Помочь сайту
Поздравления
Весы Фемиды
13 декабря 2017 -
Алексей Павлов
. . .
Ранняя осень, погода с переменным успехом то солнца, то туч, дождя нет. Не первой свежести сероватая девятиэтажечка обрамлена желто-зелеными деревьями, коих багрянец еще не настиг. Крыльцо с навесом с торца здания, поднявшись на семь ступенек можно прочесть:
«Судебный участок № 7»
Заходим внутрь, предъявляем паспорт, нас фиксируют в журнале, и мы идем искать правду, истину или хотя бы справедливость – самую замысловатую сказку людей, искренне верящих в справедливость земную, а порой и высшую. Последняя иногда все же заглядывает в людской клубок перипетий.
На пятнадцать ноль-ноль назначен грязно-разводный процесс, который узаконит расторжение брака парочки кретинов. Кретины они не потому, что плохие люди, отнюдь, но с недавних пор опустились до таких, обличая друг друга во всех тяжких, в чем, в принципе, не виновны, и не замечая того, в чем виновны, потому что последнее не подходило в качестве тяжелого камня, дабы запустить в другого. Взаимная ненависть дышала сейчас в их покосившихся сердцах, искаженные души нещадно пожигало пламя злобы и обид.
Итак, возле судебного участка стояли несколько автомобилей и люди:
Два адвоката, дефилирующие вокруг своих дипломатично поставленных по разные стороны от входа машин, и чинно делающие вид, что друг друга не замечают, но тайком сканирующие каждый жест и долетевшие обрывки нравоучительных фраз.
Почти бывшая жена – женщина молодая, мать семилетней девочки, сюда же доставленной. Она от природы красива. Была. Теперь же не легкая полнота ее подпортила, а захватившая ненависть к почти бывшему мужу, которого иначе как сволочь в ее лагере уже не называли.
Рядом все время крутилась чрезвычайно умная старшая сестра почти бывшей. Она еще не слишком стара, хотя давно не молода, и каждый из двадцати браков старо-молодой жены непременно начинался любовью до гроба. Жизнь она знает лучше всех и любит учить всякого, везде и всюду, считая данные поучения своим призванием, эдаким тяжким крестом. Подобных персонажей можно назвать подвиганами – они всегда идут на подвиг, правда на фальшивый, в народе их величают «в каждой дырке затычка», в простонародье более неприлично, но тоже затычка.
Здесь же хлопотала их деловитая мать – женщина в жизни битая, но везде, где она билась, лезла сама на рожон. Тем не менее, боевой опыт более чем, муж от нее всегда старался отмахнуться, огрызалась только старшая дочь, та самая везде нос сующая старо-молодая жена.
Отец почти бывшей жены – мужчина седой, невысокий, спокойный, отчасти затюканный, непонятно чем больше, боевитой женой или жизнью, скорее первое, много курил, заметно нервничал.
Здесь же мельтешили отлично подготовленные лжесвидетели, готовые по первой команде начать поливать почти бывшего мужа почти бывшей жены такой грязью, в которой тот, бедолага, при всем желании за всю жизнь бы не извозился. Даже несмотря на то, что сам он был далеко не ангел и балбес балбесом, как временами его называли те, кто любил искренне.
Лагерь почти бывшей жены расположился во всеоружии в помещении судебного участка, в тесном узком коридоре, вдоль которого дверь чередовалась с дверью, все живые персонажи темно-сердитые и на одно лицо.
И грозная вывеска:
«Зал судебных заседаний»!
Ух!
Возле крылечка вынужден был расположиться лагерь обороны, так как центр поля предстоящих баталий уже намертво занят нападающей стороной, что логично для скандалистов. Сюда время от времени тихонько выходил отец почти бывшей жены, старался никого не замечать, нервно курил в сторонке, затем возвращался к своим, внутренне сожалея обо всем этом житейском кордебалете.
То и дело на крыльцо озабоченно выбегала старо-молодая жена, старшая сестра-поучительница почти бывшей жены, и громогласно спрашивала чванливым тоном, имеющим неприятный душок:
– Ну что, где ваш бомж-то? Долго его ждать-то будем?
