Снежная баба

Вот и Полинка королевишной ходила.  До вчерашнего дня.  Природа не обидела Полинку фактурой. Витек так и говорил: "У тебя, Полинка, что полупопия, что полушария - глаз радуют!"  И то верно!  Мировые худосочные стандарты Полинкина фигура раза в три  обогнала.  Но Природа - большая шутница. И над Полинкой  тоже пошутила. Держала, держала на ладошке, а в последний миг другой ладошкой и примяла. И вышла Полинка после этих шутливых объятий, словно каравай из печки. Вся округлая, пышная, вся вширь пошла. Но Полинка на  Природу не обижалась. Какая есть. Да и Витек ее именно такой полюбил. И все у них с Витьком ладно да складно выходило. И Полинка поверила, что счастье вот оно. И даже решилась побаловать себя. Витьком любимую. Купила с зарплаты  атласа белого с выбитыми розочками. Красоты небывалой! И халат сшила. Королевский! Витек, как увидел ее в этом халате, аж в лице изменился. А Полинка перед ним расхаживает: и так повернется,  и этак.  Ужинать сели - Полинка куриных пупочков натушила с луком - а халат на коленке возьми и разойдись. Коленка алеет, как летнее яблочко, жаром пышет. Полинка сияет. Словом, живи и радуйся.  И ночью Витек с таким жаром, с таким пылом ее любил, что Полинка поняла: вот оно! Наверняка  замуж звать будет. 

Утром она поднялась пораньше, надела аккуратно сложенный на стуле новый халат и пошла завтрак готовить. Как настоящая мужняя жена. Пупочков вчерашних разогрела, кофе сварила. Умница-разумница! А Витек бочком-бочком к двери и оттуда скороговоркой выдал. Полинка речь его запомнила слово в слово. Долго потом она эту речь по словечку, по буковке разбирала, словно пыталась понять, откуда же взялся  в безобидных вроде словах этот страшный  убийственный смысл. А сказал Витек, что ему уже тридцатник, мамаша всю плешь проела: женись да женись. И Витек постучал по макушке, где, видимо, находилась проеденная его мамашей плешь. И он, Витек, плюнул на свою свободную холостую жизнь и вот женится. В эту субботу. На свадьбу не зовет. Сама понимаешь, не прилично. Прости, Полинка, и прощай! Ты, конечно, баба хорошая, но жена - это такое дело. Витек неопределенно повертел  рукой, как бы поясняя, какое  непростое это дело - жена. И ушел. А Полинка сняла свой новый праздничный  халат, аккуратно повесила на плечики в шкаф. И превратилась в снежную бабу.

На свадьбу она конечно не пошла. Но издали посмотрела, на кого ее Витек променял. Так, ничего особенного. Против Полинки - Мышиный Хвостик. "Ну что ж, - подумала Полинка, - пусть  с Мышиным Хвостиком  празднует!" Сложила губы подковкой, рожками вниз и стала дальше паковать яйца в большие коробки на своей птицефабрике. Потому что до этого дня  главными в ее жизни были Витек и яйцесклад.  Витька теперь можно вычеркнуть.  Осталась только работа, работа. Иногда на подмену ее сажали сортировать цыплят. Она брала желтые пушистые комочки и  с  нежностью  смотрела, как беспомощно тычутся малыши  слабыми клювами в ее огрубевшую ладонь.

Прошло лет пять. Полинка все также укладывала яйца в  картонные коробки. После работы шла домой. Губы - подковкой, глаза - в землю. От ее большого неуютного тела веяло вечной мерзлотой. И встречные мужики шарахались в сторону. А она двигалась, как  тяжелый большегруз на скорости. Берегись!  Дома садилась у телевизора и смотрела передачу "Давай поженимся!" 

Вот в такой унылый  вечер однажды раздался  стук в дверь. На пороге стоял Витек. Вот уж нежданный гость! Полинка с  забытым интересом разглядывала его. Постарел и как-то осунулся. Неухоженный какой-то. Вон воротник залоснился. Что ж это Мышиный Хвостик так плохо за мужем следит! А это кто? У ног Витька топтались двое малышей  лет трех. Двое Мышат с большими печальными глазами. 

Витек неожиданно бухнулся на колени:

- Полинка, не гони! Прости! Но кроме тебя некому помочь. Беда у меня, Полинка!

