного возраста; у нас похожими были игрушки и радости, впечатления; нас объединяли события во время существования СССР и после развала. Да, разрушили, к сожалению, целую страну, что уж тут говорить о небольших посёлках, в которых отчие дома превратились в руины. А отмеченная Вами фраза ("очарование жизни заключается не в сумме контракта, а в случайностях..."), в самом деле отражает смысл и отношение к денежным знакам. Они могут нести радость, но отнюдь не очарование. Если, конечно, это не Кощей, что "над златом чахнет"! ))))
Хоть и слишком объёмное (для конкурса) произведение, но... невозможно оторваться. Хочется читать и перечитывать. Тем более, так ярко, эмоционально написано, да ещё и проиилюстрировано подробно... Блеск! Вы - прекрасный прозаик, Остап! Победы в конкурсе!
Фрида, отнюдь, произведение небольшое по количеству знаков. Основное место занимают фотографии. Но мне нравится такая подача. Вот и Вас заинтересовало моё эссе, несмотря на размеры. Хотя я стараюсь писать короче, ввиду того, что люди тут занятые все и я не хочу отнимать у них время пространным многословием. ))))