– Ой!.. бомж!.. Ну не зараза, а? – справедливо возмущалась мать почти бывшего мужа, который до сих пор не подъехал, хотя уже пора, до начала заседания оставалось пять минут. На звонки он не отвечал, был недоступен. Балбес – он и в Африке… То телефон не слышит, то забудет его где либо не заметит, что тот давно разрядился. Видимо, сегодня также вышла одна из множества причин.
К присутствующим вышла секретарь суда, обычная девица пустое место, но чья-то протеже, поинтересовалась, все ли в сборе, ей говорили, что ждем ответчика, почти бывшего мужа то бишь.
Время начала заседания немного отложили, так распорядилась судья. Она важно прошла по коридору и обратно, ее окликнули, понятно кто, конечно же, старо-молодая жена, пытающаяся с ходу дешево пристроиться к кому следует. Судья моментально раскусила, что-то небрежно отвечала и скрылась за дверью не своего кабинета.
– Ой-ой!.. – тихо покривлялась старо-молодая, недовольная, что дверь в круг избранных была захлопнута перед ее вездезастревающим носом. Но если бы она, старо-молодая, хоть немного была бы знакома с судьей, то и не пыталась бы примазаться.
Судья – женщина за тридцать, хороша собой, внутренне достаточно цинична, внешне в меру надменна. Мантия, форс и гонор – все при ней. Над ее судейским креслом, больше походившим на электрический стул, – герб. Пристраиваться к ней нет смысла, она не просто так смогла пройти в судьи – кто знает эту систему, понимает, насколько сей путь невозможен для простого смертного юриста даже с тремя красными дипломами.
Потому можно с уверенностью заявлять, что эффектная молодая дамочка едва за тридцать с гербом над головой и во главе судилища не защитник справедливости, но она отлично видит жизнь и знает, кто и что в ней хочет, не забывает при том, что хочет от жизни и она сама, персона в темной мантии.
Секретарь судьи еще раз поинтересовалась, где же ответчик, ей ответили, что он по жизни дурак. А то, что почти бывшая жена, когда его боготворила, вовремя роняла лошадиные слезки, умело ласкаясь и обвиваясь с поцелуями как змея вокруг шеи, сейчас никто не вспоминал.
Бомж, сволочь и придурок – других ярлыков почти бывший муж в глазах лагеря обвинителей не заслужил. Исключением была лишь семилетняя дочурка, то и дело тихо спрашивающая, когда приедет папа. Ей приказали молчать, а говорить тогда, когда спросит тетя судья, и только то, чему ее так старательно учили: «Папа плохой, он маму обижает». Дочурка противилась, внутренне негодовала, но она боялась мать, которая, конечно же, любит ее больше жизни. И еще больше ребенок боялся вездесущую тетю, старо-молодую жену. Девочку понять можно, ей всего лишь только семь… хм, семь ступенек до вывески «Судебный участок номер 7».
Судьба уже приметила события и лиц, здесь присутствующих, и начала свое движение. Их она явно стороной не обойдет, сегодня развлечется.
Идем дальше. Мать почти бывшего мужа, который балбес балбесом для своих, бомж, сволочь и козёл для оппонентов, также приехала сюда не одна. С ней рядом стоял муж, отец балбеса, мужчина высокий, замкнутый, тоже молчаливый, ему было противно сюда приезжать, но настоял адвокат.
Стоит заметить, когда отцы почти бывших постоянно пересекались взглядами, выражали плохо скрываемое недоумение, как же так вышло, ведь еще вчера мы так породнились, сколько праздников вместе, сколько теплых слов произносилось в моменты сердечных застолий. Они смотрели друг на друга коротко, после оба, будто по команде, отводили глаза.
Отец почти бывшего мужа сильно контрастировал со своим коллегой, тестем, потому как тот больше напоминал доброго деревенщину, в самом лучшем смысле этого слова, душевный человек на все руки. Свекор же, напротив, голубая кровь, преподаватель серьезной науки в высшем учебном заведении, но этим никогда не кичился, поэтому с тестем они когда-то быстро и славно поладили.