Мышата испуганно жались к отцу, их светлые печальные глаза налились слезами.
Из  бессвязного рассказа Витька Полинка  кое-как поняла, что с Мышиным Хвостиком  что-то не ладно, а Витьку завтра в рейс на неделю. Перевели его на дальние рейсы. И отказаться нельзя - уволят. А он кормилец. И ехать нельзя - на кого ж малышей оставить? Наталья не усмотрит за ними. "Наталья - это Мышиный Хвостик",- подумала Полинка, но вслух ничего не сказала. А Витек продолжал рассказывать. Пока мать была жива, она помогала. Но нет матери, умерла полгода назад. И у Натальи тоже никого из родни не осталось. Соседка помогала присматривать за малышами, и за Натальей. Да сама свалилась с гриппом. Помогай, Полинка! Ты единственный родной человек!

Полинка задумчиво посмотрела на взъерошенного чуть не плачущего Витька, на испуганных Мышат и неожиданно для самой себя согласилась. Всю ночь она не спала, все прокручивала в памяти разговор с Витьком  и такие важные для себя слова про родного человека. Как же они грели ее эти слова!

Утром она написала заявление, попросила неделю  за свой счет и отправилась к Витьку. Дом поразил ее своей неухоженностью. В маленькой спальне на кровати сидела ее разлучница. Мышиный Хвостик. Лицо желтое. Взгляд безжизненный. Полинка обратила внимание, как беспокойно двигались ее руки. Только они и казались живыми на этом высохшем теле. Разлучница даже головы не повернула на робкое Полинкино: "Здравствуй!"  На окошке, на полу, на стульях - везде лежали пластмассовые разноцветные кубики. Аккуратно сложенные  в пирамидки по цвету. Красные - с красными, синие - с синими. 

- Ты только кубики не трогай, - проговорил Витек, - а то она разволнуется. Пока кубики сложены, она спокойна. 

Полинка оцепенела.  Такого она не ожидала.

- Да ты не бойся, - Витек поморщился, - она безобидная. Только если кубики трогают, она кричать начинает. 

Он помолчал. 

- Она не всегда такая была. Это после родов  началось. Роды тяжелыми были. Сначала стала кубики сетками домой таскать. Я думал,  пацанятам. Потом разговаривать перестала, замолчала. И никого не узнает: ни меня, ни мелких.  А так она безобидная. 

Он подошел к жене и погладил ее по тусклым волосам, завязанным в хвостик. Женщина никак не отреагировала на мужнину ласку. 

- Ты, Полинка,  по-женски приглядывай за ней, ну, там,  памперсы меняй и все такое.

- А что врачи-то говорят? - наконец обрела речь Полинка. 

Витек неопределенно пожал плечами и уехал. А  Полинка осталась. Она осторожно заглянула в спальню. Мышиный Хвостик так и сидела на кровати, безучастно глядя в стенку. Только ее руки, казалось, жили отдельной беспокойной жизнью. Все  разглаживали  старый фланелевый халат в красных вишенках на  худеньких острых коленках. Полинка заметила, что вишенки на коленках почти стерлись.  Она подошла и села рядом с Мышиным Хвостиком. Помолчала. 

- А я ведь тебя убить хотела, - тихо сказала Полинка. - Было дело. А оно видишь, как жизнь повернулась. 

Полинка опять помолчала, вздохнула:

- Ты прости меня. Прости за мысли мои дурацкие! Ты не волнуйся, я за пацанятами присмотрю.

Женщина все так же безучастно смотрела в стенку, только руки мелко дрожали.
Вечером Полинка забрала из садика Мышат. Весь день она скоблила, стирала, отмывала, гладила. Дом изменился неузнаваемо. И теперь  Мышата недоверчиво смотрели на Полинку и испуганно жались к стене. Полинка накормила их блинчиками с молоком, на ночь выкупала, нарядила в чистые пижамы.  Раскрасневшиеся мордахи все так же таращились на нее печальными глазищами, но испуг исчез. Полинка подхватила Мышат на руки и понесла  спать. Она не знала колыбельных и, подумав, запела низким грудным голосом: "Огней так много золотых на улицах Саратова, парней так много  холостых, а я люблю женатого".  От Мышат так уютно  пахло молоком и цыплячьим пухом. Полинка закрыла глаза и представила, как будто Мышата -  ее дети. Ее, а не Мышиного Хвостика. И вобще, никакого Мышиного Хвостика нет. А есть она, Витек и их дети. А та, за стеной, пусть не мешает им. Пусть вообще исчезнет. Хорошо, если бы исчезла.

Дни пролетали незаметно. В хлопотах. Полинка отводила Мышат в детский сад. Они совсем перестали бояться ее и весело семенили за ней, приспосабливаясь к ее широкому шагу. Дома она меняла белье и кормила  Мышиного Хвостика. И принималась за хозяйство.Скоро должен вернуться Витек.  К его приезду Полинка нажарила пупков с луком, накрыла стол. Она опять ждала Витька, словно и не было прошедших пяти лет.  Витек восхищенно цокал, крутил головой, удивляясь, как изменился его дом.  Мышата уплетали  полюбившиеся блинчики. Ну, чем не семья! Если бы не та! За стеной!