Но сейчас даже между ними пропустили черную кошку. Душевный деревенщина был так натаскан женушкой и старшей стервой дочкой, старо-молодой женой, что и его взяла обида за младшую дочь, над которой столь жестоко надругались. И он собрался в бой, но перед самым началом почему-то боевой дух в нем иссяк.
Отец же почти бывшего мужа, то есть балбеса, человек образованный, его жена не такая стерва, напротив, женщина хорошая, только непростительно порядочная, прямо до идиотизма иногда. И как результат – суд и грязная война. За жену и сына, пусть балбеса, отцу стало обидно, и он по настоянию адвоката тоже прибыл в суд, чтобы сказать свое веское… он пока не знал, что говорить, на поучения отвечал коротко отказом: «Отстаньте, как-нибудь сориентируюсь. Мне скрывать нечего, скажу как все было».
Ну вот, вроде бы весь состав. Для ясности повторимся:
Почти бывшая жена, мать и отец почти бывшей жены, ее старшая сестра, жена старо-молодая, тройка лжесвидетелей, боевито настроенный юрист и сильно расстроенная дочурка семи лет.
Лагерь обороны представляли до сих пор отсутствующий почти бывший муж, его родители, адвокат и еще одна женщина за сорок, сестра матери почти бывшего мужа, то бишь тетка того балбеса, которого никак не могли дождаться.
Ах да, мы же позабыли: последний и очень важный персонаж, не примыкающий ни к одному из лагерей, – любопытная бабулька, торгующая возле дороги семечками, как раз в считанных шагах от суда. Как же ей всякий раз было интересно торговать в этом месте! Эх, была бы возможность, мы бы ее расспросили обо всех здесь произошедших на ее торговом веку баталиях, как досудебных, так и после. Она бы нам столько поведала, что, скорее всего, события сегодняшнего дня вмиг приобрели бы серый неинтересный оттенок.
Но нет, даже бабуля навсегда запомнит этот день, особенно после пятнадцати часов.
. . .
Время утреннее, до начала заседания еще много часов. Почти бывший муж собирался в суд, но по дороге на автостоянку, к своей машине, ему позвонил закадычный друг, то ли учились в одной школе, то ли в одной армии гнездили потерянное и выброшенное время, и пусть злятся военкомы, для кого новобранцы цифры, а не судьбы. Закадычный друг такой же балбес и маменькин сыночек, только с бо́льшим опытом житейских глупостей, но он и годом постарше.
«Старина, заезжай, успеешь в свой суд! У меня дело на миллион! Поболтаем пятнадцать минут и… Кстати, есть классный адвокат, в один момент разложит по полочкам твою бывшую, надо?»
– Нет, спасибо. Зачем мне адвокат? Я ни на что не претендую, квартиру ей родичи подарили, пусть остается. Дочке ведь.
«Твои? Богатые у тебя родичи!»
– Не то слово! Чуть сами по миру не пошли. Ладно, сейчас заскочу, только договоримся сразу – на полчаса, не больше!
«Жду!»
Между приятелями сначала были обнимания, закадычные ведь, затем вышел спор, едва не перешедший в конфликт, но дружба взяла верх, и они выпили по кружке пива, за примирение, так сказать. На замечания почти бывшего мужа, которого скоро уже будут ждать в суде, друг скажет:
– Да не переживай ты, за полчаса выветрится, никто и не заметит! А тебе для храбрости надо!
Тот покачал головой, типа приятель прав, и вскоре согласился на вторую кружку. Поэтому его и называли те, кому он был дорог, балбесом, а кому дорог особенно, порой и дурак дураком. Хотя, конечно же, это слишком грубо в его адрес, но родителям простительно, они последние штаны снимали, чтобы сы́ночка был и с крышей над головой и с куском хлеба, желательно посытнее. Теперь, благодаря их доброте, у него не было крыши, только автомобильная, у них самих дырявая, да еще и множество судебных проблем, потому как противная сторона решила, что если эти добряки такие добряки, то разденем их теперь до нитки. Их сынок, сволочь и гад, испортил жизнь принцессы шалашовки, со старше-школьной скамьи любительницы модных мальчиков, теперь должен за все ответить и, как следствие, обязан взять ее, почти бывшую жену, на полное королевское обеспечение. Сам же пусть проваливает, даже собственная дочь его уже ненавидит, папой она назовет другого, бомж им не нужен.
– Ой, помню, со своей разводился… – повествовал приятель, когда до суда оставалось недолго, а пива пошла третья пузатая кружка.
Почти бывший и хорошо выпивший уже не слушал друга, он понимал, что ему как-то надо быстро привести себя в порядок и ехать.
– …она, стерва, мне тогда такой разгром в суде устроила, не поверишь! Я даже не ожидал. Говорит, денег никогда не давал, ее избивал, и вообще меня давно пора отправить в психушку! Вот, сс… стерва!..
– О! Обо мне те же песни поют! Гады!
– Они самые! Еще пива?
– Нет-нет! Все, мне пора!
– Ладно, я понимаю. Вечером звони, отметим.
– Хорошо. А где бы здесь умыться?
– Вон там… это… деловая комната… налево.
– Вижу.
. . .
Ну вот и все. До сей поры между строк сквозили ирония, сарказм и открытые издевки. Вышло это время, минул рубеж пятнадцати ноль-ноль возле судебного участка номер семь с семью ступеньками крыльца. Судьба, присмотревшись, вносит не просто нотки, а мощные аккорды жуткого трагизма.
– Ах!!! Боже мой!!!
Бабуля, торгующая семечками, подскочила с места, ее товар рассыпался, по телу понеслась безудержная дрожь. Здесь же, возле нее, на дороге только что произошла страшная авария: лоб в лоб столкнулись две легковушки, по вине той, которая хотела резко повернуть в направлении судебного участка. Водитель, молодой лихач, не рассчитал скорость встречной машины и собственные силы.
Он погиб на месте.
Ну как, не до смеха, издевок и разборок теперь вам, спорящие стороны, вечно грызущие кого-либо, даже тех, кто еще вчера был так дорог? И все это из-за каких-то там денег и квартирок!
– Батюшки! Ужас-то какой! – бабулька никак не могла прийти в себя после сильнейшего удара, глядя на груду покорёженного дымящегося металла.
. . .
А тем временем в зале заседания уже все собрались и ждали появления судьи. Оба лагеря сидели и волком смотрели друг на друга.
– Ну где ваш этот-то?.. – все сильнее заводилась старо-молодая жена, предвкушая жар баталий.
Адвокат стороны обороны предложил мирно уладить спор.
– Я не против, – сразу же заявил отец почти бывшей жены, добродушный невысокий мужчина с седой головой.
Он тут же получил от жены, которая всегда учила младшую дочь, как надо жить, и вот научила, теперь младшую доучивала старшая сестра.
– Ты чего, совсем? – рыкнула жена.
– Пап, угомонись! – поддержала старо-молодая жена, его старшая дочь. – Забыл?.. Может, еще простим им все?
– А чего же, интересно, ты прощать-то собралась? – не сдержалась мать почти бывшего мужа, которого и ждали. – Уж не квартиру ли, которую мы тебе подарили?
– Чего?!.
– Какую квартиру?!.
– Да ваш этот бомж!.. Да если бы не мы!..
И пошло-поехало, как всегда в таких ситуациях шло и ехало, только некоторые люди каждый раз поражаются, будто впервой. Они ждут справедливости, а тут обыденная закономерная логичность. Мерзкая, но вечная.
Отец почти бывшего мужа снова пересекся взглядом с почти бывшим тестем, теперь они оба сильно жалели, что встретились вот так, через прорезь прицела дальнобойной артиллерии, метающей грязные комья морально-бытового мусора.
Вошла секретарь суда, все сразу притихли, понимая, что устроили много шума. Но каждого присутствующего поразило то, что секретарь стояла в проходе белая и чрезмерно напуганная, ее зрачки судорожно чего-то или кого-то выискивали.