Но Полинка понимала, что обманывает себя. Витек - только вошел в дом - сразу в комнату к ней, к Мышиному Хвостику бросился. По плечам гладит, в висок целует. А потом уж  Полинку заметил. Конечно, благодарил,  в комплиментах рассыпался. Только что Полинке эти слова! Слова они и есть слова. Пустота. А  сердце его там, за стенкой, у разлучницы.

- Чего ж ты ее в интернат не сдашь? Чего мучаешься? 

Это Полинка уже  вечером спросила, когда Мышата спать улеглись.Не удержалась.
Витек посмотрел на нее долгим внимательным взглядом. 

- А что ж  я потом сыновьям скажу, когда подрастут? Что я их мать  из родного дома свез в приют? Как же я оправдаюсь перед ними? Неет, Полинка. И в радости, и в горе. Все вместе.

И Полинка подумала, что такого Витька она не знала. И остро позавидовала вдруг той, за стенкой, которая  сумела так привязать к себе мужика, что даже больная, негожая, а нужна ему. А вот Полинка не сумела удержать. И так ей обидно стало, так горько. Полинка смотрела на  усталое лицо Витька, на суровые складки, прочертившие лицо, на ранние морщинки, на седые виски и думала, что такой мужчина ей и нужен. Вот такой вот, серьезный и верный. Как он сказал? И в радости, и в горе - вместе.

А Витек попросил ее еще неделю посидеть с Мышатами, пока он не найдет сиделку. И она, скрывая обжигающую радость, согласилась. Жизнь пошла привычная и в то же время тревожно-радостная. Витек все время был рядом. И Полинка, занимаясь домашними делами, иногда ловила на себе его задумчивый взгляд. А уж она и не знала, куда его посадить, как угодить. Всю свою одинокую незадавшуюся жизнь она даже не представляла, какая это радость - ждать мужа, ухаживать за ним.  И Полинка наслаждалась непривычной для себя ролью. 

Вечером  они сидели с Витьком за столом. Чай в чашках давно остыл, а они все говорили и говорили. И казалось Полинке, что в карих глазах Витька плещется нечто большее, чем благодарность. А когда Полинка пошла к раковине  сполоснуть чашки, Витек взял ее за руку, огрубевшую от работы, и притянул к себе. Он целовал ее шершавые ладошки и шептал ласково.

-Полинка, Полиночка! 

Ох, и жаркой же оказалась эта ночь! Такой жаркой, такой сладкой! Уж Полинка отлюбила Витька за все одинокие холодные годы. И засыпая под утро на его груди, она подумала, что совсем не ревнует Витька к той, что за стеной. Что ж делать, если так сложилось? Утром Полинка привычно метнулась на кухню готовить завтрак, будить и собирать в детский сад пацанят. Провожать Витька на работу. Потом - в спальню. Подмыть Наталью, поменять памперс, расчесать, усадить у окна. Утреннее солнце заглянуло в окно, и кубики засияли алым цветом.  Управившись, Полинка  присела рядом с Натальей.

- Ты меня не бойся. Я тебя не обижу. И пацанят твоих я уже, как своих люблю. Мишка сегодня чашку разбил. С ежиком. Расстроился. Пойду куплю ему такую же. А Ванечка котенка вчера принес. Забавный! Он ласковый Ванечка, жалостливый. Ты прости, Наташ,  что я вроде как тебя заменила.  Так получилось. Не моя вина. Сначала ты меня заменила. Теперь вот я тебя. 
 
И все пошло своим чередом. Витек, уходя из дома, целовал жену венчаную, а потом - жену невенчаную. И Полинка понимала: так надо. Так должно быть по справедливости.  Полинка уволилась с работы и переехала к Витьку. Подруги ахали и крутили пальцами у виска. А Полинка утешала себя: "Ну так что ж? Знать, судьба у нее такая.  А что соседи да подруги языками чешут, так пусть их, раз заняться нечем. Ей, Полинке, все равно. Она счастлива. У нее теперь есть муж. У нее двое сыновей! И они называют ее мамой Полей! И еще есть Наталья. Мама Наташа.  Вот такая теперь у нее семья.  Такую семью ей Бог дал. И спасибо Ему!

Полинка достает из шкафа белый атласный халат в тисненных розочках. Давненько она его не надевала. Она с улыбкой смотрит на свое отражение в зеркало. Ничего!  Подрастут мальчишки, пойдут в школу, и Полинка родит им сестренку. А как же! Конечно родит!  Витек вон каждую ночь шепчет ей, какая она горячая да ненасытная. Понятное дело! Она же не снежная баба.