– Там… на улице…
Зачем описывать страшные картины жизни? Кто их повидал в реальности, и так забыть не сможет, им и представлять ничего не нужно. Кого обошла злая судьба, кому благоволила только добрая, можно позавидовать и искренне пожелать никогда не знать подобные картины внезапного обрыва жизни.
И вновь мы перечисляем присутствующих возле судебного участка номер семь. Еще прибавилось машин: две полицейские, две скорой, на третьей специализированной увезли погибшего молодого водителя.
Одна ремарка, едва не позабыли, она важна. Тело парня увезли как раз до того, как из судебного участка стали выходить до смерти перепуганные люди, когда полицейские услышали первые крики отчаяния.
Цельный час умные по жизни лагеря противоборствующих сторон активно участвовали в досудебной перепалке, пока ждали почти бывшего мужа и судью. Они в порыве страстей даже не обратили внимания на сирены, доносившиеся через открытую форточку. А когда им сообщили страшную новость, одного водителя в тяжелом состоянии уже доставили в близлежащую больницу, другого, мертвого, увезли в морг. Обычно на такие процедуры у полицейских уходит гораздо больше времени, но сегодня так вышло, они быстро уложились, и не важно почему. Не надо забывать: сейчас в небе смеялась злобная судьба, согнавшая тяжелые грозовые тучи, оставив добрую высоко на небесах с лучами щедрого солнца.
Ах да, мы опять забыли перечислить смешавшихся в бесформенное единство членов обоих лагерей, которым в один миг стало не до войн.
Лавочка. На ней полусидела, полулежала убитая горем женщина, возле нее хлопотали врачи и муж, как робот твердивший только одно: «Держись, дорогая, держись!»
Но разве мог он сам держаться, даже не замечал, как сильно щемит его сердце, а по лицу крупными каплями стекают слезы.
Состояние женщины было критическим, и доктора попросили мужчину отойти, а лучше самому проследовать в скорую, где и ему окажут помощь.
– Да отстаньте вы со своей помощью!
Мужчина отошел в сторону, достал сигареты, обжег пальцы и не закурил. Он почувствовал на локте чью-то руку, повернулся, рядом стоял бледный как смерть сват.
Они крепко обнялись и, заскрежетав скулами и зубами, оба… говорят, непристойно для мужчин. Но кто говорит? Они что, знают? Пусть лучше помолчат, когда мужчины не в состоянии сдержаться.
Старо-молодая жена… да что ее описывать-то? Она стояла ни жива ни мертва, такой усмешки от судьбы столь короткий ум не ожидал.
Раздался перепуганный детский голос возле почти бывшей жены:
– Мама, а где папа?
Ужас, да?
Нет, это всего лишь вопрос ребенка, семилетней девочки, на который ни у кого сейчас не было ответа. Она стояла и не верила в происходящее. В ее глупенькой головке пока еще не могла уложиться мысль, что все-таки случилось, что делают здесь доктора, куда и, главное, кого недавно увезла труповозка, и почему офицеры спрашивают, кто поедет в морг на опознание. Хотя данный вопрос уже носил чисто формальный характер: автомобиль той же марки, цвета и так далее.
Этот ужас продлится еще некоторое время, не настолько продолжительное, насколько бесконечно страшное. Почти час, в течение которого мать почти бывшего мужа усилиями докторов немного придет в себя, заметит перед собой стоящую бледную сватью и, задержав на ней опустошенный взгляд, спросит охрипшим голосом:
– Ну что, сватья, разделили квартиру? Что еще теперь делить будем?
Мать почти бывшей жены ничего не нашлась ответить, сама зарыдала, сев рядом.
– Прости, сватья, прости, – шептала она.
– Поздно, как видишь.
Теперь докторам пришлось снова принимать максимальные меры, только уже над двумя женщинами, которые чуть с ума не сошли, услышав душераздирающий крик ребенка. Девочка осознала, что труповозка увезла не чужого дядю, и пустилась в такой крик, что сожалеюще закачали головами и доктора, и офицеры.
Какая же глупость эта человеческая сущность, людская натура и никак не тонущая алчность с ярко укороченным разумом! Да разве ж это разум? Разве ж это ценность, человечки?
. . .
Оставим трагизм, пусть немного отойдут грозовые тучи и дадут чуток погреть добрым солнечным лучам. Хватит, посмеялась злая судьба, ведь злая – не обязательно жестокая навечно. Должна же ее и добрая хоть когда-то балансировать, хотя бы для тех, для кого еще не поздно.
А для наших, всех, кто присутствовал сейчас возле судебного участка номер семь? Поздно? А разве непонятно?
Смеялась злая судьба. Ей-то все понятно, даже когда она и отводила грозовые тучи, все равно с раскатом насмехалась над глупыми людьми.
– Сынок?..
Мать, видимо, сходила с ума, когда вдруг увидела сына. Она подумала, на этом ли она сейчас свете, или же здесь появился он, кого недавно увезли.
Женщина сидела в машине скорой помощи с широко открытой дверью, доктора отошли чуть в сторону покурить, вколов ей очередное сильнодействующее успокоительное.
– Сынок, ты за мной пришел, да? – шептала мать, боясь пошевелиться и спугнуть его приход, понимая, что его образ ей всего лишь видится.
Бледный и перепуганный сын смотрел на нее, никак не находя сил выдавить из себя хоть слово.
– Ну что, ты ангелом стал, дурачок мой?
– …
– …
– Мамочка, что здесь случилось? – наконец прозвучал его голос.
Доктора закачались, едва сами в обморок не упали, когда увидели парня. Реакция остальных вообще трудноописуемая. Впечатляющая, надо заметить, реакция. Здесь вновь и крики, слезы, онемения и бледные перепуганные лица.
– Батюшки мои! Господь милосердный! – крестилась бабулька, давно раздавшая прохожим семечки бесплатно.
На пороге судебного участка номер семь появились секретарь суда и сама судья. Они смотрели и не понимали, что здесь еще происходит и почему у присутствующих такая странная реакция в последние минуты. Кто-то уже рыдает от счастья, другие находятся в прострации.
Офицер полиции объяснил, что погиб другой молодой человек, внешне схожий с ответчиком. А марка машины?.. Совпадение. Офицер заполнял бесконечные протоколы, ему некогда было смотреть, что сверху творила строгая судьба, уже уводившая тяжелые и черные грозовые тучи.
Оказывается, злая судьба сегодня сюда не приходила, иначе тучи никто бы увести не смог. В этот день над людским чванством подшутила строгая, сразу же вызвав на помощь добрую, пока от горя никто не умер.
Но нет, заглянул и злобный рок. Авария и страшные последствия, к величайшему огорчению, не иллюзия. Но как же быть, если людское безрассудство само всегда возводит завлекающую обитель злого рока?
Вечерело. Уехали машины скорой помощи, разъехались офицеры полиции, уходила с работы и судья, внутренний цинизм и внешняя надменность которой давно были прорваны, и теперь она и на судью-то не была похожа, даже если надела бы свою темную мантию.
Судья медленно подошла к родителям, двумя парами до сих пор сидевшим на лавочке, как старые добрые приятели или ближайшие родственнички. Те подняли взоры, мужчины встали, женщина-судья попросила их сесть обратно, осторожно поинтересовалась, что же они собираются теперь делать с судебным иском.
– Милочка, – тепло обратилась мать почти бывшей жены, – вы уж простите нас. Но пусть эти балбесы теперь сами разбираются. Хотят – нехай сходятся, нехай расходятся, как моя мама говорила, но только уже без нас.
– И уж точно без судов, – протяжно выдохнул кто-то из отцов.
Почти бывшие супруги стояли рядом, как чужие и свои, как родные и далекие. Они не сойдутся, не выйдет романного счастливого конца, но и возвращаться к прежнему тоже не хотели. К ним подошла судья и что-то спросила. Они оба отвечали ей, и судья заметила, что это уже совсем другие люди. Во всяком случае, почти бывшая жена – не та, которая была до рубежа пятнадцати-шестнадцати часов, обожжённая и сильно перепуганная. Ее почти бывший муж давно и в одночасье протрезвел, пояснив родителям, что он и машину-то возле дома приятеля оставил, потому что выпившим садиться за руль побоялся. Ну вот, а они все – балбес, балбес. Не самый плохой балбес оказался почти бывший муж.
Итак, судья их о чем-то спросила, они ответили ей, а она, постояв немного:
– Постарайтесь остаться людьми, даже после развода. Вон дочка у вас какая хорошенькая растет. Ладно, пойду я, у самой ребенок дома. Да, страшноватый сегодня денек выдался.
. . .
Почти стемнело, но небо было чистым, появились звезды.
– Ты куда? – спросила почти бывшая жена.
– Не важно, – нехотя ответил почти бывший муж.
К нему десять минут назад подошла торговая бабулька, присмотрелась и протянула полуразбитый мобильный телефон. Но тот еще работал.
– Что это?
– Того бедняжечки, что заместо тебя погиб.
– Зачем?.. – растерялся молодой человек, до сей поры находившийся в прострации.
– Не знаю. Хочешь, выкинь.
Молодой человек покрутил в руках телефон, включил, и тот включился.
– А почему вы его полиции не отдали?
– Не знаю. Хочешь, отдай сам.
И бабулька отправилась домой. На сегодня ей впечатлений хватило, кончились и семечки. Пора было новые жарить. На завтра.
– Ты куда? – снова спросила почти бывшая жена, сама еще твердо не ощущая землю под ногами.
Почти бывший муж не ответил, недолго подержав ее руки в своих.
– Извини, – сказал он и направился к матери, которая сидела на лавочке, ее обнимал отец… в общем, здесь сидели сейчас все те, кто днем были лютыми врагами. Они не расходились, не разъезжались, и даже пока не знали, когда это сделают, может быть, и до полуночи просидят, погода теплая, приятный ветерок освежает разум, отрезвляет до скрипа зачерствевшие души.
– Ты куда, сынок? – насторожилась мать.
– Мам, горе.
– Что?..
– Мам, мам, подожди! Только не плач, пожалуйста! Кажется, у меня есть… брат. Был. Только он сегодня заплатил своей жизнью за то, чтобы жизнь смогли оценить мы. Я еду к его семье. Не могу их оставить в такую тяжелую минуту. Можно, мам? Пап?
– Езжай, – тихо ответил отец, после посмотрел и спросил, куда же он поедет.
Сын показал полуразбитый работающий телефон, который в момент аварии вылетел из машины и частично уцелел. На треснутом в нескольких местах экране высветились элементы фотографии молодого парня.
– Господи, как они похожи! – некто изумился.
Или же горе делает людей всех на одно лицо.
– Папа, я с тобой!
Почти бывшая жена могла бы и воспротивиться, ну как же, идиоту-отцу доверять ребенка, если по такому отцу давно психушка плачет. Она бы так и сделала.
Но теперь только молча кивнула девочке, уже крепко вцепившейся в руку отца, словно боясь снова потерять его, каким-то чудом вернувшегося с того света. А тот, подумав, присел возле дочери и попросил ее остаться с мамой – уж слишком не радостный адрес ему нужно посетить.
– Спасибо, что отпустила, – поднявшись, сказал он жене.
Та пожала плечами.
. . .
Но сколько еще тех, кто не отпустит? А если и пересилят себя сегодня, то не отпустят уже завтра.
Сколько еще тех, мамаш-папаш, кто в угоду алчным амбициям паразитируют на собственных детях?
И сколько же еще они повырастят из премилых детей очередных паразитов?
Согласны, что мерзко звучит «дети – паразиты»?
Но нет, не мерзко, а страшно. Потому что тяжелые черные грозовые тучи, ведомые жестоким роком, уже завтра нависнут над очередными головами. И не факт, что добрая судьба в этот день окажется где-то рядом. И строгая тоже.
-----------
КОНЕЦ
======
Рейтинг: 0
279 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
